Он не нуждался в короне. Груз ответственности лежал на его плечах, как мантия. Одет он был не богаче и не беднее остальных, но его кожаный пояс был украшен символикой шести герцогств, входящих в состав Вендара и Варре, и множеством других символов — эмблем менее важных владений королевства. Эти знаки выделяли короля из толпы, делали его «прима интер парес» — первым среди равных. Восседая на красивой гнедой кобыле, он с суровым одобрением смотрел на капюшоны монахов и монахинь, большинство из которых не поднимали глаз.
Минуя ряды послушников, король встретился взглядом с Айваром. Генрих поднял бровь, выражая не то любопытство, не то осуждение. Айвар вспыхнул и опустил глаза.
Он увидел множество сапог, услышал, как мужские голоса завели новую песнь. «Королевские львы» были удостоены чести следовать сразу за монархом. Они внезапно остановились, песня смолкла. Наступила тишина, которую нарушали только скрип кожи, топот копыт еще не остановившихся лошадей в конце колонны, собачий лай.
Эрменрих беспокойно зашевелился рядом с Айваром.
— Вот бы оказаться поближе, — прошептал он Болдуину.
Удивленный, Айвар поднял взгляд одновременно с Зигфридом. Прямо перед ними остановились «львы» — могучие мужчины в боевой броне и золотистых накидках с изображениями черных львов. Король, сопровождаемый лишь одним «орлом», выехал вперед, чтобы приветствовать мать Схоластику.
Она тоже была верхом, как подобает женщине королевского рода, приветствующей своего брата. Она сидела на светло-сером, почти белом, муле. На фоне темно-синего одеяния сверкало золотое кольцо Единства. Волосы под белым платком убраны в гладкую прическу, лицо бесстрастное и спокойное. Выглядела она столь же по-королевски, как и ее старший брат. Женщине ее ранга подобало спешиваться только перед скопосом. Король тоже не сошел с лошади, он приблизился к настоятельнице вплотную, после чего они наклонились друг к другу и обменялись поцелуями в щеку — семейное приветствие.
— А если… — продолжал елозить рядом Эрменрих, — сейчас взять ивовый прут Мастера-Надуты-Губы…
Болдуин прыснул, прикрыв рот ладонью.
— …и полоснуть по заднице его кобылы, как вы думаете, что бы произошло?
Зигфрид фыркнул и поспешно зажал рот рукой. Айвар представил себе эту картину — рванувшуюся лошадь и короля с матерью Схоластикой, оказавшихся в смешном положении, — и захихикал.
Только что упомянутая лоза полоснула по заднице его самого, он охнул. Рядом послышался «ох» Эрменриха.
— Тихо, — прошипел наставник, остановившись за четверкой парней. Он не тронул Болдуина и Зигфрида, последний пылал от стыда, чувствуя себя бесконечно виноватым. Ведь он тоже хихикал над шуткой Эрменриха! Айвар закусил губу и проглотил слезы. Ягодицы горели. Эрменрих по-прежнему хитро ухмылялся. Он каким-то образом умел не показывать боль. Наставник прокашлялся, и Айвар торопливо опустил глаза, как раз когда король и сестра его закончили приветствие. Слуга развернул мула аббатисы, и она вместе с королем возглавила процессию, продолжившую путь к монастырю.
После «львов» мимо них промаршировали другие войска, затем потянулся нескончаемый обоз, состоявший из множества повозок. Из города послышались крики: король двигался к монастырю, провожаемый множеством приветствий.
Зад все еще жгло. Айвар чувствовал дыхание монаха на своем затылке, хотя тот давно уже удалился. Внезапное тревожное чувство, как укол булавки, заставило его поднять глаза. Он увидел ее .
— Лиат! — Он чуть не рванулся вперед. Трое его друзей повернули головы. Болдуин тихо присвистнул.
