Эккехард был охвачен восторженным энтузиазмом.
— Некоторое время назад Росвита не одобрила бы восхищения Эккехарда этим человеком. Но Хью, аббат Фирсбарга и внебрачный сын маркграфини Джудит, сильно изменился за те пять лет, в течение которых он не появлялся при королевском дворе.Устав святой Бенедикты призывает аббата и аббатису творить добро, а не править, — возразил Хью клирику Монике, много лет преподававшей молодежи в королевской школе, в свое время у нее учился и Хью.
— Но если бразды правления вручены нам на благо многих, разве не должны мы учиться управлять, чтобы принести пользу нашим подданным? — Монике никогда не нравился Хью. Она быстро уставала от спора. Росвита заметила блеск в ее глазах, появлявшийся во время общения с наиболее талантливыми учениками, к которым относился и Хью. Но он слишком хотел, чтобы его достоинства признавали и другие. Моника не терпела подобного самомнения.
Хью мягко улыбнулся:
— Ну разумеется, я должен склониться перед мудростью моего наставника. Разве не верно, что учитель есть художник, скульптор, который лепит своих питомцев как глину, создавая из них сосуды славы? Хороший студент стремится следовать примеру своего наставника и стать подобным ему, приобрести его душевные качества. Первое, чем мы учимся управлять, — это мы сами. В этом случае внешняя добродетель создает внутреннюю, мы становимся как добрыми, так и полезными.
Как умудрился самовлюбленный красавчик Хью стать таким обходительным, остроумным, обворожительным? Его голос звучит спокойно и доброжелательно, манеры безупречны. Этим утром Хью собственными руками раздавал хлеб стоявшим у дороги нищим. Он никак не показывал, что между ним и принцессой Сапиентией существуют какие-то особые отношения: он вел себя, как любой хорошо воспитанный придворный.
— Лишь добродетель в человеке благословенна. — Моника улыбнулась ему и произнесла длинную цитату из «Комментариев к сну Корнелии» Евстасии.
— Добрый и полезный господин, вне всякого сомнения, — прошептала Теофану Росвите, — по состоянию чрева моей сестры мы можем судить, что он очень хорошо усвоил оба эти аспекта добродетели.
— Теофану! — ахнула Росвита и, спохватившись, добавила: — Ваше высочество.
Теофану замолчала.
Моника продолжала говорить о добродетелях:
— «Таким образом, добродетели можно подразделить на четыре типа, каковые отличаются один от другого по своему отношению к страстям. Страсти же таковы: страхи и вожделения, горести и радости, гнев и зависть. Добродетели благоразумия, сдержанности, храбрости, справедливости умеряют страсти. Очищающие добродетели устраняют страсти. Очищенный и умиротворенный ум забывает все страсти; для божественного разума добродетели эти желанны, страсти же достойны презрения».
Мерцали факелы и свечи, гудел огонь в камине. Король Генрих ласково улыбался обоим участникам спора, хотя в последние месяцы он часто погружался в свои мысли, не обращая внимания на происходящее. Но вот он зевнул и подал знак слугам, что пора в постель. Росвита, допив вино, вертела в руках кубок. Присутствующие собирались расходиться. Теофану не двигалась с места.
— Он тебе не нравится, — нарушила молчание Росвита.
— До того как он покинул двор, тебе он тоже не нравился.
— Не нравился, — признала Росвита. — Но он сильно изменился. — Она проследила, как Хью удалился в конец зала.
Сапиентия ждала, пока за ширмой установят ее походную кровать. Хью был прямо-таки воплощением грации и благопристойности. Если верно утверждение, что добродетель ярче проявляется в совершенных формах, то он воистину был добродетелен.
— Ох, Владычица, — пробормотала Росвита себе под нос, поймав себя на том, что слишком интересуется молодым священником. Она была уверена, что уже не способна испытывать волнения плоти.
