Эйка глянул на собак, но они были поглощены мясом.
— Одна подняла голову и мрачно глянула на Эйка, но, не заметив ничего угрожающего, вернулась к падали.
— Разве лидеры вашего народа не носят с собой своего первого трофея? Своего первого убитого врага? — Он поднял чешуйчатую руку и перевернул ее, показав острые когти, растущие из суставов пальцев. — Это знак силы их рук.
— И это было его первой победой? — Он почувствовал презрение, забыв на миг даже боль: ее заставила отступить тошнота.
— Так происходит со всеми. Тому, кто должен созреть в воина, нужно начать с убийства своих братьев по гнезду. Разве у вас не так?
— Но это не было мертвым. Оно бегало.
Эйка широко ухмыльнулся, сверкнув белыми зубами, усаженными самоцветами:
— Мертвое может быть оживлено при помощи магии. С ее помощью Кровавое Сердце защищается также от своих сыновей и от всего, что может попытаться убить его.
Он ощутил ноги и подтянул под себя пятку. Сломанное запястье еще не ощущалось, но уже срослось.
— Защищается — как?
— Это проклятие, которого мы все боимся, даже самые сильные вожди.
— Проклятие вам всем, — пробормотал Санглант, рванувшись и взмахнув кулаком.
Но Эйка, смеясь, отпрыгнул. Собаки оставили пищу и бросились на принца Эйка.
— Стоять! — крикнул Санглант собакам, и они, раздраженно рыча, остановились и вернулись к своим объедкам. — Ты пришел содрать с меня мои обноски? — Он продемонстрировал свои лохмотья.
Эйка обиделся:
— Ни один Эйка такого в руки не возьмет. Держи. — Он пнул что-то лежащее на полу, и значок «орла», подпрыгнув на каменном полу, ударился о бедро Сангланта. Его кожу покрывала корка запекшийся крови. Точнее, ту грязь, которая была на коже, покрывала корка крови. Весь он был вонючим и грязным, за исключением мест, где его облизали собаки. Обрывки одежды стали полупрозрачными от солевых выделений, кристаллизировавшихся на ткани и отскакивавших кусочками.
Эйка посмотрел, покачал головой и отступил.
— Ты был гордостью армии человеческого короля. Если ты был лучшим солдатом, то никакая их армия, какую бы они ни собрали, не сможет разбить нас.
— Никакая армия, — пробормотал Санглант с горечью.
— Та, которая сейчас разбила лагерь на закат отсюда, конечно, не сможет нас победить.
— Значит, король Генрих идет на Гент?
— Генрих, — медленно повторил Эйка с салийским акцентом. Он отвернулся и зашагал прочь.
— О Владычица, — бормотал Санглант, ползая на коленях. — Как долго уже? Боже, сжалься надо мною. Я ведь не животное, чтобы ползать в собственной грязи. Избавь меня от этого унижения. Я всегда был Твоим верным слугой. — Он попытался встать на ноги, но сил не хватило. Одна из собак, видя его слабость, попыталась цапнуть его, и Санглант едва нашел в себе силы, чтобы ударить ее. Другие собаки сразу же кинулись на нее.
В чем он ошибся? Он был так уверен, что сердце Кровавого Сердца в этом деревянном ящичке. Это было так очевидно. Единственно возможное место. Но Кровавое Сердце сказал, что его сердце спрятано в скалах Рикин-фьолла.
Ему повезло, что Эйка ушли, что собор был пуст и никто не видел его унижения. Никто не видел, как он выл от боли, стараясь встать на ноги и выпрямиться.
ОПАСНЫЕ ВОДОВОРОТЫ
1
Дьякон лорда Уичмана каждое утро служила мессу, завершая службу приевшейся фразой: «От ярости Эйка избави нас, Господи».Этим утром после молитвы Анна остановилась возле кожевенных мастерских, чтобы взглянуть на Матиаса — просто чтобы еще раз убедиться, что он жив.
