— Вы, «львы», по крайней мере честнее. Мы рады, если они в конце концов дают нам еду. — Не переставая говорить, женщина ощупала бедра и живот Хатумод. Алан отвернулся, чтобы еще больше не смущать бедняжку. Но та лишь вздохнула. — На сей раз ей не причинили никакого вреда. Но мы не можем многого сделать для нее, друг. Она немного повредилась умом, считая, что она из благородных, но в общем с ней все в порядке. Она совершенно не умеет заботиться о себе, у нее нет с собой ни еды, ни вещей, чтобы обменять на еду. Мы кормили ее за проповеди, но, по правде сказать, больше она ничего не умеет. Даже дыру в юбке залатать — для нее и то задачка.
— Я, наверное, смогу принести еды, — сказал он, тотчас уловив, к чему клонит женщина. — Но денег у меня нет. Я недавно среди «львов», а им платят два раза в год.
В эту минуту он ненавидел Жоффрея за то, что тот оставил его без гроша за душой. Раньше в его власти было помогать бедным и беспомощным, но сейчас он сам оказался в шкуре нищего.
— По ночам, когда у меня нет обязанностей по лагерю, я буду приходить и помогать. Ну… натаскать дров, поохотиться. Когда созреют ягоды, буду их собирать.
— Ты парень симпатичный, — заключила проститутка. — И говоришь ты хорошо. У меня есть двоюродная сестра в деревне Фельсинхем, ей нужен муж. Если парень хороший, она не станет возражать, что его месяцами не бывает дома. — Заметив, как он на нее смотрит, женщина поспешно продолжила: — Она не такая, как я, грешница и потаскуха. — Женщина произнесла эти слова так, словно вспоминая брошенное ей когда-то в лицо оскорбление. — Она хорошая девушка.
— Я не ищу жену, — мягко произнес Алан.
Хатумод за его спиной впервые заплакала.
— Ты нашел ее? — спросил Фолквин поздно ночью, когда Алан пришел на пост, располагавшийся неподалеку от поляны, где он спас леди Хатумод.
— Да, слава Господу, — отозвался Алан.
Ему больше всего хотелось улечься прямо на траву и не двигаться, не думать о Хатумод и остальных страдальцах, о которых надо заботиться. Пусть ими займется кто-нибудь другой.
— Она… — Но он не имеет права разглашать тайну леди Хатумод. — Ей здесь не место.
— Да никому из них тут не место, — согласился Фолквин. — У меня был родственник — красивый парнишка. И нашлись мужчины, которые стали ему предлагать, чтобы тот вел себя как девушка, за что они дарили ему всякие безделушки. Не знаю, может, ему хотелось разбогатеть таким образом или просто нравилось проделывать это. Так или иначе, его скоро убили в пьяной драке. Бедняга. — И Фолквин отправился спать.
Алан рассеянно потрепал Горе за ухо. Они уже десять дней на марше и сегодня разбили лагерь где-то между Фессом или Саонией, он не знал точно. Вообще он плохо ориентировался в этой части страны в отличие от других «львов», которым уже доводилось тут бывать. Они называли деревни и поместья, мимо которых проходили, знали, куда текут реки и где расположены броды. Один раз им пришлось переплавляться вплавь, хотя раньше на этом месте была налажена переправа. Наверное, во время весеннего половодья размыло брод, и повозки едва удалось втащить наверх. Но в общем лето делало их путешествие приятным и не очень утомительным. Обходилось без происшествий — разве что лошадь кого лягнет или зазевавшемуся солдату колесо телеги отдавит ногу. Пару раз мужчины подрались, а однажды из-за женщины вспыхнула настоящая поножовщина. Но по большей части здесь, в центральной части Вендара, жизнь текла спокойно и неторопливо.
Они вошли в лес, где повсюду торчали старые валуны, покрытые лишайниками и мхом, а высокие деревья закрывали небо. Среди них попадались такие великаны, что их стволы можно было обхватить только втроем или вчетвером. Только по межевым камням, стоящим вдоль дороги, и можно было судить о том, что когда-то здесь был оживленный тракт. Кто знает, может, по этой дороге когда-то даррийские генералы вели на бой своих солдат?
Сейчас Алан стоял на одном из таких камней, в нескольких шагах от него журчал ручей. В темноте Алан не видел его, только слышал плеск воды по камням. Инго сказал, что здесь — самое лучшее место для часового.
