и эта иллюзия исчезала лишь тогда, когда они натыкались на обгоревший остов дома. В этом ярком свете остатки того, что некогда было домом, почти что магически пробуждали в Хэле воспоминание о легкости и красоте, которые экзоты привносили в строительство своих жилищ. Этой красотой экзоты, казалось, всегда пытались уравновесить абстрактность философии, которой они были одержимы.
Ночь с ее разнообразными звуками и легким, ароматным воздухом, вызывала у Хэла смутное ощущение нереальности, к которому также примешивалась возвратившаяся печаль. Боль от удара по голове усиливалась. Мне еще повезло, подумал он, машинально прибегнув к некоторым из приемов, которым его обучали в течение обоих его детств. Он стремился не столько избавиться от боли, сколько мысленно отодвинуть ее – так, чтобы она не мешала нормальной работе тела и духа.
Внезапно усилившаяся боль заставила его остановиться. Аманда также остановилась.
– В чем дело? – спросила она.
– Меня ударили по голове, вот сюда, – указал он. – Чем-то поосновательнее кулака. Возможно, деревянной палкой. До этого момента я не слишком обращал внимание…
– Сядь, – приказала Аманда. – Позволь мне взглянуть.
Хэл, скрестив ноги, уселся на землю, испытав при этом новый приступ боли.
– С правой стороны, – уточнил он. Аманда склонилась над ним и пальцами потрогала его голову. – Этот лунный свет достаточно яркий, так что я смогу рассмотреть, в чем дело. – Она что-то нащупала – по крайней мере, рубец.
– Большой опухоли нет, но следует опасаться внутреннего кровоизлияния. Как тебе кажется самому, мог ли удар вызвать сотрясение мозга? Насколько сильно тебя ударили?
– Не могу тебе сказать – я был слегка оглушен, – ответил Хэл, – возможно, секунд на десять, не больше. С ног меня не сбили. Я помню, что намеренно упал и откатился в сторону от схватки. А теперь…
Он попытался изучить собственные ощущения и некоторое время сидел неподвижно, прислушиваясь к себе. Аманда уселась рядом. Через какое-то время он заговорил.
– Нет, я не думаю, чтобы в мозге накапливалась жидкость; но, по-моему, мне лучше сделать остановку и до утра не двигаться дальше.
– Совершенно верно, – согласилась Аманда. Она осмотрелась кругом. – С дороги нас не видно. Тебе надо лечь сейчас. Я сделаю тебе постель из хвороста и листьев; и когда она будет готова, перейдешь на нее.
Он лег, испытав внезапное удовольствие оттого, что смог это сделать; голову он пристроил на корнях крупного местного растения, походившего на куст, но высотой с дерево. Он закрыл глаза и сосредоточился – не просто для того, чтобы отгородиться от боли, а для того, чтобы сдержать естественную реакцию тела, стремившегося направить поток жидкости к ушибленному участку внутри черепа.
Ощущение собственного тела, лежащею на голой земле, лунный свет на веках и всех остальные чувства начали растворяться в небытии. Хэл расслаблялся. Боль также уходила. Окружающий лес исчез, и время начало терять смысл. Хэл лишь автоматически – и как-то издали – чувствовал, что Аманда помогает ему перелечь на полметра вправо, на мягкую и упругую постель чуть выше уровня земли.
Все ушло далеко прочь, в небытие, и он заснул.
Из этого же небытия он попал в место, которое снилось ему уже дважды. Хэл знал, что видит сон, но это ничего не меняло; потому что сон был действительностью, а действительность была сном.
Он снова очутился на равнине, где лежало множество камней. Давным-давно, когда он был здесь в последний раз, он прошел мимо заросших виноградной лозой решетчатых ворот, сквозь которые он видел Блейза, который не мог пройти через них и оказаться на той же стороне, что и Хэл. Стороне чего? Каменной ограды? Какой-то естественной каменной стены? Он не мог вспомнить; и теперь это не имело значения.
А имело значение то, что Хэл наконец приближался к башне. Она всегда, казалось ему, отдалялась от него, пока он шел к ней; но теперь она, вне сомнений, находилась близко; хотя насколько близко, сказать было невозможно.
Теперь наконец он сможет дойти до нее – стоит только приложить еще немного усилий.
Но в этом-то и состояла трудность. Хэл лежал на краю рва шириной в двадцать метров. Стенки рва были почти вертикальными, а глубина раза в четыре превосходила его рост. Можно соскользнуть вниз и выбраться наверх с другой стороны. Поэтому он теперь лежал на камнях, но у Хэла нехватало сил даже для того, чтобы подняться на ноги. Такой ров легко преодолел бы любой, вдвое слабее его.
