А в чем дело? Ты боишься, что он может заснуть там, на часах?
– Нет, – сказал Хэл. – Но можно ли быть достаточно хорошим наблюдателем, если ты не выспался.
– Я не уверен, что могу полагаться на его слова о шести часах сна; но верю ему, когда он говорит, что он не может сейчас спать – даже если и попробует, – сказал Амид. – Почему это важно? Солдаты, конечно же, не будут ничего делать в течение ночи?
– Нет, – ответил Хэл. – Они не из тех, кто станет действовать в темноте – даже если бы их этому и обучили, в чем я сомневаюсь.
– Меня совершенно не обучали действиям в темноте, когда я был среди них, – подтвердил Калас. – Служба в гарнизоне – вот все, на что они годятся.
– Этот челнок, возможно, сделал снимки всей области. – сказал Хэл, – но – и все мы вчера вечером пришли к такому мнению – сомнительно, чтобы эти снимки изучил кто-нибудь, способный обнаружить едва заметные признаки нашего присутствия здесь, поскольку была проделана работа по маскировке. Скорее всего, на них всего лишь мельком взглянет какой-нибудь офицер – и ничего не найдет на них.
– Да – но солдаты, – сказал Амид. – Насколько вероятно, что они там внизу, на равнине, заметили какие-то признаки нашего присутствия? В конце концов, наши сборщики часто бывают там внизу; и остается еще место, где Онет встречалась с Сее.
– Мне не хотелось бы обещать что-либо, – сказал Хэл. – Но даже если они и определят каким-то образом, что там бывали люди, судя по тому, что я видел сегодня, для нас, думается, особой опасности нет – если только мы затаимся и пересидим это время. Это, помимо прочего, означает, что не следует производить какой-либо шум, звук которого может отразиться вниз, в долину. Все же нам следует соблюдать тишину, пока солдаты не уйдут.
– Я позабочусь об этом. – Амид сделал заметку.
– Что касается самих солдат, – продолжил Хэл, – то все они пробирались по лесу очень неумело, как люди, выросшие в городе, – продирались сквозь чащу, а не проскальзывали в более удобном месте. Кроме того, лишь очень немногие из них удачно выбрали место для стоянки. Причем сделали это, думаю, случайно. Они определенно не знают лесов и, вероятно, им не слишком нравится здесь находиться. Такое отношение сделает их еще более небрежными во время поисков.
Он помолчал.
– Вот суть того, что я сам смог узнать сегодня; кроме того, Калас смог рассказать мне о некоторых офицерах и сержантах. Из его слов следует, что командир у них – ревностный служака, а солдаты плохо обучены и безразлично относятся к своим обязанностям. В итоге ему, вероятно, придется подгонять их, чтобы получить какие-то результаты. А это, в свою очередь, означает: стоит ему только оставить их без присмотра, как они начнут бездельничать – независимо от страха наказания. И даже Сее там внизу практически в безопасности – если только она сама буквально не попадет им в руки.
Хэл остановился и вопросительно взглянул на Старика.
– Ты что-нибудь добавишь? – спросил он.
– Они плохо будут спать сегодня ночью, – сказал Старик с обычной для него мягкой улыбкой. – Они – люди с нечистой совестью, пытающиеся отдохнуть в непривычном месте. И сон их, и то что им приснится, будут скверными; и завтра они будут более утомленными, чем обычно; и потому более вероятно, проглядят такие вещи, которые иначе могли бы и заметить.
Он умолк и вместе с Хэлом взглянул на Каласа.
Тот прочистил горло.
– Я? – спросил он. – Вы хотите, чтобы я рассказал о них?
– Разумеется, – сказал Хэл.
– Там много новых, с которыми я не служил вместе. Большинство из них захватило какие-то напитки – думаю, это спиртное – во фляжках или как-то спрятанными в снаряжении. Значит, напьются сегодня вечером.
Калас ненадолго умолк.
– Некоторые, конечно, не будут пить вообще, – добавил он. – Среди нас попадались квакеры и такие, кто никогда не пил по каким-то своим причинам. Вот все, что я могу сказать.
Хэл, Амид и Старик ждали.