Не вполне здоров, но жив. Он никогда не жаловался на боль в ноге, хотя едва мог ступать на нее. Он никогда не рассказывал, как сломал ногу. Он вообще не говорил о своем плене. После спасения он тяжело болел, а когда выздоровел, оказалось, что нога срослась неверно, с неестественным сдвигом, и теперь он хромал, как старик, опираясь при ходьбе на толстую палку, а во время работы держал вес на здоровой ноге и чистил шкуры, полусидя на табурете. У него была верная рука, работал он быстро, поэтому после восстановления мастерской его взяли туда, несмотря на увечье. За работу Матиас дважды в день получал пищу.
Анна ускользнула, прежде чем он успел ее заметить. Матиасу не нравились ее походы в лес, но то, что она приносила вместе с объедками, которые получал маэстро Гельвидиус за свои песни и саги, позволило им пережить зиму и раннюю весну. Сейчас, когда на см сну весне уже наступало лето, на лугах и полянах появились первые ягоды, грибы и всевозможные полезные растения. Некоторые насекомые тоже были съедобны, а если ты голоден, заметила Анна, то и очень вкусны.
Маленькая Хелен росла, но все еще не говорила. Маэстро Гельвидиус постоянно жаловался, но регулярная, хоть и довольно скудная пища и ежедневный сон на настоящей постели сделали его здоровее, и палка при ходьбе была нужна ему даже меньше, чем Матиасу.
Анна беспокоилась именно о Матиасе.
— То, что я вернулся, — дар Божий. — Больше он ничего об этом не говорил.
Выйдя за частокол, она заторопилась по тропе к западу от полей, на которых под жарким солнцем работали люди. Многие из них, как мужчины, так и женщины, раздевались почти догола: в такую жару было не до божьей скромности. Анна с удовольствием сделала бы то же самое, но в лесу платье защищало от колючек и комаров. Однако жара и прошедшие дожди обещали хороший урожай, и Госпожа Фортуна действительно благоволила к ней в этот день. Она нашла много ягод и грибов, собрала укроп, петрушку, лук и мох для подстилок. К полудню Анна вышла на западную дорогу.
Над широкой дорогой висела неестественная тишина. Мало кто нынче спешил в Стелесхейм. Госпожа Гизела любила порассуждать о величии Стелесхейма до прихода Эйка, когда в ее общинном доме ночевали вельможи, а купцы дрались за право заполучить прекрасные ткани из Стелесхейма. Ничто сейчас не напоминало об этой былой славе. Анна допускала, что все это лишь сага госпожи Гизелы, вроде тех, что рассказывает на пирах Гельвидиус. Но саги Гельвидиуса повествуют о реальных, просто очень давних событиях. Так, во всяком случае, говорит он. А сага госпожи Гизелы вызывала у Анны сомнения.
Анна стояла на солнцепеке на краю заброшенной колеи. Такие мгновения мира были редки, ими хотелось наслаждаться бесконечно. Но над всей этой мирной тишиной постоянно висела угроза Эйка. Анна боялась, что Эйка скоро накопят силы и сотрут Стелесхейм с лица земли. Их было не счесть, как мух на падали. Лорд Уичман каждый день выезжал на охоту за пришельцами, но он уже потерял треть своих солдат. На их место в расчете на военную добычу приходили молодые люди из деревень, но шансов выдержать крупную схватку у него не было: ведь лорд был простым смертным, а его соперниками стали не только дикари, но и колдун.
Но нельзя постоянно думать только о всяких ужасах. Она вздохнула и с удовольствием взглянула на дорогу.
Никто ничего не собирал здесь, на краю леса и дороги. Она нашла заросли пижмы, которую можно добавлять в настилаемый на пол камыш, чтобы изгнать блох. Вдоль канавы прямо из стоячей воды густо росла крапива. Она рвала ее, обернув руку подолом. Добыча была уже и в платке, и в подоткнутом под пояс подоле, и в складках юбки.
Напевая себе под нос какую-то мелодию, Анна не услышала того, что должна была услышать. Она почуяла это ногами, погруженными в приятную прохладу грязи. Она почувствовала шаг марширующей армии. Слишком поздно услышала Анна скрип повозок, голоса людей, ржание лошадей и лай собак. Эйка обогнули Стелесхейм и наступали с запада, где обороны не было.