— Он просто красавчик, — неожиданно сказала Теофану, вставая. — Сказано ведь в псалме: «И возжелает Владычица твоей красоты». — И она направилась к своему ложу, скромно расположенному за занавесом рядом с кроватью сестры.
— Боюсь, ничего хорошего это не предвещает. — Росвита поставила свой кубок и встала. Просто ли невзлюбила за что-то умница Теофану Хью или завидовала сестре, нашедшей, скажем откровенно, такого любовника? Конечно, Сапиентия не могла устоять, даже отдавая себе отчет в том, что он монах. В конце концов, она наследная принцесса и ей было необходимо забеременеть, чтобы подтвердить права на трон. Можно было сказать, как выразилась Теофану, что Хью просто выполнил свой долг, принес пользу.
Один за другим гасли факелы, придворные и слуги укладывались в зале охотничьей усадьбы.
На следующий день король собирался затравить оленя. А для некоторых эта ночь будет беспокойна. Лиат стащила рукавицы и задеревеневшими от холода пальцами нащупала золотое перо. Повинуясь инстинктивному страху, она не стала подбирать белое перо, лежавшее рядом с телом убитого отца. Теперь она знала, кому принадлежат такие перья. Но золотое перо, выхваченное из пепла угасающего костра, в пламени которого она видела старого волшебника Аои, несло в себе надежду.
Ласково поглаживая перо, она смотрела на огонь, думая о Ханне. Однажды ей довелось увидеть Ханну внутренним зрением: сквозь огонь просматривалась извилистая горная дорога, заваленная камнями. Что это было — ее страхи или Ханна действительно попала в беду?
Где она теперь? Лиат сосредоточилась, не выпуская перо из пальцев и пристально глядя в огонь костра. Ее взору открылись видения.
Стоящий посредине площадки камень горит в огне, порожденном магией: пламя полыхает само и не дает тепла. Плоский камень, сидя на котором с ней однажды разговаривал волшебник Аои, пустует. Стебли растений лежат у камня, ожидая его возвращения. На камне лежит короткая веревка. Куда он ушел? Когда он вернется? Но горящий камень — это окно, ставни которого распахнуты. Она заглядывает внутрь.
Ханна на коне, в сопровождении трех потрепанных «львов» движется по зеленой Волине. Восходящее солнце отражается в ее значке «орла». Они покидают деревню, состоящую из нескольких жалких домишек, крытых соломой. Некоторые крыши повреждены огнем. Опален и деревянный частокол деревни. За палисадом бугорки свежих могил, дальше — пустые поля, засыпанные снегом.
Брови Ханны покрыты инеем. В руке она держит сломанную стрелу с железным наконечником и странным оперением. Лиат никогда не видела таких перьев. «Львы» идут с мрачными лицами и поют походную песню. Слов Лиат разобрать не может, но песня невеселая. Жители деревни собрались у ворот, провожая уходящих. Парень с узелком на плече догоняет уходящих. Мать плачет, но не удерживает сына. «Львы» принимают юношу. Ханна пристально смотрит вперед, на запад.
Почему с ними нет Вулфера? Перо щекочет ладонь, костер трещит. Перед ней большой зал, освещенный зимним солнцем и множеством свечей. Мужчина почтительно идет по залу, как положено перед лицом аристократа. Он кланяется не видимой ей особе. Она узнает его. Это Вулфер. На стенах за ним она видит фрески со сценами мученичества семерых апостолов — Текли, Петра, Матиаса, Марка, Иоанны, Луции и Мариина. Возможно, это приемная скопоса в Дарре.
Он выпрямляется, поднимает глаза, чтобы увидеть фигуру, сидящую перед ним на золоченом троне. На его лице написано удивление. Он еле слышно бормочет имя:
— Лиат.
Лиат вздрагивает, сразу вспомнив, что в наблюдении через огонь таится опасность.
Они тоже могут ее увидеть.
Поздно.
Их пальцы коснулись ее плеч.
О Владычица, это не их пальцы.
Это его пальцы.
