Но и все. Этим неудобство исчерпывалось.
Курт недоверчиво провел ладонью по крыше “Победы”. Ни капли влаги на прохладном металле. Чудны дела твои, Господи… что-то будет? Еще и Змей в бега подался.
Элис обиделась на Курта. Не сильно – все чувства казались выцветшими, поблекшими на фоне ненависти и злости, направленных на Улка – но все же обиделась. За своими, несомненно, многочисленными делами господин комсомолец о ней даже не вспомнил. Весь день Элис просидела во флигеле, ожидая, что Курт зайдет хотя бы из вежливости, а он так и не появился.
Надо сказать, что флигель оказался уютным. Три маленьких комнаты, залитые процеженным сквозь зелень деревьев солнечным светом, и кухня с неожиданно современной плитой, духовой печью и отличным комбайном фирмы “Бош”. Поддержим отечественного производителя! В доме Хегелей Элис о подобном могла только мечтать. А здесь она с грустью вспомнила бубаха и призрачных служанок: готовить самой, пусть даже с помощью современной техники, было лень. Впрочем, как вскоре выяснилось, эти заботы взяли на себя гостеприимные хозяева, – после полудня в двери постучалась пожилая дама в платке и некрасивом платье, представилась Еленой Гюнхельд и сообщила, что уборка и приготовление пищи гостям флигеля входят в ее обязанности. Элис немедля попыталась выяснить, кем приходится фрау Гюнхельд Курту, но совместные изыскания завели в тупик: таким далеким степеням родства еще не придумали названий.
В общем, день прошел нескучно: одних только наставлений, вышитых крестиком на желтоватых от времени салфетках во флигеле было читать, не перечитать. А еще свежие газеты и журналы. Только вот Курт так и не пришел. Ну и не надо, хотя, конечно, с его стороны это было некрасиво.
…Его считали трусом. Давно и прочно сложившаяся репутация существа, осторожного до такой степени, что это вызывает усмешку, сослужила добрую службу. Его считали трусом, а он просто умел воевать. В отличие от Владычицы. В отличие от Бантару. Когда в начале своего правления Эйтлиайн вымел силы Полудня из Тварного мира, это сочли случайностью, везением, неожиданной благосклонностью Иун – удачи. Но принц не любил ее, взбалмошную, непредсказуемую и жестокую. Ему не нужна была Иун. Другая сила, крылатая, как он сам, прекрасная и гордая, шла в бой вместе с ним. Буэ – победа, было ее имя. И крылья ее блистали, как полированная сталь, а в голосе пел металл.
Его называли Убийцей и Врагом, и Кровопийцей, и еще множество нелестных и пугающих прозвищ дали Крылатому в дни его прошлых побед. О нем рассказывали страшные сказки, а он просто не любил воевать.
Как странно. Рожденный побеждать избегает войны, а обреченные на поражение рвутся в бой. Кто сделал так? Зачем?
Враги ждали герольдов, ждали хвастливых песен, поединков перед строем, чествований павших героев, ждали стихов лучших бардов, восхваляющих своего вождя и осыпающих хулой Владычицу и ее войска. Враги ждали, что все будет по правилам. Они так и не поняли, что правила устанавливает победитель. Нет красоты в войне, стаями черных птиц кружилась она в беснующемся небе, каркала, роняя скользкие перья, отвратительная и страшная.
Дрегор, Владыка Темных Путей, говорил, что побеждать нужно честно. Его внук знал, что побеждать нужно. А честность уместна, когда враг разбит.
