Но неужели признание этого факта – достаточная плата за бессмертие?
– Это отказ от бессмертия, – произнес он медленно, только сейчас начиная понимать, что обманывает ребенка, дитя, доверчиво готовое отдать величайшую в мире драгоценность, – отказ от возможности когда-нибудь оказаться рядом с фийн диу. Я не знал, что ты не веришь в Бога.
– А кто в него сейчас верит?
– Но ты крещена!
– Потому что так принято.
– Ты вспоминала Его!
– Всуе, Крылатый. Это просто такое присловье, – Элис посмотрела ему в лицо с ласковой жалостью. – Ты так мудр, мой принц, как же ты не понял, что я не верю? И чем ты сейчас расстроен? Разве не твои слуги делают все, чтобы люди как можно реже вспоминали о Боге? Разве не тебе это нужно?
– Мне, – согласился Невилл, все оказалось так просто, слишком просто и нечестно. – Я вижу, что преуспел.
– А я вижу, что ты не рад. Неужели, чтобы стать фейри, обязательно нужно верить в Бога?
– Многие фейри вообще не знают о Нем. Нет, Элис, – он встряхнулся, – верить не надо, но там, где не верят в Добро, Зло тоже обесценивается. А тебе не нужно становиться фейри, ты родилась такой.
Над тем, что когда-то Змей был человеком и был крещен, Элис задумалась только сейчас, в отличие от Курта – тот понял сразу, едва лишь прочел о этом. Ее принц поступился душой ради власти и волшебства, а он, наверное, верил в Бога. И верит сейчас. Плохо представляя себе, что такое, в сущности, христиане, Элис отмахнулась от непрошеных мыслей. Какая, в конце концов, разница, ведь кто только не продавал душу дьяволу с самыми разными целями, и какая разница, кого именно считать своим создателем? Но Невилл близко к сердцу принял ее неверие.
Элис не считала себя атеисткой – существование Бога не доказано, но и не опровергнуто, и она всегда полагала, будто что-то, где-то там, все-таки есть. Не обязательно Творец, как понимают его христиане, или, скажем, иудеи, но некая идея… всемирный разум, может быть? А увидев множество реальностей, встретившись с множеством фейри, поверив в Срединный мир, трудно не уступить логике и не допустить, что, наверное, и некий Творец тоже существует.
Ну и что?
Невилл сказал правду: она – подменыш. Дичь несусветная, все так, однако придется в это поверить, потому что принц знает о чем говорит. Куда лучше знает, чем сама Элис или любой из ее профессоров. Мало того, что его рассуждения логичны, так он еще и разбирается в проблеме.
К тому же опять таки, повидав столько, сколько довелось ей за эти пять дней… или не пять? Сколько же времени прошло с ее появления в Ауфбе? В общем, повидав столько, даже самый убежденный скептик и материалист, вроде докторов в недоброй памяти пансионате, признал бы, что фейри существуют, что существует волшебство, что есть множество других миров.
И нет законов природы.
Последнее Элис особенно понравилось. Знать бы раньше – ни за что не стала бы изучать физику, даже в пределах школьной программы.
Но сказать, что придется поверить, легче, чем сделать.
– Вечереет, – Невилл взглянул на небо.
Он привез ее на плоскую вершину какой-то скалы. Внизу был лес, вокруг – ни следа людей, но Элис точно знала, что место это находится “в Тварном мире” – хочешь не хочешь, а лексикон волшебного… дивного народа тоже придется заимствовать. Еще бы знать, откуда такая уверенность, сравнить не с чем – ведь в Срединном мире она не была? Но ощущения трудно перевести в слова: что-то разлито в воздухе или, наоборот, не хватает чего-то, к чему успела привыкнуть за время, проведенное среди волшебства. Другой цвет у неба. Другой под ногами камень. Здесь хватало жизни – бесплотные создания, видимо, из народов Сумерек, одушевляли и скалу, и лес, и редкие кусты, трепещущие под ровным ветром, – но это была обычная жизнь обычной земли.
