Материя протерлась и стала слишком тонкой. Вздохнув, он взял иглу и нитки, и, хотя его стежки не отличались аккуратностью, а все пальцы были исколоты, он остался весьма горд результатами своего труда.
Утром двадцать седьмого дня с даты смерти отца Гэйлон проснулся от очередного кошмара. Некоторое время он продолжал лежать на кровати, щурясь от неяркого и холодного света, который проникал в комнату сквозь маленькое окно. На этот раз не страшный сон беспокоил его. Что-то было не так, и он не мог понять — что. Наконец он сел. За окном весь мир стал белым-белым, а сверху продолжали сыпаться холодные снежинки, медленно кружась в неподвижном морозном воздухе. Наконец Гэйлон сообразил, что ему не хватает шума дождя, к которому он успел привыкнуть за прошедший месяц, не хватает постоянного шипения и стука бесчисленных капель воды, которые сбегали по крыше и срывались с карнизов.
— Что такое? — спросил Дэрин, проснувшись.
— Идет снег, — ответил Гэйлон.
Он почувствовал, как вздрогнула кровать, когда Дэрин пошевелился, и они вдвоем, стоя на коленях на соломенном матрасе, смотрели в окно до тех пор, пока их теплое дыхание не замерзло на холодном стекле ледяным узором. Затем Дэрин молча спустился с кровати, непроизвольно вздохнув, когда его босые ноги коснулись холодного пола, и стал одеваться. Гэйлон следил за ним взглядом.
— Быстрее, — сказал ему Дэрин, — одевайся, да потеплее.
С этими словами он бросил на кровать всю ту одежду, которую он приготовил и починил для обоих: две запасные рубашки, бриджи, камзолы из мягкой кожи и плащи из толстой шерстяной материи. Все, кроме плащей, они затолкали в кожаный мешок. Гэйлон проворно надел штаны и попытался нащупать завязки рубахи. От холода его пальцы застыли и не слушались. Сверху послышался шорох, и Гэйлону на голову посыпалась солома: это Миск проснулась и свесилась с полатей, где Гэрри оборудовал для них временное спальное место.
— Что это вы делаете? — требовательно спросила она.
— Собираем вещи, мадам, — церемонно ответил Дэрин, не прекращая работы и не потрудившись взглянуть наверх.
— Зачем? — Миск легко, словно лесная пичужка, спустилась по лестнице, перескакивая со ступеньки на ступеньку.
— Нам пора отправляться в путь, — спокойно объяснил ей герцог.
Миск прищурилась.
— Вы не должны?
— Должны.
Гэйлон ощутил легкий приступ непонятного страха. Миск стояла неподвижно, еле сдерживая гнев. Затем она круто развернулась и ткнула пальцем в направлении очага. Изрядное бревно, которое оставалось в очаге еще со вчерашнего вечера, перевернулось и вспыхнуло. Когда Миск снова повернулась к ним, выражение ее лица было холодным.
— Не говорите глупостей, — несколько хрипло проговорила она.
Дэрин протянул вперед руки и взял ее узкие ладони в свои.
— Дорогая Миск, мы бесконечно благодарны за все, что ты для нас сделала, но какая бы судьба не ждала нас, ты должна позволить нам отправиться ей навстречу, — его голос был тверд, но в глазах герцога была мольба, и Миск отвернулась.
— Вот проклятье? — пробормотала она, высвобождая руки. — Надеюсь, вы не так уж спешите, чтобы я не успела собрать вам в дорогу немного еды.
Герцог улыбнулся, и Миск, продолжая ворчать, стала шарить по полкам у очага. Она все еще была в ночной рубашке, но холод почему-то щадил ее. Знаком она подозвала к себе Гэйлона и велела ему наполнять травами маленькие кожаные мешочки. Эти мешочки она укладывала вместе с сыром и хлебом, которые паковала сама. Под тяжелыми шагами Гэрри заскрипела и застонала лестница. Гигант спустился вниз, и они с Дэрином пошли седлать лошадей.
— Вы отправляетесь даже без горячего завтрака, который согрел бы вас в пути, — продолжала качать головой Миск, стремительно двигаясь по комнате вокруг Гэйлона, и подол ее рубашки хлестал ее по голым лодыжкам.
Когда мужчины вернулись, Миск уже держала в руках довольно объемистый мешок с провизией. Она протянула его Дэрину, на мгновение задержав его руку в своей. Герцог опустил глаза и посмотрел на нее.