Хэл сосредоточился, попробовав подстегнуть свое тело с помощью всего, что ему преподали все его наставники – и как Доналу, и как мальчику Хэлу Мэйну. Одной лишь ярости должно хватить, чтобы сдвинуть этот труп, который представляло собой его тело – хотя бы заставить его соскользнуть вниз по наклонной стенке рва.
Хэл постепенно понял, что враг на этот раз находился в нем самом. И он сам препятствовал себе пересечь ров – хотя каждая частичка его существа и вся его жизнь сосредоточились на том, что надо преодолеть ров и добраться до башни.
Хэл старался осилить этого внутреннего врага; но тот был внутри него – повсюду и нигде. В отчаянии, продолжая борьбу, он наконец снова погрузился в глубокий сон и спал, пока дневной свет не раз пробудил его.
Глава 10
Когда Хэл проснулся, солнце уже заметно поднялось над горизонтом. Его головная боль намного уменьшилась. В момент пробуждения он вообще не чувствовал ее, но потом она проявилась и стала усиливаться, Хэлу пришлось сделать умственное усилие, чтобы задвинуть ее в уголок сознания и полностью высвободить мозг для всего того, с чем им, возможно, придется столкнуться. Там она и сидела, как птица на насесте, – все еще оставаясь с ним; но ею легко было пренебречь – если не пытаться сдержать.
Аманда, пока он спал, ходила собирать на завтрак дикие плоды и коренья и теперь разложила их на большом зеленом листе. Хэл увидел вариформы бананов, яблоки, а также несколько толстых корней различных форм и размеров и плоды с толстой кожурой, утыканной шипами, похожие на плоды земного кактуса.
Хэл осторожно приподнялся и сел, готовый к тому, что его головная боль взорвется в ответ на движение. Но этого не произошло. Он передвинулся вперед и уселся, скрестив ноги, рядом с листом. Аманда также уже уселась с другой стороны.
– Завтрак, – сказала она, указывая на лист. – Я ждала тебя. Как ты себя чувствуешь?
– Намного лучше, – ответил Хэл. – Пожалуй, вряд ли могло бы быть намного лучше.
– Хорошо! – кивнула она и, повторив свой жест, добавила:
– Угощайся.
Хэл посмотрел на то, что лежало перед ним.
– Если у них есть все это, то зачем они выходят по ночам на поля?
– Потому что им хочется – и необходимо – питаться более разнообразно, – ответила она. – Кроме того, они хотят создать запасы на то время, когда оккупационные власти не разрешают им ходить в лес, чтобы собирать пищу. Эти сроки таковы, что если бы местные жители следовали им, то умерли бы от голода.
– Понимаю, – сказал Хэл.
– Кроме того, здесь имеется только несколько вариформ кроликов и других мелких диких животных. А еще им нужны корнеплоды, которые лучше всего выращивать на огородах. Те люди, которые напали на нас вчерашней ночью, вероятно, подумали, что или мы собираемся ограбить их огород, или же мы охотники. Тогда они могли бы по закону у нас отобрать нашу добычу – поскольку юридически мы находимся на их земле.
– Ты знала, что они были там, – чуть промямлив, произнес Хэл. – Вот почему ты крикнула «суд».
– Я знаю об этом семействе, – кивнула Аманда, – и когда они набросились на нас, я подумала, что это была одна из тех ночей, когда они не вернулись в город. Они покидают город и просто не возвращаются до вечера следующего дня; и либо подкупают кого-то из ночных патрулей, чтобы те заявили, что они дома, либо идут на риск – их отсутствие могут, обнаружить.
– Я забыл, – сказал Хэл, – это же район, где ты работала, не так ли?
– Вплоть до Зипакских Гор, – ответила она. – Именно поэтому я и велела Саймону высадить нас в этом месте. Я хотела, чтобы ты кое-что увидел. Пока они все еще верят в отказ от насилия и пытаются его практиковать, хотя у них сейчас есть некоторые вещи, за которые надо биться; и одна из этих вещей – выживание. Я не утверждаю, что все они борются – даже для этой цели; но таких больше, чем бы ты мог предположить. Это одна из тех перемен, которые тебе надо было увидеть самому.
– Мне подумалось бы, – сказал Хэл, – что, с их точки зрения, эта перемена едва ли к лучшему.
