Убей чудовищ внутри себя и тех, что вокруг;
Знай, что их кровью ты очистишься.
Верь своим сестрам; вплети свой голос в их песнь.
Слабый, встав в круг, станет сильнее.
Фелиани опустила руки в отверстие, словно протягивая их Халисстре. Ее бледная кожа засияла лунным светом.
Халисстра не сразу поняла смысл песни и жеста. Это была не казнь, но приглашение. И не просто жить, а присоединиться к кругу остальных. Присоединиться к жрицам Эйлистри.
Глаза Халисстры сузились. Здесь должен был быть какой-то подвох.
– Доверие? – вымолвила она – вслух, с изумлением обнаруживая, что способность говорить вернулась к ней.
Ей даже не нужно было специально стараться, чтобы вложить в этот вопрос все презрение, которое она испытывала. На языке дроу это слово и так уже имело негативный оттенок, подразумевая слабость, простодушие. Халисстре припомнилось, как она пыталась заключать союзы с собственными сестрами и как те предавали ее. Она пыталась установить контакт с Норендией, рассказав сестрице про женщину-барда, учившую ее темному пению. Несколько циклов спустя бард «упала» с одной из городских стен и разбилась насмерть. Ближе к концу того же самого цикла Джавил, вторая по старшинству дочь Меларн, покушалась на жизнь Халисстры. Когда Халисстра кинулась к Норендии за помощью, та вонзила ей нож в спину. Буквально. К счастью, магия Халисстры оказалась достаточно сильной, чтобы спасти ее – и уничтожить двух ее сестер.
– Доверие, – снова пробормотала она.
Она увидела позади Фелиани жрицу, убившую тролля. Женщина заглянула вниз, улыбнулась, потом отошла и стала не видна Халисстре.
В голове дроу мелькали мысли, быстрые, как вспышки молний. Она может очаровать Фелиани с помощью магии баэ'квешел, чтобы та сбросила ей веревку, потом оглушить остальных жриц Эйлистри пронзительным звуком и бежать. Но за каждой подобной вспышкой воодушевления тянулись сомнения, тревожные, как далекие раскаты грома.
Действительно ли она хочет бежать, или в данной ею клятве было зерно истины? Ее тянуло в Верхний Мир, хотя причины этого она не могла бы внятно объяснить ни Рилду, ни себе. Но теперь она начинала понимать. Халисстра всегда полагала, что предательство и себялюбие – неотъемлемые свойства дроу, но сейчас ей открылось, что может быть и иначе.
Дроу, живущие на поверхности, не просто доверяли друг другу, они также хотели распространить свое доверие и на нее. Даже зная, что она убила одну из их жриц и может сделать то же самое с каждым из них. Их вера в то, что она способна искупить свою вину, была сильна, хотя и основывалась всего лишь на словах умирающей Сейилл.
А может, не только?
Откуда-то сверху донесся голос флейты, несколько негромких напевных нот. Они напомнили Халисстре звуки, которые издавал меч Сейилл во время схватки со стиргами. И о той единственной протяжной ноте, от которой эти твари попадали тогда с неба. Присутствовала ли в этом магия Эйлистри? Может быть, уже тогда богиня была благосклонна к Халисстре?
Фелиани терпеливо ждала, все еще протягивая к ней руки, пока Халисстра боролась с сомнениями. Все тело эльфийской жрицы отливало серебром. Волосы ее казались живыми от искрящихся в них звезд, улыбка сияла, точно серп полумесяца. Богиня вошла в девушку и преобразила ее. Она взирала на Халисстру с материнской любовью, убеждая принять эту любовь.
Трепеща, Халисстра протянула руки к небу, точно как фигуры, нарисованные на стенах пещеры.
– Я согласна, Эйлистри, – вымолвила Халисстра. – Я буду служить тебе.
Она почувствовала, как по ее щеке ползет слеза, и сердито сказала себе, что это просто капля дождя с папоротников наверху, потом поняла, что это не важно.
Фелиани тоже плакала.
Эльфийка запела, и Халисстра ощутила, как тело ее становится легче. Каменный пол под ее ногами вдруг провалился, и она поплыла вверх, влекомая заклинанием Фелиани. Отверстие в потолке, обрамленное бахромой папоротников, казалось слишком узким, чтобы проскочить в него, и Халисстра крепко обхватила себя руками за плечи, сжалась, чтобы сделаться меньше. Когда она пролетала через отверстие, мокрые листья щекотали ее лицо, заставляя закрыть глаза. Тело ее проскользнуло сквозь заросли и показалось из пещеры, и дроу почувствовала прикосновение множества рук, направляющих ее. Все жрицы собрались возле отверстия, помогая ей выбраться из пещеры, они обнимали ее и пели.
