– Какое-то время после того, как он придет в себя, ему будет казаться, что он все еще в руках палачей. Но Таннахех, вероятно, это уже знает.
– Я все равно скажу ему об этом, – отозвалась Онет. – Тебе лучше самому немного отдохнуть. Ты был на ногах больше суток, не правда ли?
– Возможно, – кивнул Хэл. – Во всяком случае, мне надо немного поговорить с Амидом прежде, чем я сочту свою задачу выполненной, увидимся позже.
За носилки взялись те, кто не покидал уступа. Хэл направился к Амиду.
Приблизившись к домику, он заглянул в окно и увидел, что Амид сидит на одном из стульев, расставленных вокруг очага. Напротив него расположилась Аманда.
Хэл остановился. Пока он находился внизу, он и забыл, что Аманда может появиться здесь. Он направился к двери, которая была приоткрыта из-за теплой погоды, остановился и посмотрел сквозь щель на сидевших внутри.
Он не мог бы в точности сказать, почему он остановился. Как будто какой-то инстинкт удержал его, заставив его остановиться и поразмыслить.
Возможно, подумал он, со внезапной неестественной ясностью, ему следовало бы подумать перед тем, как войти. Уже много раз, когда он был крайне утомлен умственно и физически, его сознание обретало странную, почти лихорадочную ясность. Самым важным из таких моментов оказался тот, когда его, сжигаемого лихорадкой, несколько лет назад оставили умирать в камере тюрьмы милиции на Гармонии, однако именно тогда его мозг воспринимал окружающее и мыслил настолько ясно, как никогда прежде.
Что-то подобное произошло теперь, хотя он, похоже, и не мог определить, в чем тут дело. Но выйдя из унылой безнадежности с помощью Аманды, приведшей его сюда, он наконец поднялся – к этому.
Но что же это собой представляло? Одно было точно – оно вовсе не походило, на его прежнее отчаяние. Он снова ожил, и ощущение, что дело, которому он себя посвятил, не следовало считать проигранным, снова вернулось к нему. Больше чем когда-либо за все свое прежнее существование, Хэл чувствовал, что стоит рядом с ответом, но не видит тот заключительный шаг, который приведет его к нему.
Частью этого был Джатед, буйный философ-экзот, который проповедовал, что у каждого человека своя, отдельная вселенная. Другой частью – Сее. Еще одной частью – тот факт, что он не только успешно освободил Сее и Артура, но и отправил солдат прочь, не причинив никому вреда. Верно, Сее убила, хотя девочку можно было считать ответственной за убийства не более, чем волка, который убил, защищая себя и одного из своих щенков.
Каким-то образом все эти вещи увязывались вместе, но в то же время его разум не сумел пока соединить их. И прежде всего, не сумел соединить их с Амандой, которая также была частью понимания. Аманда, с того момента, когда они впервые встретились на Дорсае, одарила его своей проницательностью. Всю ценность этого дара ему еще предстояло оценить – точно так же, как ему предстояло оценить все значение связи между другими фрагментами открытия, которые пока раздельно существовали в его сознании.
И именно ощущение этого дара остановило его теперь. Остановило, потому что этот дар сделал его более восприимчивым; это обострившееся восприятие и пробуждало теперь в нем безымянный страх того, о чем ей, возможно, придется ему сказать.
Немного помедлив, Хэл все же вошел внутрь.
Амид и его гостья оглянулись, услышав стук его башмаков по деревянному полу Амид и сам, как теперь мог видеть Хэл, обладал той же способностью, что и Аманда; и Хэл догадался, что и Аманда и Амид – также как и другие похожие на их – были не только частью той жизни, которую он выбрал, но и частью того, что он надеялся найти, когда позволил Аманде доставить его сюда, на Культис. Сама она не узнала бы в этой черте одну из тех вещей, которые Хэлу надо было найти, но та странная, почти мистическая часть ее, которая всегда отличала ее семейство от остальных дорсайцев, должно быть, ощутила и необходимость для него найти ее, и то, где он может это сделать.
Это понимание его потребности и того, что отвечает ей, было частью того, что превращало ее в то, чем она была. Так что везде, где бы Аманда ни находилась – как сейчас в кабинете Амида, – доступная чувствам вселенная, казалось, обретала порядок, становилась разумной и наделенной целью. Как будто от нее исходил свет, который, хотя и невидимый сам по себе, позволял окружавшим ее людям видеть все более ясно.