– Подожди, пока ты не встретишь еще кое-кого из них прежде, чем прийти к окончательному выводу, – ответила Аманда. – Пока достаточно того, с чем ты успел ознакомиться. Тебе лучше поесть.
Какая-то едва заметная перемена в тоне ее голоса заставила Хэла пристальнее взглянуть не нее. Ему показалось, что в уголках глаз и выражении рта прячется едва ли не озорство, что противоречило ее обычной ровной манере поведения.
В нем зашевелилось подозрение. Морганы и Гримы никогда не отказывались от возможности сыграть друг с другом маленькую шутку. Казалось странным, что можно оставить загадки перемен в экзотах и собственные неудачные изыскания и вернуться во времена детства. Впрочем, это как-то заставляло забыть о других заботах.
– Тебе не следовало ждать, – достаточно спокойно произнес Хэл. Он указал на лежавшую перед ними еду. – Начинай ты.
Аманда слегка приподняла брови, однако протянула руку, взяла одну из палочек, напоминавших ему очищенные стебли, и начала есть. Очевидно, они были лучше на вкус, чем на вид. Но по ее лицу он не мог определить, каков этот вкус.
Тогда он взял точно такой же и осторожно откусил немного беловатой мякоти. Его рот инстинктивно скривился, как от лимона.
– Вкус довольно приятный, хотя и мягковат, – Аманда улыбнулась. – Разумеется, надо быть осторожным и есть только те, на которых имеются вот такие бледно-желтые полоски. А ты по ошибке взял незрелый. Выплюнь. Попробуй один из тех, что с полосками. Ты же не дал мне возможности тебя предупредить.
– Да? И по чистой случайности почти все без желтых полос находятся на моей стороне листа?
– Ну, так бывает! – ответила она с совершенно непроницаемым лицом.
Хэл тщательно выбрал один из кусков с бледно-желтыми полосами, которые, по правде говоря, были едва заметны и осторожно откусил. Вкус у зрелого растения был, как и сказала Аманда, мягким и напомнил Хэлу хорошо пропеченный домашний хлеб.
– С этого момента, – сказал он ей, – я надеюсь, что ты будешь предупреждать меня, если попадется что-нибудь острее ножа и тому подобное.
– Непременно, – кивнула она. Ее лицо внезапно стало серьезным. – Извини, Хэл. Если бы ты знал, какой я была в детстве… но я забываю, что у тебя не было такой возможности. Так или иначе, у меня было не так много времени для игр – даже тогда. Приходилось слишком многому учиться. Ты уверен, что с твоей головой все будет в порядке?
– Уверен, – ответил Хэл. Он внезапно ощутил в себе необычную мягкость. – Это уж точно, что у тебя не оставалось много времени на игры, даже когда ты были маленькой.
– У тебя тоже, – пожала она плечами.
– Тут другое, – сказал он помедлив. – Я сам выбрал свою жизнь.
– А ты думаешь, что я не выбирала свою? – воскликнула она. – Вторая Аманда предпочла меня себе на смену, когда я была слишком юной, чтобы иметь на этот счет свое мнение. Но на меня выбор пал из-за того, какой я была с самого рождения. Я была слишком молода, чтобы знать, к чему я стремлюсь; но само стремление во мне уже было. Но она увидела его – даже тогда – и придала ему направление, вот и все. А потом я шла по этому пути ради нее – но потому что мне так хотелось, а не потому, что была обязана. Я была бы Третьей Амандой среди Морганов независимо от того, как меня назвали и чему научили!
– Хорошо, – сказал он с той же мягкостью, – в любом случае мы – это то, чем являемся сейчас.
Они закончили есть и снова отправились в путь. Когда поднялось солнце, стало теплее, но не настолько, чтобы это сделалось неприятным. Но, когда Пропион превратился в чересчур яркую белую точку в зеленовато-синем небе над ними, Хэл в душе порадовался, что у них была возможность идти вдоль дороги в тени растений.
Деревья и кустарники росли плотно, но не настолько, чтобы считать их непроходимыми. Ниже, в покрытых туманами долинах, находящихся примерно на уровне моря, дикую растительность вполне можно назвать непроходимыми джунглями. Здесь же, несмотря на тропические плоды и теплолюбивые растения, лес был пореже. Попадались даже небольшие естественные поляны, а также участки, расчищенные для домов и усадеб.
