– Мы, как и вы, дзенсунниты. Мы пришли сюда, чтобы удостовериться, что слухи о вас верны.
У Исмаила мутилось в голове. Еще одно потерянное племя? Большинство буддисламских верующих бежали из Лиги уже давно, Возможно, что некоторые поселились здесь, в этой ужасной пустыне…
– Меня зовут Джафар. Я вождь сообщества стоящих вне закона, несущих на своих плечах священную миссию Селима Укротителя Червя. На нашем совете мы обсудили ваше положение, решая, можно ли верить тому, что мы услышали. – Он горделиво поднял голову. – Вы – бежавшие рабы, и мы решили принять вас в наше племя, если вы будете прилежно трудиться, помогать нам во всем и зарабатывать на насущный хлеб. Мы научим вас, как жить в пустыне.
Раздались крики согласия, многие принялись возносить благодарственные молитвы Буддаллаху, вокруг звучали восклицания облегчения и радости, оглашая ночную тишину. Джафар и его люди внимательно осмотрели корабль, раздумывая, что можно взять из этого корпуса.
– Мы принимаем ваше любезное приглашение, Джафар, – без колебаний ответил Исмаил. Он уже видел, что его люди поверили в спасение, дарованное Буддаллахом в час самой тяжелой нужды. – Мы будем стараться и работать. Присоединиться к вам – большая честь для нас.
Когда-то я думал, что жестокость и злодейство – чисто человеческие черты. Увы, теперь мне кажется, что мыслящие машины научились нам подражать.
Вориан Атрейдес. Поворотные пункты истории
Они опоздали. Когда флот армии Джихада прибыл в маленькую колонию на планете Чусук, было уже поздно. Напавшие на колонию машины не оставили ничего.
Развалины городов уже перестали дымиться, выгорев дотла. Единственными остатками человеческого жилья были черные искореженные балки, глубокие воронки мощных взрывов и тишина, пропитанная едким запахом копоти.
Слишком много дней прошло. Здесь уже не надо было искать уцелевших и выживших.
Спустившись на землю, Вориан Атрейдес встал посреди этого разорения, расставив ноги поустойчивее, ошеломленный зрелищем. С орбиты на планету спустились еще пять аварийных и спасательных шаттлов с баллист флота, но это не была спасательная операция – просто констатация массового убийства.
Солдаты Джихада стонали от горя. У некоторых были на Чусуке друзья или родные. Сердце Вориана превратилось в кусок льда, чувства оцепенели; он не мог понять этого обдуманного, рассчитанного кровопролития, устроенного здесь мыслящими машинами.
– Омниус даже не стал брать эту планету, – сказал он надтреснутым тусклым и пустым голосом. На Чусуке была достаточно развитая инфраструктура, и Омниус мог устроить здесь малый Синхронизированный Мир, но машинам будто не нужна была эта планета. – Они… они просто все уничтожили.
Вориан горестно покачал головой. Темные волосы его спутались и пропитались потом, брови судорожно сошлись к переносице.
– Возможно, машины сменили тактику. Если они станут действовать так же и на других планетах, значит, они решили истребить людей, оставив их планеты необитаемыми.
Он оглянулся на своих солдат, которые просто по армейской привычке искали, чем можно себя занять полезным в этой мертвой колонии.
Примеро медленно зашагал по улицам мимо разрушенных и сожженных домов. Проведя детство и юность среди мыслящих машин и служа Омниусу зная стремление его к завоеванию мирового господства, Вориан полагал, что лучше знает роботов.
– Это же не имеет ни малейшего смысла – если, конечно, здесь не поработали кимеки.
Чусук был процветающей планетой – естественно/это был не рай, но вполне пригодное для достойной жизни место, крепость человечества в безмятежной и неприметной стране. Колонисты вели здесь тихую жизнь, влюблялись, заводили крепкие семьи и предавались непритязательным мечтам. Обычные люди, которые стремились жить своей повседневной жизнью.
Теперь машины превратили всех их в мертвецов.
Через толстый плаз окна в нижнем этаже одного по странной случайности почти уцелевшего дома он увидел расставленные в комнате музыкальные инструменты. Странно, как такие вещи могут подчас сохраняться в военном аду, словно их прикрывает невидимый ангел-хранитель. Он приказал солдатам обыскать этот дом, но они вскоре вернулись и доложили, что живых в доме нет.