— Лиат, красавица моя. — Он схватил ее за плечи и развернул к себе. Ледяной ветер не холоднее, чем выражение его лица. — Наконец-то я застаю тебя одну. — Он улыбается.
Она старается вывернуться, но он крепко держит. Лиат подавила стон. Нельзя показывать страх. Сжав за спиной перо, она уставилась ему в грудь, стараясь обрести твердость камня.
— Ты прекрасно выглядишь, красавица моя. Может быть, и к лучшему, что я мало тебя видел за эти шесть дней с тех пор, как приехал сюда. Это было бы для меня искушением, с которым нелегко бороться.
Она не смотрит на него, но знает, что он все еще улыбается. Она чувствует, как сжимается его ладонь. Его правая рука больно сжимает ее плечо.
— Ты ничего не хочешь мне сказать, Лиат?
Она молчит.
— Очень жаль, что ты меня покинула, — сказал он нежным голосом. — Я очень расстроился. Но я тебя прощаю. Ты не понимала, что делаешь. И это совершенно неважно. То, что произошло в тот день, ничего не значит для нас. Ты по-прежнему моя драгоценная рабыня.
— Нет! — Она вывернулась, чуть не упав в костер. Выхватив из костра горящую ветку, она выставила ее вперед. — Я свободна. Вулфер освободил меня.
Он засмеялся:
— Это та самая Лиат, которую я помню, та самая Лиат, которая однажды предстанет со мной перед двором короля. Но сейчас нас не должны видеть вместе. — Он прикоснулся пальцем к губам, призывая к молчанию. Его лицо было необычайно красиво в свете костра. — Смотри, Лиат. — Он поднял левую руку, вытянул вперед два пальца и что-то пробормотал. Горящая ветка погасла.
Она подавила крик.
— Детский фокус, — скромно сказал он, — но все мы должны с чего-то начинать. — Он осторожно вытащил палку из ее руки и отшвырнул прочь. — Вулфер не освободил тебя. Он украл тебя у меня. Я еще не изложил свой жалобы на Вулфера королю Генриху. Будь уверена, я сделаю это, но, увы, надо подождать, пока Сапиентия родит здорового ребенка. После этого благословенного события высокое положение при дворе мне будет обеспечено. Но и до той поры ты никуда от меня не денешься. Мы будем вместе путешествовать, разговаривать, петь и пировать, ты будешь рядом со мной каждый день и каждый час.
— Я не рабыня тебе, — упрямо повторила Лиат. Она начала чувствовать боль от ожога. — Вулфер освободил меня.
Он покачал головой, как мудрый отец, мягко порицающий неразумного ребенка:
— Вулфер? Вулферу ты нужна для его собственных целей. Вулфер забрал тебя только для того, чтобы использовать самому.
— Но не таким образом, — испугавшись своих слов, она рванулась в сторону.
Он успел поймать ее. Притянул к себе и спросил:
— Каким образом, Лиат? Нет, не таким. Он и ему подобные строят относительно тебя свои планы, не сомневайся.
— Что ты знаешь о Вулфере и ему подобных? — О Владычица, а что если он действительно знает и скажет ей? Чем она готова будет расплатиться с ним?
Но он только тяжело вздохнул и поцеловал ее в лоб. Ее передернуло, к горлу подступала тошнота. Он не отпускал ее.
— Буду с тобой откровенен, Лиат. Я ведь всегда был с тобой честен. Я только подозреваю, что Вулфер связан с какими-то неизвестными людьми. Он за что-то лишен доступа ко двору. Хорошо известно, что он владеет искусством видеть сквозь огонь и камень. Конечно, у него есть и другие способности или он знает владеющих этими другими способностями. Я знаю, что твоего отца убили, и я знаю, что он всеми силами старался спрятать тебя, свою большую драгоценность. Поэтому кто-то должен тебя искать. Логично? Если они не остановились перед убийством твоего отца, напрасно ожидать от них милосердия. Ты сама всей душой пожелаешь оказаться в моей постели, когда они тебя найдут. А я сумею защитить тебя.Мне не нужна твоя защита. — Она снова попыталась вывернуться из его объятий, но он был слишком силен. А она слишком слаба.