По обочине дороги росли достаточно высокие деревья – и местные породы, и прижившиеся здесь вариформы, создавая достаточно плотную тень. Сверкающее небо было безоблачным, а впереди и позади них шли две горных гряды. Как их назвала Аманда? О, да, Зипакские и Деды Рассвета. Именно Зипакские, в которых обосновалась новая Гильдия Придела, и лежали впереди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
Ночь с ее разнообразными звуками и легким, ароматным воздухом, вызывала у Хэла смутное ощущение нереальности, к которому также примешивалась возвратившаяся печаль. Боль от удара по голове усиливалась. Мне еще повезло, подумал он, машинально прибегнув к некоторым из приемов, которым его обучали в течение обоих его детств. Он стремился не столько избавиться от боли, сколько мысленно отодвинуть ее – так, чтобы она не мешала нормальной работе тела и духа.
Внезапно усилившаяся боль заставила его остановиться. Аманда также остановилась.
– В чем дело? – спросила она.
– Меня ударили по голове, вот сюда, – указал он. – Чем-то поосновательнее кулака. Возможно, деревянной палкой. До этого момента я не слишком обращал внимание…
– Сядь, – приказала Аманда. – Позволь мне взглянуть.
Хэл, скрестив ноги, уселся на землю, испытав при этом новый приступ боли.
– С правой стороны, – уточнил он. Аманда склонилась над ним и пальцами потрогала его голову. – Этот лунный свет достаточно яркий, так что я смогу рассмотреть, в чем дело. – Она что-то нащупала – по крайней мере, рубец.
– Большой опухоли нет, но следует опасаться внутреннего кровоизлияния. Как тебе кажется самому, мог ли удар вызвать сотрясение мозга? Насколько сильно тебя ударили?
– Не могу тебе сказать – я был слегка оглушен, – ответил Хэл, – возможно, секунд на десять, не больше. С ног меня не сбили. Я помню, что намеренно упал и откатился в сторону от схватки. А теперь…
Он попытался изучить собственные ощущения и некоторое время сидел неподвижно, прислушиваясь к себе. Аманда уселась рядом. Через какое-то время он заговорил.
– Нет, я не думаю, чтобы в мозге накапливалась жидкость; но, по-моему, мне лучше сделать остановку и до утра не двигаться дальше.
– Совершенно верно, – согласилась Аманда. Она осмотрелась кругом. – С дороги нас не видно. Тебе надо лечь сейчас. Я сделаю тебе постель из хвороста и листьев; и когда она будет готова, перейдешь на нее.
Он лег, испытав внезапное удовольствие оттого, что смог это сделать; голову он пристроил на корнях крупного местного растения, походившего на куст, но высотой с дерево. Он закрыл глаза и сосредоточился – не просто для того, чтобы отгородиться от боли, а для того, чтобы сдержать естественную реакцию тела, стремившегося направить поток жидкости к ушибленному участку внутри черепа.
Ощущение собственного тела, лежащею на голой земле, лунный свет на веках и всех остальные чувства начали растворяться в небытии. Хэл расслаблялся. Боль также уходила. Окружающий лес исчез, и время начало терять смысл. Хэл лишь автоматически – и как-то издали – чувствовал, что Аманда помогает ему перелечь на полметра вправо, на мягкую и упругую постель чуть выше уровня земли.
Все ушло далеко прочь, в небытие, и он заснул.
Из этого же небытия он попал в место, которое снилось ему уже дважды. Хэл знал, что видит сон, но это ничего не меняло; потому что сон был действительностью, а действительность была сном.
Он снова очутился на равнине, где лежало множество камней. Давным-давно, когда он был здесь в последний раз, он прошел мимо заросших виноградной лозой решетчатых ворот, сквозь которые он видел Блейза, который не мог пройти через них и оказаться на той же стороне, что и Хэл. Стороне чего? Каменной ограды? Какой-то естественной каменной стены? Он не мог вспомнить; и теперь это не имело значения.
А имело значение то, что Хэл наконец приближался к башне. Она всегда, казалось ему, отдалялась от него, пока он шел к ней; но теперь она, вне сомнений, находилась близко; хотя насколько близко, сказать было невозможно.
Теперь наконец он сможет дойти до нее – стоит только приложить еще немного усилий.
Но в этом-то и состояла трудность. Хэл лежал на краю рва шириной в двадцать метров. Стенки рва были почти вертикальными, а глубина раза в четыре превосходила его рост. Можно соскользнуть вниз и выбраться наверх с другой стороны. Поэтому он теперь лежал на камнях, но у Хэла нехватало сил даже для того, чтобы подняться на ноги. Такой ров легко преодолел бы любой, вдвое слабее его.
