Возможно, эта маленькая смышленая бабенка просто дурачила тебя, Тио! Она прятала все это время свое открытие, чтобы не делить с тобой заслуг.
– Норма Ценва никогда не думала ни о славе, ни о заслугах.
Хольцман отклонил предложение лорда перекусить и нервно мерил шагами балкон, нисколько не интересуясь открывавшимся отсюда видом.
– И этот ее «друг» Венпорт сумел обманом освободить ее от нас, и теперь мы не имеем никаких прав на ее открытия.
Вдруг он почувствовал, как в грудь его вползает смертельный холодок.
– Вот почему корпорация «Вен-Ки» с такой легкостью отказалась от доли в прибылях от продажи плавающих светильников! Что бы там ни творила Норма, доход от ее изобретения сулит доходы, на порядок превышающие потери корпорации. – Он в ярости сжал кулаки. – И мы лишены всего этого!
Бладд тяжело поднялся на ноги, отряхнул с роскошного костюма невидимые пылинки и поправил безукоризненно сидевшую одежду.
– Нет, нет, Тио. Мы отбросили только те концепции, которые являются совершенно новыми. Но если она разработала их так быстро после даты подписанного нами соглашения, то любой приличный адвокат – и даже такой блестящий ученый, как ты – без труда свяжет эту концепцию с более ранними работами Нормы.
Хольцман остановился, когда идея лорда дошла до его сознания.
– Если ее работа касается того, о чем я думаю, то вы совершенно правы, лорд Бладд.
Лорд сделал большой глоток из своего бокала и пододвинул другой Хольцману.
– Выпей, Тио. Тебе надо расслабиться.
– Но как нам проникнуть в комплекс? Мне надо видеть, что делает Норма. Предприятие охраняется десятками наемных охранников, а этот тлулакс смотрит за ними как ястреб.
– Визу этого тлулакса можно без проблем аннулировать, – невозмутимо заметил Бладд, – и я сделаю это немедленно. Кстати, есть еще один факт – хотя Норма Ценва долгое время проживает на Поритрине, она здесь гостья, а не гражданка. Мы можем тут обронить слово, там пустить слушок, посеять сомнения, прекратить снабжение и лишить привилегий.
– Будет ли этого достаточно?
Бладд хрустнул своими унизанными перстнями пальцами и вызвал драгунского капитана.
– Соберите превосходящие силы и отправляйтесь вверх по реке на предприятие Нормы Ценвы. Трех сотен хорошо вооруженных драгун будет достаточно. Подозреваю, что наемники сдадутся, как только увидят вас. Вручите гражданину Тлулакса документы об аннулировании визы, а потом можете произвести обыск и дознание, чтобы выяснить, чем там занимается Норма. Это ведь не проблема?
Хольцман тяжело сглотнул и посмотрел на реку. Теперь вид показался ему очаровательным.
– Нет, милорд. Но Норма будет сопротивляться. Она пошлет срочное послание Аврелию Венпорту. Тук Кидайр подаст жалобу в суд Лиги. Я в этом уверен.
– Да, Тио, это так, но в твоем распоряжении будет несколько месяцев, в течение которых ты сможешь разобраться, что творилось в лаборатории. Если ты не найдешь там ничего достойного внимания, мы извинимся и признаем свою ошибку. Но если Норма совершила прорыв в науке, если она сделала великое изобретение, то мы сами наладим выпуск этой продукции до того, как корпорация «Вен-Ки» успеет заполнить формуляр иска.
Хольцман снова обрел способность улыбаться.
– Вы действительно провидец, лорд Бладд.
– А ты действительно ученый, Тио. Наши противники будут посрамлены и уничтожены.
Человек не должен быть статуей. Человек должен действовать.
Буддисламская сутра в дзеншиитской интерпретации
Вот уже скоро год, как Исмаил выполняет бессмысленные приказы, работая на заводе Нормы Ценвы. Душа Исмаила была мертва. Он исправно трудился вместе со ста тридцатью другими буддисламскими пленниками. Секретный проект был сложен, и рабы медленно строили, переделывали и испытывали странные детали большого нового корабля.
Все это не имело для Исмаила никакого смысла.
Женщина-ученый не была суровым хозяином. Она была настолько сильно поглощена своим делом, что пребывала в счастливой уверенности, будто все вокруг разделяют ее фанатичную увлеченность. Ее партнер тлулакс – Исмаил каждый раз содрогался от отвращения, когда видел этого бывшего работорговца – установил очень долгие рабочие смены.