— Если, — сказала Миск, — если я хоть немного помогла вам и если вы мне действительно благодарны, я попрошу вас исполнить одну мою просьбу. Обещайте мне, что сделаете то, о чем я попрошу.
— Если это возможно, — ответил ей герцог ласково.
— К востоку от этой долины течет Южный приток. Если вы пойдете вдоль реки по направлению к Каслкипу, вы попадете в маленький городок, который называется Ривербенд. Можете заночевать в нем, только никому не открывайтесь, кто вы такие. На краю этого города живет кузнец. Его зовут Сеп. С ним и только с ним можете говорить, ничего не утаивая. Он — добрый человек и должен знать все новости королевства. Сделаете ли вы это?
Слегка поколебавшись, герцог кивнул.
— Мы сделаем, как ты просишь.
— Вот и хорошо, — сказала Миск, вы пустив руку Дэрина. — А я сделаю все, что в моих силах, чтобы спрятать вас от тех, кто может разыскивать вас при помощи магии. Кроме этого, я не в силах сделать ничего, чтобы защитить вас.
***
В огромном зале празднично играла музыка, кружились пары, гости переговаривались и угощались. Разодетые мужчины, увешанные безделушками, в яркости нарядов соперничали с женщинами, которые по случаю приема надели шелковые и атласные туалеты с длинными, пышными юбками. Всего за неполный месяц двор правителя Виннамира удивительно преобразился, и Джессмин, сидя в высоком бархатном кресле, с любопытством взирала на расфранченных взрослых, которые кружили вокруг.
Несмотря на свое великолепие, кресло было на редкость неудобным. Иными словами, оно было слишком велико, и принцесса была вынуждена либо сидеть на самом краю, так что ноги ее болтались в воздухе, не достигая пола, либо отодвигаться к спинке, но в этом случае ноги просто торчали вперед. Как бы она ни садилась, все равно получался глупый вид.
Платье Джессмин тоже было креслу под стать: шикарное, но душное и стесняющее движения. На рубашку из тонкого атласа было напялено с полдюжины нижних юбок, а сверху ее обрядили в платье из нежно-зеленого камелота, которое — как подразумевалось — должно было подчеркивать нефритовый цвет глаз принцессы. Во всяком случае, так говорила леди Герра, пытаясь уговорить Джессмин надеть его.
Волосы принцессы были уложены волнами в высокую прическу, форму которой поддерживал тонкий обруч светлого золота — символическая корона, приличествующая несовершеннолетней принцессе. Это уже были слова Люсьена. Именно он настоял на том, чтобы Джессмин начала появляться при дворе в своем официальном качестве. Более того, большую часть дня принцессы занимали теперь уроки танцев, музыки и письма. Снова возобновились уроки ксенарского наречия. Это оказалось для нее легче всего, так как леди Герра всегда старалась научить девочку своему родному языку, и, оставаясь наедине, они частенько болтали между собой на этом наречии, однако теперь ксенарскую гортанную речь все чаще и чаще можно было услышать в коридорах замка, ибо все больше и больше дворян с юга приезжали ко двору с визитами и оставались жить в замке. Даже в дождь и снежный буран пышные поезда и караваны из Катая шли и шли на север. Расстояние в сто лиг и больше не было помехой, если речь шла о том, чтобы появиться при дворе короля Люсьена.
Джессмин подогнула под себя одну ногу и, нарушая предписанные принцессам правила поведения, облокотилась локтем на поручень кресла. Она нашла себе новое развлечение: вытянув губы трубочкой, она принялась дуть на прядку волос, которая выбилась из прически и свесилась на ее правый глаз. Ей было абсолютно и непереносимо скучно, а усталости она по-прежнему не чувствовала. Быстро утратив интерес к своей новой забаве, Джессмин принялась обшаривать глазами зал в поисках Люсьена. Наконец она заметила его фигуру среди танцующих. Молодой король двигался мелкими шагами, ведя леди Марсел за руку, исполняя какое-то па новомодного южного танца. В последние несколько недель он уделял молодой красавице особое внимание. В голубых королевских цветах Люсьен был особенно привлекателен и выглядел весьма благородно. Своими прелестными вечерами и приемами он очаровал всех вокруг, и даже торговцы Киптауна хором хвалили короля, извлекая для себя немалую выгоду из расширяющейся торговли с южными краями.
