Внезапно они оказались возле большой комнаты. Росвита, Палома и Теофану стояли и смотрели в эту самую комнату сквозь узкое окно, стекло которого, судя по всему, было прозрачным только с их стороны, так что изнутри их никто не мог заметить. Сейчас в комнате находились несколько солдат, двое аостанских священников и рыжеволосый «орел», который молча стоял в стороне и слушал.
— По-моему, это просто невозможно, — говорил один священник другому. — Я сам перебирался через перевал святого Виталия в аогосте, в это время там свирепствуют снежные бури. Не понимаю, как эти люди смогли пройти там в это время года, да еще и хвастаться, что им повезло с погодой! — Он понизил голос: — А что если он просто-напросто наколдовал хорошую погоду? И ни один из его сопровождающих не предположил подобного, хотя любой на их месте удивился бы. Такое ощущение, словно он заколдовал их всех.
— Возможно, вы совершенно напрасно обвиняете его.
— Тебе не хуже меня известно, что перевал святого Виталия закрыт с середины осени до начала лета. До сих пор не находилось глупцов, которые рискнули бы отправиться в путь, зная, сколько людей там уже сгинуло. И никто никогда не проходил там за неделю до Сретенья!
Его собеседник пожал плечами:
— Зима была теплой, им просто повезло. Солдаты, которых я расспрашивал, сказали, что снегопад начался, когда они уже спускались.
— Это ничего не доказывает. К тому же никто не может поручиться, что это не колдовство. А как насчет всего остального? Например, тех огней, которые мы видели прошлой ночью с вершины скалы? Ты ведь и сам слышал вопли, которые доносились оттуда.
— Тише, — предостерег его друг, оглядываясь на солдат. — Не забывай, мы здесь только для того, чтобы проследить, как он сдержит слово, данное лорду Джону. Больше от нас ничего не требуется. Да и какое тебе дело, если он и в самом деле умеет колдовать? Иногда я думаю, что плохого в колдовстве, если его можно использовать во благо? Мне уже до смерти надоели и эта глупая осада, и те жалкие крохи, которые называют пайком, так что я буду не против, если кто-то воспользуется магией, чтобы захватить королеву Адельхейд. Тогда мы наконец сможем спокойно отправиться по домам.
— Доминик! — укоризненно воскликнул его друг и поспешно дотронулся до висевшего на груди Круга Единства, словно отгоняя зло.
Теофану схватила Росвиту за руку и потащила за собой. Они пошли обратно через тоннель, потом повернули и оказались в коридоре, таком узком, что Росвита то и дело задевала плечами за стены. Потолок становился все ниже, им пришлось сначала нагнуться, чтобы не удариться головой, а затем и вовсе встать на колени. Так они и продвигались, словно кающиеся грешники, выполняющие обет. Наконец, добравшись до лесенки, ведущей наверх, Росвита следом за Теофану вскарабкалась по каменным ступеням в крохотную нишу, которая размерами больше всего напоминала шкаф. Впрочем, обе женщины сумели там разместиться. Одна стена этой ниши пропускала неяркий свет, и Росвите потребовалось всего несколько секунд, чтобы понять, где они находятся.
Они оказались внутри каменного алтаря в часовне. Полупрозрачная, как и в предыдущей комнате, стена пропускала свет, идущий от двух светильников, установленных по обе стороны от алтаря.
Перед алтарем на коленях стоял мужчина, склонив голову и сложив ладони, — судя по всему, он молился. Росвита почувствовала, что обычно спокойная и невозмутимая Теофану дрожит как осиновый лист, такой ужас, наверное, испытывает заяц, попавший в силок. Росвита не видела лица молящегося, но сразу же узнала его. Ей были знакомы и эта осанка, в которой воедино сливались смирение и гордость, и блеск золотистых волос, и сладкоречивый голос. У алтаря звучала молитва:
— «Господи, в сердце моем нет высокомерия, а в глазах — надменности; и не стремлюсь я к тому, что неподвластно разуму моему.
Владычица, я усмирял свои страсти и поступал по заветам Твоим.
Душа моя тоскует, подобно ребенку, разлучаемому с матерью.
Укрепи же меня в вере моей в Господа нашего.
Ныне и присно и во веки веков».
В дверях часовни появился священник. Он пригнулся, проходя под аркой, и обратился к молящемуся:
— Прошу прощения, что помешал вам, лорд Хью…
Тот поднял голову и посмотрел на вошедшего. Удивительно, даже не зная, что за ним наблюдают, он повернулся так, что свет озарил черты его красивого лица самым выгодным образом. Хью словно позировал для картины — кроткая поза, добрый взгляд — словом, идеал священника.