– Скоро закат? – уточнила Элис.
– Да. Но мы успеваем. Ты летаешь во сне, риалта?
– Летала. Все люди летают во сне, пока не вырастут.
– А ты, конечно, выросла, – он усмехнулся. – Нет, это не тот полет. Чтобы взлететь по-настоящему, надо просто – взлететь. Земля не держит тебя, не может удержать, ты ведь не принадлежишь ей. Небу, впрочем, тоже, но небо, если и удерживает, то совсем не так. И не всех. Попробуй.
– Что? Взлететь?
– Оторваться от земли. Не надо ни прыгать, ни кидаться в пропасть, – Невилл глянул за край обрыва. – Хотя, какая это пропасть?
Элис подумала, что кому как, а ей и этого хватит, чтобы разбиться насмерть. Интересно, а если б оказалось, что надо прыгнуть вниз?
Прыгнула бы.
Вот это и называется вера. Только кто-то когда-то верил так в Иисуса, а она, похоже, верит дьяволу. Во всяком случае, его тезке. И моря расступаются, и усмиряются бури, слепые ходят, а глухие видят… Нет. Не смешно.
– Что значит, оторваться от земли?
– Перестань чувствовать свой вес, – терпеливо объяснил Невилл, – соберись. От твоих ступней до неба протянута золотая нить, а ты – жемчужная бусина. Соскользни по нитке. Вверх. Вниз все равно некуда.
Элис выдохнула, попыталась представить себя бусинкой… и не успела, потому что взлетела раньше. Нет, не взлетела – поднялась в воздух… нет, не так – оторвалась от земли. Она глянула вниз, завизжала и зачем-то попыталась присесть, схватиться руками за ветки низеньких кустов.
Ее качнуло в воздухе и перевернуло бы вниз головой, не подхвати ее Невилл:
– Куда?
Элис вцепилась в него, болтая ногами, вытягивая носки, чтобы достать надежный камень – как в невесомости. Ее снова стало переворачивать.
– Риалта, – Невилл издал странный звук, изо всех сил стараясь не смеяться, – ты что делаешь? Если хочешь спуститься – просто, спустись. Обратно по нитке.
Элис сосредоточилась… Взлететь было проще. Так. Значит, нужно встать ногами на землю. Просто… Оп! Вот так.
– Невилл, – осторожно, опасаясь даже вздохнуть пробормотала она, – я сейчас опять взлечу.
– В тебе сорок четыре килограмма, – напомнил он с убийственной серьезностью, – как же ты взлетишь?
Это подействовало. Элис почувствовала свой вес и твердо встала на землю. Тут же взлететь захотелось снова.
– Тренируйся, – ухмыльнулся принц, – взлет-посадка, вверх-вниз. Потом будешь осваивать полеты по заданному квадрату, выучишь координаты главных шабашей, сдашь зачет по фигурному летанию, и, можно сказать, получишь хорошую базу для настоящего обучения. Там много чего еще: полеты в стратосферу, в космос… На орбиту Луны вообще надо попадать с закрытыми глазами. Неплохо было бы подучить астрономию, освоить азы астронавигации, ты хотя бы с лунным календарем знакома?
– Зачем астрономию? – Элис испугалась по-настоящему. – Ты же говорил, что законы природы на меня не действуют…
– Я говорил, что их нет. Элис, главное, что тебе нужно знать относительно полетов – упасть ты не можешь. Но можешь, неосторожно разогнавшись, больно стукнуться о землю, о воду или о какое-нибудь дерево. В городах очень мешают провода, поэтому, пока не научишься маневрировать, старайся летать повыше, но не настолько высоко, чтобы не видеть ориентиров. Скорость полета ничем не ограничена, а чувство пространства появится далеко не сразу. Также имей в виду, что колокольный звон некоторых храмов может сбивать с толку и нарушать ориентацию. Прежде чем лететь, не забывай надеть плащ-невидимку…
– Держи ноги в тепле и правильно переходи через улицу. Я поняла, – Элис старательно закивала.