…Элис видела сон: там было небо, светлое от жары, была пыль, сухая трава под тысячами копыт. Земля дрожала от гула – это грохотала по ней конница, блистали сабли, эхом катился из раззявленных ртов невнятный боевой клич. Конница преследовала кого-то. Небольшой отряд – латники в потускневших доспехах на усталых лошадях из последних сил пытались оторваться от врага и не успевали. Не успевали…
Команда была не слышна, но маленький отряд рассыпался веером так слаженно, будто люди и лошади не раз отрабатывали непростой маневр. А из травы, из кустов впереди, из каких-то невидимых щелей в земле, чуть ли не из сусличьих нор загрохотали выстрелы пушек. Там, во сне, Элис знала: это не пушки, у этих орудий другие, странные, незнакомые названия – каморные кулеврины, дорндрелы, большие фальконеты…
Элис никогда не слышала таких слов, но во сне, не задумываясь, могла правильно назвать любую деталь орудий или часть конской сбруи, и знала, как называются доспехи на всадниках… Еще она знала, что быстро перезарядить пушки невозможно, и если атака не захлебнется после первого залпа…
Атака захлебнулась.
И увидев, что стало с конницей, попавшей в засаду, Элис даже во сне крепко зажмурилась.
Уцелевшие всадники разворачивали лошадей. А отступавшим латникам, заманившим врага в ловушку спешно подводили свежих лошадей, и новые бойцы присоединялись к отряду. Роли поменялись: теперь те, кто бежал от смерти, бросились в бой.
Страшное дело – стычка конных отрядов, страшное и кровавое, но когда ты там, внутри, в сече, весь бой видится иным, как сквозь розовую завесу – сквозь пелену брызжущей в лицо крови.
Твоей? Чужой?
С хэканьем вырывается из груди воздух на широком сабельном взмахе, хруст под лезвием, ржут и беснуются лошади, подобно хозяевам захваченные веселым, смертельным хороводом.
Элис была там, внутри, бесплотным духом – невидимая, неуязвимая, она все равно испугалась и закричала от страха. И замолкла, – перехватило горло, – когда увидела его. Мальчишку лет четырнадцати, если не младше. С двумя саблями, лезвия которых уже покраснели от крови. Стискивая коленями бока разгоряченного скакуна, он ехал сквозь бой, как нож сквозь масло, как воплощение дарующего смерть безумия. Мальчик. Ребенок… Сабли плясали в его руках, жили своей убийственной жизнью – лезвия в мясорубке, – руки по локоть залиты кровью, выпачканы в крови пряди выбившихся из-под шлема длинных черных волос.
Элис уже видела этот танец – танец оружия, – радостный и жуткий. Она взглянула в глаза мальчишке… И проснулась.
Тихо было в ночи, такая тишина возможна только здесь, в Ауфбе, где нет ничего живого, кроме людей и домашнего зверья. Негромкое пение из церкви, слаженный хор, мужские и женские голоса умело поддерживают, дополняют друг друга.
Ну и сны снятся под такую музыку!
Война идет, прямо сейчас, где-то… нет – повсюду идет война. Совсем не та, что была во сне, и все-таки такая же. Мальчик вырос и погиб, и продолжает воевать.
Следующая мысль была совсем уж неожиданной и откровенно неуместной: каков мерзавец! У него что, дел других нет, кроме как драться? А мстить кто будет?
ГЛАВА XI
12-Й ДЕНЬ ЛУНЫ
“Этот день несчастливый и неудачный. Ничего не следует предпринимать или начинать, так как все это пойдет прахом и в результате принесет лишь потери”.
Астролог Вронский С.А.
“Этот вампир может быть уничтожен сжиганием, солнечным светом или изгнанием духов”.
“Сокровища человеческой мудрости” (библиотека Эйтлиайна).
В результате ли всенощной службы, или по капризу природы, выкидывавшей в Ауфбе совершенно дикие фокусы, уже к полуночи небо над городом очистилось. В черной чистой бездне засветились звезды – неяркие, сонные, – Луна, почти полная, накинула на них красноватую кисею собственного света.
Понятно, конечно, что свет Луны – всего лишь отражение солнца, но не зря же этой планетке придают такое значение, и свет, пусть отраженный, имеет силу, сравнимую с животворным сиянием солнечных лучей. Только Луна – солнце мертвых. Во всяком случае, так говорят.