Хором пели лягушки. Потом неожиданно смолкли. В воде что-то плеснуло, и снова стало тихо. Вдали Алан разглядел фигуру другого часового — Лео, приятеля Фолквина. Он нервно переминался с ноги на ногу, похоже было, что ему не по себе. Хрустнула ветка, ухнула сова, сквозь листву, приглядевшись, можно было различить звезды. Алан не чувствовал ничего необычного, ветер дул с юго-востока. Как сказал Инго, им еще весь день предстоит пробираться по лесу, прежде чем они выйдут в долину реки Везер с укрепленными замками и крепостями, построенными во время правления короля Арнульфа-старшего для защиты от набегов племен редери и хельвети, нападавших каждую зиму. Теперь они приняли веру Единства и превратились в землепашцев, живя бок о бок с вендийскими лордами. Но в последние годы участились набеги куманов, которые вторгались на обжитые земли, грабили, убивали, а потом так же внезапно исчезали. Далеко на востоке лежали болотистые земли реки Одер, а оттуда уже рукой подать до Истфолла.
Война. Будет ли эта война отличаться от той, что вели между собой Генрих и Сабела? Легче ли сражаться с врагом, который так непохож на них и так жесток? Ведь даже воюя против эйка, которые никак не походили на людей, Алан не мог убивать.
Ему трудно было вспоминать тот день, когда он потерял графство Лавас и стал «Королевским львом».
Что скажут его товарищи, когда поймут, что он не может убивать?
Что если Повелительница Битв оставила его?
Ярость взвизгнула и лизнула его пальцы. В конце концов, какая разница? Он все равно будет сражаться наравне с другими, ибо присягал на верность королю, а если его убьют — что ж, значит, он обретет покой. Если же останется в живых, то не станет хуже, чем есть сейчас.
Надо только не думать о Лавастине и Таллии. Просто шагать весь день, разговаривать, выполнять обязанности по лагерю, есть и спать. Словно это другой Алан, а от прежнего осталось лишь тело да воспоминания о суде, о том, как он солгал Лавастину и разрушил все его надежды. Несомненно, Господь наказывает его за эту ложь. Но если бы можно было все повернуть вспять, Алан бы поступил точно так же, лишь бы услышать от любимого человека: «Хорошо».
Горе жалобно повизгивал. Алан вытер слезы тыльной стороной ладони и встряхнулся. Он знал, что слезы и сожаления не приводят ни к чему хорошему. Надо идти дальше, не оглядываясь назад.
Господи. Мальчик из деревни Осна, который мечтал стать «львом» и отправиться навстречу приключениям и войне. Мечта сбылась, когда он забыл о ней, когда лишился всего: дома и семьи, любимой женщины, отца, который любил его и доверял ему и который умер спокойно, зная, что передает земли наследнику.
Все разрушено.
Алан опустился на колени. Ему показалось, что вокруг него столпились какие-то люди.
… Он смотрел через плечо нового вождя Наммс Дейл. Здесь были все сыновья старого вождя, и вот один из них принимает на себя его роль. Как и Кровавое Сердце, он решает защититься от смерти и принимает имя Жестокий Удар.
Как и Кровавое Сердце, он говорит, что не боится смерти и предательства, потому что тот, кто попытается его убить, лишь обречет себя на гибель от проклятия.
Но, по правде сказать, только тот, кто на самом деле боится смерти и сомневается в собственных силах, решается прибегать к магии. Да, Кровавое Сердце отомстил тому, кто поднял на него руку, но проклятие — признак слабости, а не силы. И в конце концов Кровавое Сердце все же умер.
Сильная Рука смотрит, как Жестокий Удар достает небольшой кувшин, высеченный из гранита, — только камень может удержать яд ледяных червей. Внутри лежит всего одна крупинка яда, но этого вполне достаточно, чтобы убить любого.
Жрец Наммс Дейл достает пригоршню трав и бросает их на алтарь, где лежит личинка — длиной не больше человеческой руки и белая как снег. Одно движение когтя, и она мертва.
Только через смерть она может стать одним из Детей Скал, а не остаться навсегда собакой. В каждом гнезде находятся такие, кто предпочитает провести свою короткую жизнь в шкуре собаки, в отличие от братьев, которые ходят на двух ногах и умеют думать. Ведь только этим мы и отличаемся от животных. Когда гнезда открываются, личинки выползают наружу, а те, кто испугался жизни и решил остаться мертвецом, остается там, потому что мембрана не выпустит их…
До тех пор пока какой-нибудь вождь, испугавшись смерти, не решится прибегнуть к магии и обрести силу проклинать смертью своего убийцу.