– Впрочем, кое-что еще, – продолжил Калас. – Я не думал о этом, пока ты не сказал мне о решениях; но друзья склонны держаться вместе; а взводные и отделенные обычно позволяют им это делать. Потому что сержантам тогда с ними легче. Это означает, что почти наверняка в большинстве этих групп по крайней мере двое дружат. Это означает, что они держатся вместе и остальным приходится волей-неволей под них подстраиваться. И означает также, что один из этих двоих вроде старшего. Так что в итоге скорее всего получается, что один человек из каждой четверки принимает решения за остальных троих – всякий раз, когда есть что решать. Я не знаю, насколько все, что я сказал, вам поможет но возможно тебе, Друг, какая-то польза от моих слов будет.
Хэл, помедлив, кивнул.
– Это может пригодиться.
– Пригодиться для чего? – резко спросил Амид и сразу вернулся к своему обычному мягкому тону. – Извини. Похоже было, что я раздражен? Я этого не хотел. Просто позади были долгая ночь и долгий день…
– Ты не казался раздраженным, – покачал головой Хэл. – А если отвечать на твой вопрос, то в их сегодняшнем рассосредоточении я увидел что-то, меня обеспокоившее. Только я не могу определить, что именно. У меня есть своя собственная система для определения причин и следствий, которая обычно помогает в таких случаях, но сейчас, похоже, ей для работы недостает информации. Завтра, когда они по-настоящему начнут поиск, я смогу что-то понять лучше.
Наружная дверь с резким звуком открылась, и вошла Онет; ее сопровождали двое мужчин в больших белых кухонных фартуках – дежурные в столовых. Все трое несли подносы, нагруженные тарелками, покрытыми салфетками. Амид вскочил на ноги и моментально убрал карту со стола.
Трое вошедших поставили подносы на стол и начали разгружать их.
– Вы ничего не ели целый день, – сказал Амид. – Я попросил Онет принести еду, как только вы появитесь здесь. Может быть, Артура мне и не удастся заставить, но убедиться, что накормлены остальные из вас, я могу.
Вид и запах пищи заставил Хэла осознать, насколько он оказался голоден.
– Спасибо, – сказал он, пододвигая к столу свой стул. Старик и Калас присоединились к нему.
После того как они поели, а остальные ушли, Хэл по просьбе Амида задержался.
– Я тревожусь по поводу Артура, – вздохнул Амид. – Он не ест. Я думаю, что он, скорее всего, и не спит. Он ведет себя совершенно обычно; но я знаю его достаточно хорошо, чтобы понимать, насколько он терзается из-за того, что Сее находится там, внизу, с этими солдатами. Видишь ли, он чувствует себя ответственным за это.
– Да, – сказал Хэл, – это на него похоже.
– Он боится, что если солдаты поймают ее, то решат, что она одна из нас, и попытаются заставить ее сказать, где мы находимся.
– Да, – согласился Хэл, – Артур прав.
– Так что если они станут угрожать ей пытками, чтобы заставить говорить, у нее не будет другого выбора, кроме как сказать им. А когда они найдут, что отверстие закрыто камнем, то могут подумать, что она лжет ив действительности ничего не знает. Тогда они убьют ее. С другой стороны, мы не можем оставлять проход открытым, так что в каком-то смысле мы – и он – окажемся ответственными за ее смерть, а она еще только девочка.
– Никогда не пытайся предсказать, как человек поведет себя под пыткой, – произнес Хэл. – Здесь вопрос не только в силе воли. Даже он сам этого заранее не знает. Самый храбрый может сломаться; а люди, от которых ты бы этого не ожидал, умрут, не проронив ни слова. Она может вообще отказаться говорить.
– Но тогда они замучают ее до смерти, пытаясь вынудить к этому! – Амид содрогнулся. – Мы не можем такого допустить!
– Можете. Вы должны – если нет никакого способа избежать этого, – сказал Хэл. – Ее не спасет, если понапрасну погибнут все остальные члены Гильдии. Но если вы станете постоянно думать о том, в каком ужасном положении может оказаться Сее, то рано или поздно ты – или Артур, или кто-либо еще – попытаетесь предпринять что-нибудь, совершенно не имеющее шансов на успех; и в результате все вы попадете в лапы солдат.
– Даже если бы мы могли… – начал Амид. – Даже если бы мы согласились принести ее в жертву, Артур никогда не пошел бы на это. Никогда!
– Тогда заприте его, – сказал Хэл, – пока солдаты не уйдут.
– Мы не можем сделать это!
– Он наверняка возненавидет вас за это, – сказал Хэл. – Но это, возможно, самое лучшее, что вы в состоянии для него сделать.