Прижав к себе собранные сокровища, она рванулась под защиту деревьев.
— Эй! Девочка!
Это был человеческий голос, и она, заколебавшись, обернулась.
«Никогда не раздумывай!» — учил Матиас.
Но к этому случаю слова Матиаса не относились.
Застыв на месте, Анна выронила несколько стеблей пижмы.
— Далеко ли до Стелесхейма, дитя? — спросил голос. Вопрос задал не призрак, а реальный человек из плоти и крови, в кожанке и толстом кожаном колпаке, со щитом и копьем. Его сопровождали такие же спутники. Она слишком удивилась, чтобы ответить сразу.
Солдаты. Во главе с благородным лордом на прекрасном сером коне. Они шли, ничего не опасаясь, и лишь случайно заметили стоящую у края дороги девочку. Над ними реяли три штандарта: два черных пса на серебряном фоне, красный орел и серая башня, на которой сидел черный ворон.
Наконец к ним пришла армия.
В эту ночь ни Анна с Хелен, ни Матиас не смогли протиснуться в зал, чтобы посмотреть на знатных вельмож. Желающих поглазеть было слишком много. Прибывшие солдаты вперемешку с местными жителями образовали плотную толпу, и пришлось пробраться к углу зала снаружи, где можно было подсматривать и подслушивать сквозь щели в стене.
— Сквозь гул голосов до Анны донеся знакомый речитатив Гельвидиуса, затянувшего давно знакомую ей песнь из «Елениады»: Смолкли гости царя Сикея, обернувшись к прекрасной Елене. Жаждали слышать они рассказ о судьбе Илиона. О многих страданьях его и о страшном защитников роке.
— Глянь, — прошептал Матиас.
Из зала вышла молодая женщина. В темноте лицо ее казалось покрытым сажей. На ее плечи был накинут серый плащ с кровавым подбоем и значком с изображением орла.
— «Орел» короля, — пробормотал восхищенный Матиас. — Личный гонец короля, надо же! Вот и я мог бы стать таким, — тон его стал печальным, — если бы не нога.
Выбравшись из толпы, женщина-«орел» остановилась поодаль, в нескольких шагах от племянницы госпожи Гизелы, которая вышла немного раньше.
— О Боже, он по-прежнему издевается над Вергилией, — вырвалось у «орла».
— Вы о ком? — спросила племянница Гизелы, смахнув что-то с ресниц и повернувшись к «орлице».
— Я о нашем древнем сказителе. Но не стоит жалеть об этом. Чудо, что он выбрался живым из Гента.
Племянница Гизелы пристально поглядела на «орла» и, поколебавшись, спросила:
— Вы были в Генте до конца?
Ответом был прямой спокойный взгляд, похожий на взгляд статуй Эйка, на взгляд самой племянницы, когда тетка вручила ее лорду Уичману как награду:
— Да, увы. Принц умер как герой.
— Еще бы, — потупилась племянница, закусив губу и перебирая драгоценную вышивку на своем плаще.
— Прекрасная работа, — сказала «орел». — Здесь, в Стелесхейме, многое изменилось.
— Да. Многое. — Она огляделась по сторонам, но заметила лишь троих детей неподалеку и подалась вперед. — Простите, сударыня, не поможете ли вы мне уйти отсюда с армией, прочь от… — Она запнулась, не договорив.
«Орел» нахмурилась, обдумывая ответ:
— Граф Лавастин разрешает принимать сопровождающих, но только тех, кто не задержит передвижение войск и не увеличит их уязвимости.
— Я хорошо стреляю из лука, стираю, могу готовить на двадцать человек, чинить одежду…
— Скажите, в чем дело?
Этот прямой вопрос испугал племянницу Гизелы. Она замолчала, из глаз полились слезы.
— Тетка отдала меня лорду Уичману, в полное его распоряжение, — почти прохрипела она. — «Орел», умоляю вас, спасите меня, если можете.
