Баэс способен уходить и возвращаться к себе. Сияющая-в-Небесах вырвалась из человеческой жизни. И ты, Элис. Чем дальше, тем больше ты становишься настоящей. А это значит, что новая сила приходит в наш мир. Может быть, ты и есть та самая Жемчужная Госпожа, из легенд Сумеречных народов, равная Владыкам живым и погибшим. А может быть, ты сказка, еще более дивная, еще менее вероятная, и самая прекрасная из всех существующих сказок. Я не знаю, кто и зачем отдал тебя людям, я не представляю, откуда ты, молитвы каких племен породили тебя, но место твое среди нас.
– С тобой?
– Да.
– Но я человек!
Невилл рассмеялся, покачав головой, опасаясь спугнуть пробуждающуюся в его душе, казалось, давно позабытую нежность:
– Элис, Элис, мо тайарна коэни агас эйбу , мне все равно, пожелаешь ли ты жить среди людей или станешь править наравне с Владыками. Но я не смогу научить тебя всему, что ты хочешь или захочешь узнать, пока ты сама не поймешь и не поверишь, что способна учиться. А для этого тебе нужно поверить мне .
Среди смотрящих сквозь стекло,
Ты смотришься стеклом,
Настолько хрупким, что петлей
Наметился излом.
А ты смеешься наугад
И порешь ерунду –
Как ангел, выкраденный в ад
И выросший в аду.
В ее красивой головке, под шапкой серых душистых волос роились мысли, очень понятные и очень человеческие мысли. Ожидаемые и предсказуемые сомнения. Конечно, в первую очередь – родители. Отец и мать, любимые, любящие, и невозможность от них отречься. Сумбур красочных образов, то, что можно назвать привычной жизнью, среди них много таких, терять которые не хочется, потерять которые кажется просто невозможным. Но чистыми и ясными линиями ложатся поверх красок дороги фейри, и вновь обретенная способность оставаться на грани между сказкой и явью, и – танец. Их единственный танец.
Ей так хочется узнать больше, ей хочется научиться большему, ей хочется узнать предел его могущества.
Зачем?
– А знаешь, как создаются сиогэйли? – Невилл вычленил главную мысль, и где-то за гранью видимой реальности Змей приподнял голову, подрагивая раздвоенным языком. – Знаешь эти сказки: жили-были муж и жена, жили богато и всего у них было в достатке, только детей не было. Много лет молили они бога…
– Они все перепробовали, – перебила Элис, – я не о своих родителях, я вообще. Такие сказки есть не только у христиан.
– А твои родители?
– По врачам ходили. Не в церковь же.
– Тем более, – он удовлетворенно кивнул. – Но Белый бог лишь однажды ответил на подобные просьбы, да и то потому, что выполнял собственное обещание. Давно это было. А во всех других случаях – увы. Ему виднее, у кого и от кого должны рождаться дети. И тем не менее бывает так, что молитвы и чаяния не остаются без ответа. Ты помнишь, что там дальше, в этих сказках?
– Ребенок рождается необычный, – с нотками экзаменующейся студентки произнесла Элис, – но это объяснимо, мой принц: про обычных детей не стали бы складывать сказок. Или ты хочешь сказать, что такие дети всегда необычны?
Невилл молчал, предоставляя ей все сказать самой.
– Ты говоришь о том, – чуть склонив голову, Элис размышляла, не решаясь произнести вслух то, что уже подумала, – что все дети, родившиеся в результате… э-э… родившиеся необъяснимо, в тех семьях, которым уже вынесли приговор бесплодия, все они – подменыши?
– Кроме тех, кто родился в результате супружеской измены.
– Я похожа на отца!
– Вот именно. Объясняю еще раз, Элис, стать фейри еще не означает уйти от людей. Нужны ли будут тебе люди – это другое дело, но никто не станет принуждать тебя к тому, чего тебе не захочется. Я сказал, что ты равна Владыкам, но заставить тебя принять власть не могу ни я, ни Сияющая, ни даже наш Создатель. Могут обмануть, – он вздохнул, – могут взывать к совести или чувству ответственности, но заставить – никогда.
– А стать фейри и остаться с людьми, это как же? – Элис мечтательно подняла глаза. – Представляю себе! Всякие необъяснимые фокусы, волшебство, всегда везде успевать, появляться сразу в нескольких местах. И бубах, конечно же, и эти призрачные девушки в прислуге… Ведь это с их помощью ты справляешься со своей потрясающей прической?
– Девушки?
– Во всяком случае, так они выглядят.
– Девушки? – разговор свернул с выбранного направления, но Невилл слишком растерялся, чтобы вернуть его обратно. – Какие девушки?