Ассистенты, инженеры, администраторы и рабы проводили дни и ночи в маленьком поселке, и их единственной целью была постройка экспериментального космического судна. Буддисламские рабы ночевали в простых, но чистых бараках, построенных на вершине плато, где дули сильные ветры, но откуда было видно широкое, усыпанное яркими звездами небо. У Исмаила не было никакой возможности вырваться в Старду хотя бы на один день.
Исмаил не получал вестей от жены и дочерей; не было здесь никого, кто мог бы хоть что-то рассказать о них. Семья была утрачена, и казалось, что навсегда. Каждый день он молился за них, надеясь, что они живы, но в памяти его они стали призраками, живущими только в его снах. Надежды его таяли с каждым днем.
Среди грохота и шума стройки Исмаил увидел своего друга Алиида, который в это время менял картридж ультразвукового инструмента. Когда рабы только прибыли в верховья реки, чтобы приступить к работе над новым тайным проектом, Алиид смог устроиться в ту же команду дневных рабочих, что и Исмаил. Теперь поритринские рабовладельцы разлучили обоих с женами и семьями.
Настроив инструмент, дзеншиит зло заговорил:
– Ты сделал попытку, Исмаил. Ты сделал то, что считал наилучшим – я не могу винить тебя за это, хотя никогда не соглашался с твоей наивной верой в порядочность наших господ. На что ты надеялся, чего ждал? Мы нужны нашим хозяевам бесхребетными, точно такими, каким ты предстал перед ними. Если мы не способны ни на что, кроме беззубых угроз, то какой смысл рабовладельцам обращаться с нами как с людьми? Надо заговорить с ними таким языком, чтобы они стали остерегаться нас. Мы должны показать им клыки и когти.
– Насилие только навлечет на нас наказание. Ты же видел, что они сделали с Белом Моулаем…
Алиид по-волчьи оскалил зубы и перебил друга:
– Да, я видел… но видел ли ты, Исмаил? Чему ты научился за все прошедшие с тех пор годы? Ты застыл на воспоминании о той боли, какую пришлось пережить Белу Моулаю, но ты забыл, чего он достиг. Он объединил нас. Это был трубный глас, не только для поритринских аристократов, которые от испуга отреагировали с невероятной жестокостью, чтобы подавить всякую волю к сопротивлению, но и для всех нас, кто продолжает страдать. В нас, рабах, дремлет до поры могучая сила.
Приверженный своей ненасильственной вере, Исмаил только упрямо покачал головой. Оба опять зашли в тупик. Каждый из них не мог переступить черту, встать на сторону оппонента, не желая перешагнуть разделявшую их пропасть. Когда-то они были добрыми друзьями, которых судьба сблизила сходными жизненными обстоятельствами, но по сути они всегда были разными людьми. Даже одинаковое несчастье не сблизило их. Алиид был полон непоколебимой решимости достичь невозможного – не важно, какой ценой. Исмаил восхищался его убежденностью, но Алиид только на него досадовал.
Когда Исмаил был маленьким, дедушка учил его, во что верить и как жить, но иногда взрослые упрощали истину, чтобы сделать ее более понятной для детей. Теперь Исмаилу тридцать семь лет. Неужели он ошибался всю свою жизнь? Должен ли он найти в себе новую силу, но остаться при этом в тисках дзенсуннитского учения? В глубине души он понимал и чувствовал, что мечты Алиида о насилии неверны и опасны, но и его, Исмаила, тихая уверенность в том, что все имеет разумное основание – что Бог каким-то образом спасет их и смягчит сердца рабовладельцев, – тоже ничего не дала в течение его жизни и жизней многих поколений буддисламских рабов.
Он должен отыскать иной ответ. Найти другое решение.
Хотя Исмаил потерпел полное поражение, не получив ни успокоения, ни уступок от лорда Бладда, верующие дзенсунниты все так же продолжали приходить к нему в барак по ночам, просили его прочитать проповедь, рассказать историю, укрепить их в терпеливом смирении перед волей всемогущего Буддаллаха. Каждый день приходили к нему десятки людей – мужчины и женщины – почти все рабочие.
Поначалу Исмаил думал, что не сможет ничем им помочь. Как может он читать сутры Корана и петь песни о благоволении Бога, если рядом с ним нет Оззы, а его чудесные девочки не сидят напротив, у огня, и не слушают его притчи? Но потом Исмаил стал сильнее и понял, что потерял не все. У него есть своя внутренняя сила, даже если этого не видит и не хочет видеть Алиид.