Аманда поднялась ему навстречу. Хэл обнял ее, и они долгое время стояли молча. Потом она откинулась назад и немного повернула его, так чтобы видеть его лицо в свете, исходившем из ближайшего окна.
– Лучше, – сказала она, разглядывая его. – Да, ты выглядишь лучше. Но не настолько хорошо, насколько следует.
– Я ближе к цели, – ответил он. – И еще ближе теперь, когда ты здесь.
Она выпустила его и нахмурилась, когда он протянул руку к столу для опоры – иначе бы он упал, в его ногах вовсе не осталось силы.
– До меня дошли слухи о том, что солдаты направляются сюда, чтобы осмотреть местность, – сообщила она. – Я прибыла сюда как только смогла, но я ждала целую ночь, прежде чем подойти к той группе, которая охраняла камень, закрывающий вход. Я появилась здесь примерно через час после того, как ты повел свою группу туда, вниз. У меня было искушение последовать за вами вниз, но поскольку ты построил свои планы не учитывая меня, не было никакого смысла вмешиваться в ход событий. Я ожидала тебя с тех пор. Но ты вот-вот свалишься с ног!
– Не стану отрицать, – Хэл устало усмехнулся. – Но прежде, чем я рухну, мне надо задать Амиду один-два вопроса.
– Ну конечно же, какие угодно, – Амид быстро встал со стула и подошел к Хэлу. – Но тебе обязательно нужны эти ответы прямо сейчас? Аманда права. Ты совершенно изнемог.
– Два небольших вопроса, – пояснил Хэл. – Находился ли Джатед в этих местах, когда Сее жила с ее родителями? Я полагаю, что он уже умер, когда она сделалась одичавшей беглянкой, – но могли ли они говорить с друг другом, так или иначе – стали бы они разговаривать с друг другом?
Амид нахмурился.
– Я уверен, что он находился здесь в то время – по крайней мере года два, – ответил он. – А что до того, говорил ли с ней Джатед, то исходя из того, что я о нем слышал, он беседовал с каждым – или наставлял его – в одинаковой манере, независимо от его возраста или обстановки. Но о том, действительно ли они с Сее общались, мне пришлось бы спросить кого-нибудь из тех, кто давно принадлежит к Гильдии. Я сделаю это и скажу тебе завтра. Вопрос не в том, стал ли бы Джатед говорить с Сее, но в том, встречались ли они друг с другом – и смогла бы ли Сее, будучи совсем маленькой, понять что-нибудь. Но, возможно, и могла бы. Она могла бы даже ощутить, что он не представляет для нее никакой угрозы, или даже увидеть в нем человека особого – дети на это способны.
– Именно это я и хотел знать, – кивнул Хэл. Он повернулся прочь от стола и ощутил головокружение, поскольку перестал держаться за его край. Его подхватили сильные руки Аманды.
– Тебе нужен сон, – сказала она, – иди со мной.
Глава 31
Хэл проснулся в почти полной темноте, которую нарушала только слабая полоска света из-под двери в ванную. Уже это сказало ему, что он находится не в его собственной кровати во втором спальном здании, а опять в другом кабинете Амида, где они с Амандой спали по прибытии сюда. Он повернул голову и увидел, что рядом с ним спит Аманда.
Должно быть, стояла глубокая ночь. Хэл совершенно не помнил, как попал сюда, в эту постель. Помнил только, как Аманда подхватила его и сказала, что ему надо поспать. Но теперь, когда он попробовал припомнить вообще что-либо последовавшее за этими словами, то это оказались лишь обрывочные впечатления от кратких пробуждений – вроде серебристого света Проциона, который проникал сквозь окно, занавешенное одеялом.
Он совершенно не помнил, как Аманда присоединилась к нему. Конечно, она сделала это очень тихо, чтобы не потревожить его, – как могла только она. Но как давно она это сделала? Как давно за занавешенным окном ночь сменила день?
Какие-то часы внутри него сказали ему, что это произошло давно – что он спал большую часть ночи – как и весь день – и рассвет был уже близок.
Сон его не был обычным. Перед тем как погрузиться в его бездну, он бодрствовал двое суток; и хотя он и стал на несколько лет старше и находился в худшей форме, несмотря на каждодневные упражнения в Энциклопедии, такой глубокий и долгий сон нельзя было бы объяснить ни возрастом, ни малоподвижностью.