– Все верно, – невозмутимо одобрил Невилл, – и даже будучи невидимой, летать лучше в брюках. Теперь попробуй еще раз. Отсюда – к подножью и обратно.
Эйтлиайн
Учить сиофрэ летать – странное занятие. То, что фейри умеют, если можно так выразиться, с рождения, нужно объяснить словами. Попробуйте научить рыбу дышать… Хорошо еще, что мой батюшка когда-то учился так же, и не счел для себя зазорным рассказать мне о сформулированных для себя принципах полета.
Одно удовольствие было смотреть, как моя Элис, затаив дыхание, “соскальзывает вверх” по невидимой золотой нити. Сейчас это кажется ей самым сложным, но скоро она поймет, что сложнее всего не взлететь, а лететь. Туда, куда нужно. С нужной скоростью. Выбирать правильную высоту и главное, конечно, не сбиваться с курса. Блуждать в облаках – сомнительное удовольствие, а небо любит иногда запутать и сбить с толку, просто так, от странного своего чувства юмора.
И все-таки я чувствую себя обманщиком.
На Земле смертные почти столетие расстаются с верой. Это очередной шажок вверх по спирали – короткий и сравнительно легкий. Я даже в этой реальности знаю множество уголков, где потеря Бога происходит мучительно и страшно, а здесь нам удалось мягко и безболезненно направить людей к безбожию. Но сейчас мне хочется явиться к Сыну Утра и спросить: этого ли ты искал, Светоносный? Мы действуем на Земле так же, как повсюду, однако только сюда, только к людям фийн диу посылал Мессию, и мне грустно оттого, что вера в Сына уходит вместе с верой в Отца. Грустно оттого, что Элис никогда не знала, а теперь уже и не узнает возвышающего торжества и чистой радости победы жизни над смертью.
Не мертвому бы говорить об этом, но в светлый праздник Воскресенья даже сумеречные фейри, представления не имеющие об истинных богах, сами полагающие себя богами, чувствуют присутствие чего-то необыкновенного. Они радуются без причин, и радостью напоено все вокруг, и мы, мертвецы Полуночи, прячась в свои норы подальше от света, в этот единственный день горько завидуем дорэхэйт. У них, лишенных знания, есть надежда. А мы мудры. И не надеемся ни на что.
Но я знаю: мудрость – это дар, а не проклятие, что бы ни говорили по этому поводу все те же смертные. Мудрость – это то, чем готов одарить Сын Утра, это свет, который Он несет, это путь, которым пройдут достойные. Путь, начавшийся, когда сказано было: “…вот, Адам стал как один из Нас, зная добро и зло…”
То, что христиане называют искушением, длилось много тысячелетий, и плод с Древа познания до сих пор лишь надкушен, и немногие смертные знают добро и зло, а еще меньше их стремится к знанию. Хотя я допускаю мысль, что Адам и Ева существовали в действительности – в той действительности, где возможно все, но пока недоступной людям.
Однако искушение состоялось – это главное. Люди отвергли свою зависимость от любой высшей силы, и перед ними открылись самые разные дороги. А дорогу лучше начинать с сомнений. С сомнений в том, что мир сотворен, с сомнений в том, что есть кто-то выше и больше людей. Однако плох тот путь, на который выходят, сомневаясь в любви. А мы, боюсь, подводим наших смертных именно к этому.
И я сейчас боюсь спугнуть, разрушить то, что неярко тлеет в моей собственной душе – любовь земную. Но именно сейчас, так не вовремя, думаю о том, что не смог бы любить как человек, не проживи я свою недолгую жизнь с уверенностью в любви иной, Отца к детям, и детей – к Отцу. Сын Утра тоже любит людей – это так, и он учит любить. Лучшее его творение, прекраснейший из нас, мудрейший из нас, чистейший из нас – Гиал, Единорог, воплотил в себе небесную любовь. Но он не смог остаться со смертными. Он ушел, ужаснувшись того, во что они превращают себя, того, что делают с ним. А Сын оставался с людьми, несмотря ни на что, и теперь люди уходят от него сами. Что они берут с собой? Что, кроме мудрости, даешь ты взамен божьей любви, Светоносный?