Курт знал, что полнолуние и новолуние – время активизации нечисти, и спасибо еще, что разной. Те, кто набирается сил в кромешной тьме, становятся вялыми под холодными лунными лучами, и наоборот. Приободряйся они все вместе, да еще дважды в месяц, и кто знает, смогло бы вообще выжить человечество?
Спросить бы у Драхена, есть ему дело до Луны, или вездесущее, всеобъемлющее Зло на спутник одной из множества планет не обращает вообще никакого внимания? Не то, чтобы это было важно, просто интересно. Любая информация может неожиданно оказаться полезной. В Ауфбе вот, считают, что с полнолунием Змей становится сильнее, потому и устраивают праздник. Так сказать, сила силу ломит.
М-да, задал принц загадку! Хоть бы подумал о том, каково придется светлому рыцарю, в руки которого сваливается такая ответственность.
Курт ответственности не боялся, ну, то есть, смотря какой. Скажем, брать на себя управление Ауфбе он не собирался, однако вовсе не из страха, не из боязни не справиться, а просто потому, что были дела куда более важные. И ответственные, да. Вот, например, змеиный подарочек.
Каждый человек вправе сам принимать решение, если он способен отвечать за свои поступки. Курт готов был отвечать, но не представлял, какое, собственно, решение может принять относительно неожиданного, пусть и разового могущества. Кстати, не спросил у Змея, а как быть с формулировками, типа: хочу загадать тысячу желаний, или что-нибудь в этом роде.
Ну, как ребенок, ей же ей! Змей, как ребенок. Он что, не учитывает такой возможности? Или полагает, будто честный Курт ею не воспользуется? Курт, может, и не воспользуется, но…
В это “но” все упиралось с утра уже раз двести.
Чтобы отвлечься от мыслей, Курт отправился в город. На центральной площади полным ходом шла подготовка к завтрашнему празднику. Что-то строилось, что-то клеилось, растягивались между фонарями яркие транспаранты. Представить невозможно, видеть надо: яркие буквы, радостные лозунги, но вместо привычных: “С праздником Первое Мая!” или, там: “50 лет Великой Октябрьской социалистической революции!” призывы восславить Господа нашего, и цитаты избранных мест из Библии. Вернуться бы домой за фотоаппаратом, да как-то неловко. Для людей все серьезно, а он будет, как дурной турист, экзотику искать.
Хотя, надо сказать, что деревья без листьев, обожженные вчерашней солнечной вспышкой, смотрелись мало того, что экзотично, еще и жутко. Жаль, если погибнут – этим кленам и липам лет по сто, не меньше.
Дядя Вильям лично руководил возведением чего-то непонятного – то ли трибуны, то ли масленичного столба с призами на верхушке. Курт отвлек его от руководящих указаний, тем более что дядюшка уже охрип и ему явно требовалась передышка:
– Слушай, могу я чем-то помочь? А то неудобно: все работают, даже дети, вон, таскают что-то.
– Добрый день, Курт, – мягко, но с нотками язвительности сказал дядя Вильям.
– Да, точно, извини.
– Ничего. В парке много работы. Ты ведь разбираешься в строительстве?
– Немножко.
– Три года в студенческом стройотряде. Для сборки из готовых деталей – более чем достаточно. Я дам тебе бригаду из трех человек, надо собрать киоски. В парке найди кузена Эрнста, он даст тебе план парка и все, что нужно… разберетесь там сами. Только не дави на него авторитетом. Все-таки, ты здесь главный.
– Не буду давить, – пообещал Курт.
– На твоем месте, – вздохнул дядюшка, – я относился бы к своему положению с большей серьезностью.
– Ага. А Элис где?
– У себя. Кстати, она передала для тебя записку. Зайди в храм.