– Я поговорю с ним, – сказал Амид. – Если он сможет убедить остальных в том, что Сее не угрожает опасность…
– Ты же сам знаешь, что это не совсем так – даже если ему и удастся убедить в этом других, – покачал головой Хэл. – Почти все члены вашей Гильдии – экзоты. Они слишком склонны к сопереживанию, чтобы их могло одурачить его притворное безразличие. В действительности же, долг Артура в том, чтобы осознать, что Сее может погибнуть; и своим примером добиться того, чтобы и остальные также это осознали. А что-либо меньшее здесь не подействует. И более того, окажется морально неприемлемым.
– Неприемлемым? – Амид, похоже, был потрясен.
– Да, – сказал Хэл, – потому что тогда вы позволите ситуации, которой вы не можете управлять, выбить ваших людей из колеи как раз в то время, когда их дух должен быть особенно крепким, а мысли – ясными. Я обещаю тебе, что если увижу надежду сделать хоть что-нибудь для Сее, то дам тебе об этом знать; и если это окажется наилучшим выходом из положения, то сделаю это сам. Но до тех пор, пока не возникнет реальный шанс ей помочь, необходимо сделать две вещи. Во-первых, члены Гильдии должны принять неизбежность того, что произойдет с Сее – а также то, что при нынешнем положении дел они не смогут никак на это повлиять. Во-вторых, Артур должен сам осознать этот факт – и показать остальным, что он это сделал.
После долгого молчания Амид ответил:
– Для нас это окажется достаточно трудным. А для Артура – невозможным.
– Тогда заприте его, как я и предлагаю.
Амид не ответил. Хэл поднялся.
– Мне жаль. – Он глядел на старика, как бы осевшего под тяжестью услышанного. – Рано или поздно для каждого наступает день, когда ему приходится столкнуться с подобными вещами. И никакой пользы делать вид, что такой день никогда не придет.
– Решение принимать тебе, – чуть помедлив, добавил он. – Если Вы думаете о некотором пути, которым я могу помочь, вызови меня. А я сейчас собираюсь немного отдохнуть, пока есть возможность.
Он вышел.
На следующее утро они со Стариком, как обычно, вместе наблюдали восход солнца; а затем заняли свои места на краю уступа, у мониторов. Вскоре после этого к ним присоединился Калас. Но прошло еще добрых три часа, прежде чем первая из поисковых групп принялась за дело; а некоторые из остальных только-только просыпались.
Хэл резко наклонился вперед и увеличил масштаб изображения на одном из экранов.
– Калас, – спросил он, – а что это они надевают на дула концы своих игольных ружей?
Калас взглянул.
– О, это ловчие сети. Они часто используют их при охоте за беглыми пленниками – для того, чтобы взять кого-то в плен – если они хотят допросить его прежде, чем расстреливать. Ты знаешь, как действует игольное ружье?
Хэл улыбнулся.
– Да.
Игольные ружья были любимым оружием у действующих войск – главным образом потому, что их магазин мог содержать до четырех тысяч игл.
Каждая из них могла оказаться смертельной, если поражала жизненно важный орган; но очередь игл в любом случае почти наверняка могла уложить человека. Они были невелики, едва больше обычных швейных, и выстреливались с помощью механически взводимой пружины или сжатого воздуха из резервуара. Каждая игла походила на миниатюрную ракету. Твердое горючее, воспламенявшееся при выходе иглы из ствола, переносило ее на расстояние до трехсот метров. Пучок игл, выстреливавшихся одновременно, приближаясь к пели, веером расходился в стороны, наподобие дроби, которой стреляли из древних охотничьих ружей.
Преимущества, следовательно, заключались в огневой мощи довольно легкого оружия; и еще в том, что такое оружие было почти невозможно вывести из строя скверным обращением. Его можно было протащить по грязи или через полгода достать из-под воды, где оно все это время пролежало – и оно по-прежнему действовало бы. Кроме того, его могли использовать плохо обученные солдаты, просто поливая противника дождем иголок, как из брандспойта.
Из таких ружей также мог выстреливаться ряд вспомогательных устройств. Но с такими сетями-ловушками Хэл никогда прежде не сталкивался; вероятно потому – как это и следовало из слов Каласа – что их использовали полицейские, а не военные.
– В носу капсулы с сетью находится устройство наведения, – объяснил Калас. – После выстрела оно обнаруживает ближайшее человеческое тело; насколько я понимаю, играет роль температура тела и так далее – а на подлете к цели капсула взрывается и развернувшаяся сеть опускается на человека. Как я и говорил, их используют для поимки беглых пленников и тому подобного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
– Нет, – сказал Хэл. – Но можно ли быть достаточно хорошим наблюдателем, если ты не выспался.