Выбирайся из тьмы, поднимайся на свет…
Открыв глаза, Халисстра посмотрела в небо и увидела полную луну в разрыве облаков. Лицо богини улыбалось ей сверху, плача дождевыми каплями от счастья.
– Эйлистри! – вскричала Халисстра. – Я твоя!
– Богиня раскрывает тебе свои объятия, – прошептала ей на ухо Фелиани. – Теперь ты должна подготовиться к испытанию, которое она назначит тебе.
* * *
Рилд озадаченно нахмурился, разглядывая отпечатки в грязи. Он по-прежнему шел по следу зверя – в этом он был уверен, – но только след этот вдруг изменился. В одном месте, где существо останавливалось, он был похож скорее на отпечатки босых ног дроу, но с глубокими дырками в земле перед каждым пальцем, должно быть отметинами когтей. Они напомнили Рилду, по крайней мере отчасти, отпечатки ног орка, но начиная с этого места след стал и вовсе странным. Существо поднялось и зашагало на двух ногах, а не на четырех. Однако след все же был похож скорее на размашистую трусцу четвероногого.
Сжимая в руке короткий меч, Рилд пошел дальше. Зверь пытался запутать возможного охотника, петляя по скалам и оврагам, брел вверх по ручью, но Рилд без труда двигался за ним. Он привык выслеживать врагов на голых камнях пещер и туннелей. Грязь, пусть и раскисшая, делала подобное занятие просто детской забавой.
В конце концов, он заметил в чащобе домишко из грубо обтесанных бревен. Хижина накренилась, словно собираясь вот-вот рассыпаться. Покосившаяся дверь висела на единственной ржавой петле, крыша густо поросла мхом, а местами по ней расползлись побеги каких-то более крупных лиственных наземных растений. Поленница, сложенная некогда у одной из стен, рассыпалась по земле, дрова покрылись пятнами плесени, а дыра в крыше строения отмечала место, где некогда была дымовая труба. Землю вокруг усеивали осколки битых бутылок и ржавые кастрюли, явно растащенные когда-то давно некими воришками, и хижина выглядела совершенно заброшенной.
Но внутри ее что-то двигалось.
Рилд запахнул пивафви и, прячась за деревьями, подкрался поближе. Он почувствовал под ногой что-то мягкое, и в нос ему ударила вонь свежих экскрементов. Воин поморщился. Даже в трущобах Мензоберранзана обитатели не испражнялись так близко от своих жилищ. Кто бы ни обитал в этой крохотной лачуге, он ничем не лучше животного, подумал Мастер Оружия, сердито отскребая башмак.
Он вскинул взгляд как раз вовремя, чтобы заметить маленькую черную тень, мелькнувшую ему навстречу из хибары. Это было существо такой же породы, но не то, которое он выслеживал. Когда тварь впилась зубами в запястье правой руки Рилда, его инстинкт воина взял верх.
Он сгреб существо за загривок свободной рукой и, воспользовавшись инерцией его движения, направил прямо в дерево. Оглушенное, оно повалилось на бок, мотая головой. Рилд взмахнул мечом, метя твари в горло, но она оказалась проворнее, чем он ожидал. Зверь увернулся, и клинок врезался в дерево.
Рывком высвободив меч, Рилд подскочил к существу сбоку – и увидел, что оно поднялось на задние лапы и вытянуло передние. Ошибиться было невозможно, этот жест означал, что зверь сдается. Существо задвигало челюстью, выговаривая слова, – полутявканье, полуречь.
– Погоди! – со странным акцентом произнесло оно на низком дроуском. – Друг.
Рилд заколебался, но меч держал наготове.
– Ты можешь говорить? – спросил Мастер Оружия.
Существо с готовностью кивнуло, потом закрыло глаза, и по всему его телу пробежала дрожь. Среди меха появились проплешины, они росли, обнажая бледную кожу, морда зверя начала уменьшаться и сделалась плоской. Четыре лапы тоже начали меняться, похрустывая суставами, и превратились в руки и ноги.
Когда превращение закончилось, на месте зверя стоял обнаженный подросток-человек. Будь он дроу, Рилд предположил бы, что ему около двадцати, но люди взрослеют быстрее. Мальчишке, пожалуй, было не больше двенадцати. У него были черные спутанные волосы, руки и ноги грязные, как у любого уличного мальчишки из Вонючего квартала.
– Что ты такое? – спросил Рилд.
Мальчик произнес слово, которого Рилд не знал, на одном из языков Верхнего Мира. Видя, что Рилд не понимает, он перешел на низкий дроуский.
– Помесь волка и человека, – ответил он. – Я превращаюсь то в одного, то в другого.
– Волка?
– Это такой зверь, с пушистым мехом и на четырех лапах, – пояснил мальчик.
Мастер Оружия кивнул.