Записка оказалась длинной. Элис сообщала, что пока вообще никого не хочет видеть, но послезавтра прямо с утра уедет в Берлин. Куда направится дальше, она пока не решила, просто нет больше никаких сил оставаться в Ауфбе.
Это Курт прекрасно понял. Как и нежелание видеть кого бы то ни было. Жалко девчонку, ну до чего жалко! Попросить, что ли, Змея, чтобы ничего не было?..
Еще Элис писала, что от намерения посетить Москву не отказалась и хотела бы согласовать свои планы с Куртом.
“Ты ведь не откажешься показать “приятелю” свой родной город?”
…Курт досадливо зашипел: ну сколько можно вспоминать? Однако губы сами растянулись в довольную улыбку. Элис в Москве! Об этом только мечтать можно. Да, попросить бы Змея, чтобы не было вообще ничего.
Со Змеем – ничего. Пусть бы Элис совсем его позабыла.
И перестать себя после этого уважать. Очень хорошо придумал!
Что ему нравилось в Ауфбе, так это то, что работали здесь на равных. Все: и господа, и простые горожане. Сборка киосков – задача, вроде бы, рутинная, но Курт не скучал, атмосфера взаимного дружелюбия, предвкушение праздника, сам вид множества работающих людей – все это создавало настрой бодрый и веселый, напоминая отчасти ленинский субботник. Славно поработать, потом так же славно отдохнуть, попеть песни под гитару, отправиться с девчонками на танцы… Здесь, правда, не поют и не танцуют, потому что грех, но после празденства в ратуше Общество имени Марфы и Марии, читай, светские дамы Ауфбе, устраивает вечер с пивом. Тема: отдохновение трудившихся во благо. Тоже ничего.
Под работу, несложную, требующую лишь аккуратности и немного физической силы, очень хорошо думалось. Курту это и надо было: подумать, как следует. Мало ему вчерашнего дня и половины ночи. Он полагал, что умеет принимать решения – все-таки почти маг, у него развитая интуиция и высокая скорость мышления, и уже случалось попадать в ситуации, когда решать приходилось одному за многих.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
Курт недоверчиво провел ладонью по крыше “Победы”. Ни капли влаги на прохладном металле. Чудны дела твои, Господи… что-то будет? Еще и Змей в бега подался.
Элис обиделась на Курта. Не сильно – все чувства казались выцветшими, поблекшими на фоне ненависти и злости, направленных на Улка – но все же обиделась. За своими, несомненно, многочисленными делами господин комсомолец о ней даже не вспомнил. Весь день Элис просидела во флигеле, ожидая, что Курт зайдет хотя бы из вежливости, а он так и не появился.
Надо сказать, что флигель оказался уютным. Три маленьких комнаты, залитые процеженным сквозь зелень деревьев солнечным светом, и кухня с неожиданно современной плитой, духовой печью и отличным комбайном фирмы “Бош”. Поддержим отечественного производителя! В доме Хегелей Элис о подобном могла только мечтать. А здесь она с грустью вспомнила бубаха и призрачных служанок: готовить самой, пусть даже с помощью современной техники, было лень. Впрочем, как вскоре выяснилось, эти заботы взяли на себя гостеприимные хозяева, – после полудня в двери постучалась пожилая дама в платке и некрасивом платье, представилась Еленой Гюнхельд и сообщила, что уборка и приготовление пищи гостям флигеля входят в ее обязанности. Элис немедля попыталась выяснить, кем приходится фрау Гюнхельд Курту, но совместные изыскания завели в тупик: таким далеким степеням родства еще не придумали названий.
В общем, день прошел нескучно: одних только наставлений, вышитых крестиком на желтоватых от времени салфетках во флигеле было читать, не перечитать. А еще свежие газеты и журналы. Только вот Курт так и не пришел. Ну и не надо, хотя, конечно, с его стороны это было некрасиво.