Женщина-«орел» замерла, как пораженная громом, но тут же опомнилась:
— Вы освободитесь от него еще до того, как мы покинем Стелесхейм, завтра утром.
Племянница Гизелы продолжала плакать.
— У меня будет от него ребенок. Что с ним станет?
— Не бойтесь, — серьезно произнесла «орел». Она взяла плачущую женщину за руку, другой рукой обняв ее за талию. — Я поговорю с лордом Аланом. Если хотите, ребенка можно будет посвятить Церкви. Уверена, что мать лорда Уичмана даст ему подобающее приданое.
— Вы очень добры ко мне, — пробормотала племянница Гизелы. Она высвободила руку от пожатия утешительницы, но плечи ее оставались согбенными.
— Это было бы лучше, чем то, что могу дать я или что ожидало бы его, будь он брошен на произвол судьбы. А что будет со мной?
— Он ничего вам не подарил?
— Утренний подарок? Он же не собирается на мне жениться, зачем ему тратиться на подарки?
— У благородных лордов и леди принято одаривать партнеров в знак своего расположения…
— Разве их внимание не лучший подарок? — съязвила племянница Гизелы и сгорбилась, как будто от укола в бок. — Нет, друг «орел», это я — подарок ему. Такой благородный лорд дарит подарки лишь невесте в знак обручения. Мне даже принц не делал подарков… — Тут она всхлипнула и на мгновение замолкла.
«Орел» тоже почему-то закрыла глаза.
— Но доброта и искренность уже сами по себе прекрасные дары, — тихо закончила фразу племянница Гизелы. Тут послышался голос самой госпожи Гизелы, зовущей свою племянницу. — Спасибо вам, — закончила она еще в слезах и заторопилась на зов тетки.
«Орел» оперлась на стену, все еще с закрытыми глазами. В сумерках она была почти неразличима на фоне стены — скорее тень, чем живое существо. Анне казалось, что она такая же часть стены, как и дерево, из которого стена эта сделана. Наконец тень шевельнулась и отделилась от стены. Плечи ее расправились, стройная молодая особа сквозь расступающуюся толпу прошла обратно в набитый битком зал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
— Одна подняла голову и мрачно глянула на Эйка, но, не заметив ничего угрожающего, вернулась к падали.
— Разве лидеры вашего народа не носят с собой своего первого трофея? Своего первого убитого врага? — Он поднял чешуйчатую руку и перевернул ее, показав острые когти, растущие из суставов пальцев. — Это знак силы их рук.
— И это было его первой победой? — Он почувствовал презрение, забыв на миг даже боль: ее заставила отступить тошнота.
— Так происходит со всеми. Тому, кто должен созреть в воина, нужно начать с убийства своих братьев по гнезду. Разве у вас не так?
— Но это не было мертвым. Оно бегало.
Эйка широко ухмыльнулся, сверкнув белыми зубами, усаженными самоцветами:
— Мертвое может быть оживлено при помощи магии. С ее помощью Кровавое Сердце защищается также от своих сыновей и от всего, что может попытаться убить его.
Он ощутил ноги и подтянул под себя пятку. Сломанное запястье еще не ощущалось, но уже срослось.
— Защищается — как?
— Это проклятие, которого мы все боимся, даже самые сильные вожди.
— Проклятие вам всем, — пробормотал Санглант, рванувшись и взмахнув кулаком.
Но Эйка, смеясь, отпрыгнул. Собаки оставили пищу и бросились на принца Эйка.
— Стоять! — крикнул Санглант собакам, и они, раздраженно рыча, остановились и вернулись к своим объедкам. — Ты пришел содрать с меня мои обноски? — Он продемонстрировал свои лохмотья.
Эйка обиделся:
— Ни один Эйка такого в руки не возьмет. Держи. — Он пнул что-то лежащее на полу, и значок «орла», подпрыгнув на каменном полу, ударился о бедро Сангланта. Его кожу покрывала корка запекшийся крови. Точнее, ту грязь, которая была на коже, покрывала корка крови. Весь он был вонючим и грязным, за исключением мест, где его облизали собаки. Обрывки одежды стали полупрозрачными от солевых выделений, кристаллизировавшихся на ткани и отскакивавших кусочками.
