Едва войдя, едва взглянув на беспомощно распластанное тощее тело Худолея, она все поняла, она сразу понимала такие вещи, поскольку прошла через подобные испытания многократно. На полу у ножки кровати стояли три бутылки виски, одна была пуста.
— Так, — сказала она, поднимая бутылку. — Семьсот пятьдесят граммов... Сколько вас было?
Не в силах произнести ни слова, Худолей, с трудом оторвав руку от простыни, показал два пальца.
— Крутовато. Было еще что-нибудь?
— Кьянти... — просипел Худолей.
— Но это же безграмотно! — Пахомова наклонилась и осмотрела оставшиеся бутылки. Одна была не распечатана, вторая едва почата. Похоже, бедолага пытался взбодриться уже утром. — Водку надо пить, молодой человек, водку родненькую!
— Кабы знать...
— Чаще надо за рубеж ездить, — назидательно сказала Пахомова. — Естественно, с фирмой «Роксана», — рассмеялась она неожиданно прозвучавшей рекламе. — На озеро поедешь?
Только страдальческая гримаса Худолея была ей ответом.
— Хорошо, оставайся. Из гостиницы никуда. Никаких похмелок. Понял? Никаких похмелок. Иначе умрешь.
— Рад бы...
— Ха! Размечтался! Еще помучаешься денек-другой. Ну, пока, мужик, держись! — Пахомова потрясла в воздухе женским своим кулачком. — Вернемся вечером.
Худолей тоже хотел было приветственно поднять кулак, но рука его лишь слабо шевельнулась, не в силах оторваться от одеяла.
— Да, а второй? В таком же состоянии?
— Он кьянти не пил, — прошептал Худолей, и в глазах его сверкнула отчаянная надежда — может быть, посетительница чем-то поможет ему или хотя бы утешит.
— Делай выводы, мужик! — рассмеялась Пахомова и вышла, притворив за собой дверь. Она прекрасно понимала Худолея и даже искренне жалела, зная, что такое перепить виски да еще залакировать кьянти.
Гостиница опустела, и сколько ни вслушивался Худолей, он не мог уловить ни единого звука. Седовато-кудрявый хозяин и его приземистая визгливая жена, которые подавали кофе, убирали в номерах, подметали в коридорах и приносили закуски из соседних забегаловок, так вот эта пара тоже вскоре ушла из гостиницы, покинув сыровато-знобящее помещение. Единственно, что услышал Худолей, это шум мощного мотора — автобус отъезжал от гостиницы.
Но Худолей не торопился вскакивать, продолжая лежать в той же позе, с тем же страдальческим выражением лица. Если кто-то сверххитрый и сверхковарный, прокравшись в одних носках по коридору, неожиданно распахнет дверь... Да, он увидит точно ту же картину, которую видела Пахомова: несчастный, обессилевший от непривычного напитка турист... Худолею нравилось притворяться, нравилось даже перед самим собой изображать существо совершенно ни к чему не пригодное. Он так глубоко вошел в роль, так ею увлекся, что, механически подняв было руку, тут же снова уронил ее на кровать.
И улыбнулся, горделиво поняв, что и подобные высоты притворства или, лучше сказать, взлеты актерского мастерства ему доступны и подвластны.
Но тут же насторожился — в коридоре послышались звуки шагов. Кто-то тяжело и неторопливо прошагал мимо двери. Шаги затихли, потом послышались снова, уже в обратном направлении. Видимо, кто-то решил зайти в свой номер, но потом спустился по лестнице на первый этаж. Худолей осторожно поднялся, подошел к двери, выглянул.
Коридор заканчивался окном, из которого был виден главный вход в гостиницу. Прокравшись к этому окну, Худолей выглянул на улицу.
И внизу он увидел Сысцова.
Значит, тоже решил остаться. Это понятно, он уже побывал на озерах не один раз и делать ему там было нечего. Сысцов некоторое время постоял в раздумье на перекрестке и двинулся по переулку в глубь городка. Видимо, решил прогуляться.
«Так, — сказал себе Худолей. — Сысцов вышел в город. Аласио он знает по прошлым приездам. Что значит выйти в город после булочки и чашечки того, что Пахомова назвала кофе? Сысцов наверняка решит позавтракать, скорее всего, с кьянти ему тоже нужно похмелиться. Потом он свернет к набережной, посидит на скамейке, полюбуется морем и только после этого может вернуться в гостиницу».
— Значит, у меня есть полный час, — вслух проговорил Худолей и, быстро одевшись, вышел из номера.
