Над головой теперь виднелись несколько звезд и тонкий серп луны.
Неожиданно Захария почувствовал, что на него навалилась ужасная усталость. Он прислонился к стене и, сам того не желая, дотронулся до ворот и увидел мир за ними.
Женщина сидит в кресле с резными подлокотниками в виде гуивров. На голове у нее корона, а на шее — золотое ожерелье, знак королевского рода. В волосах ее появилась седина, а на лице видны морщины — знаки гнева и отчаяния. Перед ней на коленях стоит молодая светловолосая девушка. На ней лишь тонкая льняная рубаха, через которую видно ее худое тело.
— Констанция отправилась в поездку по своему герцогству, — произносит женщина с металлом в голосе. — Ты могла бы поехать с ней, но предпочла остаться здесь.
— Она обещала, — всхлипывает коленопреклоненная девушка.
— Но я тебе ничего не обещала. У меня есть союзники, и они требуют определенной платы за свою поддержку. Ты вышвырнула одного мужа, Таллия. Теперь ты будешь делать то, что я тебе прикажу. Так что не спорь. — Она поднимается с кресла. — Герхард, — подзывает она одного из своих стражей. — Я прогуляюсь по саду. Впусти нашего гостя.
Стражи, стоящие у дверей, отходят в стороны и пропускают в комнату мужчину. Он входит уверенно и спокойно, как человек, привыкший повелевать. У него широкие плечи и сильные руки воина. Одежда у него запылилась — вероятно, он проделал долгий путь.
— Герцог Конрад, — приветствует его женщина. — Я согласна на ваши условия. — Она кивает в сторону девушки, которая молитвенно сложила руки. — Я немного привела ее в порядок, хотя не представляю, как кто-то может счесть ее привлекательной.
Не дожидаясь ответа и, возможно, находя эту сделку не слишком приятной, она выходит из комнаты.
Девушка ползает на коленях, не разжимая рук.
— Я умоляю вас, кузен. — Ее тонкое тело вздрагивает. — Я поклялась Господу остаться чистым сосудом, невестой блаженного Дайсана, Спасителя, что восседает на небесном троне одесную Матери своей, которая есть Милосердие и Справедливость. Умоляю, не оскверняйте меня ради земной выгоды.
Пока она говорит, он расхаживает вокруг, рассматривает ее как испытывающий жажду человек, который внезапно наткнулся на лужу с грязноватой, мутной водой и теперь не может решиться, стоит ему пить такую воду или нет.
— Ты закончила? — спрашивает он, когда она замолкает и смотрит на него огромными, умоляющими глазами.
Девушка бросается на пол, лицом вниз.
— Я в вашей власти! — кричит она, вцепляясь в ковер. — Вы хотите осквернить то, что создано Господом нашим?
— Владыка, — с отвращением произносит он.
Герцог стоит в тени, и возможно, поэтому его кожа кажется почти черной. Он брезгливо изучает валяющееся перед ним тело, потом хмурится и, с трудом сдерживаясь, говорит:
— Если бы только моя дорогая Эдгифу не умерла! Она была настоящей женщиной. Что угодно отдал бы за то, чтобы покувыркаться с ней в постели еще разок!
— Похоть — служанка врага рода человеческого! — всхлипывает девушка.
— Я тебя умоляю! — фыркает он. — Не обманывай себя, считая, что можешь вызвать вожделение или похоть, леди Таллия. Ты меня не интересуешь, мне нужно лишь твое происхождение. Ты соединяешь в себе две королевские линии — правителей Варре и Вендара, а остальное меня не волнует. Господи! Если бы только была жива Эдгифу! Но воля Господа непреложна, и теперь мне придется жениться на тебе.
— Но разве блаженный Дайсан не проповедовал очиститься от тьмы, которая пятнает нас на земле?
— Конечно, — смеется он, но, похоже, его этот разговор нисколько не развлекает. — Насколько мне известно, он говорил, что очиститься можно через зачатие и рождение детей.