Эйка посмотрел, покачал головой и отступил.
— Ты был гордостью армии человеческого короля. Если ты был лучшим солдатом, то никакая их армия, какую бы они ни собрали, не сможет разбить нас.
— Никакая армия, — пробормотал Санглант с горечью.
— Та, которая сейчас разбила лагерь на закат отсюда, конечно, не сможет нас победить.
— Значит, король Генрих идет на Гент?
— Генрих, — медленно повторил Эйка с салийским акцентом. Он отвернулся и зашагал прочь.
— О Владычица, — бормотал Санглант, ползая на коленях. — Как долго уже? Боже, сжалься надо мною. Я ведь не животное, чтобы ползать в собственной грязи. Избавь меня от этого унижения. Я всегда был Твоим верным слугой. — Он попытался встать на ноги, но сил не хватило. Одна из собак, видя его слабость, попыталась цапнуть его, и Санглант едва нашел в себе силы, чтобы ударить ее. Другие собаки сразу же кинулись на нее.
В чем он ошибся? Он был так уверен, что сердце Кровавого Сердца в этом деревянном ящичке. Это было так очевидно. Единственно возможное место. Но Кровавое Сердце сказал, что его сердце спрятано в скалах Рикин-фьолла.
Ему повезло, что Эйка ушли, что собор был пуст и никто не видел его унижения. Никто не видел, как он выл от боли, стараясь встать на ноги и выпрямиться.
ОПАСНЫЕ ВОДОВОРОТЫ
1
Дьякон лорда Уичмана каждое утро служила мессу, завершая службу приевшейся фразой: «От ярости Эйка избави нас, Господи».Этим утром после молитвы Анна остановилась возле кожевенных мастерских, чтобы взглянуть на Матиаса — просто чтобы еще раз убедиться, что он жив.
Не вполне здоров, но жив. Он никогда не жаловался на боль в ноге, хотя едва мог ступать на нее. Он никогда не рассказывал, как сломал ногу. Он вообще не говорил о своем плене. После спасения он тяжело болел, а когда выздоровел, оказалось, что нога срослась неверно, с неестественным сдвигом, и теперь он хромал, как старик, опираясь при ходьбе на толстую палку, а во время работы держал вес на здоровой ноге и чистил шкуры, полусидя на табурете. У него была верная рука, работал он быстро, поэтому после восстановления мастерской его взяли туда, несмотря на увечье. За работу Матиас дважды в день получал пищу.
Анна ускользнула, прежде чем он успел ее заметить. Матиасу не нравились ее походы в лес, но то, что она приносила вместе с объедками, которые получал маэстро Гельвидиус за свои песни и саги, позволило им пережить зиму и раннюю весну. Сейчас, когда на см сну весне уже наступало лето, на лугах и полянах появились первые ягоды, грибы и всевозможные полезные растения. Некоторые насекомые тоже были съедобны, а если ты голоден, заметила Анна, то и очень вкусны.
Маленькая Хелен росла, но все еще не говорила. Маэстро Гельвидиус постоянно жаловался, но регулярная, хоть и довольно скудная пища и ежедневный сон на настоящей постели сделали его здоровее, и палка при ходьбе была нужна ему даже меньше, чем Матиасу.
Анна беспокоилась именно о Матиасе.
— То, что я вернулся, — дар Божий. — Больше он ничего об этом не говорил.
Выйдя за частокол, она заторопилась по тропе к западу от полей, на которых под жарким солнцем работали люди. Многие из них, как мужчины, так и женщины, раздевались почти догола: в такую жару было не до божьей скромности. Анна с удовольствием сделала бы то же самое, но в лесу платье защищало от колючек и комаров. Однако жара и прошедшие дожди обещали хороший урожай, и Госпожа Фортуна действительно благоволила к ней в этот день. Она нашла много ягод и грибов, собрала укроп, петрушку, лук и мох для подстилок. К полудню Анна вышла на западную дорогу.