Хэл сосредоточился, попробовав подстегнуть свое тело с помощью всего, что ему преподали все его наставники – и как Доналу, и как мальчику Хэлу Мэйну. Одной лишь ярости должно хватить, чтобы сдвинуть этот труп, который представляло собой его тело – хотя бы заставить его соскользнуть вниз по наклонной стенке рва.
Хэл постепенно понял, что враг на этот раз находился в нем самом. И он сам препятствовал себе пересечь ров – хотя каждая частичка его существа и вся его жизнь сосредоточились на том, что надо преодолеть ров и добраться до башни.
Хэл старался осилить этого внутреннего врага; но тот был внутри него – повсюду и нигде. В отчаянии, продолжая борьбу, он наконец снова погрузился в глубокий сон и спал, пока дневной свет не раз пробудил его.
Глава 10
Когда Хэл проснулся, солнце уже заметно поднялось над горизонтом. Его головная боль намного уменьшилась. В момент пробуждения он вообще не чувствовал ее, но потом она проявилась и стала усиливаться, Хэлу пришлось сделать умственное усилие, чтобы задвинуть ее в уголок сознания и полностью высвободить мозг для всего того, с чем им, возможно, придется столкнуться. Там она и сидела, как птица на насесте, – все еще оставаясь с ним; но ею легко было пренебречь – если не пытаться сдержать.
Аманда, пока он спал, ходила собирать на завтрак дикие плоды и коренья и теперь разложила их на большом зеленом листе. Хэл увидел вариформы бананов, яблоки, а также несколько толстых корней различных форм и размеров и плоды с толстой кожурой, утыканной шипами, похожие на плоды земного кактуса.
Хэл осторожно приподнялся и сел, готовый к тому, что его головная боль взорвется в ответ на движение. Но этого не произошло. Он передвинулся вперед и уселся, скрестив ноги, рядом с листом. Аманда также уже уселась с другой стороны.
– Завтрак, – сказала она, указывая на лист. – Я ждала тебя. Как ты себя чувствуешь?
– Намного лучше, – ответил Хэл. – Пожалуй, вряд ли могло бы быть намного лучше.
– Хорошо! – кивнула она и, повторив свой жест, добавила:
– Угощайся.
Хэл посмотрел на то, что лежало перед ним.
– Если у них есть все это, то зачем они выходят по ночам на поля?
– Потому что им хочется – и необходимо – питаться более разнообразно, – ответила она. – Кроме того, они хотят создать запасы на то время, когда оккупационные власти не разрешают им ходить в лес, чтобы собирать пищу. Эти сроки таковы, что если бы местные жители следовали им, то умерли бы от голода.
– Понимаю, – сказал Хэл.
– Кроме того, здесь имеется только несколько вариформ кроликов и других мелких диких животных. А еще им нужны корнеплоды, которые лучше всего выращивать на огородах. Те люди, которые напали на нас вчерашней ночью, вероятно, подумали, что или мы собираемся ограбить их огород, или же мы охотники. Тогда они могли бы по закону у нас отобрать нашу добычу – поскольку юридически мы находимся на их земле.
– Ты знала, что они были там, – чуть промямлив, произнес Хэл. – Вот почему ты крикнула «суд».
– Я знаю об этом семействе, – кивнула Аманда, – и когда они набросились на нас, я подумала, что это была одна из тех ночей, когда они не вернулись в город. Они покидают город и просто не возвращаются до вечера следующего дня; и либо подкупают кого-то из ночных патрулей, чтобы те заявили, что они дома, либо идут на риск – их отсутствие могут, обнаружить.
– Я забыл, – сказал Хэл, – это же район, где ты работала, не так ли?
– Вплоть до Зипакских Гор, – ответила она. – Именно поэтому я и велела Саймону высадить нас в этом месте. Я хотела, чтобы ты кое-что увидел. Пока они все еще верят в отказ от насилия и пытаются его практиковать, хотя у них сейчас есть некоторые вещи, за которые надо биться; и одна из этих вещей – выживание. Я не утверждаю, что все они борются – даже для этой цели; но таких больше, чем бы ты мог предположить. Это одна из тех перемен, которые тебе надо было увидеть самому.
– Мне подумалось бы, – сказал Хэл, – что, с их точки зрения, эта перемена едва ли к лучшему.
– Подожди, пока ты не встретишь еще кое-кого из них прежде, чем прийти к окончательному выводу, – ответила Аманда. – Пока достаточно того, с чем ты успел ознакомиться. Тебе лучше поесть.