Как и все остальные, Джессмин не раз слышала разговоры о том, что с весной торговля начнется всерьез. Говорили о том, что гигантские хвойные деревья вдоль берегов Великой реки будут вырублены и что бревна будут сплавлять вниз по течению к устью, где уже строится новая лесопилка, что бревна и балки через Внутреннее море будут доставляться на судостроительные верфи Занкоса и Катая, что будут выстроены водоводы, которые доставят воду реки на ту сторону Серых гор, и что воду по этим водоводам станут гнать гигантские ветряные насосы, выстроенные теми же ксенарскими рабами, которые уже прорубают в горах тоннели для воды. Все эти чудеса непременно должны были привести к тому, что Виннамир станет крепнуть и богатеть, и люди радовались обещанной счастливой жизни, очень скоро забыв и короля Рейса, и его сына.
Произошли и другие, менее приятные изменения. Фейдир начал собирать войско из наемников-южан, и они тоже ежедневно прибывали в королевство шумными ватагами и большими отрядами. Это были грубые и жестокие люди, бывшие рабы, и на щеках многих из них сохранились татуированные знаки их прежних владельцев. На лицах других видны были уродливые шрамы, оставшиеся в тех местах, откуда варварским способом было срезано клеймо бывшего владельца. Большинство из них были солдатами всю свою жизнь, и вот они-то, наскоро разбившись на дюжины, встали гарнизоном в замке. Наемники так свободно расхаживали по коридорам, словно весь замок принадлежит исключительно им.Больше всех пугал Джессмин рослый военный, у которого на том месте, где должен быть нос, зияла не правильной формы дыра. Впервые встретив его в одном из коридоров замка, Джессмин с плачем побежала искать спасения в объятьях леди Герры.
Принцесса снова заерзала в кресле, не отрывая глаз от танцующей пары. Леди Марсел краснела и опускала глаза, а когда она улыбалась или хохотала, возле глаз и губ ее собирались тонкие лучики морщинок, которых не могло быть у такой молодой особы, какой ее все считали. Так сказала Джессмин леди Герра. Отец леди Марсел, барон Грэйстоун, сидел на одном из кресел возле стены. В последнее время он был особенно бледен и худ, и ему было трудно ходить.
Глядя на него, Джессмин пожалела старого барона. В коридорах замка быстрым шепотом рассказывали страшные истории о том, как барон и несколько его единомышленников, которые составили довольно сильную оппозицию Фейдиру и открыто высказывали свое недовольство тем, что Люсьен взошел на трон, были арестованы и брошены в каменные подвалы под замком. Из них из всех только он один вернулся ко двору, и то только после того, как его дочь стала более восприимчива к ухаживаниям Люсьена.
Среди некогда простого двора появилась и расцвела пышным цветом тонкая придворная интрига, и вскоре всем стало понятно, что это зверь с довольно мрачными повадками. Джессмин, например, это одновременно и пугало, и сбивало с толку. Хорошо хоть Люсьен оставался с ней все так же добр и ласков, даже тогда, когда он настаивал, чтобы она вела себя как подобает особам королевской крови. Кроме этого он часто просил, чтобы она называла Фейдира «дядюшкой», и, хотя чопорный посланник тоже страшил ее, он тоже старался быть добрым с ней.
Музыка тем временем приобрела более динамичный ритмический рисунок, и Джессмин вдруг показалось, что в комнате слишком светло и слишком много народа, который слишком громко хохочет. Люсьен был целиком захвачен своей беседой с двумя сановными южанами, и принцесса решила, что настал довольно удобный момент, чтобы улизнуть. Соскользнув с кресла, Джессмин протиснулась между гостями в направлении двери, ведущей в юго-восточное крыло замка, и прошмыгнула между двух стражников, не обращая внимания на их нахмуренные брови и неодобрительные взгляды.
Шагая по коридору, она сдернула с головы золотой обруч, так что завитые кудри свободно рассыпались по ее плечам. Джессмин была голодна и подумывала о том, чтобы отправиться прямиком на кухню и выклянчить там кусок сладкого пирога или торта, однако с тех пор, как не стало толстой поварихи Кетти, кухня перестала быть тем местом, где можно было безопасно укрыться от всех неприятностей. Бедняжка Кетти! Она повесилась в своей маленькой комнатке вскоре после того, как пришла страшная весть о смерти короля Рейса. Подумав об этом, принцесса поежилась и решила вернуться в свою спальню, где наверняка ждала ее леди Герра. Джессмин больше не спала в детской — у нее были две просторные комнаты рядом с королевскими покоями. И это тоже было желание Люсьена.
— Джессмин?
