Впоследствии наглые москали, продавшие украинским барыгам сорок тысяч литров жуткой спиртовой смеси, отказались возвращать деньги за уничтоженный товар, сослались на форс-мажор и предложили хохлам обратиться за компенсацией в российское Министерство обороны.
* * *
«Кадиллак» встал точно за «хаммером», перекрывшим асфальтовый пятачок у парадной Лизунца, и в эту самую секунду в дверях показался сам коммерсант.
— Вот он! — крик Хоттабыча едва не оглушил Садиста.
Олег рыбкой вылетел из джипа, перекувырнулся через голову и оказался в двух метрах от кинувшегося обратно в дом сверкающего лысиной бизнесмена.
— Берем! — Тулип вытолкнул Дениса через правую дверцу и выпрыгнул вслед за ним.
Лизунец взбежал вверх по лестнице и попытался укрыться в лифте. Вслед за ним в маленькую кабинку заскочил Садист, подсек барыге ноги и опрокинулся на пол. Бизнесмен оказался сидящим верхом на братке. Через мгновение Лизунцу досталось кулаком в нос от Дениса, которого, в свою очередь, припечатало к стенке тело разогнавшегося Тулипа.
Сережа Александров широко взмахнул рукой и расколотил плафон на потолке лифта.
Двери закрылись и кабина погрузилась в темноту.
На полу завозились.
Тулип резко развернулся, чуть не размазав Рыбакова по стене, опять замахнулся и от души заехал кулачищем сверху вниз, попав во что-то округлое. С пола раздался короткий рык.
Денис вытянул вперед руки, нащупал ухо и крутанул.
Кто-то ойкнул.
— Погоди, — попросил Тулип и треснул локтем, целясь в то место, где по его расчетам должна была находиться голова Лизунца.
Удар достиг цели. Локоть братка соприкоснулся с лысым черепом.
— Кистень дать? — сипло осведомился прижатый к стене Рыбаков, нащупывая за пазухой раскладную титановую дубинку.
— Давай! — распорядился Александров.
— Мужики, — странным голосом сказал Садист, — если вы мне еще раз по башке дадите, я его не удержу.
Денис изловчился, вытянул из кармана зажигалку и чиркнул колесиком.
Оказалось, что Лизунец и Левашов давно поменялись местами и теперь Садист давил коленом на грудь хрипящему бизнесмену.
— Бли-и-ин! — Тулип зачем-то погладил Олега по голове. — Мы ж не знали...
По лестнице серебряной капелью рассыпались шаги обутого в «казаки» Хоттабыча.
— Саня, нажми на кнопку! — громко попросил Рыбаков.
Двери распахнулись, и братки выволокли на площадку мычащего коммерсанта.
— Кто сейчас у тебя дома? — Денис схватил Лизунца за горло.
— Никого, — пискнул бизнесмен.
— Поехали, — Рыбаков шмыгнул носом. — В квартире его удобнее расспросить...
Лизунец не соврал.
В его отделаном по последней европейской моде жилище действительно было пусто. Пока братки вязали коммерсанта бельевой веревкой, Денис прогулялся по комнатам, заглянул во все углы, распахнул дверцы шкафов, поворошил пачку разноцветных книжек «народных целителей», сваленых на кухонном столе, дотронулся до недавно вскипевшего чайника, отдернул палец и вернулся в гостиную.
— Где здесь кладовка? — деловито поинтересовался Тулип. — Паяльник нужен...
— Ты думаешь, что он робот? — хмыкнул Рыбаков. — Давай сначала по-доброму попробуем, — Денис встал напротив дрожащего Лизунца.
Бизнесмен опустил глаза.
Судя по его поведению, к чему-то подобному коммерсант был готов. Он, в отличии от большинства нормальных людей, не начал истериковать, не орал «Спасите! Убивают!» и не задавал вопросы типа «Что вам нужно?». Хотя его поведение могло объясняться и тем, что Лизунец, к примеру, задолжал кому-нибудь кругленькую сумму и принимал своих противников за подручных кредитора, явившихся получить причитающееся.
— Кофе будете? — спокойным голосом спросил Рыбаков.
— Я кофе не пью! — огрызнулся бизнесмен.
— Тогда сразу к делу, — Денис уселся в кресло. — Вопрос у нас один — кому вы сообщили о дате экскурсии в Пулковскую обсерваторию?
— Какой экскурсии?
— Школьников из той гимназии, где учится ваш сын, — Рыбаков намерено не хамил и обращался на «вы». Но ни на йоту не поверил разыграному Лизунцом недоумению.
— Я не знаю ни о какой экскурсии!
— Подумайте хорошенько.
— Я сказал, что не знаю! И вообще, что это за спектакль?
— Дай я ему вмочу! — попросил Хоттабыч.