Лиат! Он не мог обознаться. Темные волосы, золотистая кожа, ее рост и сложение. На ней накидка и значок «Королевского орла». «Королевский орел»! Значит, каким-то образом она освободилась от Хью.
Его пронзила зависть, гадкое чувство, которого он не ведал раньше. Кто ей помог? Он не хотел делить победу ни с кем, не хотел, чтобы она была благодарна кому-то, кроме него. Освободилась сама? Нет, не может быть. Хью ни за что не отпустил бы ее. Хью больше нет, он мертв? Но эта мысль не принесла Айвару удовлетворения. Он, Айвар, сын Харла и Герлинды, должен был прикончить Хью, а еще лучше — унизить его.
Мимо грохотали телеги, теперь он мог видеть лишь спину Лиат, ее толстую косу, достающую до талии. Она внимательно разглядывала ряды монахов, их склоненные головы в капюшонах. Лиц не было видно. Она должна знать, что он здесь. Конечно, она помнит, что его сослали в Кведлинхейм за то, что он хотел ей помочь.
Он чуть не плакал, видя, как она удаляется, и все же был полон радости. Миновав последний ряд монастырских слуг, она перестала смотреть на обочины и перевела взгляд вперед, возможно на башни церкви, золоченые кровли которых сверкали в лучах полуденного солнца. Он потерял ее из виду, когда королевская процессия вошла в город. Мимо него потянулись, поднимая клубы пыли, телеги, слуги, запасные лошади, палатки, походная мебель и многое другое.
Но он все смотрел ей вслед, вызывающе подняв голову, даже когда прошел уже весь обоз, прошли последние слуги последних придворных. Он внимательно всех рассматривал, надеясь обнаружить Ханну. Ханна поклялась оставаться с Лиат. Но Айвар ее не заметил.
Ивовый прут застал его врасплох. В этот раз он опустился на плечи и заставил его громко охнуть. Было больно.
— Неприлично глазеть, — сказал наставник. — На тебя обращают внимание.
Айвар плотно сжал губы, чтобы не огрызнуться. Ему нельзя сердиться. Он должен что-нибудь придумать. Лиат приехала в Кведлинхейм, и, хотя послушники редко покидают спальный корпус и двор, хотя Они все время под наблюдением, он найдет способ известить Лиат, что он здесь. Он найдет способ увидеть ее, поговорить с ней, коснуться ее.
Даже мысли об этом были греховны.
Но ему наплевать.
Мимо прошел хвост колонны. Монахи и монахини последовали за ним. В Кведлинхейме зазвонили колокола. Кто-то впереди процессии затянул гимн, остальные присоединились. Пели, проходя по городу вслед за королем.
— Господь, надели суд короля Твоею праведностью
И дай Твою справедливость наследнику короля,
Чтобы он мог судить по Твоему закону,
Чтобы правосудие было доступно бедным и страждущим.
На дороге появились столбы удушливой пыли, которую подняла истеричная толпа, устремившаяся вслед за монахами. Масса людей была похожа на своеобразное живое существо — огромное, опасное и веселое. Ведь это же король! Позже, когда король помоется с дороги, должна была состояться торжественная церемония: Генрих встретится со своей праведной матерью в ее уединении. Королева Матильда была уже не в том возрасте, чтобы появляться на публике. Потом будет служба в городской церкви, народ набьется туда, чтобы увидеть короля в парадном облачении и в короне, его священное присутствие послужит напоминанием о Божьей милости и земной власти Генриха. После пира в честь святого Валентинуса на следующий день народ сможет обратиться к королю со своими заботами и печалями, так как король пробудет в городе до священных дней Всех Душ и Всех Святых. Потом он со своей свитой отправится в Туринский лес на охоту. Айвар завидовал им. Ему тоже хотелось поохотиться.
Но ему предстояла собственная охота. Когда в течение трех последующих дней Мастер-Надуты-Губы ослабит бдительность, Айвар найдет способ увидеться с Лиат.