Он приблизился к ней совершенно неслышно, и девочка замерла на нижней ступени каменной лестницы, ведущей на верхний этаж.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Утром двадцать седьмого дня с даты смерти отца Гэйлон проснулся от очередного кошмара. Некоторое время он продолжал лежать на кровати, щурясь от неяркого и холодного света, который проникал в комнату сквозь маленькое окно. На этот раз не страшный сон беспокоил его. Что-то было не так, и он не мог понять — что. Наконец он сел. За окном весь мир стал белым-белым, а сверху продолжали сыпаться холодные снежинки, медленно кружась в неподвижном морозном воздухе. Наконец Гэйлон сообразил, что ему не хватает шума дождя, к которому он успел привыкнуть за прошедший месяц, не хватает постоянного шипения и стука бесчисленных капель воды, которые сбегали по крыше и срывались с карнизов.
— Что такое? — спросил Дэрин, проснувшись.
— Идет снег, — ответил Гэйлон.
Он почувствовал, как вздрогнула кровать, когда Дэрин пошевелился, и они вдвоем, стоя на коленях на соломенном матрасе, смотрели в окно до тех пор, пока их теплое дыхание не замерзло на холодном стекле ледяным узором. Затем Дэрин молча спустился с кровати, непроизвольно вздохнув, когда его босые ноги коснулись холодного пола, и стал одеваться. Гэйлон следил за ним взглядом.
— Быстрее, — сказал ему Дэрин, — одевайся, да потеплее.
С этими словами он бросил на кровать всю ту одежду, которую он приготовил и починил для обоих: две запасные рубашки, бриджи, камзолы из мягкой кожи и плащи из толстой шерстяной материи. Все, кроме плащей, они затолкали в кожаный мешок. Гэйлон проворно надел штаны и попытался нащупать завязки рубахи. От холода его пальцы застыли и не слушались. Сверху послышался шорох, и Гэйлону на голову посыпалась солома: это Миск проснулась и свесилась с полатей, где Гэрри оборудовал для них временное спальное место.
— Что это вы делаете? — требовательно спросила она.
— Собираем вещи, мадам, — церемонно ответил Дэрин, не прекращая работы и не потрудившись взглянуть наверх.
— Зачем? — Миск легко, словно лесная пичужка, спустилась по лестнице, перескакивая со ступеньки на ступеньку.
— Нам пора отправляться в путь, — спокойно объяснил ей герцог.
Миск прищурилась.
— Вы не должны?
— Должны.
Гэйлон ощутил легкий приступ непонятного страха. Миск стояла неподвижно, еле сдерживая гнев. Затем она круто развернулась и ткнула пальцем в направлении очага. Изрядное бревно, которое оставалось в очаге еще со вчерашнего вечера, перевернулось и вспыхнуло. Когда Миск снова повернулась к ним, выражение ее лица было холодным.
— Не говорите глупостей, — несколько хрипло проговорила она.
Дэрин протянул вперед руки и взял ее узкие ладони в свои.
— Дорогая Миск, мы бесконечно благодарны за все, что ты для нас сделала, но какая бы судьба не ждала нас, ты должна позволить нам отправиться ей навстречу, — его голос был тверд, но в глазах герцога была мольба, и Миск отвернулась.
— Вот проклятье? — пробормотала она, высвобождая руки. — Надеюсь, вы не так уж спешите, чтобы я не успела собрать вам в дорогу немного еды.
Герцог улыбнулся, и Миск, продолжая ворчать, стала шарить по полкам у очага. Она все еще была в ночной рубашке, но холод почему-то щадил ее. Знаком она подозвала к себе Гэйлона и велела ему наполнять травами маленькие кожаные мешочки. Эти мешочки она укладывала вместе с сыром и хлебом, которые паковала сама. Под тяжелыми шагами Гэрри заскрипела и застонала лестница. Гигант спустился вниз, и они с Дэрином пошли седлать лошадей.
— Вы отправляетесь даже без горячего завтрака, который согрел бы вас в пути, — продолжала качать головой Миск, стремительно двигаясь по комнате вокруг Гэйлона, и подол ее рубашки хлестал ее по голым лодыжкам.
Когда мужчины вернулись, Миск уже держала в руках довольно объемистый мешок с провизией. Она протянула его Дэрину, на мгновение задержав его руку в своей. Герцог опустил глаза и посмотрел на нее.
— Если, — сказала Миск, — если я хоть немного помогла вам и если вы мне действительно благодарны, я попрошу вас исполнить одну мою просьбу. Обещайте мне, что сделаете то, о чем я попрошу.