Жрец железными щипцами вытаскивает из кувшина крупинку яда, и Жестокий Удар помещает ее в рот личинки.
В зале воцаряется тишина, все ждут и смотрят. Собрались тут и вожди других племен, которых Сильная Рука призвал свидетельствовать о возрождении вождя племени Наммс Дейл. На самом деле после победы Нокви он хочет узнать, кто из вождей остался с ним, кто умер, а кто отступился от него. Ему нужны союзники, чтобы разбить Нокви, а им нужен он, ведь только Сильная Рука сумеет уберечь их от судьбы марионеток, пляшущих по указке человеческих магов. Всем известно, что произошло с племенем Рикин, когда оно высадилось на Моэрине и альбанские колдуны заставили людей броситься в заведомо проигранную битву. Может, кое-кто из присутствующих и надеялся, что Сильная Рука погибнет, попав в ловушку Нокви, но этого не случилось. Теперь они понимают, что союз Нокви с альбанскими колдунами угрожает всем Детям Скал, и у них нет другого выхода, кроме как вступить в союз с племенем Рикин.
Личинка не подает никаких признаков жизни.
— На тебе проклятие, — неожиданно говорит Жестокий Удар.
— Нет, — спокойно отвечает Сильная Рука, и его голос слышен всем вождям. Восемь племен прислали представителей, но он не уверен, что этого хватит.
— На мне нет проклятия, — повторяет Сильная Рука. — Я не пользовался магией смерти, когда принял племя Рикин под свою руку. Любой мой противник, который достаточно силен и хитер, может попробовать убить меня.
Жестокий Удар смеется. Он рад, что Сильная Рука поддержал его, но его благодарность проявляется весьма своеобразно:
— Я с радостью последую за тобой, пока ты ведешь нас против Нокви. Но потом я убью тебя и займу твое место.
— Мы понимаем друг друга, — усмехается Сильная Рука.
Жрец бормочет что-то неразборчивое и выходит из-за алтаря. Как и все жрецы, которые непонятным образом продляют себе жизнь, он боится всего, связанного со смертью.
Возле неподвижно лежащей личинки ставят небольшой сундучок. Солнечный луч падает на мертвенно-бледное тельце, и оно вздрагивает — новый сосуд для яда ледяных червей, который несет смерть живому и жизнь мертвому, готов.
Жрец произносит полагающиеся слова, и Жестокий Удар перекладывает личинку в сундучок, который теперь будет носить с собой до самой смерти.
Алан вскрикивает и приходит в себя.
Но тут же понимает, что кричал не он.
Он снова слышит крик, крик о помощи. Раздается сигнал рога, Алан слышит возбужденные голоса и наконец окончательно приходит в себя. Он стоит на коленях возле ручья, опустив руку в воду. Он смотрит на воду и внезапно понимает, что ручей течет в другую сторону.
Алан видит ноги, обутые в сандалии. Прямо перед его носом покачивается обсидиановый наконечник копья. И хотя на небе нет луны, он отчетливо видит человека, стоящего перед ним: на его доспехах выгравированы дерущиеся звери. Светлые волосы, безбородое бронзовое лицо и темные глаза, которые, кажется, видели все на свете…
Алан понимает, что перед ним вовсе не человек.
Наконечник копья все еще маячит у него перед носом.
Алан слышит суету в лагере словно сквозь толстый слой ваты, а его гончие, которые нападают на любого, кто осмелится угрожать ему, сидят совершенно неподвижно.
— Я не убью тебя только потому, что тебе служат священные животные, — говорит принц. Теперь Алан его узнал, но тот вряд ли узнал Алана. — Уйди с дороги. Дай нам пройти.
До Алана доносится голос Тиабольда:
— Иди сюда, Алан! Господи! Сколько их тут!
Алан смотрит на войско, появляющееся за принцем. Они полупрозрачны, но их копья выглядят вполне смертоносно. Войско растянулось по дороге, и конца ему не видно.
— Кто вы? — спрашивает Алан. — Вы даррийцы?
— Я не знаю этого племени, — говорит принц. — Отойди в сторону.
— Если я отойду, вы уйдете, не причинив нам вреда? — Алан не уходит с дороги.
— Отойди, Алан! Мы будем стрелять! — кричит капитан Тиабольд, и по спокойному лицу принца Алан понимает, что тот не слышит ни слова.
— Нет, капитан! — кричит в ответ Алан. — Пусть уходят с миром. Они сражаются не с нами.