– Я не уверен, что могу полагаться на его слова о шести часах сна; но верю ему, когда он говорит, что он не может сейчас спать – даже если и попробует, – сказал Амид. – Почему это важно? Солдаты, конечно же, не будут ничего делать в течение ночи?
– Нет, – ответил Хэл. – Они не из тех, кто станет действовать в темноте – даже если бы их этому и обучили, в чем я сомневаюсь.
– Меня совершенно не обучали действиям в темноте, когда я был среди них, – подтвердил Калас. – Служба в гарнизоне – вот все, на что они годятся.
– Этот челнок, возможно, сделал снимки всей области. – сказал Хэл, – но – и все мы вчера вечером пришли к такому мнению – сомнительно, чтобы эти снимки изучил кто-нибудь, способный обнаружить едва заметные признаки нашего присутствия здесь, поскольку была проделана работа по маскировке. Скорее всего, на них всего лишь мельком взглянет какой-нибудь офицер – и ничего не найдет на них.
– Да – но солдаты, – сказал Амид. – Насколько вероятно, что они там внизу, на равнине, заметили какие-то признаки нашего присутствия? В конце концов, наши сборщики часто бывают там внизу; и остается еще место, где Онет встречалась с Сее.
– Мне не хотелось бы обещать что-либо, – сказал Хэл. – Но даже если они и определят каким-то образом, что там бывали люди, судя по тому, что я видел сегодня, для нас, думается, особой опасности нет – если только мы затаимся и пересидим это время. Это, помимо прочего, означает, что не следует производить какой-либо шум, звук которого может отразиться вниз, в долину. Все же нам следует соблюдать тишину, пока солдаты не уйдут.
– Я позабочусь об этом. – Амид сделал заметку.
– Что касается самих солдат, – продолжил Хэл, – то все они пробирались по лесу очень неумело, как люди, выросшие в городе, – продирались сквозь чащу, а не проскальзывали в более удобном месте. Кроме того, лишь очень немногие из них удачно выбрали место для стоянки. Причем сделали это, думаю, случайно. Они определенно не знают лесов и, вероятно, им не слишком нравится здесь находиться. Такое отношение сделает их еще более небрежными во время поисков.
Он помолчал.
– Вот суть того, что я сам смог узнать сегодня; кроме того, Калас смог рассказать мне о некоторых офицерах и сержантах. Из его слов следует, что командир у них – ревностный служака, а солдаты плохо обучены и безразлично относятся к своим обязанностям. В итоге ему, вероятно, придется подгонять их, чтобы получить какие-то результаты. А это, в свою очередь, означает: стоит ему только оставить их без присмотра, как они начнут бездельничать – независимо от страха наказания. И даже Сее там внизу практически в безопасности – если только она сама буквально не попадет им в руки.
Хэл остановился и вопросительно взглянул на Старика.
– Ты что-нибудь добавишь? – спросил он.
– Они плохо будут спать сегодня ночью, – сказал Старик с обычной для него мягкой улыбкой. – Они – люди с нечистой совестью, пытающиеся отдохнуть в непривычном месте. И сон их, и то что им приснится, будут скверными; и завтра они будут более утомленными, чем обычно; и потому более вероятно, проглядят такие вещи, которые иначе могли бы и заметить.
Он умолк и вместе с Хэлом взглянул на Каласа.
Тот прочистил горло.
– Я? – спросил он. – Вы хотите, чтобы я рассказал о них?
– Разумеется, – сказал Хэл.
– Там много новых, с которыми я не служил вместе. Большинство из них захватило какие-то напитки – думаю, это спиртное – во фляжках или как-то спрятанными в снаряжении. Значит, напьются сегодня вечером.
Калас ненадолго умолк.
– Некоторые, конечно, не будут пить вообще, – добавил он. – Среди нас попадались квакеры и такие, кто никогда не пил по каким-то своим причинам. Вот все, что я могу сказать.
Хэл, Амид и Старик ждали.