— Нет! — кричит она, а он садится на корточки рядом с ней и перекатывает ее на спину. Она пытается отстраниться от его руки. — Это ложь! Вы заблуждаетесь! — Она встает и направляется к креслу, в котором сидела пожилая женщина, и раскрывает ладони с белыми шрамами на них. — Разве вы не знаете о жертве и искуплении блаженного Дайсана? Я обычная женщина, но Господь избрал меня…
— Нет, тебя избрали твоя мать и я. А теперь пошли. — Он хватает ее за руку и тащит к кровати. — О Владычица! Ты пахнешь, как скисшее молоко! Ты что, никогда не моешься?
Он сажает ее на постель, но она тотчас падает на перину, словно у нее нет костей. Он начинает быстро раздеваться, без всяких нежных слов и взглядов.
— Я должен сделать так, чтобы ты забеременела, и я это сделаю!
Когда на нем почти ничего не остается, ее рыдания становятся неистовыми, она неожиданно вскакивает с кровати и начинает метаться по комнате, пытаясь спрятаться. Спрятаться негде. Тогда она подбегает к двери и начинает колотить по ней. Впрочем, ее слабые руки почти не производят никакого шума, а дверь плотно закрыта.
Захария отшатывается. Все это ужасно.
— Это не та церемония брачной ночи, которую я помню, — говорит Канси-а-лари осуждающе. Захария вытирает ладонь о рубаху и понимает, что Канси-а-лари продолжает смотреть через ворота. Вдруг ее глаза широко распахиваются, и она тоже шагает назад. — Нет, я помню, что это было совсем не так. За прошедшие годы человеческое племя сильно изменилось, люди стараются причинить друг другу как можно больше боли. — Она вздрагивает. — Пойдем. Я уже начинаю беспокоиться. Я понимаю, что не оставила все сомнения. Почему они спрятали моего сына?
Идти трудно. Захарии кажется, что ноги увязают в жидкой грязи. Вскоре он начинает выбиваться из сил. Только лошадь шагает так же спокойно, испытывая даже некоторое нетерпение.
Из-за очередного поворота тропинки показываются розовые ворота со странными буквами и символами. Канси-а-лари останавливается. Захария видит море и далекий берег, который в темноте почти сливается с ночным небом. Горят звезды, но луны не видно.
Он едва держится на ногах и прислоняется к воротам. Светлый камень хранит тепло и приятно согревает кожу.
Он вдыхает аромат ладана, его глаза привыкают к темноте, и становятся видны две темные фигуры возле круга камней на холме. Мужчина держит в одной руке поводья, а в другой меч. К седлу лошади приторочены щит и сумки. За плечами у мужчины привязан какой-то сверток. Через мгновение Захария различает рядом с лошадью козу на привязи.
Второй человек стоит на коленях и чертит на земле какие-то линии. Темно, но золотое перо у него в руке освещает его работу. Человек поднимается, смотрит на восток, и Захария понимает, что перед ним женщина. Она высока, но ее спутник еще выше и шире в плечах. В темноте невозможно различить их лица.
Деревья начинают раскачиваться. Ветер взметнул листья в воздух и закружил их.
В небе появляется яркая желтая звезда. Женщина что-то произносит и золотым пером начинает чертить в воздухе линии и углы. На другом краю небосвода восходит белая звезда. И в том месте, где встречаются лучи желтой и ярко-белой звезд, между двумя камнями образуется арка из призрачного света.
— Скорее, — говорит женщина своему спутнику.
Тот тянет лошадь за собой. Ребенок, привязанный у него за спиной, начинает плакать, коза блеет и артачится.
Захария видит внизу, в долине, каменную башню, возвышающуюся над небольшим деревянным домом. В башне сидят три человека, на полу перед ними разложены рисунки — изображения меча, короны, стилизованной розы и какие-то еще — он не успевает рассмотреть. Раздается шепот:
— Я против. По-моему, не стоит убивать его сейчас, когда он еще может быть нам полезен. Если мы будет терпеливы, он еще послужит нам.