…Его считали трусом. Давно и прочно сложившаяся репутация существа, осторожного до такой степени, что это вызывает усмешку, сослужила добрую службу. Его считали трусом, а он просто умел воевать. В отличие от Владычицы. В отличие от Бантару. Когда в начале своего правления Эйтлиайн вымел силы Полудня из Тварного мира, это сочли случайностью, везением, неожиданной благосклонностью Иун – удачи. Но принц не любил ее, взбалмошную, непредсказуемую и жестокую. Ему не нужна была Иун. Другая сила, крылатая, как он сам, прекрасная и гордая, шла в бой вместе с ним. Буэ – победа, было ее имя. И крылья ее блистали, как полированная сталь, а в голосе пел металл.
Его называли Убийцей и Врагом, и Кровопийцей, и еще множество нелестных и пугающих прозвищ дали Крылатому в дни его прошлых побед. О нем рассказывали страшные сказки, а он просто не любил воевать.
Как странно. Рожденный побеждать избегает войны, а обреченные на поражение рвутся в бой. Кто сделал так? Зачем?
Враги ждали герольдов, ждали хвастливых песен, поединков перед строем, чествований павших героев, ждали стихов лучших бардов, восхваляющих своего вождя и осыпающих хулой Владычицу и ее войска. Враги ждали, что все будет по правилам. Они так и не поняли, что правила устанавливает победитель. Нет красоты в войне, стаями черных птиц кружилась она в беснующемся небе, каркала, роняя скользкие перья, отвратительная и страшная.
Дрегор, Владыка Темных Путей, говорил, что побеждать нужно честно. Его внук знал, что побеждать нужно. А честность уместна, когда враг разбит.
…Элис видела сон: там было небо, светлое от жары, была пыль, сухая трава под тысячами копыт. Земля дрожала от гула – это грохотала по ней конница, блистали сабли, эхом катился из раззявленных ртов невнятный боевой клич. Конница преследовала кого-то. Небольшой отряд – латники в потускневших доспехах на усталых лошадях из последних сил пытались оторваться от врага и не успевали. Не успевали…
Команда была не слышна, но маленький отряд рассыпался веером так слаженно, будто люди и лошади не раз отрабатывали непростой маневр. А из травы, из кустов впереди, из каких-то невидимых щелей в земле, чуть ли не из сусличьих нор загрохотали выстрелы пушек. Там, во сне, Элис знала: это не пушки, у этих орудий другие, странные, незнакомые названия – каморные кулеврины, дорндрелы, большие фальконеты…
Элис никогда не слышала таких слов, но во сне, не задумываясь, могла правильно назвать любую деталь орудий или часть конской сбруи, и знала, как называются доспехи на всадниках… Еще она знала, что быстро перезарядить пушки невозможно, и если атака не захлебнется после первого залпа…
Атака захлебнулась.
И увидев, что стало с конницей, попавшей в засаду, Элис даже во сне крепко зажмурилась.
Уцелевшие всадники разворачивали лошадей. А отступавшим латникам, заманившим врага в ловушку спешно подводили свежих лошадей, и новые бойцы присоединялись к отряду. Роли поменялись: теперь те, кто бежал от смерти, бросились в бой.
Страшное дело – стычка конных отрядов, страшное и кровавое, но когда ты там, внутри, в сече, весь бой видится иным, как сквозь розовую завесу – сквозь пелену брызжущей в лицо крови.
Твоей? Чужой?
С хэканьем вырывается из груди воздух на широком сабельном взмахе, хруст под лезвием, ржут и беснуются лошади, подобно хозяевам захваченные веселым, смертельным хороводом.
Элис была там, внутри, бесплотным духом – невидимая, неуязвимая, она все равно испугалась и закричала от страха. И замолкла, – перехватило горло, – когда увидела его. Мальчишку лет четырнадцати, если не младше. С двумя саблями, лезвия которых уже покраснели от крови. Стискивая коленями бока разгоряченного скакуна, он ехал сквозь бой, как нож сквозь масло, как воплощение дарующего смерть безумия. Мальчик. Ребенок… Сабли плясали в его руках, жили своей убийственной жизнью – лезвия в мясорубке, – руки по локоть залиты кровью, выпачканы в крови пряди выбившихся из-под шлема длинных черных волос.
