В те минуты, когда она чувствовала себя сносно, Лиат пыталась заняться младенцем, но молока не было, и плач девочки доводил ее до исступления. Измученная, Лиат снова проваливалась в глубокий сон, и ее руки становились ледяными.
А ребенок кричал и кричал. Санглант укачивал ее, брал с собой в постель, укладывал в колыбельку, сделанную Херибертом. И все время его сопровождали слуги, которые пытались дотронуться до Блессинг. Они испытывали такое любопытство, что даже забыли о работе, что приводило брата Северуса в ярость: каждый раз его хлеб оказывался подгоревшим, еда — холодной, а кровать — неприбранной.
Мериам предложила Сангланту напоить девочку козьим молоком, и они испробовали все, чтобы заставить малышку поесть. Они грели молоко и капали его ей в рот, мочили в нем ткань и пытались заставить Блессинг сосать, даже подносили ребенка к вымени, но девочка отвергла все предложения и расплакалась.
— Что ж, — сказала Анна на четвертый день, холодно глядя на младенца, — она умрет. Это только доказывает, что ей вовсе не стоило появляться на свет.
Санглант почувствовал, как кто-то коснулся его ноги, это была эйкийская собака, она огрызнулась при виде черной гончей, которая теперь стала неизменной спутницей Анны.
— Сидеть, — приказала Анна собаке.
Она еще не дала гончей имя, и непонятно было, собирается ли она назвать ее хоть как-то. Женщина улыбнулась Сангланту, ему показалось, что она над ним насмехается, ждет, что он разозлится.
Он положил ладонь на голову собаки и посмотрел на Анну.
— Неужели в вас нет ни капли сострадания? Она ваша внучка.
— Такова воля Господа.
— Если вы не испытываете никаких чувств, то подумайте о золотом ожерелье на вашей шее. Вам не кажется, что королевский род должен иметь продолжение?
Эти слова, казалось, ее заинтересовали.
— Что ты имеешь в виду?
— С той минуты, как мы встретились, я гадал, к какому роду вы принадлежите. Если мои догадки верны, то понятно, почему вам безразлична жизнь этого ребенка. Возможно, вы вовсе не внучка императора Тейлефера.
— С чего ты взял?
Он заметил ее удивление и продолжил:
— Кем же вы можете быть? Вы не из варрийцев — их род прервался на моей тете Сабеле, которая произвела на свет единственную дочь, Таллию. А ее идиот-муж не может править. Вы не вендийка, я знаю весь наш род. Все салийские принцессы или выходили замуж, или шли в монастырь, и их имена называли на совете после смерти королевы Софии, всех, от девятилетних девочек до шестидесятилетних старух. Ни одна из них не походила на вас. В Карроне не носят золотых ожерелий, да и члены королевских домов на востоке не украшают себя таким образом. Альбанские королевы носят браслеты, а не ожерелья. Вы не из Аосты, весь королевский род там был уничтожен, кроме королевы Адельхейд, его последней представительницы.
Санглант улыбнулся, подумав, что если бы не Лиат, его женой стала бы Адельхейд. Если бы не Лиат, он до сих пор бы был прикован к трону Кровавого Сердца.
— Кем еще вы можете быть? — продолжал принц. — Святая Радегунда была беременна, когда Тейлефер умер, и похоже, никто, кроме вас, не знает, что стало с ее ребенком.
Анна ничего не ответила.
Блессинг плакала, но он ничем не мог помочь своей дочери. Его переполняла злость, он был готов задушить эту величественную женщину, которая стояла и холодно смотрела на него. Санглант понял, что задел ее своими догадками, пробил стену безразличия.
Теперь он знал тайну Лиат.
Что такое линия королевы Адельхейд по сравнению с этой? Теперь Генриху придется одобрить брак своего сына, иначе его род прервется, как прервался когда-то род Тейлефера, величайшего императора. Если Генрих захочет возродить Даррийскую империю, то этот ребенок будет единственным, кто поможет ему в этом.
— Помогите мне спасти дочь, — дрогнувшим голосом произнес Санглант.
Он знал, что Анна воспримет это как слабость и не упустит шанса воткнуть ему нож в спину. Она никогда не оставляла мысли убить его, просто у нее нет возможности осуществить задуманное.
— Нет, — отозвалась Анна.
— У вас нет сердца? Вы никогда никого не любили? Кто вас вырастил?
— Женщина по имени Клотильда.
— Основательница монастыря святой Радегунды. — Он вспомнил слышанную когда-то историю, хотя ему до сих пор было не ясно, откуда у Радегунды снова появился ребенок, которого она вроде бы потеряла.
