.. Андрей.
— Да? — удивился Пафнутьев. — Как?
— Я его вооружила. Вручила пистолет генерала Колова. Похоже, он неплохо им попользовался.
— Следствие пришло к другому выводу.
— Разумеется, — усмехнулась Пахомова. — Я знакома с выводами следствия. Ладно, дело прошлое. Вы, простите, по какому вопросу?
— Повидаться бы, Лариса... Можно, я буду называть вас Ларисой? Как и раньше, а?
— Да называйте как хотите, — в голосе Пахомовой все время проскальзывала ленивая, равнодушная вульгаринка, словно она заранее знала, что разговаривает с человеком не больно высокого пошиба. — А что до повидаться... Надо ли? На кой я вам понадобилась? Скажите уж, не томите душу.
— О жизни хотел поговорить.
— Больше не с кем?
— Да. Больше не с кем.
— Лукавите, Павел Николаевич.
— Конечно, — не колеблясь, подтвердил Пафнутьев.
— А зачем?
— Повидаться хочется.
— Если вы настаиваете, то я поступлю как и в прошлый раз, в прошлую нашу встречу.
— А как вы поступили в прошлый раз?
— Напилась. У вас на глазах.
— Но тогда у вас был повод — убили мужа. А сейчас? Просто так? Из озорства?
— А сейчас по привычке. Шучу, Павел Николаевич... Дело в том, что я страшно занята, ну просто страшно. Может быть, через недельку-другую, а?
— Хотите уехать?
— Дух хочу перевести.
— Много работы?
— Да не в этом дело. Работы не так уж и много, суета добивает. Бестолковщина, безалаберщина, беспредельщина... Ну и так далее.
— Лариса! — по-дурацки закричал в трубку Пафнутьев. — Клянусь, ни одного бестолкового слова не произнесу! А? И наша встреча будет, как всегда, краткой и обоюдорадостной! А?
— Ну что вам сказать, Павел Николаевич... Я же все понимаю. Мне приятно, что вы говорите со мной таким вот тоном, не высылаете группу захвата, не подстерегаете на улице. У вас хорошее настроение, видимо, для этого есть причина... У меня такой причины нет, а если и есть, то совсем для другого настроения. Приезжайте, Павел Николаевич. Жду.
— Прямо сейчас? — уточнил Пафнутьев.
— Если вам так хочется... — со вздохом проговорила Пахомова. — Я ведь ждала вашего звонка.
— С тех еще пор?! — счастливо воскликнул Пафнутьев. — Столько лет?!
— Да ладно вам, Павел Николаевич... Живу я там же, адрес тот же. И соседи у меня все те же. Прошлый раз они много чего вам рассказали, сейчас расскажут еще больше. Скучать не будете.
И Пахомова положила трубку.
Пафнутьев по своей привычке в раздумье склонил голову к одному плечу, потом к другому и только после этого услышал несущиеся из трубки короткие гудки отбоя.
— Худолей, — произнес Пафнутьев вслух. — Вот кто мне сейчас нужен. Мне нужен человек по фамилии Худолей.
Пафнутьев быстро набрал номер худолеевского мобильного телефона. Ответ прозвучал тут же:
— Слушаю, Павел Николаевич.
— Говорить можешь?
— Могу.
— Я только что напросился в гости к Пахомовой.
— Неужели согласилась принять?
— Ждет.
— Вы большой человек, Павел Николаевич. Ваши возможности безграничны. Мне таким никогда не стать. Никогда, — повторил Худолей горестно.
— А тебе и не надо. Как сказано в Писании, блаженны нищие духом.
— Это про меня, Павел Николаевич.
— Значит, так... Говори, что узнал.
— Пахомова — директор туристической фирмы. «Роксана» — так она называется, я уже говорил. Как только набирается самолет — заказывает чартерный рейс. Но она только директор. Учредитель — Сысцов, твой давний приятель, Паша.
— Придется повидаться. Куда рейсы?
— Ты уже знаешь — Северная Италия. Римини. Автобусные поездки во Францию, водные — в Швейцарию.
— Швейцария тоже на Средиземном море? — удивился Пафнутьев.
— Швейцария в Альпах. Но туда тянутся какие-то длинные горные озера. Необыкновенной красоты и привлекательности. Советую посетить.
— Обязательно. У тебя все?
— Иногда она дает объявления в газетах. Зазывает в Италию. Сулит неземные наслаждения.
— Наверное, не наслаждения, а впечатления? — уточнил Пафнутьев. — Как она может обещать наслаждения!
— А она обещает, Паша. Я не оговорился. Ребята в рекламном отделе газеты весело смеялись — какие, дескать, безграмотные заказчики! А я весело посмеялся над этими ребятами. Пахомова составила текст объявления очень точно. Не ошиблась ни в одном слове.
— Тогда ты можешь весело посмеяться и надо мной.