Вориан двинулся дальше. Сожженные дома напоминали обугленные человеческие скелеты. Стены покоробились, обнажив строительную арматуру и разбитую кирпичную кладку. Центральная площадь превратилась в одну огромную воронку после мощного взрыва – скорее всего авиабомбы.
Он видел сожженные человеческие тела, похожие на сгоревшие огородные пугала, руки неестественно вывернуты, из-под остатков сгоревших губ торчат потрескавшиеся от огня зубы. Это были не муляжи, это были настоящие, реальные, еще недавно живые люди. За все эти годы он так и не смог привыкнуть к ужасной цене Джихада. Пустые глазницы смотрели на мир обугленными ямами, словно задавали немой вопрос: «Почему спасатели пришли так поздно?»
Из-за угла кто-то крикнул – там было трое солдат Джихада. Вориан прибавил шагу, свернул за угол и увидел двух боевых роботов, уничтоженных защитниками Чусука. Оружия у колонистов было мало, но они, видимо, проявили недюжинную храбрость и мужество, если смогли уничтожить хотя бы две машины.
К несчастью, каждая механическая армия располагает тысячами таких боевых роботов. Колонисты Чусука сопротивлялись, но у них не было ни малейшего шанса.
Губы у Вориана сжались скорбной гримасой. В душе была пустота; он понимал, что ничего не мог сделать, чтобы предотвратить эту бойню. Уже месяц находясь на маршруте, его корабли подошли к Чусуку в порядке обычного патрулирования, чтобы пополнить запасы продовольствия и дать солдатам недельный отдых. Они не получили сигнала бедствия, да и какая была бы от него польза? Они бы все равно не успели вовремя.
Вориан чувствовал себя физически плохо. Он не ожидал такой бессмысленной жестокости от машин, во всяком случае, не здесь.
А должен был ожидать.
По пути на Чусук, во время долгого, утомительного путешествия даже у офицера такого высокого ранга, как примеро, особых дел не было. Он читал документы и набрасывал черновик книги о военной стратегии, в которой излагал все, что знал о мыслящих машинах.
За время Джихада Серена Батлер написала несколько ярких полемических эссе о своем походе против машин; Иблис Гинджо охотно пользовался этими эссе, как источниками цитат. В какой-то момент Вориан хотел написать мемуары – он прожил уже довольно долгую жизнь и успел многое повидать… но, вспомнив, сколько лжи было в мемуарах его родного отца, выдававших эту ложь за истинную историю, Вориан проникся отвращением к самой идее. Даже если он и будет стараться придерживаться фактов, человеческая природа все равно заставит его кое-что приукрасить.
В следующем столетии, если удастся справиться с Омниусом, вот тогда, быть может, он передумает. Но пока у него было другое занятие, лучшее, чем коротать время за игрой во «флер-де-лис» со своими подчиненными. Он будет делать историю своими действиями, а не документами, оставленными в наследство потомкам.
В свободное от служебных обязанностей время, находясь в своей каюте, Вориан часто оживлял в памяти приятные эпизоды в фантазиях представляя себе другую жизнь, которую он мог бы прожить. Чаще всего ему на ум приходило воспоминание о Веронике Тергьет, красавице с Каладана, женщине, которая действительно тронула его сердце.
Никогда прежде не бывал он расположен к преданности или привязанности, но Вероника вызвала в нем желание стать другим стать человеком без обязанностей космического масштаба, а простым человеком, который может быть мужем и другом. Вориан, конечно, ни минуты не сожалел о своих обязанностях и о своей непомерной ответственности, зная, что защищает население множества планет, но для разнообразия неплохо было бы побыть маленьким и незаметным, непритязательным и скромным солдатом по имени Вирк.
Дела службы пока не давали Вориану возможности просто слетать на Каладан, как он планировал. Он частенько посылал Веронике письма с солдатами, отправлявшимися на Каладан служить на станции слежения, иногда даже посылал ей подарки. Но в ответ не получил ничего, ни одной весточки. Расстроившись, он начал думать, что она давно перестала его вспоминать.
Наверняка такая красивая женщина, как она, уже нашла себе подходящего жениха и вышла замуж. Пусть даже так, но Вориану все же хотелось, чтобы она хоть иногда вспоминала его с любовью.
Хотя он и испытывал некоторый соблазн, у него все же не хватило бы совести разрушать то счастье, которое Вероника могла себе создать. Когда-нибудь он вернется на Каладан и выяснит лично.