– Впрочем, кое-что еще, – продолжил Калас. – Я не думал о этом, пока ты не сказал мне о решениях; но друзья склонны держаться вместе; а взводные и отделенные обычно позволяют им это делать. Потому что сержантам тогда с ними легче. Это означает, что почти наверняка в большинстве этих групп по крайней мере двое дружат. Это означает, что они держатся вместе и остальным приходится волей-неволей под них подстраиваться. И означает также, что один из этих двоих вроде старшего. Так что в итоге скорее всего получается, что один человек из каждой четверки принимает решения за остальных троих – всякий раз, когда есть что решать. Я не знаю, насколько все, что я сказал, вам поможет но возможно тебе, Друг, какая-то польза от моих слов будет.
Хэл, помедлив, кивнул.
– Это может пригодиться.
– Пригодиться для чего? – резко спросил Амид и сразу вернулся к своему обычному мягкому тону. – Извини. Похоже было, что я раздражен? Я этого не хотел. Просто позади были долгая ночь и долгий день…
– Ты не казался раздраженным, – покачал головой Хэл. – А если отвечать на твой вопрос, то в их сегодняшнем рассосредоточении я увидел что-то, меня обеспокоившее. Только я не могу определить, что именно. У меня есть своя собственная система для определения причин и следствий, которая обычно помогает в таких случаях, но сейчас, похоже, ей для работы недостает информации. Завтра, когда они по-настоящему начнут поиск, я смогу что-то понять лучше.
Наружная дверь с резким звуком открылась, и вошла Онет; ее сопровождали двое мужчин в больших белых кухонных фартуках – дежурные в столовых. Все трое несли подносы, нагруженные тарелками, покрытыми салфетками. Амид вскочил на ноги и моментально убрал карту со стола.
Трое вошедших поставили подносы на стол и начали разгружать их.
– Вы ничего не ели целый день, – сказал Амид. – Я попросил Онет принести еду, как только вы появитесь здесь. Может быть, Артура мне и не удастся заставить, но убедиться, что накормлены остальные из вас, я могу.
Вид и запах пищи заставил Хэла осознать, насколько он оказался голоден.
– Спасибо, – сказал он, пододвигая к столу свой стул. Старик и Калас присоединились к нему.
После того как они поели, а остальные ушли, Хэл по просьбе Амида задержался.
– Я тревожусь по поводу Артура, – вздохнул Амид. – Он не ест. Я думаю, что он, скорее всего, и не спит. Он ведет себя совершенно обычно; но я знаю его достаточно хорошо, чтобы понимать, насколько он терзается из-за того, что Сее находится там, внизу, с этими солдатами. Видишь ли, он чувствует себя ответственным за это.
– Да, – сказал Хэл, – это на него похоже.
– Он боится, что если солдаты поймают ее, то решат, что она одна из нас, и попытаются заставить ее сказать, где мы находимся.
– Да, – согласился Хэл, – Артур прав.
– Так что если они станут угрожать ей пытками, чтобы заставить говорить, у нее не будет другого выбора, кроме как сказать им. А когда они найдут, что отверстие закрыто камнем, то могут подумать, что она лжет ив действительности ничего не знает. Тогда они убьют ее. С другой стороны, мы не можем оставлять проход открытым, так что в каком-то смысле мы – и он – окажемся ответственными за ее смерть, а она еще только девочка.
– Никогда не пытайся предсказать, как человек поведет себя под пыткой, – произнес Хэл. – Здесь вопрос не только в силе воли. Даже он сам этого заранее не знает. Самый храбрый может сломаться; а люди, от которых ты бы этого не ожидал, умрут, не проронив ни слова. Она может вообще отказаться говорить.
– Но тогда они замучают ее до смерти, пытаясь вынудить к этому! – Амид содрогнулся. – Мы не можем такого допустить!
– Можете. Вы должны – если нет никакого способа избежать этого, – сказал Хэл. – Ее не спасет, если понапрасну погибнут все остальные члены Гильдии. Но если вы станете постоянно думать о том, в каком ужасном положении может оказаться Сее, то рано или поздно ты – или Артур, или кто-либо еще – попытаетесь предпринять что-нибудь, совершенно не имеющее шансов на успех; и в результате все вы попадете в лапы солдат.
– Даже если бы мы могли… – начал Амид. – Даже если бы мы согласились принести ее в жертву, Артур никогда не пошел бы на это. Никогда!
– Тогда заприте его, – сказал Хэл, – пока солдаты не уйдут.
– Мы не можем сделать это!
– Он наверняка возненавидет вас за это, – сказал Хэл. – Но это, возможно, самое лучшее, что вы в состоянии для него сделать.