— Уже.
— У тебя все? — спросил Пафнутьев.
— Нет. Я не сказал главного.
— Так скажи уже наконец!
— Эти две тетеньки... Ну, у которых пятки порепанные... Зарезали которых...
— Ну?! Что с ними еще случилось?
— Они тоже побывали в Италии. В этом году. И не один раз.
— Неужели это можно установить?!
— И гораздо легче, чем может показаться. Они получали заграничные паспорта, очень быстро, кстати, получали, просто необыкновенно быстро. Ты знаешь, как это делается. Потом визы. Потом билеты на самолет заказывали, выкупали... Следы остаются, Паша, следы всегда остаются.
— И все через фирму Пахомовой?
— Самое интересное, Паша, заключается в том, что твоя Ларисочка вылетала вместе с ними. Она их сопровождала.
— Ты так уверенно говоришь об этом, будто тоже летал. Признавайся, Худолей!
— Нет, Паша. Чтобы все это узнать, вовсе необязательно летать в Италию. Просто у них билеты выписаны на один рейс.
— В таком случае у меня возникает вопрос, который тебе не понравится.
— Отвечу, Паша... Света летала вместе с ними.
— И...
— И не один раз.
— Ты до сих пор хочешь взорвать город?
— Уже этим занимаюсь.
— Ты большой человек, Худолей. Мне таким никогда не стать.
— А тебе и не надо, Паша.
— Ну, что ж... Спасибо на добром слове. Тебе есть чем заниматься?
— Да, тут возникли кое-какие подробности... Но, поскольку ты торопишься, я расскажу о них чуть попозже. Ближе к вечеру.
— Тогда встретимся у Халандовского.
— Ты предупредил его о наших намерениях?
— Он уже сунул мясо в духовку!
— Как прекрасна жизнь! — воскликнул Худолей.
«Неужели оживает? — изумленно подумал Пафнутьев. — Впрочем, работа лечит. Но ведет он себя неплохо. Когда со мной происходило нечто похожее, я так себя вести не мог. Я тоже готов был взорвать город. И я бы его взорвал к чертовой матери. Но не успел — все изменилось к лучшему. Город уцелел. А между тем... Все мы время от времени оказываемся в положении, когда хочется что-нибудь взорвать».

* * *
Несмотря на вихри враждебные, пронесшиеся над страной за последние годы, ничего, ну совершенно ничегошеньки не изменилось во дворе дома, где жила Пахомова. Пафнутьев был здесь лет пять назад, не меньше, но увидел все тот же выщербленный асфальт, вывороченные неведомой силой бордюрные блоки, беспорядочно разросшийся кустарник, который все те же неведомые силы безжалостно обламывали, выдергивали из земли, обдирали листья, давили машинами. Однако кустарник, видимо, поддерживаемый противоположными, но тоже неведомыми силами, продолжал разрастаться, хотя и не столь изысканно, как было предусмотрено природой. Да и стол, за которым, как и пять лет назад, сидели доминошники, грохотали о железный лист своими доминошными костями и бдительно, с интересом посматривали вокруг, отмечая все события, как маленькие, так и значительные.
Поразмыслив, Пафнутьев не стал подходить к доминошникам. Чуть попозже, решил он, если в этом будет надобность. Словно почувствовав его колебания, игроки дружно повернули головы в его сторону, молча проводили взглядами до самой двери и, даже когда дверь за Пафнутьевым уже захлопнулась, еще некоторое время продолжали смотреть в сторону подъезда — не случится ли что-нибудь забавное.
Но нет, ничего забавного не произошло и доминошники дружно, будто по чьей-то команде, уставились в собственные ладони, будто надеялись рассмотреть на них линии собственных судеб. Но нет, кроме белых прямоугольников с черными, будто пробитыми пулями дырами ничего не увидели.
Дверь в пахомовскую квартиру, конечно, была стальная, конечно, с тремя замками, конечно, один из этих замков был с тремя стальными штырями, которые удержали бы дверь при любом направленном взрыве. Впрочем, Пафнутьев прекрасно знал и то, что все эти стальные приспособления не значат ровным счетом ничего. От хулиганов, пьяниц, бомжей — да, такие двери служат надежной защитой. Но если квартирой заинтересуются серьезные ребята, то случится то, что всегда случается в таких случаях, — хозяин сам откроет дверь. И стальные ворота, вваренные в кирпичные стены вокруг самых крутых особняков, тоже открываются как бы сами по себе, когда этим особняком заинтересуются серьезные ребята.
А вот сама Пахомова изменилась — строгий деловой костюм в крупную серую клетку, белоснежная блузка, напоминающая мужскую рубашку, убранные назад волосы и усталый взгляд человека, обремененного многочисленными чрезвычайно важными заботами. Скорее всего, денежными заботами. Конечно, денежными, чем еще можно быть озабоченным всерьез? Больше ничем.