Какая-то едва заметная перемена в тоне ее голоса заставила Хэла пристальнее взглянуть не нее. Ему показалось, что в уголках глаз и выражении рта прячется едва ли не озорство, что противоречило ее обычной ровной манере поведения.
В нем зашевелилось подозрение. Морганы и Гримы никогда не отказывались от возможности сыграть друг с другом маленькую шутку. Казалось странным, что можно оставить загадки перемен в экзотах и собственные неудачные изыскания и вернуться во времена детства. Впрочем, это как-то заставляло забыть о других заботах.
– Тебе не следовало ждать, – достаточно спокойно произнес Хэл. Он указал на лежавшую перед ними еду. – Начинай ты.
Аманда слегка приподняла брови, однако протянула руку, взяла одну из палочек, напоминавших ему очищенные стебли, и начала есть. Очевидно, они были лучше на вкус, чем на вид. Но по ее лицу он не мог определить, каков этот вкус.
Тогда он взял точно такой же и осторожно откусил немного беловатой мякоти. Его рот инстинктивно скривился, как от лимона.
– Вкус довольно приятный, хотя и мягковат, – Аманда улыбнулась. – Разумеется, надо быть осторожным и есть только те, на которых имеются вот такие бледно-желтые полоски. А ты по ошибке взял незрелый. Выплюнь. Попробуй один из тех, что с полосками. Ты же не дал мне возможности тебя предупредить.
– Да? И по чистой случайности почти все без желтых полос находятся на моей стороне листа?
– Ну, так бывает! – ответила она с совершенно непроницаемым лицом.
Хэл тщательно выбрал один из кусков с бледно-желтыми полосами, которые, по правде говоря, были едва заметны и осторожно откусил. Вкус у зрелого растения был, как и сказала Аманда, мягким и напомнил Хэлу хорошо пропеченный домашний хлеб.
– С этого момента, – сказал он ей, – я надеюсь, что ты будешь предупреждать меня, если попадется что-нибудь острее ножа и тому подобное.
– Непременно, – кивнула она. Ее лицо внезапно стало серьезным. – Извини, Хэл. Если бы ты знал, какой я была в детстве… но я забываю, что у тебя не было такой возможности. Так или иначе, у меня было не так много времени для игр – даже тогда. Приходилось слишком многому учиться. Ты уверен, что с твоей головой все будет в порядке?
– Уверен, – ответил Хэл. Он внезапно ощутил в себе необычную мягкость. – Это уж точно, что у тебя не оставалось много времени на игры, даже когда ты были маленькой.
– У тебя тоже, – пожала она плечами.
– Тут другое, – сказал он помедлив. – Я сам выбрал свою жизнь.
– А ты думаешь, что я не выбирала свою? – воскликнула она. – Вторая Аманда предпочла меня себе на смену, когда я была слишком юной, чтобы иметь на этот счет свое мнение. Но на меня выбор пал из-за того, какой я была с самого рождения. Я была слишком молода, чтобы знать, к чему я стремлюсь; но само стремление во мне уже было. Но она увидела его – даже тогда – и придала ему направление, вот и все. А потом я шла по этому пути ради нее – но потому что мне так хотелось, а не потому, что была обязана. Я была бы Третьей Амандой среди Морганов независимо от того, как меня назвали и чему научили!
– Хорошо, – сказал он с той же мягкостью, – в любом случае мы – это то, чем являемся сейчас.
Они закончили есть и снова отправились в путь. Когда поднялось солнце, стало теплее, но не настолько, чтобы это сделалось неприятным. Но, когда Пропион превратился в чересчур яркую белую точку в зеленовато-синем небе над ними, Хэл в душе порадовался, что у них была возможность идти вдоль дороги в тени растений.
Деревья и кустарники росли плотно, но не настолько, чтобы считать их непроходимыми. Ниже, в покрытых туманами долинах, находящихся примерно на уровне моря, дикую растительность вполне можно назвать непроходимыми джунглями. Здесь же, несмотря на тропические плоды и теплолюбивые растения, лес был пореже. Попадались даже небольшие естественные поляны, а также участки, расчищенные для домов и усадеб.
По обочине дороги росли достаточно высокие деревья – и местные породы, и прижившиеся здесь вариформы, создавая достаточно плотную тень. Сверкающее небо было безоблачным, а впереди и позади них шли две горных гряды. Как их назвала Аманда? О, да, Зипакские и Деды Рассвета. Именно Зипакские, в которых обосновалась новая Гильдия Придела, и лежали впереди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53