Элис уже видела этот танец – танец оружия, – радостный и жуткий. Она взглянула в глаза мальчишке… И проснулась.
Тихо было в ночи, такая тишина возможна только здесь, в Ауфбе, где нет ничего живого, кроме людей и домашнего зверья. Негромкое пение из церкви, слаженный хор, мужские и женские голоса умело поддерживают, дополняют друг друга.
Ну и сны снятся под такую музыку!
Война идет, прямо сейчас, где-то… нет – повсюду идет война. Совсем не та, что была во сне, и все-таки такая же. Мальчик вырос и погиб, и продолжает воевать.
Следующая мысль была совсем уж неожиданной и откровенно неуместной: каков мерзавец! У него что, дел других нет, кроме как драться? А мстить кто будет?
ГЛАВА XI
12-Й ДЕНЬ ЛУНЫ
“Этот день несчастливый и неудачный. Ничего не следует предпринимать или начинать, так как все это пойдет прахом и в результате принесет лишь потери”.
Астролог Вронский С.А.
“Этот вампир может быть уничтожен сжиганием, солнечным светом или изгнанием духов”.
“Сокровища человеческой мудрости” (библиотека Эйтлиайна).
В результате ли всенощной службы, или по капризу природы, выкидывавшей в Ауфбе совершенно дикие фокусы, уже к полуночи небо над городом очистилось. В черной чистой бездне засветились звезды – неяркие, сонные, – Луна, почти полная, накинула на них красноватую кисею собственного света.
Понятно, конечно, что свет Луны – всего лишь отражение солнца, но не зря же этой планетке придают такое значение, и свет, пусть отраженный, имеет силу, сравнимую с животворным сиянием солнечных лучей. Только Луна – солнце мертвых. Во всяком случае, так говорят.
Курт знал, что полнолуние и новолуние – время активизации нечисти, и спасибо еще, что разной. Те, кто набирается сил в кромешной тьме, становятся вялыми под холодными лунными лучами, и наоборот. Приободряйся они все вместе, да еще дважды в месяц, и кто знает, смогло бы вообще выжить человечество?
Спросить бы у Драхена, есть ему дело до Луны, или вездесущее, всеобъемлющее Зло на спутник одной из множества планет не обращает вообще никакого внимания? Не то, чтобы это было важно, просто интересно. Любая информация может неожиданно оказаться полезной. В Ауфбе вот, считают, что с полнолунием Змей становится сильнее, потому и устраивают праздник. Так сказать, сила силу ломит.
М-да, задал принц загадку! Хоть бы подумал о том, каково придется светлому рыцарю, в руки которого сваливается такая ответственность.
Курт ответственности не боялся, ну, то есть, смотря какой. Скажем, брать на себя управление Ауфбе он не собирался, однако вовсе не из страха, не из боязни не справиться, а просто потому, что были дела куда более важные. И ответственные, да. Вот, например, змеиный подарочек.
Каждый человек вправе сам принимать решение, если он способен отвечать за свои поступки. Курт готов был отвечать, но не представлял, какое, собственно, решение может принять относительно неожиданного, пусть и разового могущества. Кстати, не спросил у Змея, а как быть с формулировками, типа: хочу загадать тысячу желаний, или что-нибудь в этом роде.
Ну, как ребенок, ей же ей! Змей, как ребенок. Он что, не учитывает такой возможности? Или полагает, будто честный Курт ею не воспользуется? Курт, может, и не воспользуется, но…
В это “но” все упиралось с утра уже раз двести.