Для этого должна была иметься другая причина; и как только он поставил перед собой этот вопрос, пришел ответ. Его подсознание еще раз хотело отодвинуть в сторону сознание, чтобы иметь возможность совершенно свободно соединять вместе все, что он узнал – эти части, которые теперь почти уже составляли полную картину того, к чему он стремился.
Он чувствовал непреодолимое желание оставаться здесь и мягко положил руку на тело Аманды, чтобы разбудить ее, потому что им редко удавалось побыть вместе. Но в то же самое время у него было сильное чувство, что именно сейчас ему следует покинуть комнату – чтобы если и не обрести искомый ответ, то сделать еще один шаг к нему.
Он тихо поднялся, нашел свою одежду, оделся и покинул комнату. В коридоре было светло и тихо, но когда он оказался снаружи и закрыл за собой входную дверь, очутился в полной темноте. Обе луны зашли, а при свете звезд он не мог бы видеть даже свою вытянутую руку. Было лишь слышно пение идущих по кругу.
Но подобно членам Гильдии он теперь знал уступ достаточно, чтобы найти дорогу с завязанными глазами. Кроме того, сейчас, в летнее время, ветер даже на этой высоте дул по направлению к уступу.
Поэтому он дошел навстречу ветру и, ощущая босыми ногами знакомые неровности почвы, направился к краю уступа.
Он оказался здесь раньше, чем обычно, и добравшись до водоема, не нашел – как и ожидал – Старика на его обычном месте. Хэл напомнил себе, что в конце концов, его сотоварищ уже не молод, и к тому же позади у него был настолько же утомительный день, что и у него самого. Поэтому Хэла едва ли удивило бы, если бы Старик не пришел вообще.
Хэл сидел, ожидая, когда небо побледнеет, предвещая наступление дня и восход солнца. В водоеме отражался свет звезд. Небо начало светлеть – но только над горной грядой, где предстояло взойти солнцу. А над головой у Хэла оно оставалось еще настолько темным, что огоньки звезд четко выделялись на нем.
Насколько ему было известно, ни одна из этих звезд не служила солнцем какому-либо другому из Молодых Миров. Но те, что он видел, замещали в его воображении другие, как бы следящие за тем, как он сделает еще один шаг на пути, выбранном им для себя в день смерти его дяди Джеймса.
Это было до смешного честолюбивое решение со стороны мальчика-подростка – найти и уничтожить в людях все те черты, которые сделали их себялюбивыми и безразличными – вплоть до жестокости к друг другу. Мало-помалу контуры ответа, который он искал, проступали сквозь туман неизвестности, пока он пробовал один путь за другим, натыкаясь на препятствия, но каждый раз узнавая чуть больше.
Так, медленно, он шел вперед. И теперь Хэл был более уверен, чем когда-либо, что конечную цель от него скрывают лишь несколько тонких покровов – а возможно, и всего один.
Как Донал он обнаружил, что только власть и только закон не могут силой привести к тем переменам, которых он хотел. Но это открытие указало на путь, которым должен пойти он сам, а после него все человечество. Как Пол Формейн, в двадцать первом веке, он открыл, что частично ответ лежит вне известной вселенной и ее законов, но что это иное пространство – то, которое он стал называть Созидательной Вселенной – снова оказалось только частью ответа.
Последняя попытка Хэла состояла в том, что он собрал лучшее, чем обладали Молодые Миры – экзоты, квакеры, дорсайцы, – под охраной фазового щита, который был создан по его инициативе. Тогда он был уверен, что затем предстоит сделать следующий – и последний – шаг к его цели.
Но этого не произошло. Предстоял еще один участок пути.
В том, что он пока что совершил, ошибки не было. Вера, храбрость, умение философски мыслить, все людские способности, развитые с незапамятных времен и воплощенные ныне в квакерах, дорсайцах и экзотах, были частью ответа. В этом он не слишком ошибался, но теперь он видел, что то, в чем он нуждается, все еще скрыто в неизвестности, все еще находится в тени. Теперь он мог быть уверен лишь в том, что оно каким-то образом связано с творческими способностями в каждом человеке.
Разочарованный и уставший, он застрял на месте и счел себя выдохшимся неудачником. И продолжал думать так до тех пор, пока не появилась Аманда и не сказала ему, что он мог бы найти новую точку зрения здесь, на экзотской планете, в мире, теперь разрушенном силами врагов, которые пытались убить в человеческом духе стремление к росту и уничтожить все, что было достигнуто.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
– Я все равно скажу ему об этом, – отозвалась Онет. – Тебе лучше самому немного отдохнуть. Ты был на ногах больше суток, не правда ли?