4
Лиат всматривалась в ряды монахов на обочинах дороги, но их головы оставались склоненными, лиц не было видно. Она оказалась в Кведлинхейме, проследовала по его узким улицам к вершине холма, где стояла крепость, толстые стены которой защищали монахов и монахинь от соблазнов бренного мира, так говорил ей Па. Не был ли он сам здесь монахом?
За воротами монастыря слуги принимали лошадей и отводили их в конюшни. Она сняла с седла мешки и хотела последовать за своей лошадью, но кто-то окликнул ее.
— Лиат! — Хатуи звала ее, перекрикивая шум лошадей и телег.
Лиат пробилась сквозь толпу, увернувшись по дороге от гончей, рвавшейся с поводка, перешагнув через свежую кучу лошадиного навоза, пропустив благородную леди, которая пересекла ей путь.
— Пошли. Мы в обслуге короля. — Хатуи поправила на Лиат одежду, чуть повернула значок «орла» и нахмурилась, увидев мешки. — Надо было оставить их на лошади. В монастыре с ними бы ничего не случилось.Лиат попыталась улыбнуться:
— Я не подумала. Схватила по привычке. Хатуи подняла бровь. Ее нелегко было провести.
— Что там такого драгоценного в твоих мешках, что ты не оставляешь их ни на минуту?
— Ничего! — Это вырвалось слишком поспешно. Лиат поудобнее пристроила свою ношу, задний мешок оказался сбоку и спутался с колчаном. — Ничего такого, что представляло бы интерес для кого-нибудь, кроме меня. Кое-что от отца, единственное, что у меня от него осталось.
— Да, я это уже слышала от тебя. — По тону Хатуи можно было понять, что она не поверила. — Но если Вулфер не имел ничего против, то и я не возражаю. Он уладит это с тобой по возвращении.
Что, благодарение Господу, произойдет еще через много месяцев. Хотя ей очень не хватало Ханны, Лиат не жалела, что она не увидит Вулфера до следующего года, пока он не вернется с Ханной из Дарра к походному двору короля. Ей нравился Вулфер, но она не доверяла ему.
В ворота входили монахи. Она замерла, ища лицо Айвара.
— Идем, идем, Лиат. Нам надо прислуживать королю. Король не должен ждать. На что ты там уставилась?
Лиат стряхнула с плеча руку начальницы и последовала за ней. Король и несколько его особо доверенных слуг задержались у лестницы перед портиком церкви.
— У меня здесь есть знакомый послушник. —
— Айвар, сын графа Харла и леди Герлинды. Лиат вскинула глаза на Хатуи:
— Откуда ты знаешь?
— Ханна сказала. Она рассказала мне все об Айваре, своем молочном брате.
Лиат ощутила укол ревности. Ханна подружилась с этой лихой провинциалкой. Хатуи была по нраву Лиат, но комфорта общение с ней не вызывало. Лиат опасалась доверяться кому бы то ни было после смерти отца. Она не верила никому, кроме Ханны. Кроме, может быть, еще Айвара.
И больше никому, исключая Сангланта. Но он погиб.
— Даже если бы он был жив… — пробормотала она.
— Что? — насторожилась Хатуи. Лиат тряхнула головой, не отвечая. — Ханна сказала, что Айвар любил тебя, — добавила Хатуи иным тоном. — Ты чувствуешь вину за то, что Хью обрек его на жизнь в монастыре, хотя парень этого не хотел? Только за то, что тот помешал ему добиться желаемого.
— Ханна тебе очень много сказала, — сдавленным голосом заметила Лиат.