В том, что гостиница не была заселена и на треть, были свои достоинства. Дело в том, что рядом почти с каждым заселенным номером был пустующий — то с сантехникой непорядок, то отсутствовала раковина, унитаз, в некоторых не было даже кроватей. Рядом с пияшевским номером располагался пустой, это Худолей заприметил еще накануне. Когда группа разбрелась по городу, он не поленился обойти, осмотреть всю гостиницу. Балкон у номера Пияшева и соседнего, пустующего, был один, общий. Не было даже перегородки. Беззаботная и законопослушная Европа уделяла не слишком большое внимание безопасности своих гостиниц, не слишком. А «Верона» к тому же была еще и мертва, единственно, кто в ней останавливался, это клиенты «Роксаны».
Начисто позабыв о своих недомоганиях, Худолей спустился на первый этаж и осмотрел все помещения. Кухня была пуста, столовая пуста, а бар не просто пуст, а вопиюще пуст — на всех многочисленных полках, которые должны были украшать сверкающие бутылки, стояли лишь две запыленные поллитровки.
Но живого человека Худолей все-таки обнаружил — рядом с кухней, в посудомоечной, жена хозяина мыла чашки и блюдца.
Подняться наверх ей будет тяжело — слишком тучна.
Худолей бросил взгляд на доску с ключами — ключ от пияшевского тридцать второго номера был на месте. Не колеблясь, не теряя ни секунды, Худолей проскользнул за стойку, взял ключ, вернул дверь в исходное положение и бесшумно взлетел на третий этаж.
Остановился, прислушался.
Ни звука не услышал, кроме биения собственного сердца.
И тогда он осторожно вставил ключ в замочную скважину, повернул, тихонько толкнул дверь, а едва она открылась, тут же протиснулся в номер.
Постоял некоторое время, вставил ключ в замок уже изнутри и заперся.
— Так, — сказал он вслух. — Час у меня есть, это точно. Пока толстуха помоет все чашки, блюдца, ложечки и вилочки, протрет их, разнесет по ящичкам, расставит по полочкам, отдохнет, вспомнит бурную молодость, всплакнет, подождет, пока просохнут глаза, только тогда, только тогда взбредет ей в голову пройтись по гостинице.
А скорее всего, не взбредет.
Чего бродить по этому склепу? Чего она здесь не видела?
Если и надумает... Пусть. Чистый и спокойный час есть.
И Худолей взялся за работу.
Обыскать обычный гостиничный номер для профессионала большого труда не составляет. Но знал Худолей, что, если Пияшев прячет здесь что-то важное — бумаги ли это, пленки, документы, фотографии... они не будут лежать в шкафу на полочке, для них он наверняка придумал какой-нибудь тайник. Например, второе дно у ящичка, сделанное с помощью обыкновенной фанерки, для тайничка подойдет щель в шкафу, отставшая полоска обоев, отслоившаяся паркетина, плафоны, люстра с прилегающим к потолку декоративным стаканом, приподнятая доска подоконника, вентиляционная дыра, закрытая решеткой...
А ванная!
В ванной подобных укромных уголков, в которых годами могут храниться ваши тайны и надежды, компромат и деньги, бриллианты и фотографии, которые гарантируют вам жизнь, пока никем не найдены, так вот в ванной подобных уголков ничуть не меньше, ничуть, ребята, ничуть! Главное, чтобы тайник не был обнаружен случайно — уборщицей, сантехником, бестолковым любопытным гостем.
Ровно час Худолей работал быстро, четко, безошибочно. Безошибочно в том смысле, что ни разу не вернулся к месту, которое уже осмотрел. Все перечисленные и все здесь неперечисленные уголки оказались пустыми.
Кроме одного.
Вентиляционная решетка.
Потолки в номерах были высокими, не менее трех с половиной метров. Сейчас такие гостиницы не строят. Чтобы добраться до вентиляционной решетки, Худолею пришлось подтащить к стене стол, установить на него стул, забраться на это сооружение, и только тогда поднятыми руками он дотянулся до решетки. А едва коснулся, она тут же упала, поскольку держалась на весу, на одном забитом в раствор гвоздике. Худолей проводил взглядом решетку, увидел, что на полу от нее отвалилась мелкие кусочки шпаклевки, и подумал, что это неплохо. Он еще не знал, почему неплохо и как это впоследствии поможет ему или помешает, но понимал, что любой след может сработать. Если его сознательно оставляешь ты, значит, ты и владеешь положением.
Встав на цыпочки, запустив руку в открывшуюся дыру, Худолей сразу нащупал пакет. Это был плотный, продолговатый, перетянутый скотчем бумажный сверток.