— Ты связана со мной, — шептал он. — Ты всегда будешь связана со мной. Куда бы ты ни убежала, я найду тебя повсюду. Ты вернешься ко мне.
Она заметила какое-то движение во тьме. Это был слуга, наверное вышедший по нужде.
— Минуту, друг! — крикнула она дрожащим от страха голосом.
Хью завернул ей руку за спину, крепко прижав к себе.
Слуга повернулся.
— Что случилось, друг? — спросил он. — Нужна помощь?
— Пожалуйста… — начала Лиат, но Хью прижал свободную руку к ее горлу, она потеряла дар речи.
— Ничего, брат, — сурово ответил Хью. — Помощь не нужна. Можешь следовать дальше.
Человек повернулся и исчез.
— Нет. — Как только Хью снял руку, она снова обрела голос.
— Да, — улыбнулся Хью. — Ты моя, Лиат. Ты полюбишь меня.
— Я люблю другого, — сказал она хрипло. Перо, как раскаленный уголь, жгло ее свободную ладонь. — Я люблю другого мужчину.
Хью изменился в лице. Побелев от бешенства, он резко встряхнул ее:
— Кто? Кто он?
Она заплакала от бессилия:
— О боже, он мертв.
— Любой мужчина, которого ты полюбишь, умрет. Я позабочусь об этом. Люби меня, люби только меня, и ты будешь в безопасности.
— Я никогда не полюблю тебя, я тебя ненавижу.
Ненависть лишь оборотная сторона любви, красавица моя. Ты не можешь ненавидеть то, что не можешь любить. Прекрасная моя Лиат. Как я люблю произносить это имя.
Она поверила ему. Это было хуже всего. Он говорил так убедительно, его голос был так нежен, — она слишком хорошо знала его.
— Я всегда буду обращаться с тобой хорошо, — сказал он, словно прочитав ее мысли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
— Некоторое время назад Росвита не одобрила бы восхищения Эккехарда этим человеком. Но Хью, аббат Фирсбарга и внебрачный сын маркграфини Джудит, сильно изменился за те пять лет, в течение которых он не появлялся при королевском дворе.Устав святой Бенедикты призывает аббата и аббатису творить добро, а не править, — возразил Хью клирику Монике, много лет преподававшей молодежи в королевской школе, в свое время у нее учился и Хью.
— Но если бразды правления вручены нам на благо многих, разве не должны мы учиться управлять, чтобы принести пользу нашим подданным? — Монике никогда не нравился Хью. Она быстро уставала от спора. Росвита заметила блеск в ее глазах, появлявшийся во время общения с наиболее талантливыми учениками, к которым относился и Хью. Но он слишком хотел, чтобы его достоинства признавали и другие. Моника не терпела подобного самомнения.
Хью мягко улыбнулся:
— Ну разумеется, я должен склониться перед мудростью моего наставника. Разве не верно, что учитель есть художник, скульптор, который лепит своих питомцев как глину, создавая из них сосуды славы? Хороший студент стремится следовать примеру своего наставника и стать подобным ему, приобрести его душевные качества. Первое, чем мы учимся управлять, — это мы сами. В этом случае внешняя добродетель создает внутреннюю, мы становимся как добрыми, так и полезными.
Как умудрился самовлюбленный красавчик Хью стать таким обходительным, остроумным, обворожительным? Его голос звучит спокойно и доброжелательно, манеры безупречны. Этим утром Хью собственными руками раздавал хлеб стоявшим у дороги нищим. Он никак не показывал, что между ним и принцессой Сапиентией существуют какие-то особые отношения: он вел себя, как любой хорошо воспитанный придворный.
— Лишь добродетель в человеке благословенна. — Моника улыбнулась ему и произнесла длинную цитату из «Комментариев к сну Корнелии» Евстасии.