Над широкой дорогой висела неестественная тишина. Мало кто нынче спешил в Стелесхейм. Госпожа Гизела любила порассуждать о величии Стелесхейма до прихода Эйка, когда в ее общинном доме ночевали вельможи, а купцы дрались за право заполучить прекрасные ткани из Стелесхейма. Ничто сейчас не напоминало об этой былой славе. Анна допускала, что все это лишь сага госпожи Гизелы, вроде тех, что рассказывает на пирах Гельвидиус. Но саги Гельвидиуса повествуют о реальных, просто очень давних событиях. Так, во всяком случае, говорит он. А сага госпожи Гизелы вызывала у Анны сомнения.
Анна стояла на солнцепеке на краю заброшенной колеи. Такие мгновения мира были редки, ими хотелось наслаждаться бесконечно. Но над всей этой мирной тишиной постоянно висела угроза Эйка. Анна боялась, что Эйка скоро накопят силы и сотрут Стелесхейм с лица земли. Их было не счесть, как мух на падали. Лорд Уичман каждый день выезжал на охоту за пришельцами, но он уже потерял треть своих солдат. На их место в расчете на военную добычу приходили молодые люди из деревень, но шансов выдержать крупную схватку у него не было: ведь лорд был простым смертным, а его соперниками стали не только дикари, но и колдун.
Но нельзя постоянно думать только о всяких ужасах. Она вздохнула и с удовольствием взглянула на дорогу.
Никто ничего не собирал здесь, на краю леса и дороги. Она нашла заросли пижмы, которую можно добавлять в настилаемый на пол камыш, чтобы изгнать блох. Вдоль канавы прямо из стоячей воды густо росла крапива. Она рвала ее, обернув руку подолом. Добыча была уже и в платке, и в подоткнутом под пояс подоле, и в складках юбки.
Напевая себе под нос какую-то мелодию, Анна не услышала того, что должна была услышать. Она почуяла это ногами, погруженными в приятную прохладу грязи. Она почувствовала шаг марширующей армии. Слишком поздно услышала Анна скрип повозок, голоса людей, ржание лошадей и лай собак. Эйка обогнули Стелесхейм и наступали с запада, где обороны не было.
Прижав к себе собранные сокровища, она рванулась под защиту деревьев.
— Эй! Девочка!
Это был человеческий голос, и она, заколебавшись, обернулась.
«Никогда не раздумывай!» — учил Матиас.
Но к этому случаю слова Матиаса не относились.
Застыв на месте, Анна выронила несколько стеблей пижмы.
— Далеко ли до Стелесхейма, дитя? — спросил голос. Вопрос задал не призрак, а реальный человек из плоти и крови, в кожанке и толстом кожаном колпаке, со щитом и копьем. Его сопровождали такие же спутники. Она слишком удивилась, чтобы ответить сразу.
Солдаты. Во главе с благородным лордом на прекрасном сером коне. Они шли, ничего не опасаясь, и лишь случайно заметили стоящую у края дороги девочку. Над ними реяли три штандарта: два черных пса на серебряном фоне, красный орел и серая башня, на которой сидел черный ворон.
Наконец к ним пришла армия.
В эту ночь ни Анна с Хелен, ни Матиас не смогли протиснуться в зал, чтобы посмотреть на знатных вельмож. Желающих поглазеть было слишком много. Прибывшие солдаты вперемешку с местными жителями образовали плотную толпу, и пришлось пробраться к углу зала снаружи, где можно было подсматривать и подслушивать сквозь щели в стене.
— Сквозь гул голосов до Анны донеся знакомый речитатив Гельвидиуса, затянувшего давно знакомую ей песнь из «Елениады»: Смолкли гости царя Сикея, обернувшись к прекрасной Елене. Жаждали слышать они рассказ о судьбе Илиона. О многих страданьях его и о страшном защитников роке.
— Глянь, — прошептал Матиас.
Из зала вышла молодая женщина. В темноте лицо ее казалось покрытым сажей. На ее плечи был накинут серый плащ с кровавым подбоем и значком с изображением орла.
— «Орел» короля, — пробормотал восхищенный Матиас. — Личный гонец короля, надо же! Вот и я мог бы стать таким, — тон его стал печальным, — если бы не нога.