– Те, которые помогают мне одеваться и укладывать волосы. И тебе, наверняка, тоже. Симпатичные, на мой взгляд. Фигуристые такие девушки – не будь они полупрозрачными, вышла бы отличная команда болельщиц. Блондинки…
– Нет, – Невилл понял, наконец, о ком речь, и заговорил со всей возможной убедительностью, – нет. Это же обычные лонмхи!
– И что?
– Я – принц, мне бы в голову не пришло…
– А оно, знаешь ли, не в голову и приходит. Ладно, я верю тебе, Крылатый, в самом деле, к чему какие-то там феи, когда царственные повелительницы охотятся за тобой, как группи за “Битлами”? Итак, можно остаться с людьми, можно быть волшебницей и даже не скрываться, творить, что заблагорассудится, жить в свое удовольствие. И никаких больше сомнений в моей нормальности, да?
– Если ты поверишь по-настоящему. Все так. А еще ты никогда не будешь болеть, и не будет больше… ну… я имею в виду, то, что доставляет неудобство каждой женщине…
– Средневековый ты эльф, – Элис вздохнула, – у нас давно уже принято называть вещи своими именами. То есть, что-то во мне изменится, и очень сильно. А как же быть с биологией и биохимией, вообще с законами природы?
– Их нет.
О том, что в современном Элис обществе вещи называли своими именами, Невилл прекрасно знал, однако сам он действительно был средневековым. Хоть и не эльфом, но джентльменом. Это накладывало отпечаток.
– И еще, риалта, ты не умрешь.
– Никогда?
– Никогда.
– Звучит заманчиво, – она задумалась. На сей раз – надолго. Невилл видел ее мысли, невеселые мысли, хотя и верные. И молчал. Пусть спросит сама, может быть, отвечать и не придется.
– Должно быть “но”, мой принц…
Невилл молча кивнул.
– Должно быть что-то, чем придется платить, потому что дармовой сыр только в мышеловках. Чего ты потребуешь от меня за вечную молодость? Ни в коем случае не произносить: “Остановись, мгновенье”?
– Не надо, риалта, я – лишь тезка дьявола. Тебе придется признать, что это Он – твой создатель, и Он вдохнул в тебя душу, а фийн диу, Белый бог, лишь присвоил чужое творение… Это страшно, но…
Но она не испугалась.
Давно и далеко…
В дьяволе не было ничего пугающего. Враг человеческий, он сам походил на человека, и смотрел без гнева и без презрения, и не чувствовал в нем Наэйр ни намека на гордыню, сравнимую, как говорят, разве что с божественным величием.
Поэтому принц скорее удивлялся, чем боялся, когда отрекся от Господа, от Света и Спасения, когда признал Творцом своим и единственным господином того, кого дед называл Сыном Утра. Удивлялся тому, как вышло, что именно это существо, столь похожее на человека, стало первым и главным противником Бога. “Белого бога”, отныне и навсегда – только так.
– Я вижу, тобой двигают самые благие намерения, – усмехнулся Враг, выслушав Наэйра, – почему-то именно они приводят сюда чаще всего.
“Сюда” означало – в Ифэрэнн, в преисподнюю, оплот ужаса и мрака… да, ужаса и мрака, воплощением которых суждено было теперь стать принцу Наэйру.
– Я могу сказать тебе, Змей, – Враг, надо было отдать ему должное, не восседал гордо на черном престоле, или на чем он там должен восседать, символизируя и внушая, а стоял напротив Наэйра, словно стремился показать, что спеси и чванству предпочитает строгую демократичность, – я могу сказать тебе, что ты ничего не потерял, кроме сказок о Спасении. И признавая меня создателем, с полным правом можешь сделать это искренне, не боясь ошибиться. Я ведь действительно создал вас, я придумал Смерть и я отковал Санкрист. Но ты же не поверишь. А мне, Змей, не нужен Представляющий Силу, который начинает свое правление с лживой присяги и таит в сердце ненависть к тому, кому клянется быть верным.
– Ложь и злоба – были лиилдур моего деда, – напомнил Наэйр. – Ищи честность и доброту среди Полуденных народов. Я таков, какой есть, и я тебе нужен.
– Еще и смельчак, ко всему прочему, – вскользь отметил Враг. – Что ж, Змей, я знаю, что ты хочешь услышать.
Он улыбнулся, и в улыбке не было уже ничего человеческого. А потом прозвучало Слово.