— Она мой друг. Ты тоже могла бы стать моим другом, но ты слишком сдержанна, ты похожа скорее на скорбного духа, чем на женщину. — Хатуи замолчала, но не потому, что боялась обидеть собеседницу (она всегда говорила то, что думала), а потому, что они уже подошли к королю. Генрих увидел Хатуи и жестом приказал ей следовать за ним в церковь. Лиат засуетилась, ища для себя место и пристроившись наконец за Хатуи. Среди множества благородных господ она могла без помех сосредоточиться на своих мыслях, потому что для лордов и леди она была просто вещью короля, вроде короны, скипетра или трона, а вовсе не живым человеком, достойным внимания. Она была просто «орлом», вестником короля.
Ханна имела полное право сообщать Хатуи все, что считала нужным, имела полное право считать Хатуи своим другом. Вулфер, Хатуи и бедный покойный Манфред — эти «орлы», спасшие ее от Хью, конечно, знали о ее отношениях с последним или догадывались о них, догадывались, что она грела его постель, несмотря на то что он был монахом. Она была беременна от него, он избил ее до полусмерти, из-за чего случился выкидыш. Доведенная до отчаяния голодом и страхом, она отдала ему «Книгу Тайн», а это означало полное подчинение его воле.
Только прибытие Вулфера и двух его товарищей спасло ее. Они спасли ее, без них она бы погибла. Лиат посмотрела на стройную крепкую спину шагающей перед ней женщины. Ни разу Хатуи не проявила к Лиат неуважения, хотя знала, что та была рабыней и наложницей монаха. Хатуи была дочерью простого провинциального фермера-хуторянина, но эти свободные землевладельцы окраинных земель славились своей гордостью. Король не стеснялся оказывать внимание Хатуи. За четыре месяца странствий с королевским двором Лиат видела, как Хатуи вызывают к королю, как иногда он даже интересуется ее мнением по некоторым вопросам. Это была высокая честь, и оказывалась она дочери простого земледельца.
Да, Ханна имела полное право считать Хатуи своим другом. Но Лиат терзал бесконечный страх: что если Ханна предпочтет ей Хатуи? Не стала ли она меньше любить Лиат, подружившись с Хатуи? Это была недостойная мысль как в отношении Ханны, так и в отношении Хатуи. Лиат даже услышала голос покойного отца: «Куст розы дает много цветов каждое лето».
Но Па мертв. Убит. И Ханна — все, что у нее осталось. Отчаянно не хотелось ее терять.
И на этот случай у отца была припасена прибаутка:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
Минуя ряды послушников, король встретился взглядом с Айваром. Генрих поднял бровь, выражая не то любопытство, не то осуждение. Айвар вспыхнул и опустил глаза.
Он увидел множество сапог, услышал, как мужские голоса завели новую песнь. «Королевские львы» были удостоены чести следовать сразу за монархом. Они внезапно остановились, песня смолкла. Наступила тишина, которую нарушали только скрип кожи, топот копыт еще не остановившихся лошадей в конце колонны, собачий лай.
Эрменрих беспокойно зашевелился рядом с Айваром.
— Вот бы оказаться поближе, — прошептал он Болдуину.
Удивленный, Айвар поднял взгляд одновременно с Зигфридом. Прямо перед ними остановились «львы» — могучие мужчины в боевой броне и золотистых накидках с изображениями черных львов. Король, сопровождаемый лишь одним «орлом», выехал вперед, чтобы приветствовать мать Схоластику.
Она тоже была верхом, как подобает женщине королевского рода, приветствующей своего брата. Она сидела на светло-сером, почти белом, муле. На фоне темно-синего одеяния сверкало золотое кольцо Единства. Волосы под белым платком убраны в гладкую прическу, лицо бесстрастное и спокойное. Выглядела она столь же по-королевски, как и ее старший брат. Женщине ее ранга подобало спешиваться только перед скопосом. Король тоже не сошел с лошади, он приблизился к настоятельнице вплотную, после чего они наклонились друг к другу и обменялись поцелуями в щеку — семейное приветствие.
— А если… — продолжал елозить рядом Эрменрих, — сейчас взять ивовый прут Мастера-Надуты-Губы…
Болдуин прыснул, прикрыв рот ладонью.