— Нет, сестра. Ты споришь только потому, что не знаешь всего. Только мы можем защитить человечество от Потерянных. Ты или с нами, или против нас. Если ты против, сестра Вения, то сестра Анна приказала мне убить тебя.
— Очень хорошо.
Захария слышит испуганное блеяние козы и видит сверкнувший в темноте нож. Женщина вонзает нож между ребер жертвы и, разорвав рану руками, вытаскивает еще бьющееся сердце.
— Зажги лампу, — говорит она.
Призрачный свет придает сцене нереальность. Женщина начинает речитативом что-то говорить.
Захария видит, как нечто, подобно приливу, поднимается вверх по холму и стремится к женщине и мужчине, которые стоят возле камней. В воздухе парит полупрозрачная арка.
Внезапно среди камней вспыхивает свет. Женщина прикладывает руку к глазам, чтобы понять, что происходит. Но уже слишком поздно — их обнаружили. Из темноты появляются фигуры, но Захария не может точно сказать — люди это или всего лишь их тени. Один из них черным ножом пронзает арку, и та исчезает. Мужчина вытаскивает из ножен меч.
— Скорее, — говорит Канси-а-лари. Она ставит копье межу ним и воротами, и только сейчас Захария понимает, что почти вошел туда. Наткнувшись на древко копья, он смог выбраться обратно.
— Скорее, — повторяет она снова и пускается бежать по тропе, на ходу готовя лук и стрелы, оперенные перьями грифона.
Захария бежит следом. Ему кажется, что воздух стал плотным, как вода, но лошадь вытягивает его, и они бегут дальше.
И вот перед ними черные ворота, он видит, как за ними бьются волны. Тропинка скользкая, и Захария, не удержавшись на ногах, падает на колени.
— Внук. — Голос бабушки доносится словно из-под земли.
Но у него нет времени отвечать. Канси-а-лари уже порезала ладонь и приложила ее к камню. Она торопливо делает надрез и на его руке. Пока он прикладывает руку к камню, она размазывает кровь по крупу лошади, а потом прикладывает к воротам обе руки. И произносит слово.
Ворота открываются. Под ногами у них бурлит вода, но они шагают вперед, прямо в кипящие волны.
ЗВУЧАНИЕ ИХ КРЫЛЬЕВ
1
Это лето оказалось на редкость дождливым, но Ханна ехала верхом и, в отличие от многих других, смогла сохранить ноги сухими. В низинах вода стояла по колено, и там развелось столько надоедливых комаров, что в их отряде не осталось ни одного человека, который бы не чесался с ног до головы. К тому же их одолевали пауки. Стоило оставить на земле шлем или раскинуть на ночь палатку, в них мгновенно набивалось огромное количество этих отвратительных тварей. Понятно, что они тоже пытались найти спасение от воды, но от этого соседство с ними не становилось более приятным. К утру палатка становилась похожей на живое существо — ее всю облепляли пауки, и вся эта масса беспрестанно копошилась и шевелилась.
К аогосту от их отряда отстали многочисленные нищие и проститутки. В крепости Магдебург их подкосила дизентерия. Но госпожа Удача не отвернулась от них: умер всего один «лев», хотя переболели почти все. Они потеряли десять дней на то, чтобы привести больных в порядок, прежде чем капитан Тиабольд и лорд Дитрих объявили, что можно двигаться дальше. Через реку Одер они переправились на баржах, а потом направились на восток по дороге, заросшей травой. За отрядом упорно тащилось около дюжины сопровождающих, которые попеременно тащили две тележки с нехитрым скарбом. Ханна удивлялась их решению идти вместе со «львами» туда, где их ждет лишь война. Возможно, им просто некуда было возвращаться. Да и не к кому.
Дождь не прекращался.