— Эти люди с тобой? — спрашивает принц.
Женщина рядом с принцем что-то говорит и поднимает лук, нацеливаясь на что-то за спиной Алана. Тот снова слышит голос капитана.
— Пригнись, Алан.
— Я не уйду, — решительно отвечает Алан, он осторожно переступает, стараясь не сойти со старой дороги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
— Я, наверное, смогу принести еды, — сказал он, тотчас уловив, к чему клонит женщина. — Но денег у меня нет. Я недавно среди «львов», а им платят два раза в год.
В эту минуту он ненавидел Жоффрея за то, что тот оставил его без гроша за душой. Раньше в его власти было помогать бедным и беспомощным, но сейчас он сам оказался в шкуре нищего.
— По ночам, когда у меня нет обязанностей по лагерю, я буду приходить и помогать. Ну… натаскать дров, поохотиться. Когда созреют ягоды, буду их собирать.
— Ты парень симпатичный, — заключила проститутка. — И говоришь ты хорошо. У меня есть двоюродная сестра в деревне Фельсинхем, ей нужен муж. Если парень хороший, она не станет возражать, что его месяцами не бывает дома. — Заметив, как он на нее смотрит, женщина поспешно продолжила: — Она не такая, как я, грешница и потаскуха. — Женщина произнесла эти слова так, словно вспоминая брошенное ей когда-то в лицо оскорбление. — Она хорошая девушка.
— Я не ищу жену, — мягко произнес Алан.
Хатумод за его спиной впервые заплакала.
— Ты нашел ее? — спросил Фолквин поздно ночью, когда Алан пришел на пост, располагавшийся неподалеку от поляны, где он спас леди Хатумод.
— Да, слава Господу, — отозвался Алан.
Ему больше всего хотелось улечься прямо на траву и не двигаться, не думать о Хатумод и остальных страдальцах, о которых надо заботиться. Пусть ими займется кто-нибудь другой.
— Она… — Но он не имеет права разглашать тайну леди Хатумод. — Ей здесь не место.
— Да никому из них тут не место, — согласился Фолквин. — У меня был родственник — красивый парнишка. И нашлись мужчины, которые стали ему предлагать, чтобы тот вел себя как девушка, за что они дарили ему всякие безделушки. Не знаю, может, ему хотелось разбогатеть таким образом или просто нравилось проделывать это. Так или иначе, его скоро убили в пьяной драке. Бедняга. — И Фолквин отправился спать.
Алан рассеянно потрепал Горе за ухо. Они уже десять дней на марше и сегодня разбили лагерь где-то между Фессом или Саонией, он не знал точно. Вообще он плохо ориентировался в этой части страны в отличие от других «львов», которым уже доводилось тут бывать. Они называли деревни и поместья, мимо которых проходили, знали, куда текут реки и где расположены броды. Один раз им пришлось переплавляться вплавь, хотя раньше на этом месте была налажена переправа. Наверное, во время весеннего половодья размыло брод, и повозки едва удалось втащить наверх. Но в общем лето делало их путешествие приятным и не очень утомительным. Обходилось без происшествий — разве что лошадь кого лягнет или зазевавшемуся солдату колесо телеги отдавит ногу. Пару раз мужчины подрались, а однажды из-за женщины вспыхнула настоящая поножовщина. Но по большей части здесь, в центральной части Вендара, жизнь текла спокойно и неторопливо.
Они вошли в лес, где повсюду торчали старые валуны, покрытые лишайниками и мхом, а высокие деревья закрывали небо. Среди них попадались такие великаны, что их стволы можно было обхватить только втроем или вчетвером. Только по межевым камням, стоящим вдоль дороги, и можно было судить о том, что когда-то здесь был оживленный тракт. Кто знает, может, по этой дороге когда-то даррийские генералы вели на бой своих солдат?
Сейчас Алан стоял на одном из таких камней, в нескольких шагах от него журчал ручей. В темноте Алан не видел его, только слышал плеск воды по камням. Инго сказал, что здесь — самое лучшее место для часового.