— …и полоснуть по заднице его кобылы, как вы думаете, что бы произошло?
Зигфрид фыркнул и поспешно зажал рот рукой. Айвар представил себе эту картину — рванувшуюся лошадь и короля с матерью Схоластикой, оказавшихся в смешном положении, — и захихикал.
Только что упомянутая лоза полоснула по заднице его самого, он охнул. Рядом послышался «ох» Эрменриха.
— Тихо, — прошипел наставник, остановившись за четверкой парней. Он не тронул Болдуина и Зигфрида, последний пылал от стыда, чувствуя себя бесконечно виноватым. Ведь он тоже хихикал над шуткой Эрменриха! Айвар закусил губу и проглотил слезы. Ягодицы горели. Эрменрих по-прежнему хитро ухмылялся. Он каким-то образом умел не показывать боль. Наставник прокашлялся, и Айвар торопливо опустил глаза, как раз когда король и сестра его закончили приветствие. Слуга развернул мула аббатисы, и она вместе с королем возглавила процессию, продолжившую путь к монастырю.
После «львов» мимо них промаршировали другие войска, затем потянулся нескончаемый обоз, состоявший из множества повозок. Из города послышались крики: король двигался к монастырю, провожаемый множеством приветствий.
Зад все еще жгло. Айвар чувствовал дыхание монаха на своем затылке, хотя тот давно уже удалился. Внезапное тревожное чувство, как укол булавки, заставило его поднять глаза. Он увидел ее .
— Лиат! — Он чуть не рванулся вперед. Трое его друзей повернули головы. Болдуин тихо присвистнул.
Лиат! Он не мог обознаться. Темные волосы, золотистая кожа, ее рост и сложение. На ней накидка и значок «Королевского орла». «Королевский орел»! Значит, каким-то образом она освободилась от Хью.
Его пронзила зависть, гадкое чувство, которого он не ведал раньше. Кто ей помог? Он не хотел делить победу ни с кем, не хотел, чтобы она была благодарна кому-то, кроме него. Освободилась сама? Нет, не может быть. Хью ни за что не отпустил бы ее. Хью больше нет, он мертв? Но эта мысль не принесла Айвару удовлетворения. Он, Айвар, сын Харла и Герлинды, должен был прикончить Хью, а еще лучше — унизить его.
Мимо грохотали телеги, теперь он мог видеть лишь спину Лиат, ее толстую косу, достающую до талии. Она внимательно разглядывала ряды монахов, их склоненные головы в капюшонах. Лиц не было видно. Она должна знать, что он здесь. Конечно, она помнит, что его сослали в Кведлинхейм за то, что он хотел ей помочь.
Он чуть не плакал, видя, как она удаляется, и все же был полон радости. Миновав последний ряд монастырских слуг, она перестала смотреть на обочины и перевела взгляд вперед, возможно на башни церкви, золоченые кровли которых сверкали в лучах полуденного солнца. Он потерял ее из виду, когда королевская процессия вошла в город. Мимо него потянулись, поднимая клубы пыли, телеги, слуги, запасные лошади, палатки, походная мебель и многое другое.
Но он все смотрел ей вслед, вызывающе подняв голову, даже когда прошел уже весь обоз, прошли последние слуги последних придворных. Он внимательно всех рассматривал, надеясь обнаружить Ханну. Ханна поклялась оставаться с Лиат. Но Айвар ее не заметил.
Ивовый прут застал его врасплох. В этот раз он опустился на плечи и заставил его громко охнуть. Было больно.
— Неприлично глазеть, — сказал наставник. — На тебя обращают внимание.
Айвар плотно сжал губы, чтобы не огрызнуться. Ему нельзя сердиться. Он должен что-нибудь придумать. Лиат приехала в Кведлинхейм, и, хотя послушники редко покидают спальный корпус и двор, хотя Они все время под наблюдением, он найдет способ известить Лиат, что он здесь. Он найдет способ увидеть ее, поговорить с ней, коснуться ее.