Так они шли три дня, которые казались настоящим кошмаром. Но наконец добрались до довольно богатой деревни. Ее окружали ров и земляная стена, укрепленная бревнами, за которыми возвышалась недавно построенная церковь. Неподалеку от деревни располагались поля и сады, где работали хмурые крестьяне, которые, завидев приближение небольшой армии, побросали свои инструменты и со всех ног поспешили под прикрытие стен, хотя вендарское знамя, развевающееся над отрядом, ясно давало понять, что армия направляется куда-то по личному приказу короля Генриха.
Тиабольд послал Ханну в сопровождении двенадцати «львов». Всадники остановились на лугу, расседлали лошадей и пустили их пастись.
Когда они подошли к деревне, ворота по-прежнему оставались закрыты.
— Нет, вы не можете войти, — заявил молодой человек с деревянной вышки, который исполнял обязанности часового. — У нас и так достаточно проблем, и мне приказано не впускать вооруженных людей. — Он говорил на вендийском с сильным акцентом, пришепетывая. — Но я вижу среди вас «орлицу». Она может войти и рассказать новости.
— Эта деревня смахивает на разбойничье логово, — проворчал Инго. — Не уверен, что мы можем им доверять.
— Ничего, я пойду, — отозвалась Ханна. — Они просто осмотрительны. Они не причинят мне вреда, тем более когда под стенами стоит отряд из двух сотен «львов» и пятидесяти всадников.
Инго и остальные остались, а Ханна вошла в деревню. Здесь витали вполне ощутимые запахи — чувствовалось, что тут держали много скота. По улицам бегали босоногие, грязные дети. По канавам бежала вода — свидетельство многочисленных летних ливней. Посреди деревни был колодец, который охраняли мальчик и девочка. Ханна прошла к самому большому дому. Там, сидя за столом, ее уже ждали трое мужчин и три женщины. Ханна заметила на столешнице зарубки от ножа и обгорелые пятна, одну ножку недавно починили — она была светлее других.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
Неожиданно Захария почувствовал, что на него навалилась ужасная усталость. Он прислонился к стене и, сам того не желая, дотронулся до ворот и увидел мир за ними.
Женщина сидит в кресле с резными подлокотниками в виде гуивров. На голове у нее корона, а на шее — золотое ожерелье, знак королевского рода. В волосах ее появилась седина, а на лице видны морщины — знаки гнева и отчаяния. Перед ней на коленях стоит молодая светловолосая девушка. На ней лишь тонкая льняная рубаха, через которую видно ее худое тело.
— Констанция отправилась в поездку по своему герцогству, — произносит женщина с металлом в голосе. — Ты могла бы поехать с ней, но предпочла остаться здесь.
— Она обещала, — всхлипывает коленопреклоненная девушка.
— Но я тебе ничего не обещала. У меня есть союзники, и они требуют определенной платы за свою поддержку. Ты вышвырнула одного мужа, Таллия. Теперь ты будешь делать то, что я тебе прикажу. Так что не спорь. — Она поднимается с кресла. — Герхард, — подзывает она одного из своих стражей. — Я прогуляюсь по саду. Впусти нашего гостя.
Стражи, стоящие у дверей, отходят в стороны и пропускают в комнату мужчину. Он входит уверенно и спокойно, как человек, привыкший повелевать. У него широкие плечи и сильные руки воина. Одежда у него запылилась — вероятно, он проделал долгий путь.
— Герцог Конрад, — приветствует его женщина. — Я согласна на ваши условия. — Она кивает в сторону девушки, которая молитвенно сложила руки. — Я немного привела ее в порядок, хотя не представляю, как кто-то может счесть ее привлекательной.
Не дожидаясь ответа и, возможно, находя эту сделку не слишком приятной, она выходит из комнаты.
Девушка ползает на коленях, не разжимая рук.