— Если это возможно, — ответил ей герцог ласково.
— К востоку от этой долины течет Южный приток. Если вы пойдете вдоль реки по направлению к Каслкипу, вы попадете в маленький городок, который называется Ривербенд. Можете заночевать в нем, только никому не открывайтесь, кто вы такие. На краю этого города живет кузнец. Его зовут Сеп. С ним и только с ним можете говорить, ничего не утаивая. Он — добрый человек и должен знать все новости королевства. Сделаете ли вы это?
Слегка поколебавшись, герцог кивнул.
— Мы сделаем, как ты просишь.
— Вот и хорошо, — сказала Миск, вы пустив руку Дэрина. — А я сделаю все, что в моих силах, чтобы спрятать вас от тех, кто может разыскивать вас при помощи магии. Кроме этого, я не в силах сделать ничего, чтобы защитить вас.
***
В огромном зале празднично играла музыка, кружились пары, гости переговаривались и угощались. Разодетые мужчины, увешанные безделушками, в яркости нарядов соперничали с женщинами, которые по случаю приема надели шелковые и атласные туалеты с длинными, пышными юбками. Всего за неполный месяц двор правителя Виннамира удивительно преобразился, и Джессмин, сидя в высоком бархатном кресле, с любопытством взирала на расфранченных взрослых, которые кружили вокруг.
Несмотря на свое великолепие, кресло было на редкость неудобным. Иными словами, оно было слишком велико, и принцесса была вынуждена либо сидеть на самом краю, так что ноги ее болтались в воздухе, не достигая пола, либо отодвигаться к спинке, но в этом случае ноги просто торчали вперед. Как бы она ни садилась, все равно получался глупый вид.
Платье Джессмин тоже было креслу под стать: шикарное, но душное и стесняющее движения. На рубашку из тонкого атласа было напялено с полдюжины нижних юбок, а сверху ее обрядили в платье из нежно-зеленого камелота, которое — как подразумевалось — должно было подчеркивать нефритовый цвет глаз принцессы. Во всяком случае, так говорила леди Герра, пытаясь уговорить Джессмин надеть его.
Волосы принцессы были уложены волнами в высокую прическу, форму которой поддерживал тонкий обруч светлого золота — символическая корона, приличествующая несовершеннолетней принцессе. Это уже были слова Люсьена. Именно он настоял на том, чтобы Джессмин начала появляться при дворе в своем официальном качестве. Более того, большую часть дня принцессы занимали теперь уроки танцев, музыки и письма. Снова возобновились уроки ксенарского наречия. Это оказалось для нее легче всего, так как леди Герра всегда старалась научить девочку своему родному языку, и, оставаясь наедине, они частенько болтали между собой на этом наречии, однако теперь ксенарскую гортанную речь все чаще и чаще можно было услышать в коридорах замка, ибо все больше и больше дворян с юга приезжали ко двору с визитами и оставались жить в замке. Даже в дождь и снежный буран пышные поезда и караваны из Катая шли и шли на север. Расстояние в сто лиг и больше не было помехой, если речь шла о том, чтобы появиться при дворе короля Люсьена.
Джессмин подогнула под себя одну ногу и, нарушая предписанные принцессам правила поведения, облокотилась локтем на поручень кресла. Она нашла себе новое развлечение: вытянув губы трубочкой, она принялась дуть на прядку волос, которая выбилась из прически и свесилась на ее правый глаз. Ей было абсолютно и непереносимо скучно, а усталости она по-прежнему не чувствовала. Быстро утратив интерес к своей новой забаве, Джессмин принялась обшаривать глазами зал в поисках Люсьена. Наконец она заметила его фигуру среди танцующих. Молодой король двигался мелкими шагами, ведя леди Марсел за руку, исполняя какое-то па новомодного южного танца. В последние несколько недель он уделял молодой красавице особое внимание. В голубых королевских цветах Люсьен был особенно привлекателен и выглядел весьма благородно. Своими прелестными вечерами и приемами он очаровал всех вокруг, и даже торговцы Киптауна хором хвалили короля, извлекая для себя немалую выгоду из расширяющейся торговли с южными краями.