Наэйр услышал его и оглох, увидел и ослеп, и упал на колени, раздавленный силой, превосходящей все, что он мог себе вообразить, и дух его взлетел вдохновленный этой чудовищной мощью. Слово разрушило реальности и создало их заново, в Слове был космос, в Слове была вселенная, и Наэйр, глухой и слепой, слышал и видел все – видел живое за всем неживым, видел разумы, направляющие все происходящее, видел, как трепещет сущее от воль, сознаний и душ. Он видел Бога. И он потянулся к Нему, трепеща и ликуя, сгорая в невыносимом сиянии Его света, и готов был гореть так вечность. Ведь и вечность была перед ним сейчас, вся на протянутых к нему руках Творца.
– Гордый Змей, – ладонь Светоносного гладила шелковистые перья крыльев, – теперь ты веришь мне? Веришь. Перед врагом ты не склонил бы колени. Твой дед мог лгать мне и ненавидеть меня, твой отец может это, но от тебя, мой Змей, я не приму ненависти и лжи. Смирись с этим, как смирился с тем, что ты – иной, даже для своей семьи – особенный. Прими это. Гордись тем, что мне нужна, необходима твоя любовь и искренняя верность.
– Но как же так? – Наэйр открыл глаза. Сын Утра стоял рядом с ним на коленях, ласково перебирая пальцами сверкающие перья. – Почему так? Это… то, что ты сказал… оно было в Начале.
– Оно есть.
Теперь за человеческим обликом Наэйр видел суть Того, Кто говорил с ним, видел свет, и не понимал, почему этот свет до сих пор не испепелил его.
– Оно есть, – задумчиво повторил Сын Утра, – у меня странное чувство, Змей: я впервые говорю с ребенком, и это очень… непривычно.
– Я не ребенок.
– Да, конечно. Но твоему телу еще не исполнилось и пятнадцати лет, а твой дух… – короткая улыбка, – прости, но и в душе тебе те же четырнадцать. Просто ты очень много знаешь для своих лет. Возможно, мне тоже следовало создать Сына, чтобы научиться разговаривать с детьми. Давай сядем, – он приглашающе кивнул на невысокие кресла, – возможно, так мне будет проще. Мы хотя бы станем одного роста.
Что ж, Сын Утра стремился смягчить им же произведенный эффект, и Наэйр был бы признателен за это, если бы не меркли все чувства перед безграничной и чистой радостью: он искал и нашел Бога.
– Ты знаешь, что вселенная была создана за шесть дней, – медленно начал его собеседник, – забудь об этом. Я могу предположить, что Святой Дух намеренно исказил истину, когда диктовал Книгу, но скажу, что люди на Земле неверно поняли послание. Вселенная не создана до сих пор. Акт Творения не закончен, потому что созидание – наша суть. И даже смерть и разрушение – неотъемлемые и обязательные составляющие этого бесконечного процесса, – он задумчиво смотрел на принца. – Еще ты знаешь, что Бог един, и любое имя его из тех, которые осмеливаются произносить люди, означает именно это. Возможно, будет лучше, если ты и дальше будешь так думать… да, так было бы проще. Но, Змей, мы – не две стороны одной силы, мы не едины в двух… то есть, в четырех лицах, я не часть Адонаи, а он – не часть меня. У нас разные цели, у нас множество миров, но борьба – одна на двоих. Друг с другом. Он борется за власть, я – за себя, мы оба творим, потому что не можем иначе. И его люди называют Богом богов, а меня – Врагом. Но многие другие смертные разумеют под Творцом меня, а его, напротив, воспринимают, как силу враждебную и насквозь лживую. Правы и те, и другие. И ты сделал свой выбор. Я не думаю, что теперь ты будешь много разговаривать со смертными, однако, если придется, прошу тебя, не перепутай, с кем нужно славить сатану, с кем – Сына Утра, а кому подтверждать славу и величие фийн диу, Белого бога. Серафим моего престола… – он усмехнулся, – твой дед говорил тебе, что ты одной крови с ангелами?
– Да.
– А ты не верил.
– Нет.
– Потому что у ангелов нет крови? Если бы кто-то из них по воле Адонаи оказался в смертном теле, уж поверь мне, Змей, их кровь была бы такой же красной и горячей, как твоя. А ты, когда дух твой освободится, станешь как ветер и свет, Крылатый Змей с пылающими крыльями. Приходи, когда пожелаешь, – он поднялся, и Наэйр тоже встал, – твой дом всегда был здесь, в Ифэрэнн, но почему-то никто из вашей семьи не желает остаться тут надолго.
Элис не испугалась. Удивилась – да, и не очень поняла, и пожала плечами:
– Всего то? Ты не обманываешь меня?
– Всего то?! – ошеломленно повторил Невилл и мотнул головой: – Нет. Не обманываю. Ты, как и все мы, создана дьяволом.
– Да в это-то я верю, – отмахнулась Элис, – это не новость, принц, все человечество создано дьяволом, кроме, разве что, иудеев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62