— Я умоляю вас, кузен. — Ее тонкое тело вздрагивает. — Я поклялась Господу остаться чистым сосудом, невестой блаженного Дайсана, Спасителя, что восседает на небесном троне одесную Матери своей, которая есть Милосердие и Справедливость. Умоляю, не оскверняйте меня ради земной выгоды.
Пока она говорит, он расхаживает вокруг, рассматривает ее как испытывающий жажду человек, который внезапно наткнулся на лужу с грязноватой, мутной водой и теперь не может решиться, стоит ему пить такую воду или нет.
— Ты закончила? — спрашивает он, когда она замолкает и смотрит на него огромными, умоляющими глазами.
Девушка бросается на пол, лицом вниз.
— Я в вашей власти! — кричит она, вцепляясь в ковер. — Вы хотите осквернить то, что создано Господом нашим?
— Владыка, — с отвращением произносит он.
Герцог стоит в тени, и возможно, поэтому его кожа кажется почти черной. Он брезгливо изучает валяющееся перед ним тело, потом хмурится и, с трудом сдерживаясь, говорит:
— Если бы только моя дорогая Эдгифу не умерла! Она была настоящей женщиной. Что угодно отдал бы за то, чтобы покувыркаться с ней в постели еще разок!
— Похоть — служанка врага рода человеческого! — всхлипывает девушка.
— Я тебя умоляю! — фыркает он. — Не обманывай себя, считая, что можешь вызвать вожделение или похоть, леди Таллия. Ты меня не интересуешь, мне нужно лишь твое происхождение. Ты соединяешь в себе две королевские линии — правителей Варре и Вендара, а остальное меня не волнует. Господи! Если бы только была жива Эдгифу! Но воля Господа непреложна, и теперь мне придется жениться на тебе.
— Но разве блаженный Дайсан не проповедовал очиститься от тьмы, которая пятнает нас на земле?
— Конечно, — смеется он, но, похоже, его этот разговор нисколько не развлекает. — Насколько мне известно, он говорил, что очиститься можно через зачатие и рождение детей.
— Нет! — кричит она, а он садится на корточки рядом с ней и перекатывает ее на спину. Она пытается отстраниться от его руки. — Это ложь! Вы заблуждаетесь! — Она встает и направляется к креслу, в котором сидела пожилая женщина, и раскрывает ладони с белыми шрамами на них. — Разве вы не знаете о жертве и искуплении блаженного Дайсана? Я обычная женщина, но Господь избрал меня…
— Нет, тебя избрали твоя мать и я. А теперь пошли. — Он хватает ее за руку и тащит к кровати. — О Владычица! Ты пахнешь, как скисшее молоко! Ты что, никогда не моешься?
Он сажает ее на постель, но она тотчас падает на перину, словно у нее нет костей. Он начинает быстро раздеваться, без всяких нежных слов и взглядов.
— Я должен сделать так, чтобы ты забеременела, и я это сделаю!
Когда на нем почти ничего не остается, ее рыдания становятся неистовыми, она неожиданно вскакивает с кровати и начинает метаться по комнате, пытаясь спрятаться. Спрятаться негде. Тогда она подбегает к двери и начинает колотить по ней. Впрочем, ее слабые руки почти не производят никакого шума, а дверь плотно закрыта.
Захария отшатывается. Все это ужасно.
— Это не та церемония брачной ночи, которую я помню, — говорит Канси-а-лари осуждающе. Захария вытирает ладонь о рубаху и понимает, что Канси-а-лари продолжает смотреть через ворота. Вдруг ее глаза широко распахиваются, и она тоже шагает назад. — Нет, я помню, что это было совсем не так. За прошедшие годы человеческое племя сильно изменилось, люди стараются причинить друг другу как можно больше боли. — Она вздрагивает. — Пойдем. Я уже начинаю беспокоиться. Я понимаю, что не оставила все сомнения. Почему они спрятали моего сына?