Даже мысли об этом были греховны.
Но ему наплевать.
Мимо прошел хвост колонны. Монахи и монахини последовали за ним. В Кведлинхейме зазвонили колокола. Кто-то впереди процессии затянул гимн, остальные присоединились. Пели, проходя по городу вслед за королем.
— Господь, надели суд короля Твоею праведностью
И дай Твою справедливость наследнику короля,
Чтобы он мог судить по Твоему закону,
Чтобы правосудие было доступно бедным и страждущим.
На дороге появились столбы удушливой пыли, которую подняла истеричная толпа, устремившаяся вслед за монахами. Масса людей была похожа на своеобразное живое существо — огромное, опасное и веселое. Ведь это же король! Позже, когда король помоется с дороги, должна была состояться торжественная церемония: Генрих встретится со своей праведной матерью в ее уединении. Королева Матильда была уже не в том возрасте, чтобы появляться на публике. Потом будет служба в городской церкви, народ набьется туда, чтобы увидеть короля в парадном облачении и в короне, его священное присутствие послужит напоминанием о Божьей милости и земной власти Генриха. После пира в честь святого Валентинуса на следующий день народ сможет обратиться к королю со своими заботами и печалями, так как король пробудет в городе до священных дней Всех Душ и Всех Святых. Потом он со своей свитой отправится в Туринский лес на охоту. Айвар завидовал им. Ему тоже хотелось поохотиться.
Но ему предстояла собственная охота. Когда в течение трех последующих дней Мастер-Надуты-Губы ослабит бдительность, Айвар найдет способ увидеться с Лиат.
4
Лиат всматривалась в ряды монахов на обочинах дороги, но их головы оставались склоненными, лиц не было видно. Она оказалась в Кведлинхейме, проследовала по его узким улицам к вершине холма, где стояла крепость, толстые стены которой защищали монахов и монахинь от соблазнов бренного мира, так говорил ей Па. Не был ли он сам здесь монахом?
За воротами монастыря слуги принимали лошадей и отводили их в конюшни. Она сняла с седла мешки и хотела последовать за своей лошадью, но кто-то окликнул ее.
— Лиат! — Хатуи звала ее, перекрикивая шум лошадей и телег.
Лиат пробилась сквозь толпу, увернувшись по дороге от гончей, рвавшейся с поводка, перешагнув через свежую кучу лошадиного навоза, пропустив благородную леди, которая пересекла ей путь.
— Пошли. Мы в обслуге короля. — Хатуи поправила на Лиат одежду, чуть повернула значок «орла» и нахмурилась, увидев мешки. — Надо было оставить их на лошади. В монастыре с ними бы ничего не случилось.Лиат попыталась улыбнуться:
— Я не подумала. Схватила по привычке. Хатуи подняла бровь. Ее нелегко было провести.
— Что там такого драгоценного в твоих мешках, что ты не оставляешь их ни на минуту?
— Ничего! — Это вырвалось слишком поспешно. Лиат поудобнее пристроила свою ношу, задний мешок оказался сбоку и спутался с колчаном. — Ничего такого, что представляло бы интерес для кого-нибудь, кроме меня. Кое-что от отца, единственное, что у меня от него осталось.
— Да, я это уже слышала от тебя. — По тону Хатуи можно было понять, что она не поверила. — Но если Вулфер не имел ничего против, то и я не возражаю. Он уладит это с тобой по возвращении.
Что, благодарение Господу, произойдет еще через много месяцев. Хотя ей очень не хватало Ханны, Лиат не жалела, что она не увидит Вулфера до следующего года, пока он не вернется с Ханной из Дарра к походному двору короля. Ей нравился Вулфер, но она не доверяла ему.
В ворота входили монахи. Она замерла, ища лицо Айвара.