— Подожди, — отмахнулся Денис. — Вы, Тарас Алексеевич, не понимаете, в какую историю попали. Это все гораздо серьезнее, чем ваши финансовые запутки и разборки с «крышей». И даже серьезнее ваших взаимоотношений с ментовкой, когда вы соизволили дать ложные показания против граждан Печенкина и Клюгенштейна.
Лизунец напрягся.
«Ага, — Рыбаков отметил непроизвольное передергивание плеч бизнесмена при упоминании об уголовном деле годичной давности. — Вот этого он реально испугался. Почему?..»
— Правду мы все равно узнаем, — продолжил Денис. — От вас зависит, будет это быстро и легко или долго и неприятно.
— Давай, башмак, толкуй, — забасил Садист, прижимая ко лбу мокрое полотенце.
— Мне нечего сказать! — коммерсант попытался сесть прямо.
— Тебе твое здоровье дорого? — оскалился Рыбаков, изменив манеру общения. — Кофе не пьешь, зеленым чайком балуешься, травки завариваешь... Если ты так о себе заботишься, подумай о целостности своей телесной оболочки. Здоровые органы в покалеченном теле — это нонсенс.
Лизунец засопел и отвернулся.
Тулип прищурился.
— Давай я ему руку сломаю...
— Подожди. — Денис легко встал и отправился на кухню.
В гостиной он появился через минуту, держа прихватками кастрюлю на три литра, из которой валил напоенный кофейным ароматом пар.
— Переверните его на живот.
Хоттабыч сбросил связаного бизнесмена на ковер, а Садист наступил Лизунцу на шею.
— Смотри! — Рыбаков сел по-турецки и показал коммерсанту большую синюю клизму. — Как сказано в рекламе: «Наслаждение — это предвкушение...» Я даже марку напитка выбрал ту же — «Нескафе». Чтобы все соответствовало слогану. Врубаешься?
Лизунец заелозил по ковру.
— Литр кофе через задний проход, — Денис подвинул кастрюлю поближе и опустил в нее носик клизмы, — и о здоровом сердце можно забыть. Особенно, если соблюсти пропорции — одна двухсотграммовая банка на полкастрюли. Кишечник, мил человек, тоже накроется. Как тебе такой метод допроса? Интеллигентно, но весьма действенно. За последствия я ручаюсь. Сегодня к вечеру станешь инвалидом. И никто из столь любимых тобой мусоров никогда не поверит, что тебе в зад вогнали банку кофе. В лучшем случае — сочтут фантазером, в худшем — отправят в дурдом.
Бизнесмен забился.
— Ну? — Денис схватил Лизунца за подбородок. — Будешь говорить?
— Да! — бизнесмен понял, что придется рассказать все. Иначе не миновать закачивания в толстую кишку полной кастрюли густого горячего кофе. Анус — не рот, челюсти не сожмешь и носик клизмы языком не вытолкнешь.
— Начинай, — приказал Рыбаков.
— Об экскурсии знал только мой знакомый.
— Кто он?
— Бывший рубоповец. Глеб... Самойлов.
— Зачем ты ему сказал?
— Да я не специально! — забормотал коммерсант. — Просто к слову! Мы с ним о школе разговаривали, он своего сына к нам в гимназию определить хочет! Вот и спрашивал, что у нас и как... Ну, я как пример и привел эту экскурсию!
— Какое отношение Самойлов имеет к делу Печенкина? — осведомился Хоттабыч.
— Он вел оперативное сопровождение...
— Ты его давно знаещь? — спросил Рыбаков.
— Лет пять...
— Это он попросил тебя дать показания?
— Да, — еле слышно произнес бизнесмен.
— А зачем?
— Не знаю...
— Так уж и не знаешь! — Садист пнул Лизунца под ребра.
— Один раз он по пьяни говорил, что Печенкин клад нашел...
— Какой клад? — встрял Тулип.
— Не знаю... — Лизунец всхлипнул.
— Дело на Печенкина поэтому завели? — уточнил Денис. — Чтобы кладом поживиться?
— Наверное... Я точно не знаю.
«А он разбился, — Рыбаков крепко задумался. — И мусора остались без живого свидетеля, которого можно запинать и выбить место хранения ценностей... Но при чем тут заложники и тома дела? Если Самойлов работал со следаками, доступ к материалам у него был... Там были три карты Ленобласти. Но без каких-либо пометок. Такие карты можно купить где угодно. Да и Самойлов успел бы сделать ксерокопии, если бы они были ему нужны... Или не успел? Вернее, сначала не знал, что именно ему нужно, а потом карты подшили к делу и он не смог до них добраться? Объяснение дохленькое... Если у него есть данные о местонахождении мифического клада, то проще пойти в магазин и выбрать аналогичные карты, а не городить историю с захватом автобуса и прочей лабудой. Но вот вопрос — а простые ли это карты? На первый взгляд — да. По крайней мере я ничего особенного в них не заметил. Карты как карты, углы вот только неровно обрезаны... Части головоломки? Но зачем это было Носорогу?.. Черт, как все запутано!..»