Идти трудно. Захарии кажется, что ноги увязают в жидкой грязи. Вскоре он начинает выбиваться из сил. Только лошадь шагает так же спокойно, испытывая даже некоторое нетерпение.
Из-за очередного поворота тропинки показываются розовые ворота со странными буквами и символами. Канси-а-лари останавливается. Захария видит море и далекий берег, который в темноте почти сливается с ночным небом. Горят звезды, но луны не видно.
Он едва держится на ногах и прислоняется к воротам. Светлый камень хранит тепло и приятно согревает кожу.
Он вдыхает аромат ладана, его глаза привыкают к темноте, и становятся видны две темные фигуры возле круга камней на холме. Мужчина держит в одной руке поводья, а в другой меч. К седлу лошади приторочены щит и сумки. За плечами у мужчины привязан какой-то сверток. Через мгновение Захария различает рядом с лошадью козу на привязи.
Второй человек стоит на коленях и чертит на земле какие-то линии. Темно, но золотое перо у него в руке освещает его работу. Человек поднимается, смотрит на восток, и Захария понимает, что перед ним женщина. Она высока, но ее спутник еще выше и шире в плечах. В темноте невозможно различить их лица.
Деревья начинают раскачиваться. Ветер взметнул листья в воздух и закружил их.
В небе появляется яркая желтая звезда. Женщина что-то произносит и золотым пером начинает чертить в воздухе линии и углы. На другом краю небосвода восходит белая звезда. И в том месте, где встречаются лучи желтой и ярко-белой звезд, между двумя камнями образуется арка из призрачного света.
— Скорее, — говорит женщина своему спутнику.
Тот тянет лошадь за собой. Ребенок, привязанный у него за спиной, начинает плакать, коза блеет и артачится.
Захария видит внизу, в долине, каменную башню, возвышающуюся над небольшим деревянным домом. В башне сидят три человека, на полу перед ними разложены рисунки — изображения меча, короны, стилизованной розы и какие-то еще — он не успевает рассмотреть. Раздается шепот:
— Я против. По-моему, не стоит убивать его сейчас, когда он еще может быть нам полезен. Если мы будет терпеливы, он еще послужит нам.
— Нет, сестра. Ты споришь только потому, что не знаешь всего. Только мы можем защитить человечество от Потерянных. Ты или с нами, или против нас. Если ты против, сестра Вения, то сестра Анна приказала мне убить тебя.
— Очень хорошо.
Захария слышит испуганное блеяние козы и видит сверкнувший в темноте нож. Женщина вонзает нож между ребер жертвы и, разорвав рану руками, вытаскивает еще бьющееся сердце.
— Зажги лампу, — говорит она.
Призрачный свет придает сцене нереальность. Женщина начинает речитативом что-то говорить.
Захария видит, как нечто, подобно приливу, поднимается вверх по холму и стремится к женщине и мужчине, которые стоят возле камней. В воздухе парит полупрозрачная арка.
Внезапно среди камней вспыхивает свет. Женщина прикладывает руку к глазам, чтобы понять, что происходит. Но уже слишком поздно — их обнаружили. Из темноты появляются фигуры, но Захария не может точно сказать — люди это или всего лишь их тени. Один из них черным ножом пронзает арку, и та исчезает. Мужчина вытаскивает из ножен меч.
— Скорее, — говорит Канси-а-лари. Она ставит копье межу ним и воротами, и только сейчас Захария понимает, что почти вошел туда. Наткнувшись на древко копья, он смог выбраться обратно.
— Скорее, — повторяет она снова и пускается бежать по тропе, на ходу готовя лук и стрелы, оперенные перьями грифона.
Захария бежит следом. Ему кажется, что воздух стал плотным, как вода, но лошадь вытягивает его, и они бегут дальше.
И вот перед ними черные ворота, он видит, как за ними бьются волны. Тропинка скользкая, и Захария, не удержавшись на ногах, падает на колени.
— Внук. — Голос бабушки доносится словно из-под земли.