— Идем, идем, Лиат. Нам надо прислуживать королю. Король не должен ждать. На что ты там уставилась?
Лиат стряхнула с плеча руку начальницы и последовала за ней. Король и несколько его особо доверенных слуг задержались у лестницы перед портиком церкви.
— У меня здесь есть знакомый послушник. —
— Айвар, сын графа Харла и леди Герлинды. Лиат вскинула глаза на Хатуи:
— Откуда ты знаешь?
— Ханна сказала. Она рассказала мне все об Айваре, своем молочном брате.
Лиат ощутила укол ревности. Ханна подружилась с этой лихой провинциалкой. Хатуи была по нраву Лиат, но комфорта общение с ней не вызывало. Лиат опасалась доверяться кому бы то ни было после смерти отца. Она не верила никому, кроме Ханны. Кроме, может быть, еще Айвара.
И больше никому, исключая Сангланта. Но он погиб.
— Даже если бы он был жив… — пробормотала она.
— Что? — насторожилась Хатуи. Лиат тряхнула головой, не отвечая. — Ханна сказала, что Айвар любил тебя, — добавила Хатуи иным тоном. — Ты чувствуешь вину за то, что Хью обрек его на жизнь в монастыре, хотя парень этого не хотел? Только за то, что тот помешал ему добиться желаемого.
— Ханна тебе очень много сказала, — сдавленным голосом заметила Лиат.
— Она мой друг. Ты тоже могла бы стать моим другом, но ты слишком сдержанна, ты похожа скорее на скорбного духа, чем на женщину. — Хатуи замолчала, но не потому, что боялась обидеть собеседницу (она всегда говорила то, что думала), а потому, что они уже подошли к королю. Генрих увидел Хатуи и жестом приказал ей следовать за ним в церковь. Лиат засуетилась, ища для себя место и пристроившись наконец за Хатуи. Среди множества благородных господ она могла без помех сосредоточиться на своих мыслях, потому что для лордов и леди она была просто вещью короля, вроде короны, скипетра или трона, а вовсе не живым человеком, достойным внимания. Она была просто «орлом», вестником короля.
Ханна имела полное право сообщать Хатуи все, что считала нужным, имела полное право считать Хатуи своим другом. Вулфер, Хатуи и бедный покойный Манфред — эти «орлы», спасшие ее от Хью, конечно, знали о ее отношениях с последним или догадывались о них, догадывались, что она грела его постель, несмотря на то что он был монахом. Она была беременна от него, он избил ее до полусмерти, из-за чего случился выкидыш. Доведенная до отчаяния голодом и страхом, она отдала ему «Книгу Тайн», а это означало полное подчинение его воле.
Только прибытие Вулфера и двух его товарищей спасло ее. Они спасли ее, без них она бы погибла. Лиат посмотрела на стройную крепкую спину шагающей перед ней женщины. Ни разу Хатуи не проявила к Лиат неуважения, хотя знала, что та была рабыней и наложницей монаха. Хатуи была дочерью простого провинциального фермера-хуторянина, но эти свободные землевладельцы окраинных земель славились своей гордостью. Король не стеснялся оказывать внимание Хатуи. За четыре месяца странствий с королевским двором Лиат видела, как Хатуи вызывают к королю, как иногда он даже интересуется ее мнением по некоторым вопросам. Это была высокая честь, и оказывалась она дочери простого земледельца.
Да, Ханна имела полное право считать Хатуи своим другом. Но Лиат терзал бесконечный страх: что если Ханна предпочтет ей Хатуи? Не стала ли она меньше любить Лиат, подружившись с Хатуи? Это была недостойная мысль как в отношении Ханны, так и в отношении Хатуи. Лиат даже услышала голос покойного отца: «Куст розы дает много цветов каждое лето».
Но Па мертв. Убит. И Ханна — все, что у нее осталось. Отчаянно не хотелось ее терять.
И на этот случай у отца была припасена прибаутка:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78