– А где другой человековолк? – поинтересовался Рилд. – Тот, который серый.
Он настороженно оглядел избушку и лес вокруг, ругая себя за то, что позволил себе на миг ослабить бдительность.
– Здесь больше никого нет, кроме меня.
– Лгун! – рявкнул Рилд. Он шагнул вперед, грозя мальчишке мечом. – Этот, большой, один из твоих родителей? Ты поэтому пытаешься защитить его?
– У меня нет родителей. Их убили во время охоты в тот год, когда я родился, – объяснил мальчик. Он не просто держался твердо, он зло уставился на Рилда с удивительной для обычного мальчишки отвагой. – Их убили твои сородичи.
Рилд обдумал это и спросил:
– Ты поэтому научился говорить на дроуском? Ты был рабом?
– Мой дедушка был, но он сумел вырваться.
– Серый волк? – догадался Рилд. – Так это твой дед? Где он?
– Его здесь нет, – ответил мальчик, бросая взгляд на лес, однако слишком уж нарочито.
Этот взгляд сказал Рилду то, что он хотел узнать. Ложь была шита белыми нитками.
Мастер Оружия подался вперед и ухватил мальчишку за волосы.
– Понятно, – бросил Рилд. – Пошли, поговорим с ним.
Он полупотащил, полуповел парня к хижине. Остановившись у самой двери, Рилд приставил меч к груди извивающегося мальчишки.
– Если хочешь, чтобы он остался в живых, выходи! – крикнул он. – Расскажешь мне кое-что, и я сохраню жизнь и ему, и тебе.
Из лачуги никто не ответил, если не считать тихого стона. Услышав его, малец забился в руке Рилда, отчаянно пытаясь вырваться. Рилд швырнул его наземь и наступил ногой на грудь. Он поднял меч, слишком взбешенный, чтобы и дальше думать о какой-то информации.
– Остановись! – выдохнул мужской голос. – Я скажу тебе… все, что ты хочешь… знать.
Рилд увидел мужчину с седыми волосами и бородой по грудь, с накинутым на плечи грязным одеялом, привалившегося к дверному косяку. Вид у него был измученный. На правой икре у него был огромный кровоподтек, нога посинела и распухла вдвое против обычного. Ступня представляла собой сплошное кровавое месиво, словно ее сначала утыкали шипами, а потом вырвали их с мясом.
Мальчишка завопил деду что-то на непонятном Рилду языке, но по его жестикуляции было ясно, что он велит старику бежать.
Седовласый мужчина – на вид ему было несколько столетий, а на самом деле, пожалуй, меньше пятидесяти лет – взглянул на свою изувеченную ногу.
– Бежать? – повторил он слова мальчика – по-дроуски, явно для Рилда. – Куда мне? – Потом встретился взглядом с Рилдом и спросил: – Что ты хочешь… узнать?
– Жрицы Эйлистри, – ответил Рилд. – Есть ли у них храм в этом лесу?
Мальчишка вдруг перестал вырываться и уставился на Рилда.
– Так ты не из охотников? – спросил он. На лице старика появилась угрюмая усмешка.
– Он – нет. Иначе бы не спрашивал. – Потом добавил, уже Рилду: – Отпусти моего внука… и я скажу тебе, где храм.
Рилд убрал ногу с груди мальчика. Тот мгновенно вскочил на ноги. Он стоял настороженный, чуть ссутулившись и согнув руки, словно готовясь снова превратиться в волка.
Седой человек рассмеялся, потом махнул мальчику рукой:
– Ярно, оставь его в покое. Ты же видишь его глаза. Он враг храму. А враг наших врагов…
– Ваш друг, – закончил Рилд.
Старик кивнул.
– А нет ли у тебя какой-нибудь исцеляющей магии… друг? – спросил он.
– Сначала ответь на мои вопросы, – сказал Рилд. – И я подумаю насчет того, чтобы тебя вылечить.
Старик удивил его, снова рассмеявшись.
– Не для меня, – ответил он. – Для тебя. Твое запястье.
Рилд посмотрел на руку, за которую укусил его мальчишка. Резцы порвали кожу, и по тыльной стороне ладони Рилда стекала струйка крови.
– Это всего лишь царапина, – бросил он. Старик покачал головой:
– Скажи ему, Ярно. Он… он не знает.
– Сказать – что? – подозрительно спросил Рилд.
– Мы оборотни, – сказал мальчик. – Чаще всего мы меняем облик по своему желанию, но всякий раз в полнолуние становимся волками, хотим этого или нет. И когда это происходит, мы не властны над собой. Мы нападаем на всех. Даже на друзей. А когда наутро просыпаемся, не ведаем, что натворили.
– Ваш род проклят? – спросил Рилд, даже не пытаясь выяснять, что такое «полнолуние».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46