Изменилась Пахомова, изменилась.
Можно даже сказать, похорошела, несмотря на прошедшие годы. Ушла из ее облика непритязательность шоферской жены, чьей-то любовницы, торговой служки из управления, готовой с кем угодно нестись в любую командировку ради хмельных гостиничных утех, ради одной только видимости жизни свободной, обеспеченной, наполненной вечерним шампанским, заказными машинами, ночными забавами в люксовых номерах.
Бывало, чего уж там, бывало, и о многих подробностях той прошлой пахомовской жизни Пафнутьев знал если и не все, то достаточно для того, чтобы делать выводы правильные и обоснованные. Он не осуждал Пахомову, просто знал, и этого ему было вполне достаточно. Он и сейчас ее не осуждал, не его это было дело — осуждать. Как обычно, он хотел знать и как можно больше.
— Здравствуйте! — сказал он громко и радостно, едва только открылась дверь.
— Здравствуйте, — улыбнулась Пахомова с еле уловимой значительностью, с почти неуловимым превосходством. Дескать, времена, дорогой, изменились и роли наши в этой жизни тоже другие. — Проходите, Павел Николаевич.
— Спасибо! — с подъемом произнес Пафнутьев. — С вашего позволения разуюсь?
— Не стоит, — она первой прошла в комнату, увлекая за собой Пафнутьева, который едва успел снять с себя отсыревший на весеннем ветру плащ и повесить его на медный крючок в прихожей. — Садитесь, — она легким движением руки указала на кресло у журнального столика. Сама села в такое же кресло. — Кофе? Чай? Водка?
— Только чай, — быстро ответил Пафнутьев. — Если можно, покрепче.
— Выпить не хотите?
— Хочу! — Пафнутьев отвечал легко и беззаботно. Как только Пахомова поздоровалась с ним этаким светским кивком головы, ставя его, Пафнутьева, на место, ему сразу стало легко, и он готов был к любым словам и поступкам. — Но — чуть попозже. Когда я выпью, Лариса Анатольевна... Я не то чтобы хмелею... Нет, теряю нить. Представляете? Задаю вопрос, а зачем — не знаю. Ужас.
— Бывает, — Пахомова сделала рукой неуловимый жест, и где-то за дверью, в невидимой для Пафнутьева комнате, возникло движение.
— Там еще кто-то есть?
— Сейчас нам сделают чай. Я тоже выпью чаю. Чтобы не потерять нить, — тонко улыбнулась Пахомова. И Пафнутьев, который не сводил с нее вроде бы потрясенного взгляда, уловил в этой ее усмешке прежнюю вульгаринку. «Нет, ничуть не изменилась Лариска, ничуть. Как была шоферской бабой, которая сдала своего же мужа, так ею и осталась», — промелькнула у Пафнутьева жесткая мыслишка, но он тут же подавил ее, как бы даже отрекся от нее, чтобы мысль не отразилась на выражении его лица, не проникла бы во взгляд и не выдала бы его, не разоблачила перед этой потрясающей светской дамой.
Неслышно вошла в комнату девушка, внесла на подносе две чашки чаю, на блюдечке печенье, еще на одном блюдечке конфеты. Пафнутьев внимательно посмотрел ей в лицо.
— Простите, — сказал он со всей доступной ему вежливостью, — а сахарку у вас не найдется?
— Зараз, — сказала девушка и, покраснев от неловкости, вышла на кухню за сахаром.
— С конфетами не любите? — спросила Пахомова.
— Не привык, — Пафнутьев развел руки в стороны, как бы признаваясь в простоватости.
Девушка в белом кружевном переднике вошла и молча поставила на стол сахарницу. На отдельном блюдечке она принесла чайную ложку. Пафнутьев уже не задавал ей никаких вопросов, не заглядывал в глаза, показывая Пахомовой полнейшее свое равнодушие к служанке. Все, что ему нужно было, он узнал из одного ее неосторожно оброненного словечка — «зараз». То есть сейчас.
— Прекрасная квартира, Лариса Анатольевна! Я потрясен!
— Да, ничего получилось. Дороговато обошелся ремонт, но и результат налицо.
— Прошлый раз она мне показалась поменьше... И прихожая была тесновата, и эта вот комната...
— Я купила соседнюю, — пояснила Пахомова. — И объединила их в одну.
— Одобряю, — кивнул Пафнутьев солидно. — Жилье — это главное в жизни. Мне так кажется. Позвольте посмотреть?
— Посмотрите, — великодушно кивнула Пахомова. Пафнутьев не заставил себя упрашивать, легко встал из низкого кресла, прошел на кухню, полюбовался кафелем, напольной плиткой, встроенной мебелью, потом заглянул в ванную — она оказалась неожиданно большой, видимо, была соединена с бывшей кухней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53