Любовь человеческую. Но людям ее недостаточно.
…Провожая Элис до назначенного места… до назначенного времени встречи с Куртом, Невилл был задумчив. Впрочем, это не помешало ему давать объяснения и отвечать на вопросы. Вопросов же хватало: даже ошеломленная своим умением летать, – ее словно в пятки подталкивало, и Элис каждые две минуты, зажмурившись, ненадолго взмывала в воздух, – молчать она все равно не могла.
В Срединный мир Невилл увел ее просто. С той же легкостью, с какой попадали они в любое место на Земле, или, вот, на Солнце. А как же “вход в Холмы”, с которого началось когда-то их знакомство?
– А никак, – пожал плечами Крылатый, – мне входы и выходы не нужны. Тебе, кстати, тоже. И Сияющей, – добавил он, предупреждая вопрос, – но ей опасно появляться в моих владениях.
Реку же времени, о которой Элис столько слышала, увидеть не довелось. Потому что смотреть оказалось не на что. Не было никакой реки, никаких берегов – ничего. Но принц, дав Элис время оглядеться и почувствовать себя в Волшебной стране, поинтересовался:
– Готова к путешествию?
И получив утвердительный кивок, подал руку:
– Пойдем.
Всего несколько шагов, под ногами вместо мягкой травы что-то вроде пляжа с тончайшим, мелким как тальк песком, а потом сразу – широкий холл, застеленный бежевым ковром. Экзотические цветы вдоль обшитых темным деревом стен. Лифт.
Тонкий палец с когтем легко щелкнул по носу:
– Не теряйся. Ты в своем номере, и прожила здесь пять дней. Подожди минутку, сейчас воспоминания улягутся в нужном порядке.
Минутки не потребовалось. Элис почти сразу вспомнила все, что произошло за эти дни: все прогулки, поездки, встречи и новые знакомства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
– Это отказ от бессмертия, – произнес он медленно, только сейчас начиная понимать, что обманывает ребенка, дитя, доверчиво готовое отдать величайшую в мире драгоценность, – отказ от возможности когда-нибудь оказаться рядом с фийн диу. Я не знал, что ты не веришь в Бога.
– А кто в него сейчас верит?
– Но ты крещена!
– Потому что так принято.
– Ты вспоминала Его!
– Всуе, Крылатый. Это просто такое присловье, – Элис посмотрела ему в лицо с ласковой жалостью. – Ты так мудр, мой принц, как же ты не понял, что я не верю? И чем ты сейчас расстроен? Разве не твои слуги делают все, чтобы люди как можно реже вспоминали о Боге? Разве не тебе это нужно?
– Мне, – согласился Невилл, все оказалось так просто, слишком просто и нечестно. – Я вижу, что преуспел.
– А я вижу, что ты не рад. Неужели, чтобы стать фейри, обязательно нужно верить в Бога?
– Многие фейри вообще не знают о Нем. Нет, Элис, – он встряхнулся, – верить не надо, но там, где не верят в Добро, Зло тоже обесценивается. А тебе не нужно становиться фейри, ты родилась такой.
Над тем, что когда-то Змей был человеком и был крещен, Элис задумалась только сейчас, в отличие от Курта – тот понял сразу, едва лишь прочел о этом. Ее принц поступился душой ради власти и волшебства, а он, наверное, верил в Бога. И верит сейчас. Плохо представляя себе, что такое, в сущности, христиане, Элис отмахнулась от непрошеных мыслей. Какая, в конце концов, разница, ведь кто только не продавал душу дьяволу с самыми разными целями, и какая разница, кого именно считать своим создателем? Но Невилл близко к сердцу принял ее неверие.