– Возможно, – кивнул Хэл. – Во всяком случае, мне надо немного поговорить с Амидом прежде, чем я сочту свою задачу выполненной, увидимся позже.
За носилки взялись те, кто не покидал уступа. Хэл направился к Амиду.
Приблизившись к домику, он заглянул в окно и увидел, что Амид сидит на одном из стульев, расставленных вокруг очага. Напротив него расположилась Аманда.
Хэл остановился. Пока он находился внизу, он и забыл, что Аманда может появиться здесь. Он направился к двери, которая была приоткрыта из-за теплой погоды, остановился и посмотрел сквозь щель на сидевших внутри.
Он не мог бы в точности сказать, почему он остановился. Как будто какой-то инстинкт удержал его, заставив его остановиться и поразмыслить.
Возможно, подумал он, со внезапной неестественной ясностью, ему следовало бы подумать перед тем, как войти. Уже много раз, когда он был крайне утомлен умственно и физически, его сознание обретало странную, почти лихорадочную ясность. Самым важным из таких моментов оказался тот, когда его, сжигаемого лихорадкой, несколько лет назад оставили умирать в камере тюрьмы милиции на Гармонии, однако именно тогда его мозг воспринимал окружающее и мыслил настолько ясно, как никогда прежде.
Что-то подобное произошло теперь, хотя он, похоже, и не мог определить, в чем тут дело. Но выйдя из унылой безнадежности с помощью Аманды, приведшей его сюда, он наконец поднялся – к этому.
Но что же это собой представляло? Одно было точно – оно вовсе не походило, на его прежнее отчаяние. Он снова ожил, и ощущение, что дело, которому он себя посвятил, не следовало считать проигранным, снова вернулось к нему. Больше чем когда-либо за все свое прежнее существование, Хэл чувствовал, что стоит рядом с ответом, но не видит тот заключительный шаг, который приведет его к нему.
Частью этого был Джатед, буйный философ-экзот, который проповедовал, что у каждого человека своя, отдельная вселенная. Другой частью – Сее. Еще одной частью – тот факт, что он не только успешно освободил Сее и Артура, но и отправил солдат прочь, не причинив никому вреда. Верно, Сее убила, хотя девочку можно было считать ответственной за убийства не более, чем волка, который убил, защищая себя и одного из своих щенков.
Каким-то образом все эти вещи увязывались вместе, но в то же время его разум не сумел пока соединить их. И прежде всего, не сумел соединить их с Амандой, которая также была частью понимания. Аманда, с того момента, когда они впервые встретились на Дорсае, одарила его своей проницательностью. Всю ценность этого дара ему еще предстояло оценить – точно так же, как ему предстояло оценить все значение связи между другими фрагментами открытия, которые пока раздельно существовали в его сознании.
И именно ощущение этого дара остановило его теперь. Остановило, потому что этот дар сделал его более восприимчивым; это обострившееся восприятие и пробуждало теперь в нем безымянный страх того, о чем ей, возможно, придется ему сказать.
Немного помедлив, Хэл все же вошел внутрь.
Амид и его гостья оглянулись, услышав стук его башмаков по деревянному полу Амид и сам, как теперь мог видеть Хэл, обладал той же способностью, что и Аманда; и Хэл догадался, что и Аманда и Амид – также как и другие похожие на их – были не только частью той жизни, которую он выбрал, но и частью того, что он надеялся найти, когда позволил Аманде доставить его сюда, на Культис. Сама она не узнала бы в этой черте одну из тех вещей, которые Хэлу надо было найти, но та странная, почти мистическая часть ее, которая всегда отличала ее семейство от остальных дорсайцев, должно быть, ощутила и необходимость для него найти ее, и то, где он может это сделать.
Это понимание его потребности и того, что отвечает ей, было частью того, что превращало ее в то, чем она была. Так что везде, где бы Аманда ни находилась – как сейчас в кабинете Амида, – доступная чувствам вселенная, казалось, обретала порядок, становилась разумной и наделенной целью. Как будто от нее исходил свет, который, хотя и невидимый сам по себе, позволял окружавшим ее людям видеть все более ясно.