Пока что он во время длинных и скучных перелетов продолжал писать ей длинные письма, посылаемые с оказией. Он помнил, как нравились ей рассказы о далеких планетах и народах. Эти письма заставляли его всегда помнить Веронику и скрашивали его подчас невыносимое одиночество.
Но, слава Богу, дел было много, и время летело незаметно. Может быть, он встретит ее раньше, чем рассчитывает. От этой мысли у него начинало чаще биться сердце. Вдруг она все еще ждет его?
Сейчас Вориан с тяжелым сердцем шел вдоль руин Чусука и смотрел на немыслимые разрушения. Машины проявили недюжинную тщательность, которая казалась Вориану в чем-то… бесполезной, что ли. Ведь для достижения цели машинам совершенно не надо было устраивать такое опустошение.
К нему подбежал молодой кварто, командир поисковой группы:
– Примеро Атрейдес, мы собрали тела убитых. Их не более сотни.
– Сотни? Это слишком мало для такой большой колонии. Может быть, остальные просто сожжены дотла?
– Вид разрушений не говорит в пользу такой возможности, сэр.
Вориан сжал губы, стараясь скрыть свою озадаченность.
– Вероятно, их увезли в рабство, чтобы восполнить убыль в рабах после местных подавленных восстаний. Тогда мне жаль тех бедняг, которые уцелели.
Он выпрямился и решительно поднял голову.
– Надо быстро все заканчивать. Сделайте все необходимые снимки, и мы возвращаемся на Салусу Секундус. Надо доложить Жрице, что здесь случилось.
На лице кварто застыло выражение решимости.
– Увидев эти картины, она воспламенит народ яростью против мыслящих машин. Они еще пожалеют, что так поступили с нашей колонией.
Офицер побежал собирать своих людей, а Вориан подумал, что от этой искры Чусука пламя Джихада станет еще более фанатичным и яростным.
Теперь его больше, чем когда бы то ни было, тянуло на Каладан, в объятия Вероники…
На пиру жизни основное блюдо – повседневность, а наши мечты – это десерт.
Серена Батлер. Манифесты Джихада
Не прошло и четырех месяцев, как Вориан Атрейдес и его военные инженеры покинули Каладан, а Вероника Тергьет уже согласилась выйти замуж за человека, который давно и безуспешно искал ее благосклонности.
Вероника была одной из шестнадцати местных женщин, забеременевших от солдат армии Джихада. Она нисколько не стыдилась своего положения и от души смеялась, когда отец пытался ее утешать. Когда армейский контингент Вориана находился на Каладане, Бром Тергьет работал в море, к востоку от города, и совершенно не интересовался, чем занимается его дочь и сколько времени она проводит с этим бойким солдатом.
Когда скрывать беременность было уже невозможно и когда Вероника уверилась, что выкидыша не будет, она во всем призналась отцу. Бром Тергьет в это время сидел на пристани и чинил старую рыбацкую сеть. Он не стал смотреть в ее гордые дерзкие глаза, а замотал головой, будто не в силах поверить от стыда.
– Пап, ну мы же все знаем, как это бывает, – сказала Вероника, несколько удивившись такой реакции. – Я с радостью вспоминаю время, когда мы с Варком были вместе, и я рада была принять все, что он смог дать мне, включая и ребенка.
Все же она никому, даже отцу, не открыла настоящее имя этого офицера. Теперь, когда она знала, что носит его ребенка, соблюдение тайны стало еще более важным, чем раньше, – Вероника не желала подвергать риску свое дитя.
– Ты останешься одна, Вероника, – предостерегающе произнес Бром. – Твой солдат никогда не вернется ни за тобой, ни за своим ребенком.
– А, это я знаю, – махнув рукой, ответила она, – но зато! помню его и его истории о разных планетах и странах. Для меня это уже достаточная награда. Или ты хочешь, чтобы я рыдала и стонала, словно какая-нибудь беспомощная распустеха? Мне нравится моя жизнь, и я довольна своим положением. Я бы, конечно, хотела, чтобы ты был мне моральной опорой, но могу обойтись и своими силами. Я могу работать до родов, и мне понадобится только несколько дней отпуска, чтобы родить.
– Ты всегда была независимой, – вздохнув, сказал Бром. Он встал, оставив спутанную сеть лежать на выцветших досках пристани, и обнял дочь, сказав ей этим жестом и прикосновением то, чего не мог и не умел выразить словами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119