– Я поговорю с ним, – сказал Амид. – Если он сможет убедить остальных в том, что Сее не угрожает опасность…
– Ты же сам знаешь, что это не совсем так – даже если ему и удастся убедить в этом других, – покачал головой Хэл. – Почти все члены вашей Гильдии – экзоты. Они слишком склонны к сопереживанию, чтобы их могло одурачить его притворное безразличие. В действительности же, долг Артура в том, чтобы осознать, что Сее может погибнуть; и своим примером добиться того, чтобы и остальные также это осознали. А что-либо меньшее здесь не подействует. И более того, окажется морально неприемлемым.
– Неприемлемым? – Амид, похоже, был потрясен.
– Да, – сказал Хэл, – потому что тогда вы позволите ситуации, которой вы не можете управлять, выбить ваших людей из колеи как раз в то время, когда их дух должен быть особенно крепким, а мысли – ясными. Я обещаю тебе, что если увижу надежду сделать хоть что-нибудь для Сее, то дам тебе об этом знать; и если это окажется наилучшим выходом из положения, то сделаю это сам. Но до тех пор, пока не возникнет реальный шанс ей помочь, необходимо сделать две вещи. Во-первых, члены Гильдии должны принять неизбежность того, что произойдет с Сее – а также то, что при нынешнем положении дел они не смогут никак на это повлиять. Во-вторых, Артур должен сам осознать этот факт – и показать остальным, что он это сделал.
После долгого молчания Амид ответил:
– Для нас это окажется достаточно трудным. А для Артура – невозможным.
– Тогда заприте его, как я и предлагаю.
Амид не ответил. Хэл поднялся.
– Мне жаль. – Он глядел на старика, как бы осевшего под тяжестью услышанного. – Рано или поздно для каждого наступает день, когда ему приходится столкнуться с подобными вещами. И никакой пользы делать вид, что такой день никогда не придет.
– Решение принимать тебе, – чуть помедлив, добавил он. – Если Вы думаете о некотором пути, которым я могу помочь, вызови меня. А я сейчас собираюсь немного отдохнуть, пока есть возможность.
Он вышел.
На следующее утро они со Стариком, как обычно, вместе наблюдали восход солнца; а затем заняли свои места на краю уступа, у мониторов. Вскоре после этого к ним присоединился Калас. Но прошло еще добрых три часа, прежде чем первая из поисковых групп принялась за дело; а некоторые из остальных только-только просыпались.
Хэл резко наклонился вперед и увеличил масштаб изображения на одном из экранов.
– Калас, – спросил он, – а что это они надевают на дула концы своих игольных ружей?
Калас взглянул.
– О, это ловчие сети. Они часто используют их при охоте за беглыми пленниками – для того, чтобы взять кого-то в плен – если они хотят допросить его прежде, чем расстреливать. Ты знаешь, как действует игольное ружье?
Хэл улыбнулся.
– Да.
Игольные ружья были любимым оружием у действующих войск – главным образом потому, что их магазин мог содержать до четырех тысяч игл.
Каждая из них могла оказаться смертельной, если поражала жизненно важный орган; но очередь игл в любом случае почти наверняка могла уложить человека. Они были невелики, едва больше обычных швейных, и выстреливались с помощью механически взводимой пружины или сжатого воздуха из резервуара. Каждая игла походила на миниатюрную ракету. Твердое горючее, воспламенявшееся при выходе иглы из ствола, переносило ее на расстояние до трехсот метров. Пучок игл, выстреливавшихся одновременно, приближаясь к пели, веером расходился в стороны, наподобие дроби, которой стреляли из древних охотничьих ружей.
Преимущества, следовательно, заключались в огневой мощи довольно легкого оружия; и еще в том, что такое оружие было почти невозможно вывести из строя скверным обращением. Его можно было протащить по грязи или через полгода достать из-под воды, где оно все это время пролежало – и оно по-прежнему действовало бы. Кроме того, его могли использовать плохо обученные солдаты, просто поливая противника дождем иголок, как из брандспойта.
Из таких ружей также мог выстреливаться ряд вспомогательных устройств. Но с такими сетями-ловушками Хэл никогда прежде не сталкивался; вероятно потому – как это и следовало из слов Каласа – что их использовали полицейские, а не военные.
– В носу капсулы с сетью находится устройство наведения, – объяснил Калас. – После выстрела оно обнаруживает ближайшее человеческое тело; насколько я понимаю, играет роль температура тела и так далее – а на подлете к цели капсула взрывается и развернувшаяся сеть опускается на человека. Как я и говорил, их используют для поимки беглых пленников и тому подобного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53