— Клотильда действительно была основательницей монастыря, но что бы она ни делала — она лишь исполняла волю епископа Таллии. Она выполняла то, что диктовал ей ее долг, даже перед лицом опасности. И я поступлю так же.
— Как смерть этого ребенка может помочь вам?
— Это твой ребенок, принц Санглант, твоя кровь. А я поклялась, что твоя кровь больше никогда не возродится на земле. Племя твоей матери сейчас живет в эфире, они накапливают силу, чтобы вернуть себе этот мир. Они хотят лишить человечество света Церкви и подчинить весь мир врагу, потому что Аои — его творения.
Он тряхнул головой.
— Лиат как-то сказала мне, что Потерянные — порождение света и огня, и если они греховны, то только потому, что весь мир греховен. Так чем же я хуже вас?
— Ты — их порождение, принц Санглант, — холодно произнесла Анна, — а Лиат — мое.
— Лиат ваша дочь! Неужели и она для вас не больше чем инструмент?
— Все мы — орудия, принц Санглант, но одни служат Богу, а другие — врагу рода человеческого. Даже не надейся, что твой ребенок останется жить на земле, пока я и мои люди живы.
Он почувствовал отчаяние.
Анна ушла, Санглант собрался с силами. Лиат может умереть. Может умереть Блессинг.
Но он не допустит этого.
Санглант подошел к колыбели, малышка лежала такая крохотная и хрупкая, что у него защемило сердце.
Вошла Мериам и сообщила:
— Лиат уснула. Она не умрет, принц Санглант, но поправится еще не скоро. Боюсь только, что вы не сумеете спасти ребенка, если не приучите малышку к козьему молоку.
Мериам вздохнула и снова ушла.
Санглант заметил Джерну, которая парила возле двери, словно ожидая его. Он увидел ее впервые за несколько дней, до этого он ни на что не обращал внимания. Сейчас она причудливым образом сочетала в себе черты всех женщин, живущих в долине: пухлые губы Зои, высокие скулы Мериам, лоб Вении и пушистые волосы Лиат. Сквозь Джерну Санглант отчетливо видел лестницу. Фигура нимфы была очень женственной — округлые бедра, полные руки, красивая шея и великолепная грудь.
Блессинг опять захныкала, и Санглант решительно шагнул вперед.
— Джерна, — мягко сказал он, обращаясь к полупрозрачному созданию. — Джерна, — повторил он.
Это могло убить Блессинг, но, похоже, для ребенка это последний шанс. Надо попытаться.
Он подал ей ребенка, и Джерна приложила девочку к груди. Малышка повернулась, нашла грудь и тотчас принялась сосать.
2
После пяти месяцев путешествия Ханна наконец нагнала свиту короля в графстве Лавас. Она поспела как раз к пиру в честь дня святой Самейсы. Все утро она молилась вместе со слугами — те очень чтили святую Самейсу, ведь она была прачкой и стирала одежды святого Дайсана. Вода, в которой она стирала, стала исцелять хромых и увечных. Святая Самейса приняла мученический венец: она не хотела отдавать одежды святого Дайсана в руки врагов, а императрица Тайсанния возжелала единолично владеть чудотворной реликвией.
Не то чтобы Ханне хотелось последовать примеру мучеников древности, но она надеялась, что служит Генриху так же верно, как святая Самейса блаженному Дайсану. Манфред погиб на службе у Генриха, и Ханна надеялась, что у нее хватит смелости отдать свою жизнь, как Манфред, если, конечно, до этого дойдет дело.
Но на сердце у нее скребли кошки, и каждую ночь ей снилась кераитская принцесса.
— Ханна! Как дела? Какие новости от принцессы Сапиентии? — окликнул ее «лев», давний знакомый Инго.
— Когда я видела ее в последний раз, все было в порядке. Она и принц Боян одержали победу над куманами.
— Хвала Господу! А как ты?
— Я счастлива, что сегодня мне уже никуда не придется ехать, — рассмеялась Ханна. — Король ездит слишком быстро. Чтобы догнать вас, мне пришлось сменить трех лошадей только за последний месяц! У меня все время было такое ощущение, что я отстаю на два дня. А какие здесь новости, дружище?
— Ты не слышала? Королева Матильда умерла, упокой Господь ее душу! Король молился семь дней и ночей, одетый лишь в рубище нищего. — Инго вздохнул и вытер слезу. — Его горе тронуло всех.
— Да останется в сердцах наших память о ней, — произнесла Ханна традиционное пожелание. — А почему ты приехал в Лавас?