Аманда поднялась ему навстречу. Хэл обнял ее, и они долгое время стояли молча. Потом она откинулась назад и немного повернула его, так чтобы видеть его лицо в свете, исходившем из ближайшего окна.
– Лучше, – сказала она, разглядывая его. – Да, ты выглядишь лучше. Но не настолько хорошо, насколько следует.
– Я ближе к цели, – ответил он. – И еще ближе теперь, когда ты здесь.
Она выпустила его и нахмурилась, когда он протянул руку к столу для опоры – иначе бы он упал, в его ногах вовсе не осталось силы.
– До меня дошли слухи о том, что солдаты направляются сюда, чтобы осмотреть местность, – сообщила она. – Я прибыла сюда как только смогла, но я ждала целую ночь, прежде чем подойти к той группе, которая охраняла камень, закрывающий вход. Я появилась здесь примерно через час после того, как ты повел свою группу туда, вниз. У меня было искушение последовать за вами вниз, но поскольку ты построил свои планы не учитывая меня, не было никакого смысла вмешиваться в ход событий. Я ожидала тебя с тех пор. Но ты вот-вот свалишься с ног!
– Не стану отрицать, – Хэл устало усмехнулся. – Но прежде, чем я рухну, мне надо задать Амиду один-два вопроса.
– Ну конечно же, какие угодно, – Амид быстро встал со стула и подошел к Хэлу. – Но тебе обязательно нужны эти ответы прямо сейчас? Аманда права. Ты совершенно изнемог.
– Два небольших вопроса, – пояснил Хэл. – Находился ли Джатед в этих местах, когда Сее жила с ее родителями? Я полагаю, что он уже умер, когда она сделалась одичавшей беглянкой, – но могли ли они говорить с друг другом, так или иначе – стали бы они разговаривать с друг другом?
Амид нахмурился.
– Я уверен, что он находился здесь в то время – по крайней мере года два, – ответил он. – А что до того, говорил ли с ней Джатед, то исходя из того, что я о нем слышал, он беседовал с каждым – или наставлял его – в одинаковой манере, независимо от его возраста или обстановки. Но о том, действительно ли они с Сее общались, мне пришлось бы спросить кого-нибудь из тех, кто давно принадлежит к Гильдии. Я сделаю это и скажу тебе завтра. Вопрос не в том, стал ли бы Джатед говорить с Сее, но в том, встречались ли они друг с другом – и смогла бы ли Сее, будучи совсем маленькой, понять что-нибудь. Но, возможно, и могла бы. Она могла бы даже ощутить, что он не представляет для нее никакой угрозы, или даже увидеть в нем человека особого – дети на это способны.
– Именно это я и хотел знать, – кивнул Хэл. Он повернулся прочь от стола и ощутил головокружение, поскольку перестал держаться за его край. Его подхватили сильные руки Аманды.
– Тебе нужен сон, – сказала она, – иди со мной.
Глава 31
Хэл проснулся в почти полной темноте, которую нарушала только слабая полоска света из-под двери в ванную. Уже это сказало ему, что он находится не в его собственной кровати во втором спальном здании, а опять в другом кабинете Амида, где они с Амандой спали по прибытии сюда. Он повернул голову и увидел, что рядом с ним спит Аманда.
Должно быть, стояла глубокая ночь. Хэл совершенно не помнил, как попал сюда, в эту постель. Помнил только, как Аманда подхватила его и сказала, что ему надо поспать. Но теперь, когда он попробовал припомнить вообще что-либо последовавшее за этими словами, то это оказались лишь обрывочные впечатления от кратких пробуждений – вроде серебристого света Проциона, который проникал сквозь окно, занавешенное одеялом.
Он совершенно не помнил, как Аманда присоединилась к нему. Конечно, она сделала это очень тихо, чтобы не потревожить его, – как могла только она. Но как давно она это сделала? Как давно за занавешенным окном ночь сменила день?
Какие-то часы внутри него сказали ему, что это произошло давно – что он спал большую часть ночи – как и весь день – и рассвет был уже близок.
Сон его не был обычным. Перед тем как погрузиться в его бездну, он бодрствовал двое суток; и хотя он и стал на несколько лет старше и находился в худшей форме, несмотря на каждодневные упражнения в Энциклопедии, такой глубокий и долгий сон нельзя было бы объяснить ни возрастом, ни малоподвижностью.