Чтобы отвлечься от мыслей, Курт отправился в город. На центральной площади полным ходом шла подготовка к завтрашнему празднику. Что-то строилось, что-то клеилось, растягивались между фонарями яркие транспаранты. Представить невозможно, видеть надо: яркие буквы, радостные лозунги, но вместо привычных: “С праздником Первое Мая!” или, там: “50 лет Великой Октябрьской социалистической революции!” призывы восславить Господа нашего, и цитаты избранных мест из Библии. Вернуться бы домой за фотоаппаратом, да как-то неловко. Для людей все серьезно, а он будет, как дурной турист, экзотику искать.
Хотя, надо сказать, что деревья без листьев, обожженные вчерашней солнечной вспышкой, смотрелись мало того, что экзотично, еще и жутко. Жаль, если погибнут – этим кленам и липам лет по сто, не меньше.
Дядя Вильям лично руководил возведением чего-то непонятного – то ли трибуны, то ли масленичного столба с призами на верхушке. Курт отвлек его от руководящих указаний, тем более что дядюшка уже охрип и ему явно требовалась передышка:
– Слушай, могу я чем-то помочь? А то неудобно: все работают, даже дети, вон, таскают что-то.
– Добрый день, Курт, – мягко, но с нотками язвительности сказал дядя Вильям.
– Да, точно, извини.
– Ничего. В парке много работы. Ты ведь разбираешься в строительстве?
– Немножко.
– Три года в студенческом стройотряде. Для сборки из готовых деталей – более чем достаточно. Я дам тебе бригаду из трех человек, надо собрать киоски. В парке найди кузена Эрнста, он даст тебе план парка и все, что нужно… разберетесь там сами. Только не дави на него авторитетом. Все-таки, ты здесь главный.
– Не буду давить, – пообещал Курт.
– На твоем месте, – вздохнул дядюшка, – я относился бы к своему положению с большей серьезностью.
– Ага. А Элис где?
– У себя. Кстати, она передала для тебя записку. Зайди в храм.
Записка оказалась длинной. Элис сообщала, что пока вообще никого не хочет видеть, но послезавтра прямо с утра уедет в Берлин. Куда направится дальше, она пока не решила, просто нет больше никаких сил оставаться в Ауфбе.
Это Курт прекрасно понял. Как и нежелание видеть кого бы то ни было. Жалко девчонку, ну до чего жалко! Попросить, что ли, Змея, чтобы ничего не было?..
Еще Элис писала, что от намерения посетить Москву не отказалась и хотела бы согласовать свои планы с Куртом.
“Ты ведь не откажешься показать “приятелю” свой родной город?”
…Курт досадливо зашипел: ну сколько можно вспоминать? Однако губы сами растянулись в довольную улыбку. Элис в Москве! Об этом только мечтать можно. Да, попросить бы Змея, чтобы не было вообще ничего.
Со Змеем – ничего. Пусть бы Элис совсем его позабыла.
И перестать себя после этого уважать. Очень хорошо придумал!
Что ему нравилось в Ауфбе, так это то, что работали здесь на равных. Все: и господа, и простые горожане. Сборка киосков – задача, вроде бы, рутинная, но Курт не скучал, атмосфера взаимного дружелюбия, предвкушение праздника, сам вид множества работающих людей – все это создавало настрой бодрый и веселый, напоминая отчасти ленинский субботник. Славно поработать, потом так же славно отдохнуть, попеть песни под гитару, отправиться с девчонками на танцы… Здесь, правда, не поют и не танцуют, потому что грех, но после празденства в ратуше Общество имени Марфы и Марии, читай, светские дамы Ауфбе, устраивает вечер с пивом. Тема: отдохновение трудившихся во благо. Тоже ничего.
Под работу, несложную, требующую лишь аккуратности и немного физической силы, очень хорошо думалось. Курту это и надо было: подумать, как следует. Мало ему вчерашнего дня и половины ночи. Он полагал, что умеет принимать решения – все-таки почти маг, у него развитая интуиция и высокая скорость мышления, и уже случалось попадать в ситуации, когда решать приходилось одному за многих.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62