— Скоро здесь будет вершиться правосудие. — Настроение Инго резко изменилось, «лев» сплюнул. — Дворяне опять спорят из-за земель. Ненасытные наследники всегда хотят большего для своих любимых детей. Они никогда не довольствуются тем, что у них есть. Кончится это когда-нибудь или нет? — Он вздохнул. — Ладно. Граф Лавастин был справедливым человеком. Жаль, что он умер.
— Мне казалось, он не так уж стар. Или он был болен?
— Нет. Пути Господни неисповедимы. — Инго поманил ее, и Ханна спешилась, чтобы лучше слышать. — Говорят, что тут не обошлось без колдовства.
Ханна вздрогнула:
— Сегодня все только и говорят что о колдовстве. Есть какие-нибудь новости от принца Сангланта?
Напрямую спросить о Лиат она не решилась.
— Ты еще была при дворе, когда Санглант уехал? До сих пор он не возвращался, и никто о нем не слышал. Говорят, что его околдовала твоя подруга.
— До сих пор?
— Да. По решению совета ее хотели отправить в Отун, чтобы там решили, что с ней делать.
Новости были очень неприятные, лучше всего обдумать их в одиночестве. Ханна поблагодарила «льва» и, усевшись на коня, направилась к замку. Она слышала перешептывания графских слуг, которых, похоже, ничуть не печалила кончина хозяина. Людям свойственно радоваться чужим несчастьям.
Ханна отдала лошадь конюху, отряхнула с одежды пыль и отправилась в зал. Ей не доводилось бывать здесь раньше, но Лиат рассказывала о графе и его наследнике, лорде Алане, который симпатизировал ей. Бог знает, где сейчас Лиат и что с ней. Ханна забыла спросить о Хью.
Ее старые приятели Фолквин и Стефан встретили ее возле дверей, они пожали друг другу руки, обменялись приветствиями и прошли в зал, где уже собралось около сотни человек. Ханне пришлось проталкиваться вперед, окружающие были настолько поглощены происходящим, что не замечали ее знак «орла».
Свидетели давали показания о графе Лавастине, о его первом браке, ужасной смерти его единственного законного ребенка, служанке, забеременевшей от него и умершей родами.
Ханна протиснулась между двух разодетых слуг и остановилась за широкоплечим дворянином, который не обращал внимания на ее попытки пробраться вперед. Впрочем, он оказался не слишком высоким, и через его плечо Ханна видела сидящего на троне Генриха. У короля был усталый вид, на лице появились морщины, которых не было еще полгода назад, позади него стояла Хатуи, по левую руку короля сидела его племянница Таллия, справа — Гельмут Виллам. Напротив стояли лорд Алан и лорд Жоффрей. Истец и ответчик.
Генрих подал знак, и слуга вызвал следующего свидетеля, пожилую полную женщину, которая, судя по запачканному фартуку, пришла прямо из кухни. Дворянин, стоящий перед Ханной, пытался противостоять напору толпы, которая хотела разглядеть свидетельницу во всех подробностях. Воспользовавшись удобным моментом, Ханна протиснулась вперед и снова застряла. В этот момент в зале воцарилась такая тишина, что она не осмелилась крикнуть, как Хатуи, «Дорогу королевскому „орлу“», хотя имела на это полное право.
Она взобралась на скамью и встала рядом с тремя красиво одетыми мальчиками. Отсюда она видела и слышала все, что происходит.
— Да, ваше величество, это была Сесилия. Эта девушка была служанкой графа Лавастина, упокой Господь его душу. Но не она родила графа Алана. У нее родился урод, которого мы назвали Лэклингом. Он умер два года назад, бедняжка. Наверное, упал в реку и утонул, хотя никто точно не знает.
— Граф Лавастин знал, что Лэклинг его ребенок? — спросил Генрих.
Кухарка затеребила край фартука.
— Нет, ваше величество. В ту ночь при родах умерла нищенка, и мы сказали, что ее младенец и был ребенком Сесилии. Об этой тайне знали лишь три человека, и мы поклялись никогда не говорить об этом юному графу, который собрался жениться. Мы защищали его и его жену.
— Вы солгали.
— Да, ваше величество. Я сожалею об этом грехе, но и сейчас поступила бы точно так же. Бог мне судья.
— Кто еще знает правду?
— Ну, я знаю, диакониса Марианна и старая Агнесс. Марианна и Агнесс принимали все роды, а я им иногда помогала — приносила воду, вино для рожениц и все такое. В те три ночи родилось четверо детей: один был сыном нищенки и родился мертвым, другой — Лэклинг, третий — граф Алан, а последней родилась крохотная девчушка. Ее мать с мужем на следующий день уехали, хотя роженица была еще очень слаба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59