— Брат Доминик. — Хью мягко улыбнулся. — Говорите же, брат. Что вас тревожит?
— Ответила ли мать настоятельница на вашу просьбу, лорд Хью? Она встретилась с вами? Позволила поговорить с королевой Адельхейд?
— Я не получал от нее никаких известий. Но все в руках Господа. Мы должны верить и молиться.
— Некоторые спрашивают, не объясняется ли ваше желание переговорить с настоятельницей лишь боязнью попасть в плен к лорду Джону. В конце концов, вы в безопасности здесь, наверху. У вас есть надежда на спасение, а те, кто помог вам сюда добраться, остались внизу и обречены на страдания.
— Твои упреки больно ранят меня, брат, но я признаю, что заслужил их. — Хью произнес это совершенно спокойно. — Я не испытываю никакой неприязни к священникам и солдатам, которые сопровождали меня. Разумеется, солдатам лорда Джона вообще не стоило захватывать нас в плен и приводить сюда, но что было, то было. Узнав о нашей миссии, лорд Джон должен был освободить нас и позволить спокойно продолжить путь. Однако, как я понял, он человек честолюбивый и собирается использовать нас в качестве заложников. Если мне не удастся выполнить возложенную на меня миссию — что ж, я погибну мучительной смертью, как и мои товарищи. Если же все пойдет как надо, мы продолжим путь в Дарр и я предстану перед госпожой иерархом, как было решено на совете в Отуне.
Брат Доминик фыркнул, словно был недоволен собой.
— Ваши слова вполне разумны, лорд Хью. — Он помешкал, а потом продолжил так тихо, будто собирался сказать нечто, не предназначенное для чужих ушей: — Трудно поверить, что кто-либо решится обвинить вас.
Хью смиренно склонил голову:
— Господь знает правду.
Брат Доминик огляделся по сторонам, потом расправил складки своего одеяния. Казалось, он чего-то боится, возможно, того, что сказал слишком много.
— Не буду больше мешать вашей молитве, — наконец вымолвил он и ретировался.
Хью еще долго стоял на коленях, не двигаясь и не произнося ни слова. Росвита едва осмеливалась дышать. Потом ее взгляд приковала к себе фреска на стене часовни — уже поблекшая от времени, но вполне различимая. На ней были изображены люди Аои, одетые лишь в перья да узкие набедренные повязки, они проходили через горящую арку, за которой виднелся круг из каменных столбов. Дальше можно было разглядеть какие-то красивые и необычные здания и еще одна каменная корона — из сияющего прохода выходили те же путешественники. Очевидно, неведомый художник хотел показать, куда ушел народ Аои.
Хью шевельнулся, и Росвита снова уставилась на него. Из-под одежд он достал небольшую деревянную шкатулку, плотно перевязанную красной лентой. Он развязал ленту, откинул крышку и достал веточку можжевельника и аккуратно завернутую в белый холст книгу.
Росвита отшатнулась и ударилась головой о низкий потолок. Она зажала себе рот рукой — откуда у него Книга Тайн?
Хью начал громко читать:
— «Во время полнолуния можно узреть нити, сотканные планетами, и дэймонов, живущих в сферах, что располагаются ниже Луны. Известно, что человек, желающий достичь земных благ или исполнить свои желания, может поймать этих дэймонов. Для этого нужно произнести заклинания и назвать семь имен святых учеников, а потом воскурить дым можжевельника так, чтобы клубы его опутали и связали дэймонов. Непостижимыми путями они переходят в тело человека, ибо их тела состоят из воздуха и огня небесного, и когда сливаются они с человеком, то выполняют желания подчинившего их».
О Господи, что случилось с Лиат на суде в Отуне?
Теофану потянула Росвиту за собой, и Палома вывела их в большой коридор. Росвите пришлось несколько минут стоять, опираясь на стену, — ноги у нее подгибались, словно она только что взобралась на гору. Потом они снова прошли через трапезную и вышли в библиотеку. Узкие вертикальные окна, больше похожие на бойницы, давали достаточно света, и Росвита увидела фрески на стенах. Сестра Петра сидела за небольшим столиком возле окна и водила пером по пергаменту. Росвита на минуту задержалась. Несколько недель назад она просила мать Облигатию закончить незавершенную сестрой Амабилией копию «Жития святой Радегунды». Наверное, сестра Петра переписывает труд брата Фиделиуса.