— Добрый и полезный господин, вне всякого сомнения, — прошептала Теофану Росвите, — по состоянию чрева моей сестры мы можем судить, что он очень хорошо усвоил оба эти аспекта добродетели.
— Теофану! — ахнула Росвита и, спохватившись, добавила: — Ваше высочество.
Теофану замолчала.
Моника продолжала говорить о добродетелях:
— «Таким образом, добродетели можно подразделить на четыре типа, каковые отличаются один от другого по своему отношению к страстям. Страсти же таковы: страхи и вожделения, горести и радости, гнев и зависть. Добродетели благоразумия, сдержанности, храбрости, справедливости умеряют страсти. Очищающие добродетели устраняют страсти. Очищенный и умиротворенный ум забывает все страсти; для божественного разума добродетели эти желанны, страсти же достойны презрения».
Мерцали факелы и свечи, гудел огонь в камине. Король Генрих ласково улыбался обоим участникам спора, хотя в последние месяцы он часто погружался в свои мысли, не обращая внимания на происходящее. Но вот он зевнул и подал знак слугам, что пора в постель. Росвита, допив вино, вертела в руках кубок. Присутствующие собирались расходиться. Теофану не двигалась с места.
— Он тебе не нравится, — нарушила молчание Росвита.
— До того как он покинул двор, тебе он тоже не нравился.
— Не нравился, — признала Росвита. — Но он сильно изменился. — Она проследила, как Хью удалился в конец зала.
Сапиентия ждала, пока за ширмой установят ее походную кровать. Хью был прямо-таки воплощением грации и благопристойности. Если верно утверждение, что добродетель ярче проявляется в совершенных формах, то он воистину был добродетелен.
— Ох, Владычица, — пробормотала Росвита себе под нос, поймав себя на том, что слишком интересуется молодым священником. Она была уверена, что уже не способна испытывать волнения плоти.
— Он просто красавчик, — неожиданно сказала Теофану, вставая. — Сказано ведь в псалме: «И возжелает Владычица твоей красоты». — И она направилась к своему ложу, скромно расположенному за занавесом рядом с кроватью сестры.
— Боюсь, ничего хорошего это не предвещает. — Росвита поставила свой кубок и встала. Просто ли невзлюбила за что-то умница Теофану Хью или завидовала сестре, нашедшей, скажем откровенно, такого любовника? Конечно, Сапиентия не могла устоять, даже отдавая себе отчет в том, что он монах. В конце концов, она наследная принцесса и ей было необходимо забеременеть, чтобы подтвердить права на трон. Можно было сказать, как выразилась Теофану, что Хью просто выполнил свой долг, принес пользу.
Один за другим гасли факелы, придворные и слуги укладывались в зале охотничьей усадьбы.
На следующий день король собирался затравить оленя. А для некоторых эта ночь будет беспокойна. Лиат стащила рукавицы и задеревеневшими от холода пальцами нащупала золотое перо. Повинуясь инстинктивному страху, она не стала подбирать белое перо, лежавшее рядом с телом убитого отца. Теперь она знала, кому принадлежат такие перья. Но золотое перо, выхваченное из пепла угасающего костра, в пламени которого она видела старого волшебника Аои, несло в себе надежду.
Ласково поглаживая перо, она смотрела на огонь, думая о Ханне. Однажды ей довелось увидеть Ханну внутренним зрением: сквозь огонь просматривалась извилистая горная дорога, заваленная камнями. Что это было — ее страхи или Ханна действительно попала в беду?
Где она теперь? Лиат сосредоточилась, не выпуская перо из пальцев и пристально глядя в огонь костра. Ее взору открылись видения.
Стоящий посредине площадки камень горит в огне, порожденном магией: пламя полыхает само и не дает тепла. Плоский камень, сидя на котором с ней однажды разговаривал волшебник Аои, пустует. Стебли растений лежат у камня, ожидая его возвращения. На камне лежит короткая веревка. Куда он ушел? Когда он вернется? Но горящий камень — это окно, ставни которого распахнуты. Она заглядывает внутрь.