Хором пели лягушки. Потом неожиданно смолкли. В воде что-то плеснуло, и снова стало тихо. Вдали Алан разглядел фигуру другого часового — Лео, приятеля Фолквина. Он нервно переминался с ноги на ногу, похоже было, что ему не по себе. Хрустнула ветка, ухнула сова, сквозь листву, приглядевшись, можно было различить звезды. Алан не чувствовал ничего необычного, ветер дул с юго-востока. Как сказал Инго, им еще весь день предстоит пробираться по лесу, прежде чем они выйдут в долину реки Везер с укрепленными замками и крепостями, построенными во время правления короля Арнульфа-старшего для защиты от набегов племен редери и хельвети, нападавших каждую зиму. Теперь они приняли веру Единства и превратились в землепашцев, живя бок о бок с вендийскими лордами. Но в последние годы участились набеги куманов, которые вторгались на обжитые земли, грабили, убивали, а потом так же внезапно исчезали. Далеко на востоке лежали болотистые земли реки Одер, а оттуда уже рукой подать до Истфолла.
Война. Будет ли эта война отличаться от той, что вели между собой Генрих и Сабела? Легче ли сражаться с врагом, который так непохож на них и так жесток? Ведь даже воюя против эйка, которые никак не походили на людей, Алан не мог убивать.
Ему трудно было вспоминать тот день, когда он потерял графство Лавас и стал «Королевским львом».
Что скажут его товарищи, когда поймут, что он не может убивать?
Что если Повелительница Битв оставила его?
Ярость взвизгнула и лизнула его пальцы. В конце концов, какая разница? Он все равно будет сражаться наравне с другими, ибо присягал на верность королю, а если его убьют — что ж, значит, он обретет покой. Если же останется в живых, то не станет хуже, чем есть сейчас.
Надо только не думать о Лавастине и Таллии. Просто шагать весь день, разговаривать, выполнять обязанности по лагерю, есть и спать. Словно это другой Алан, а от прежнего осталось лишь тело да воспоминания о суде, о том, как он солгал Лавастину и разрушил все его надежды. Несомненно, Господь наказывает его за эту ложь. Но если бы можно было все повернуть вспять, Алан бы поступил точно так же, лишь бы услышать от любимого человека: «Хорошо».
Горе жалобно повизгивал. Алан вытер слезы тыльной стороной ладони и встряхнулся. Он знал, что слезы и сожаления не приводят ни к чему хорошему. Надо идти дальше, не оглядываясь назад.
Господи. Мальчик из деревни Осна, который мечтал стать «львом» и отправиться навстречу приключениям и войне. Мечта сбылась, когда он забыл о ней, когда лишился всего: дома и семьи, любимой женщины, отца, который любил его и доверял ему и который умер спокойно, зная, что передает земли наследнику.
Все разрушено.
Алан опустился на колени. Ему показалось, что вокруг него столпились какие-то люди.
… Он смотрел через плечо нового вождя Наммс Дейл. Здесь были все сыновья старого вождя, и вот один из них принимает на себя его роль. Как и Кровавое Сердце, он решает защититься от смерти и принимает имя Жестокий Удар.
Как и Кровавое Сердце, он говорит, что не боится смерти и предательства, потому что тот, кто попытается его убить, лишь обречет себя на гибель от проклятия.
Но, по правде сказать, только тот, кто на самом деле боится смерти и сомневается в собственных силах, решается прибегать к магии. Да, Кровавое Сердце отомстил тому, кто поднял на него руку, но проклятие — признак слабости, а не силы. И в конце концов Кровавое Сердце все же умер.
Сильная Рука смотрит, как Жестокий Удар достает небольшой кувшин, высеченный из гранита, — только камень может удержать яд ледяных червей. Внутри лежит всего одна крупинка яда, но этого вполне достаточно, чтобы убить любого.
Жрец Наммс Дейл достает пригоршню трав и бросает их на алтарь, где лежит личинка — длиной не больше человеческой руки и белая как снег. Одно движение когтя, и она мертва.
Только через смерть она может стать одним из Детей Скал, а не остаться навсегда собакой. В каждом гнезде находятся такие, кто предпочитает провести свою короткую жизнь в шкуре собаки, в отличие от братьев, которые ходят на двух ногах и умеют думать. Ведь только этим мы и отличаемся от животных. Когда гнезда открываются, личинки выползают наружу, а те, кто испугался жизни и решил остаться мертвецом, остается там, потому что мембрана не выпустит их…
До тех пор пока какой-нибудь вождь, испугавшись смерти, не решится прибегнуть к магии и обрести силу проклинать смертью своего убийцу.
Жрец железными щипцами вытаскивает из кувшина крупинку яда, и Жестокий Удар помещает ее в рот личинки.