Но Теофану и Палома уже ушли вперед, и Росвите пришлось чуть ли не бегом догонять их, вместо того чтобы спокойно побеседовать с сестрой Петрой. За много веков людские ноги и руки отполировали камни монастыря так, что простая скала казалась драгоценным мрамором. Они спустились по лестнице и вскоре дошли до площадки, где столкнулись с сестрой Хиларией, которая ходила за водой. Из-за ее плеча выглядывали две служанки из свиты Адельхейд. У всех у них в руках были ведра с водой.
— Добрый день, ваше высочество, — поздоровалась сестра Хилария. — Сестра Росвита, рада видеть вас снова на ногах.
Они посторонились, чтобы дать женщинам пройти на кухню. Оттуда доносились вкусные запахи. В очаге горел огонь, и бедная сестра Люсида, которая была не только кривой и горбатой, но и слабоумной, подкладывала в него поленья. Гутта и еще одна женщина раскатывали на столе тесто, двое слуг помешивали похлебку из конины.
Сестра Хилария вылила воду в большую бочку и похлопала увечную сестру Люсиду по плечу. Та что-то сказала, но Росвита не смогла разобрать ни слова. Сестра Хилария рассмеялась:
— Нет, я не дам тебе лука. Ты до него сама не своя, так что я не хочу вводить тебя в грех!
Люсида разразилась каркающим смехом — очевидно, это была дежурная шутка. А Хилария отправилась к двери, радостно сказав служанкам:
— Еще один разок, друзья, и на этом мы закончим.
— А через час все начнется заново, — простонала одна из служанок.
Теофану и Палома уже ушли, и Росвита снова поспешила за ними. Она была еще слаба и поэтому спускалась осторожно. Становилось все темнее, но поскольку у монахинь не было масла для ламп, спускаться приходилось на ощупь. Росвита споткнулась на какой-то канавке, и Теофану поддержала ее за локоть. Росвита обнаружила, что в конце канавки лежит огромный валун округлой формы.
— Осторожнее! — вскричала Палома. — Он может покатиться по коридору и заблокировать его.
— На случай атаки, — пояснила Теофану. — Судя по всему, монахини не слишком полагались на человеческую набожность и доброту.
— Ну что вы, — с изумлением ответила Палома. — Не монахини построили эти помещения. Они всегда тут были. Мы просто живем здесь. Даже матушка Облигатия не знает, насколько велик лабиринт. Я несколько раз брала с собой свечу и спускалась вниз, чтобы осмотреть все, но так ни разу и не добралась до конца — свеча догорала, и я возвращалась обратно. Пойдемте. Это прямо за углом.
Росвите потребовалось несколько минут, чтобы понять, что же собственно ждет их за углом. Они вошли в большую пещеру, такую высокую, что потолок терялся в темноте. Тут горела единственная лампа, освещая сидящую в кресле королеву Адельхейд. Ее развлекали солдаты: один играл на расстроенной лютне какую-то веселую мелодию, другой подыгрывал ему на флейте, третий насвистывал, а остальные кружились и приседали под музыку, исполняя совершенно невероятный танец. Королева Адельхейд смеялась и хлопала в ладоши, как ребенок, казалось странным, что королева, привыкшая к утонченным развлечениям при дворе, так радуется нехитрой солдатской забаве. Некоторые из ее придворных улыбались, другие смотрели угрюмо. Адельхейд заметила Теофану и жестом предложила ей сесть на стул рядом. Но стоило только солдатам увидеть принцессу, как они смутились и веселье угасло.
Теофану сняла со стула подушку и устроилась на полу, предложив сесть Росвите.
— Если вам интересно, сестра, садитесь.
— Благодарю вас, ваше высочество. Ваше величество, а где матушка Облигатия?
— Она с ранеными.
— Что если я ее навещу? Я не отниму у нее много времени.
И принцесса, и королева согласились. Один из солдат вызвался проводить Росвиту в комнату, где лежали раненые, и, выходя из большой пещеры, она вновь услышала звуки музыки.
Росвита не сразу поняла, что старая монахиня, которая ухаживала за ней во время болезни, и есть настоятельница монастыря. Сейчас мать Облигатия стояла на коленях возле светловолосого молодого человека, раненого во время одной из атак Айронхеда. Она осторожно осматривала его плечо.
— Да благословит вас Господь, матушка, — пробормотала Росвита, подходя к ней.
Мать Облигатия ответила на приветствие и попыталась подняться, опираясь на толстую суковатую палку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59