Для этого должна была иметься другая причина; и как только он поставил перед собой этот вопрос, пришел ответ. Его подсознание еще раз хотело отодвинуть в сторону сознание, чтобы иметь возможность совершенно свободно соединять вместе все, что он узнал – эти части, которые теперь почти уже составляли полную картину того, к чему он стремился.
Он чувствовал непреодолимое желание оставаться здесь и мягко положил руку на тело Аманды, чтобы разбудить ее, потому что им редко удавалось побыть вместе. Но в то же самое время у него было сильное чувство, что именно сейчас ему следует покинуть комнату – чтобы если и не обрести искомый ответ, то сделать еще один шаг к нему.
Он тихо поднялся, нашел свою одежду, оделся и покинул комнату. В коридоре было светло и тихо, но когда он оказался снаружи и закрыл за собой входную дверь, очутился в полной темноте. Обе луны зашли, а при свете звезд он не мог бы видеть даже свою вытянутую руку. Было лишь слышно пение идущих по кругу.
Но подобно членам Гильдии он теперь знал уступ достаточно, чтобы найти дорогу с завязанными глазами. Кроме того, сейчас, в летнее время, ветер даже на этой высоте дул по направлению к уступу.
Поэтому он дошел навстречу ветру и, ощущая босыми ногами знакомые неровности почвы, направился к краю уступа.
Он оказался здесь раньше, чем обычно, и добравшись до водоема, не нашел – как и ожидал – Старика на его обычном месте. Хэл напомнил себе, что в конце концов, его сотоварищ уже не молод, и к тому же позади у него был настолько же утомительный день, что и у него самого. Поэтому Хэла едва ли удивило бы, если бы Старик не пришел вообще.
Хэл сидел, ожидая, когда небо побледнеет, предвещая наступление дня и восход солнца. В водоеме отражался свет звезд. Небо начало светлеть – но только над горной грядой, где предстояло взойти солнцу. А над головой у Хэла оно оставалось еще настолько темным, что огоньки звезд четко выделялись на нем.
Насколько ему было известно, ни одна из этих звезд не служила солнцем какому-либо другому из Молодых Миров. Но те, что он видел, замещали в его воображении другие, как бы следящие за тем, как он сделает еще один шаг на пути, выбранном им для себя в день смерти его дяди Джеймса.
Это было до смешного честолюбивое решение со стороны мальчика-подростка – найти и уничтожить в людях все те черты, которые сделали их себялюбивыми и безразличными – вплоть до жестокости к друг другу. Мало-помалу контуры ответа, который он искал, проступали сквозь туман неизвестности, пока он пробовал один путь за другим, натыкаясь на препятствия, но каждый раз узнавая чуть больше.
Так, медленно, он шел вперед. И теперь Хэл был более уверен, чем когда-либо, что конечную цель от него скрывают лишь несколько тонких покровов – а возможно, и всего один.
Как Донал он обнаружил, что только власть и только закон не могут силой привести к тем переменам, которых он хотел. Но это открытие указало на путь, которым должен пойти он сам, а после него все человечество. Как Пол Формейн, в двадцать первом веке, он открыл, что частично ответ лежит вне известной вселенной и ее законов, но что это иное пространство – то, которое он стал называть Созидательной Вселенной – снова оказалось только частью ответа.
Последняя попытка Хэла состояла в том, что он собрал лучшее, чем обладали Молодые Миры – экзоты, квакеры, дорсайцы, – под охраной фазового щита, который был создан по его инициативе. Тогда он был уверен, что затем предстоит сделать следующий – и последний – шаг к его цели.
Но этого не произошло. Предстоял еще один участок пути.
В том, что он пока что совершил, ошибки не было. Вера, храбрость, умение философски мыслить, все людские способности, развитые с незапамятных времен и воплощенные ныне в квакерах, дорсайцах и экзотах, были частью ответа. В этом он не слишком ошибался, но теперь он видел, что то, в чем он нуждается, все еще скрыто в неизвестности, все еще находится в тени. Теперь он мог быть уверен лишь в том, что оно каким-то образом связано с творческими способностями в каждом человеке.
Разочарованный и уставший, он застрял на месте и счел себя выдохшимся неудачником. И продолжал думать так до тех пор, пока не появилась Аманда и не сказала ему, что он мог бы найти новую точку зрения здесь, на экзотской планете, в мире, теперь разрушенном силами врагов, которые пытались убить в человеческом духе стремление к росту и уничтожить все, что было достигнуто.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53