Прошедшие месяцы сложились в год, и Исмаил стал замечать, как постепенно, но отчетливо происходит раскол между его дзенсуннитскими братьями и меньшей группой дзеншиитов Алиида. Они, правда, продолжали вместе работать внутри закрытого ангара, где Норма Ценва и ее команда творили что-то непонятное со вскрытым опытным кораблем, но Исмаил чувствовал, что Алиид что-то скрывает не только от поритринских рабовладельцев, но и от Исмаила и его людей…
Свет вернулся в жизнь неожиданно и ярко, вспыхнув ослепительно, как фейерверк, который поритринские лорды то и дело устраивали во время своих празднеств. Эта новость была тем более желанной, что явилась совершенно неожиданно.
Когда массивное судно было доведено до стадии последних испытаний и демонстраций, Тук Кидайр нанял в Старде еще одну группу рабов и привез их на завод для участия в последних работах. Среди пятнадцати угрюмых рабов пораженный Исмаил увидел свою старшую дочь Хамаль.
Она увидела и узнала его. Лицо ее расцвело в улыбке, как бутон прекрасного цветка. Сердце Исмаила забилось, он испытывал только одно желание – броситься к дочери и прижать ее к своей груди, но новых рабов сопровождала вооруженная охрана. Да и Кидайр, прищурив глаза, смотрел на рабов так, словно принимал под личную ответственность ценный товар.
Исмаил помнил мстительность лорда Бладда, который намеренно разлучил его с семьей и разбил ее только зато, что Исмаил попросил о честной компенсации. И сейчас он не мог рисковать, привлекая внимание к себе или к Хамаль.
Исмаил подал дочери знак и тут же отрицательно покачал головой и отвел глаза. Они поговорят позже. Этой ночью они наконец обнимут друг друга и будут говорить взволнованным шепотом. Сейчас он не мог показать свою радость из страха, что хозяева отнимут ее, как они уже отняли столь многое…
Остаток дня тянулся мучительно долго. Новые рабы проходили обучение в разных частях здания. Казалось, даже само солнце остановило свой бег по небосводу.
Но когда длинная рабочая смена все-таки закончилась и дзенсунниты вернулись в свои общие бараки, а Алиид и его дзеншииты в свое особое жилище, Исмаил наконец смог обнять свою ненаглядную дочку. Оба плакали. Довольствуясь тем, что они снова были вместе, они какое-то время молчали.
Потом Хамаль принялась рассказывать, как ее разлучили с мамой и с младшей сестрой. Насколько она знала, Оззу и маленькую Фалину увезли на тростниковые плантации в дальней области континента. Она ничего не слышала о них уже больше года.
Проговорив с Исмаилом много часов, Хамаль подозвала решительного на вид молодого человека по имени Рафель. Она взяла его за руку и подвела поближе, чтобы познакомить с отцом. Юноша робел, словно уже слышал об Исмаиле.
– Это мой муж, – сказала Хамаль. – Когда мне исполнилось шестнадцать и я вступила в брачный возраст, мы с Рафелем были отданы друг другу.
Она опустила свои темные глаза, избегая смотреть в удивленное лицо Исмаила.
– У меня же больше никого нет, папа.
Он не чувствовал обиды или недовольства – только безмерное удивление. Он не мог поверить, что его маленькая дочка – девочка, которая всегда казалась ему такой юной, – выросла и стала женщиной и женой. Исмаил с теплой улыбкой посмотрел на обоих.
– Он, как мне кажется, достойный молодой человек.
Наклонив голову, Рафель ответил:
– Я буду стараться быть таким ради вашей дочери и ради нашего народа.
Хамаль, стоявшая рядом с мужем, не скрывала своей любви к нему.
– После того как я вышла замуж за Рафеля, администраторы потеряли меня из виду и не знали, что я твоя дочь, когда переводили меня сюда. В противном случае лорд Бладд ни за что бы этого не допустил.
От избытка чувств Исмаил сжал руку дочери.
– Ты моя дочь, Хамаль. – Повернувшись к молодому человеку, он взял за руку и его. – А ты теперь мой сын, Рафель.
Несколькими неделями позже Исмаил случайно узнал, какой план задумал и начал приводить в исполнение Алиид. Одна женщина из дзенсуннитов, работавшая в группе рабов в дальнем каньоне, вышла замуж за дзеншиита и видела, как он прятал самодельное оружие и читал литературу, написанную на почти забытом древнем языке буддисламского народа, на языке, которого не знал ни один аристократ Лиги. Видя в Исмаиле вождя, толкователя сутр и человека, избегающего жестких решений, она рассказала ему о своих открытиях и подозрениях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119