— Адрес Самойлова у тебя есть?
— Нет, только номер трубы... Да, он еще про какие-то двойные знаки говорил!
— Где?
— Я не знаю, — разнылся Лизунец. — Честно, не знаю! Клад и двойные знаки! Потом, когда протрезвел, он меня предупредил, что я ничего не слышал! Я думал, что это треп пьяный!
— Кто-нибудь знает антоним к слову «эврика»? — устало сказал Денис. — У меня уже башню клинит. Если так дальше пойдет, впору экстрасенса приглашать.
— В деле, блин, есть какой-то знак, — уверено заявил Садист. — И этот пидор Самойлов за ним охотится...
— Я видел дело, — Рыбаков погрустнел. — Нет там ничего...
— Короче, надо обратно ехать, — решил Хоттабыч и ткнул в Лизунца. — Этого мои пацаны заберут. Посидит в подвале, пока все не кончится...
— Поехали, — согласился Денис. — Единственное, что мне понятно, так это наличие какой-то связи между делом Носорога, неким экс-мусором Самойловым и террористами. Но чем это может помочь нам, не имею никакого представления. Бред полнейший...
* * *
Салмаксов вжикнул «молнией» на рюкзаке и передал Дудкину три полиэтиленовых пакета с пшеном. Тот вспорол ножом один из пакетов, выставил руку в открытую дверь и высыпал килограмм желтых крупинок возле правого переднего колеса автобуса. Две нетронутые упаковки легли на сиденье водителя.
— Теперь ждем, — Цуцуряк поднес к глазам бинокль и уставился на здание аэровокзала.
* * *
В кабинет Огурцова, где засели Колбаскин и Биндюжко, мелкой рысью влетел помощник начальника ГУВД.
— Привезли, товарищ генерал!
— Что привезли? — Витольд Арнольдович оторвался от чтения доклада руководителя Службы Собственной Безопасности.
Сей многостраничный документ, предназначенный исключительно для глаз Колбаскина, вызвал бы шок в обществе, если бы попал в руки журналистов. В отчете перечислялись почти все прегрешения сотрудников питерской милиции, совершенные ими за двухтысячный год, и давался прогноз роста числа преступлений. Как явствовало из доклада, ситуация в среде правоохранителей, занятых преимущественно сбором дани с уличных торговцев и «крышеванием» наркоторговцев, накалилась до предела и недалек был тот счастливый миг, когда конфликтующие друг с другом начальники РУВД прикажут своим подчиненным решить вопрос о спорных территориях с помощью стрелкового оружия и одуревшие от легких денег патрульные наконец оставят в покое обычных граждан.
Руководитель ССБ, следуя новой моде на научное обоснование любой мало-мальски важной бумажки, на первой же странице доклада привел выдержку из диссертации некоего доцента Комиссарчика, посвященной таинственному «глубокому техногену» и каким-то «неформальным империям». Из вводной фразы начальник питерского ГУВД с удивлением узнал, что сотрудники милиции, как и остальное население Земли, принадлежат к «классу млекопитающих, отряду приматов, подотряду обезьян, группе узконосых, надсемейству человекообразных приматов и семейству гоминид» и являются «слепой ветвью эволюции». Затем Комиссарчик сослался на кандидата исторических наук Столпера-Дворникова, открывшего новую общественную формацию под названием «местечковый феодализм», и быстро сделал вывод о том, что все милицейские начальники должны чувствовать себя новорусскими латифундистами.
Псевдонаучная цитата была заверена проректором санкт-петербургского университета мадам Ворожейкиной, по которой давно плакала камера следственного изолятора и которую спасали от близкого знакомства с тамошними лесбиянками лишь тесные связи с высокопоставленными ворюгами из Москвы. Людмила Ворожейкина держала нос по ветру, вовремя разгромила «окопавшихся» на историческом факультете «коммуно-фашистов» во главе с патриотично настроенным деканом, надела профессорскую мантию на посетившего альма-матер новоизбранного Президента, подписала десяток подметных писем «демократической общественности» с требованием закрыть все критикующие власть газеты и телепрограммы, превратила комплекс студенческих общежитий в высокодоходный публичный дом и не забывала засылать долю малую своим покровителям в Кремль. За эти «высоконравственные» поступки проректора СПбГУ всячески холили и лелеяли, награждали чуть ли не к каждому празднику и не позволяли немногим оставшимся в органах честным операм прижать корыстолюбивую ректоршу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44