Ханна на коне, в сопровождении трех потрепанных «львов» движется по зеленой Волине. Восходящее солнце отражается в ее значке «орла». Они покидают деревню, состоящую из нескольких жалких домишек, крытых соломой. Некоторые крыши повреждены огнем. Опален и деревянный частокол деревни. За палисадом бугорки свежих могил, дальше — пустые поля, засыпанные снегом.
Брови Ханны покрыты инеем. В руке она держит сломанную стрелу с железным наконечником и странным оперением. Лиат никогда не видела таких перьев. «Львы» идут с мрачными лицами и поют походную песню. Слов Лиат разобрать не может, но песня невеселая. Жители деревни собрались у ворот, провожая уходящих. Парень с узелком на плече догоняет уходящих. Мать плачет, но не удерживает сына. «Львы» принимают юношу. Ханна пристально смотрит вперед, на запад.
Почему с ними нет Вулфера? Перо щекочет ладонь, костер трещит. Перед ней большой зал, освещенный зимним солнцем и множеством свечей. Мужчина почтительно идет по залу, как положено перед лицом аристократа. Он кланяется не видимой ей особе. Она узнает его. Это Вулфер. На стенах за ним она видит фрески со сценами мученичества семерых апостолов — Текли, Петра, Матиаса, Марка, Иоанны, Луции и Мариина. Возможно, это приемная скопоса в Дарре.
Он выпрямляется, поднимает глаза, чтобы увидеть фигуру, сидящую перед ним на золоченом троне. На его лице написано удивление. Он еле слышно бормочет имя:
— Лиат.
Лиат вздрагивает, сразу вспомнив, что в наблюдении через огонь таится опасность.
Они тоже могут ее увидеть.
Поздно.
Их пальцы коснулись ее плеч.
О Владычица, это не их пальцы.
Это его пальцы.
— Лиат, красавица моя. — Он схватил ее за плечи и развернул к себе. Ледяной ветер не холоднее, чем выражение его лица. — Наконец-то я застаю тебя одну. — Он улыбается.
Она старается вывернуться, но он крепко держит. Лиат подавила стон. Нельзя показывать страх. Сжав за спиной перо, она уставилась ему в грудь, стараясь обрести твердость камня.
— Ты прекрасно выглядишь, красавица моя. Может быть, и к лучшему, что я мало тебя видел за эти шесть дней с тех пор, как приехал сюда. Это было бы для меня искушением, с которым нелегко бороться.
Она не смотрит на него, но знает, что он все еще улыбается. Она чувствует, как сжимается его ладонь. Его правая рука больно сжимает ее плечо.
— Ты ничего не хочешь мне сказать, Лиат?
Она молчит.
— Очень жаль, что ты меня покинула, — сказал он нежным голосом. — Я очень расстроился. Но я тебя прощаю. Ты не понимала, что делаешь. И это совершенно неважно. То, что произошло в тот день, ничего не значит для нас. Ты по-прежнему моя драгоценная рабыня.
— Нет! — Она вывернулась, чуть не упав в костер. Выхватив из костра горящую ветку, она выставила ее вперед. — Я свободна. Вулфер освободил меня.
Он засмеялся:
— Это та самая Лиат, которую я помню, та самая Лиат, которая однажды предстанет со мной перед двором короля. Но сейчас нас не должны видеть вместе. — Он прикоснулся пальцем к губам, призывая к молчанию. Его лицо было необычайно красиво в свете костра. — Смотри, Лиат. — Он поднял левую руку, вытянул вперед два пальца и что-то пробормотал. Горящая ветка погасла.
Она подавила крик.