В зале воцаряется тишина, все ждут и смотрят. Собрались тут и вожди других племен, которых Сильная Рука призвал свидетельствовать о возрождении вождя племени Наммс Дейл. На самом деле после победы Нокви он хочет узнать, кто из вождей остался с ним, кто умер, а кто отступился от него. Ему нужны союзники, чтобы разбить Нокви, а им нужен он, ведь только Сильная Рука сумеет уберечь их от судьбы марионеток, пляшущих по указке человеческих магов. Всем известно, что произошло с племенем Рикин, когда оно высадилось на Моэрине и альбанские колдуны заставили людей броситься в заведомо проигранную битву. Может, кое-кто из присутствующих и надеялся, что Сильная Рука погибнет, попав в ловушку Нокви, но этого не случилось. Теперь они понимают, что союз Нокви с альбанскими колдунами угрожает всем Детям Скал, и у них нет другого выхода, кроме как вступить в союз с племенем Рикин.
Личинка не подает никаких признаков жизни.
— На тебе проклятие, — неожиданно говорит Жестокий Удар.
— Нет, — спокойно отвечает Сильная Рука, и его голос слышен всем вождям. Восемь племен прислали представителей, но он не уверен, что этого хватит.
— На мне нет проклятия, — повторяет Сильная Рука. — Я не пользовался магией смерти, когда принял племя Рикин под свою руку. Любой мой противник, который достаточно силен и хитер, может попробовать убить меня.
Жестокий Удар смеется. Он рад, что Сильная Рука поддержал его, но его благодарность проявляется весьма своеобразно:
— Я с радостью последую за тобой, пока ты ведешь нас против Нокви. Но потом я убью тебя и займу твое место.
— Мы понимаем друг друга, — усмехается Сильная Рука.
Жрец бормочет что-то неразборчивое и выходит из-за алтаря. Как и все жрецы, которые непонятным образом продляют себе жизнь, он боится всего, связанного со смертью.
Возле неподвижно лежащей личинки ставят небольшой сундучок. Солнечный луч падает на мертвенно-бледное тельце, и оно вздрагивает — новый сосуд для яда ледяных червей, который несет смерть живому и жизнь мертвому, готов.
Жрец произносит полагающиеся слова, и Жестокий Удар перекладывает личинку в сундучок, который теперь будет носить с собой до самой смерти.
Алан вскрикивает и приходит в себя.
Но тут же понимает, что кричал не он.
Он снова слышит крик, крик о помощи. Раздается сигнал рога, Алан слышит возбужденные голоса и наконец окончательно приходит в себя. Он стоит на коленях возле ручья, опустив руку в воду. Он смотрит на воду и внезапно понимает, что ручей течет в другую сторону.
Алан видит ноги, обутые в сандалии. Прямо перед его носом покачивается обсидиановый наконечник копья. И хотя на небе нет луны, он отчетливо видит человека, стоящего перед ним: на его доспехах выгравированы дерущиеся звери. Светлые волосы, безбородое бронзовое лицо и темные глаза, которые, кажется, видели все на свете…
Алан понимает, что перед ним вовсе не человек.
Наконечник копья все еще маячит у него перед носом.
Алан слышит суету в лагере словно сквозь толстый слой ваты, а его гончие, которые нападают на любого, кто осмелится угрожать ему, сидят совершенно неподвижно.
— Я не убью тебя только потому, что тебе служат священные животные, — говорит принц. Теперь Алан его узнал, но тот вряд ли узнал Алана. — Уйди с дороги. Дай нам пройти.
До Алана доносится голос Тиабольда:
— Иди сюда, Алан! Господи! Сколько их тут!
Алан смотрит на войско, появляющееся за принцем. Они полупрозрачны, но их копья выглядят вполне смертоносно. Войско растянулось по дороге, и конца ему не видно.
— Кто вы? — спрашивает Алан. — Вы даррийцы?
— Я не знаю этого племени, — говорит принц. — Отойди в сторону.
— Если я отойду, вы уйдете, не причинив нам вреда? — Алан не уходит с дороги.
— Отойди, Алан! Мы будем стрелять! — кричит капитан Тиабольд, и по спокойному лицу принца Алан понимает, что тот не слышит ни слова.
— Нет, капитан! — кричит в ответ Алан. — Пусть уходят с миром. Они сражаются не с нами.
— Эти люди с тобой? — спрашивает принц.
Женщина рядом с принцем что-то говорит и поднимает лук, нацеливаясь на что-то за спиной Алана. Тот снова слышит голос капитана.
— Пригнись, Алан.
— Я не уйду, — решительно отвечает Алан, он осторожно переступает, стараясь не сойти со старой дороги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59