Выбравшись из толпы, женщина-«орел» остановилась поодаль, в нескольких шагах от племянницы госпожи Гизелы, которая вышла немного раньше.
— О Боже, он по-прежнему издевается над Вергилией, — вырвалось у «орла».
— Вы о ком? — спросила племянница Гизелы, смахнув что-то с ресниц и повернувшись к «орлице».
— Я о нашем древнем сказителе. Но не стоит жалеть об этом. Чудо, что он выбрался живым из Гента.
Племянница Гизелы пристально поглядела на «орла» и, поколебавшись, спросила:
— Вы были в Генте до конца?
Ответом был прямой спокойный взгляд, похожий на взгляд статуй Эйка, на взгляд самой племянницы, когда тетка вручила ее лорду Уичману как награду:
— Да, увы. Принц умер как герой.
— Еще бы, — потупилась племянница, закусив губу и перебирая драгоценную вышивку на своем плаще.
— Прекрасная работа, — сказала «орел». — Здесь, в Стелесхейме, многое изменилось.
— Да. Многое. — Она огляделась по сторонам, но заметила лишь троих детей неподалеку и подалась вперед. — Простите, сударыня, не поможете ли вы мне уйти отсюда с армией, прочь от… — Она запнулась, не договорив.
«Орел» нахмурилась, обдумывая ответ:
— Граф Лавастин разрешает принимать сопровождающих, но только тех, кто не задержит передвижение войск и не увеличит их уязвимости.
— Я хорошо стреляю из лука, стираю, могу готовить на двадцать человек, чинить одежду…
— Скажите, в чем дело?
Этот прямой вопрос испугал племянницу Гизелы. Она замолчала, из глаз полились слезы.
— Тетка отдала меня лорду Уичману, в полное его распоряжение, — почти прохрипела она. — «Орел», умоляю вас, спасите меня, если можете.
Женщина-«орел» замерла, как пораженная громом, но тут же опомнилась:
— Вы освободитесь от него еще до того, как мы покинем Стелесхейм, завтра утром.
Племянница Гизелы продолжала плакать.
— У меня будет от него ребенок. Что с ним станет?
— Не бойтесь, — серьезно произнесла «орел». Она взяла плачущую женщину за руку, другой рукой обняв ее за талию. — Я поговорю с лордом Аланом. Если хотите, ребенка можно будет посвятить Церкви. Уверена, что мать лорда Уичмана даст ему подобающее приданое.
— Вы очень добры ко мне, — пробормотала племянница Гизелы. Она высвободила руку от пожатия утешительницы, но плечи ее оставались согбенными.
— Это было бы лучше, чем то, что могу дать я или что ожидало бы его, будь он брошен на произвол судьбы. А что будет со мной?
— Он ничего вам не подарил?
— Утренний подарок? Он же не собирается на мне жениться, зачем ему тратиться на подарки?
— У благородных лордов и леди принято одаривать партнеров в знак своего расположения…
— Разве их внимание не лучший подарок? — съязвила племянница Гизелы и сгорбилась, как будто от укола в бок. — Нет, друг «орел», это я — подарок ему. Такой благородный лорд дарит подарки лишь невесте в знак обручения. Мне даже принц не делал подарков… — Тут она всхлипнула и на мгновение замолкла.
«Орел» тоже почему-то закрыла глаза.
— Но доброта и искренность уже сами по себе прекрасные дары, — тихо закончила фразу племянница Гизелы. Тут послышался голос самой госпожи Гизелы, зовущей свою племянницу. — Спасибо вам, — закончила она еще в слезах и заторопилась на зов тетки.
«Орел» оперлась на стену, все еще с закрытыми глазами. В сумерках она была почти неразличима на фоне стены — скорее тень, чем живое существо. Анне казалось, что она такая же часть стены, как и дерево, из которого стена эта сделана. Наконец тень шевельнулась и отделилась от стены. Плечи ее расправились, стройная молодая особа сквозь расступающуюся толпу прошла обратно в набитый битком зал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78