Элис не считала себя атеисткой – существование Бога не доказано, но и не опровергнуто, и она всегда полагала, будто что-то, где-то там, все-таки есть. Не обязательно Творец, как понимают его христиане, или, скажем, иудеи, но некая идея… всемирный разум, может быть? А увидев множество реальностей, встретившись с множеством фейри, поверив в Срединный мир, трудно не уступить логике и не допустить, что, наверное, и некий Творец тоже существует.
Ну и что?
Невилл сказал правду: она – подменыш. Дичь несусветная, все так, однако придется в это поверить, потому что принц знает о чем говорит. Куда лучше знает, чем сама Элис или любой из ее профессоров. Мало того, что его рассуждения логичны, так он еще и разбирается в проблеме.
К тому же опять таки, повидав столько, сколько довелось ей за эти пять дней… или не пять? Сколько же времени прошло с ее появления в Ауфбе? В общем, повидав столько, даже самый убежденный скептик и материалист, вроде докторов в недоброй памяти пансионате, признал бы, что фейри существуют, что существует волшебство, что есть множество других миров.
И нет законов природы.
Последнее Элис особенно понравилось. Знать бы раньше – ни за что не стала бы изучать физику, даже в пределах школьной программы.
Но сказать, что придется поверить, легче, чем сделать.
– Вечереет, – Невилл взглянул на небо.
Он привез ее на плоскую вершину какой-то скалы. Внизу был лес, вокруг – ни следа людей, но Элис точно знала, что место это находится “в Тварном мире” – хочешь не хочешь, а лексикон волшебного… дивного народа тоже придется заимствовать. Еще бы знать, откуда такая уверенность, сравнить не с чем – ведь в Срединном мире она не была? Но ощущения трудно перевести в слова: что-то разлито в воздухе или, наоборот, не хватает чего-то, к чему успела привыкнуть за время, проведенное среди волшебства. Другой цвет у неба. Другой под ногами камень. Здесь хватало жизни – бесплотные создания, видимо, из народов Сумерек, одушевляли и скалу, и лес, и редкие кусты, трепещущие под ровным ветром, – но это была обычная жизнь обычной земли.
– Скоро закат? – уточнила Элис.
– Да. Но мы успеваем. Ты летаешь во сне, риалта?
– Летала. Все люди летают во сне, пока не вырастут.
– А ты, конечно, выросла, – он усмехнулся. – Нет, это не тот полет. Чтобы взлететь по-настоящему, надо просто – взлететь. Земля не держит тебя, не может удержать, ты ведь не принадлежишь ей. Небу, впрочем, тоже, но небо, если и удерживает, то совсем не так. И не всех. Попробуй.
– Что? Взлететь?
– Оторваться от земли. Не надо ни прыгать, ни кидаться в пропасть, – Невилл глянул за край обрыва. – Хотя, какая это пропасть?
Элис подумала, что кому как, а ей и этого хватит, чтобы разбиться насмерть. Интересно, а если б оказалось, что надо прыгнуть вниз?
Прыгнула бы.
Вот это и называется вера. Только кто-то когда-то верил так в Иисуса, а она, похоже, верит дьяволу. Во всяком случае, его тезке. И моря расступаются, и усмиряются бури, слепые ходят, а глухие видят… Нет. Не смешно.
– Что значит, оторваться от земли?
– Перестань чувствовать свой вес, – терпеливо объяснил Невилл, – соберись. От твоих ступней до неба протянута золотая нить, а ты – жемчужная бусина. Соскользни по нитке. Вверх. Вниз все равно некуда.
Элис выдохнула, попыталась представить себя бусинкой… и не успела, потому что взлетела раньше. Нет, не взлетела – поднялась в воздух… нет, не так – оторвалась от земли. Она глянула вниз, завизжала и зачем-то попыталась присесть, схватиться руками за ветки низеньких кустов.
Ее качнуло в воздухе и перевернуло бы вниз головой, не подхвати ее Невилл:
– Куда?
Элис вцепилась в него, болтая ногами, вытягивая носки, чтобы достать надежный камень – как в невесомости. Ее снова стало переворачивать.