Но у него нет времени отвечать. Канси-а-лари уже порезала ладонь и приложила ее к камню. Она торопливо делает надрез и на его руке. Пока он прикладывает руку к камню, она размазывает кровь по крупу лошади, а потом прикладывает к воротам обе руки. И произносит слово.
Ворота открываются. Под ногами у них бурлит вода, но они шагают вперед, прямо в кипящие волны.
ЗВУЧАНИЕ ИХ КРЫЛЬЕВ
1
Это лето оказалось на редкость дождливым, но Ханна ехала верхом и, в отличие от многих других, смогла сохранить ноги сухими. В низинах вода стояла по колено, и там развелось столько надоедливых комаров, что в их отряде не осталось ни одного человека, который бы не чесался с ног до головы. К тому же их одолевали пауки. Стоило оставить на земле шлем или раскинуть на ночь палатку, в них мгновенно набивалось огромное количество этих отвратительных тварей. Понятно, что они тоже пытались найти спасение от воды, но от этого соседство с ними не становилось более приятным. К утру палатка становилась похожей на живое существо — ее всю облепляли пауки, и вся эта масса беспрестанно копошилась и шевелилась.
К аогосту от их отряда отстали многочисленные нищие и проститутки. В крепости Магдебург их подкосила дизентерия. Но госпожа Удача не отвернулась от них: умер всего один «лев», хотя переболели почти все. Они потеряли десять дней на то, чтобы привести больных в порядок, прежде чем капитан Тиабольд и лорд Дитрих объявили, что можно двигаться дальше. Через реку Одер они переправились на баржах, а потом направились на восток по дороге, заросшей травой. За отрядом упорно тащилось около дюжины сопровождающих, которые попеременно тащили две тележки с нехитрым скарбом. Ханна удивлялась их решению идти вместе со «львами» туда, где их ждет лишь война. Возможно, им просто некуда было возвращаться. Да и не к кому.
Дождь не прекращался.
Так они шли три дня, которые казались настоящим кошмаром. Но наконец добрались до довольно богатой деревни. Ее окружали ров и земляная стена, укрепленная бревнами, за которыми возвышалась недавно построенная церковь. Неподалеку от деревни располагались поля и сады, где работали хмурые крестьяне, которые, завидев приближение небольшой армии, побросали свои инструменты и со всех ног поспешили под прикрытие стен, хотя вендарское знамя, развевающееся над отрядом, ясно давало понять, что армия направляется куда-то по личному приказу короля Генриха.
Тиабольд послал Ханну в сопровождении двенадцати «львов». Всадники остановились на лугу, расседлали лошадей и пустили их пастись.
Когда они подошли к деревне, ворота по-прежнему оставались закрыты.
— Нет, вы не можете войти, — заявил молодой человек с деревянной вышки, который исполнял обязанности часового. — У нас и так достаточно проблем, и мне приказано не впускать вооруженных людей. — Он говорил на вендийском с сильным акцентом, пришепетывая. — Но я вижу среди вас «орлицу». Она может войти и рассказать новости.
— Эта деревня смахивает на разбойничье логово, — проворчал Инго. — Не уверен, что мы можем им доверять.
— Ничего, я пойду, — отозвалась Ханна. — Они просто осмотрительны. Они не причинят мне вреда, тем более когда под стенами стоит отряд из двух сотен «львов» и пятидесяти всадников.
Инго и остальные остались, а Ханна вошла в деревню. Здесь витали вполне ощутимые запахи — чувствовалось, что тут держали много скота. По улицам бегали босоногие, грязные дети. По канавам бежала вода — свидетельство многочисленных летних ливней. Посреди деревни был колодец, который охраняли мальчик и девочка. Ханна прошла к самому большому дому. Там, сидя за столом, ее уже ждали трое мужчин и три женщины. Ханна заметила на столешнице зарубки от ножа и обгорелые пятна, одну ножку недавно починили — она была светлее других.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59