Как и все остальные, Джессмин не раз слышала разговоры о том, что с весной торговля начнется всерьез. Говорили о том, что гигантские хвойные деревья вдоль берегов Великой реки будут вырублены и что бревна будут сплавлять вниз по течению к устью, где уже строится новая лесопилка, что бревна и балки через Внутреннее море будут доставляться на судостроительные верфи Занкоса и Катая, что будут выстроены водоводы, которые доставят воду реки на ту сторону Серых гор, и что воду по этим водоводам станут гнать гигантские ветряные насосы, выстроенные теми же ксенарскими рабами, которые уже прорубают в горах тоннели для воды. Все эти чудеса непременно должны были привести к тому, что Виннамир станет крепнуть и богатеть, и люди радовались обещанной счастливой жизни, очень скоро забыв и короля Рейса, и его сына.
Произошли и другие, менее приятные изменения. Фейдир начал собирать войско из наемников-южан, и они тоже ежедневно прибывали в королевство шумными ватагами и большими отрядами. Это были грубые и жестокие люди, бывшие рабы, и на щеках многих из них сохранились татуированные знаки их прежних владельцев. На лицах других видны были уродливые шрамы, оставшиеся в тех местах, откуда варварским способом было срезано клеймо бывшего владельца. Большинство из них были солдатами всю свою жизнь, и вот они-то, наскоро разбившись на дюжины, встали гарнизоном в замке. Наемники так свободно расхаживали по коридорам, словно весь замок принадлежит исключительно им.Больше всех пугал Джессмин рослый военный, у которого на том месте, где должен быть нос, зияла не правильной формы дыра. Впервые встретив его в одном из коридоров замка, Джессмин с плачем побежала искать спасения в объятьях леди Герры.
Принцесса снова заерзала в кресле, не отрывая глаз от танцующей пары. Леди Марсел краснела и опускала глаза, а когда она улыбалась или хохотала, возле глаз и губ ее собирались тонкие лучики морщинок, которых не могло быть у такой молодой особы, какой ее все считали. Так сказала Джессмин леди Герра. Отец леди Марсел, барон Грэйстоун, сидел на одном из кресел возле стены. В последнее время он был особенно бледен и худ, и ему было трудно ходить.
Глядя на него, Джессмин пожалела старого барона. В коридорах замка быстрым шепотом рассказывали страшные истории о том, как барон и несколько его единомышленников, которые составили довольно сильную оппозицию Фейдиру и открыто высказывали свое недовольство тем, что Люсьен взошел на трон, были арестованы и брошены в каменные подвалы под замком. Из них из всех только он один вернулся ко двору, и то только после того, как его дочь стала более восприимчива к ухаживаниям Люсьена.
Среди некогда простого двора появилась и расцвела пышным цветом тонкая придворная интрига, и вскоре всем стало понятно, что это зверь с довольно мрачными повадками. Джессмин, например, это одновременно и пугало, и сбивало с толку. Хорошо хоть Люсьен оставался с ней все так же добр и ласков, даже тогда, когда он настаивал, чтобы она вела себя как подобает особам королевской крови. Кроме этого он часто просил, чтобы она называла Фейдира «дядюшкой», и, хотя чопорный посланник тоже страшил ее, он тоже старался быть добрым с ней.
Музыка тем временем приобрела более динамичный ритмический рисунок, и Джессмин вдруг показалось, что в комнате слишком светло и слишком много народа, который слишком громко хохочет. Люсьен был целиком захвачен своей беседой с двумя сановными южанами, и принцесса решила, что настал довольно удобный момент, чтобы улизнуть. Соскользнув с кресла, Джессмин протиснулась между гостями в направлении двери, ведущей в юго-восточное крыло замка, и прошмыгнула между двух стражников, не обращая внимания на их нахмуренные брови и неодобрительные взгляды.
Шагая по коридору, она сдернула с головы золотой обруч, так что завитые кудри свободно рассыпались по ее плечам. Джессмин была голодна и подумывала о том, чтобы отправиться прямиком на кухню и выклянчить там кусок сладкого пирога или торта, однако с тех пор, как не стало толстой поварихи Кетти, кухня перестала быть тем местом, где можно было безопасно укрыться от всех неприятностей. Бедняжка Кетти! Она повесилась в своей маленькой комнатке вскоре после того, как пришла страшная весть о смерти короля Рейса. Подумав об этом, принцесса поежилась и решила вернуться в свою спальню, где наверняка ждала ее леди Герра. Джессмин больше не спала в детской — у нее были две просторные комнаты рядом с королевскими покоями. И это тоже было желание Люсьена.
— Джессмин?
Он приблизился к ней совершенно неслышно, и девочка замерла на нижней ступени каменной лестницы, ведущей на верхний этаж.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55