— Детский фокус, — скромно сказал он, — но все мы должны с чего-то начинать. — Он осторожно вытащил палку из ее руки и отшвырнул прочь. — Вулфер не освободил тебя. Он украл тебя у меня. Я еще не изложил свой жалобы на Вулфера королю Генриху. Будь уверена, я сделаю это, но, увы, надо подождать, пока Сапиентия родит здорового ребенка. После этого благословенного события высокое положение при дворе мне будет обеспечено. Но и до той поры ты никуда от меня не денешься. Мы будем вместе путешествовать, разговаривать, петь и пировать, ты будешь рядом со мной каждый день и каждый час.
— Я не рабыня тебе, — упрямо повторила Лиат. Она начала чувствовать боль от ожога. — Вулфер освободил меня.
Он покачал головой, как мудрый отец, мягко порицающий неразумного ребенка:
— Вулфер? Вулферу ты нужна для его собственных целей. Вулфер забрал тебя только для того, чтобы использовать самому.
— Но не таким образом, — испугавшись своих слов, она рванулась в сторону.
Он успел поймать ее. Притянул к себе и спросил:
— Каким образом, Лиат? Нет, не таким. Он и ему подобные строят относительно тебя свои планы, не сомневайся.
— Что ты знаешь о Вулфере и ему подобных? — О Владычица, а что если он действительно знает и скажет ей? Чем она готова будет расплатиться с ним?
Но он только тяжело вздохнул и поцеловал ее в лоб. Ее передернуло, к горлу подступала тошнота. Он не отпускал ее.
— Буду с тобой откровенен, Лиат. Я ведь всегда был с тобой честен. Я только подозреваю, что Вулфер связан с какими-то неизвестными людьми. Он за что-то лишен доступа ко двору. Хорошо известно, что он владеет искусством видеть сквозь огонь и камень. Конечно, у него есть и другие способности или он знает владеющих этими другими способностями. Я знаю, что твоего отца убили, и я знаю, что он всеми силами старался спрятать тебя, свою большую драгоценность. Поэтому кто-то должен тебя искать. Логично? Если они не остановились перед убийством твоего отца, напрасно ожидать от них милосердия. Ты сама всей душой пожелаешь оказаться в моей постели, когда они тебя найдут. А я сумею защитить тебя.Мне не нужна твоя защита. — Она снова попыталась вывернуться из его объятий, но он был слишком силен. А она слишком слаба.
— Ты связана со мной, — шептал он. — Ты всегда будешь связана со мной. Куда бы ты ни убежала, я найду тебя повсюду. Ты вернешься ко мне.
Она заметила какое-то движение во тьме. Это был слуга, наверное вышедший по нужде.
— Минуту, друг! — крикнула она дрожащим от страха голосом.
Хью завернул ей руку за спину, крепко прижав к себе.
Слуга повернулся.
— Что случилось, друг? — спросил он. — Нужна помощь?
— Пожалуйста… — начала Лиат, но Хью прижал свободную руку к ее горлу, она потеряла дар речи.
— Ничего, брат, — сурово ответил Хью. — Помощь не нужна. Можешь следовать дальше.
Человек повернулся и исчез.
— Нет. — Как только Хью снял руку, она снова обрела голос.
— Да, — улыбнулся Хью. — Ты моя, Лиат. Ты полюбишь меня.
— Я люблю другого, — сказал она хрипло. Перо, как раскаленный уголь, жгло ее свободную ладонь. — Я люблю другого мужчину.
Хью изменился в лице. Побелев от бешенства, он резко встряхнул ее:
— Кто? Кто он?
Она заплакала от бессилия:
— О боже, он мертв.
— Любой мужчина, которого ты полюбишь, умрет. Я позабочусь об этом. Люби меня, люби только меня, и ты будешь в безопасности.
— Я никогда не полюблю тебя, я тебя ненавижу.
Ненависть лишь оборотная сторона любви, красавица моя. Ты не можешь ненавидеть то, что не можешь любить. Прекрасная моя Лиат. Как я люблю произносить это имя.
Она поверила ему. Это было хуже всего. Он говорил так убедительно, его голос был так нежен, — она слишком хорошо знала его.
— Я всегда буду обращаться с тобой хорошо, — сказал он, словно прочитав ее мысли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78