– Риалта, – Невилл издал странный звук, изо всех сил стараясь не смеяться, – ты что делаешь? Если хочешь спуститься – просто, спустись. Обратно по нитке.
Элис сосредоточилась… Взлететь было проще. Так. Значит, нужно встать ногами на землю. Просто… Оп! Вот так.
– Невилл, – осторожно, опасаясь даже вздохнуть пробормотала она, – я сейчас опять взлечу.
– В тебе сорок четыре килограмма, – напомнил он с убийственной серьезностью, – как же ты взлетишь?
Это подействовало. Элис почувствовала свой вес и твердо встала на землю. Тут же взлететь захотелось снова.
– Тренируйся, – ухмыльнулся принц, – взлет-посадка, вверх-вниз. Потом будешь осваивать полеты по заданному квадрату, выучишь координаты главных шабашей, сдашь зачет по фигурному летанию, и, можно сказать, получишь хорошую базу для настоящего обучения. Там много чего еще: полеты в стратосферу, в космос… На орбиту Луны вообще надо попадать с закрытыми глазами. Неплохо было бы подучить астрономию, освоить азы астронавигации, ты хотя бы с лунным календарем знакома?
– Зачем астрономию? – Элис испугалась по-настоящему. – Ты же говорил, что законы природы на меня не действуют…
– Я говорил, что их нет. Элис, главное, что тебе нужно знать относительно полетов – упасть ты не можешь. Но можешь, неосторожно разогнавшись, больно стукнуться о землю, о воду или о какое-нибудь дерево. В городах очень мешают провода, поэтому, пока не научишься маневрировать, старайся летать повыше, но не настолько высоко, чтобы не видеть ориентиров. Скорость полета ничем не ограничена, а чувство пространства появится далеко не сразу. Также имей в виду, что колокольный звон некоторых храмов может сбивать с толку и нарушать ориентацию. Прежде чем лететь, не забывай надеть плащ-невидимку…
– Держи ноги в тепле и правильно переходи через улицу. Я поняла, – Элис старательно закивала.
– Все верно, – невозмутимо одобрил Невилл, – и даже будучи невидимой, летать лучше в брюках. Теперь попробуй еще раз. Отсюда – к подножью и обратно.
Эйтлиайн
Учить сиофрэ летать – странное занятие. То, что фейри умеют, если можно так выразиться, с рождения, нужно объяснить словами. Попробуйте научить рыбу дышать… Хорошо еще, что мой батюшка когда-то учился так же, и не счел для себя зазорным рассказать мне о сформулированных для себя принципах полета.
Одно удовольствие было смотреть, как моя Элис, затаив дыхание, “соскальзывает вверх” по невидимой золотой нити. Сейчас это кажется ей самым сложным, но скоро она поймет, что сложнее всего не взлететь, а лететь. Туда, куда нужно. С нужной скоростью. Выбирать правильную высоту и главное, конечно, не сбиваться с курса. Блуждать в облаках – сомнительное удовольствие, а небо любит иногда запутать и сбить с толку, просто так, от странного своего чувства юмора.
И все-таки я чувствую себя обманщиком.
На Земле смертные почти столетие расстаются с верой. Это очередной шажок вверх по спирали – короткий и сравнительно легкий. Я даже в этой реальности знаю множество уголков, где потеря Бога происходит мучительно и страшно, а здесь нам удалось мягко и безболезненно направить людей к безбожию. Но сейчас мне хочется явиться к Сыну Утра и спросить: этого ли ты искал, Светоносный? Мы действуем на Земле так же, как повсюду, однако только сюда, только к людям фийн диу посылал Мессию, и мне грустно оттого, что вера в Сына уходит вместе с верой в Отца. Грустно оттого, что Элис никогда не знала, а теперь уже и не узнает возвышающего торжества и чистой радости победы жизни над смертью.