— Ну вот, — сказал Худолей с облегчением. — Так бы сразу.
Не медля, он установил решетку на прежнее место, подвесил на скошенный гвоздик, стул поставил к стене, стол к окну, куском туалетной бумаги протер и стол, и стул, бумагу сунул в карман, задержался взглядом на маленьких комочках шпаклевки, отвалившихся от решетки. И опять что-то мелькнуло в сознании Худолея, проскочила зловредная мыслишка — оставил он комочки на полу. Только взглядом проследил — точно ли они лежат под решеткой, не сбились ли в сторону.
Нет, не сбились.
Как по отвесу упала решетка и наследила на старом рассохшемся паркете. Правда, эти комочки требовали дальнейшей работы, тонкой и небезопасной, но Худолей решил, что справится.
Сначала он сходил в свой номер и отнес пакет — засунул под ванну за кафельную стенку. Там его находка могла пролежать в безопасности до следующего ремонта. После этого вылил в раковину половину бутылки виски, а то, что осталось, поставил у кровати — вот придет Пахомова, посмотрит острым своим проницательным взглядом и сразу все поймет. Пока девочки шастали по озерам, высматривая простодушных, доверчивых и состоятельных, он, негодник, пил, пытаясь восстановить силы и здоровье. И, конечно, ничего не восстановил, лишь еще больше усугубил.
После этого Худолей легко и беззаботно сбежал по лестнице в вестибюль. Толстуха все еще возилась в посудомоечной. Повесить на доску ключ от тридцать второго номера не составляло большого труда. Уже отойдя от администраторской стойки, Худолей оглянулся — хорошо ли висит ключ, удобно ли ему на гвоздике, на том ли гвоздике висит.
И убедился — все правильно.
После этого он отправился на набережную. Для успешного завершения операции ему нужен был Сысцов, который в это время и не подозревал даже, какие тяжелые тучи сгущаются над его беспечной головой.
Нашел Худолей Сысцова, нашел, это нетрудно в таком маленьком городке, как Аласио. Сидел Иван Иванович на скамейке недалеко от моря, смотрел в голубую даль, подставив лицо теплому весеннему солнцу. Пиджак его был небрежно брошен на спинку скамейки, рубашка распахнута, и седоватые волосы на груди слегка шевелились под морским ветерком.
Казалось бы, все у него в жизни складывалось хорошо, везде ему сопутствовал успех, а маленькие неприятности... У кого их нет?
Да и жизнь без неприятностей кажется несколько пресноватой, неприятности оттеняют и подчеркивают те несокрушимые победы, которые он продолжал одерживать, шагая по жизни походкой уверенной, хотя с годами и тяжеловатой.
И еще до того, как Худолей подошел к Сысцову, до того, как он приблизился к скамейке, подлый план уже созрел в его голове, и с этого момента Иван Иванович Сысцов уже не был могущественным и непобедимым, он стал беспомощной жертвой, которая обреченно билась в паутине худолеевского коварства.
Прежде всего Худолей вынул свой небольшой перочинный ножичек, откинул лезвие, чрезвычайно тонкое лезвие, которым можно при случайной выпивке нарезать хлеб и колбасу, открыть бутылку, а во время следственных мероприятий соскоблить подозрительное пятно с поверхности какого-либо предмета, живого или неживого тела. Многие дела можно было производить этим ножичком, и Худолей прекрасно знал безграничные возможности маленькой вещицы.
К Сысцову он приблизился сзади, со стороны спинки, тем более что пространство за скамейкой позволяло это сделать. И еще ведь знал негодяй, что, даже услышав его не слишком осторожные шаги, даже почувствовав его приближение, Сысцов не обернется резко и испуганно — нечего ему здесь, в Аласио, опасаться, нет причины вести себя, как на родине, — опасливо и настороженно. Пройдет какое-то время, не менее минуты, когда ему наконец надоест чье-то присутствие там, за спиной, и он медленно, с некоторой даже величавостью обернется.
И пусть себе оборачивается.
К тому времени Худолей будет улыбчив, доброжелателен и безмерно почтителен.
Так вот, обнажив кошмарное лезвие своего ножа, Худолей быстро и бестрепетно подошел к скамейке сзади и, не медля ни секунды, срезал пуговицу с пиджака Сысцова, с того самого пиджака, который лежал на покатой спинке роскошной итальянской скамейки. И тут же сунул в карман сложенный ножик и прекрасную фирменную пуговицу с золотым львом на лицевой стороне.
— Прекрасная погода, не правда ли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53