Не мертвому бы говорить об этом, но в светлый праздник Воскресенья даже сумеречные фейри, представления не имеющие об истинных богах, сами полагающие себя богами, чувствуют присутствие чего-то необыкновенного. Они радуются без причин, и радостью напоено все вокруг, и мы, мертвецы Полуночи, прячась в свои норы подальше от света, в этот единственный день горько завидуем дорэхэйт. У них, лишенных знания, есть надежда. А мы мудры. И не надеемся ни на что.
Но я знаю: мудрость – это дар, а не проклятие, что бы ни говорили по этому поводу все те же смертные. Мудрость – это то, чем готов одарить Сын Утра, это свет, который Он несет, это путь, которым пройдут достойные. Путь, начавшийся, когда сказано было: “…вот, Адам стал как один из Нас, зная добро и зло…”
То, что христиане называют искушением, длилось много тысячелетий, и плод с Древа познания до сих пор лишь надкушен, и немногие смертные знают добро и зло, а еще меньше их стремится к знанию. Хотя я допускаю мысль, что Адам и Ева существовали в действительности – в той действительности, где возможно все, но пока недоступной людям.
Однако искушение состоялось – это главное. Люди отвергли свою зависимость от любой высшей силы, и перед ними открылись самые разные дороги. А дорогу лучше начинать с сомнений. С сомнений в том, что мир сотворен, с сомнений в том, что есть кто-то выше и больше людей. Однако плох тот путь, на который выходят, сомневаясь в любви. А мы, боюсь, подводим наших смертных именно к этому.
И я сейчас боюсь спугнуть, разрушить то, что неярко тлеет в моей собственной душе – любовь земную. Но именно сейчас, так не вовремя, думаю о том, что не смог бы любить как человек, не проживи я свою недолгую жизнь с уверенностью в любви иной, Отца к детям, и детей – к Отцу. Сын Утра тоже любит людей – это так, и он учит любить. Лучшее его творение, прекраснейший из нас, мудрейший из нас, чистейший из нас – Гиал, Единорог, воплотил в себе небесную любовь. Но он не смог остаться со смертными. Он ушел, ужаснувшись того, во что они превращают себя, того, что делают с ним. А Сын оставался с людьми, несмотря ни на что, и теперь люди уходят от него сами. Что они берут с собой? Что, кроме мудрости, даешь ты взамен божьей любви, Светоносный?
Любовь человеческую. Но людям ее недостаточно.
…Провожая Элис до назначенного места… до назначенного времени встречи с Куртом, Невилл был задумчив. Впрочем, это не помешало ему давать объяснения и отвечать на вопросы. Вопросов же хватало: даже ошеломленная своим умением летать, – ее словно в пятки подталкивало, и Элис каждые две минуты, зажмурившись, ненадолго взмывала в воздух, – молчать она все равно не могла.
В Срединный мир Невилл увел ее просто. С той же легкостью, с какой попадали они в любое место на Земле, или, вот, на Солнце. А как же “вход в Холмы”, с которого началось когда-то их знакомство?
– А никак, – пожал плечами Крылатый, – мне входы и выходы не нужны. Тебе, кстати, тоже. И Сияющей, – добавил он, предупреждая вопрос, – но ей опасно появляться в моих владениях.
Реку же времени, о которой Элис столько слышала, увидеть не довелось. Потому что смотреть оказалось не на что. Не было никакой реки, никаких берегов – ничего. Но принц, дав Элис время оглядеться и почувствовать себя в Волшебной стране, поинтересовался:
– Готова к путешествию?
И получив утвердительный кивок, подал руку:
– Пойдем.
Всего несколько шагов, под ногами вместо мягкой травы что-то вроде пляжа с тончайшим, мелким как тальк песком, а потом сразу – широкий холл, застеленный бежевым ковром. Экзотические цветы вдоль обшитых темным деревом стен. Лифт.
Тонкий палец с когтем легко щелкнул по носу:
– Не теряйся. Ты в своем номере, и прожила здесь пять дней. Подожди минутку, сейчас воспоминания улягутся в нужном порядке.
Минутки не потребовалось. Элис почти сразу вспомнила все, что произошло за эти дни: все прогулки, поездки, встречи и новые знакомства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62