..
– Ну, здрав будь, Мечиславе.
Хозяин щековицкой корчмы, вздрогнув, обернулся.
– Испугала ты меня, Любомира, – честно признался он. – Никак не привыкну к шуткам твоим.
– А пора бы! –усмехнулась женщина и вдруг бросила на Мечислава такой умильный взгляд, какой вряд ли кто ожидал от крепостной башни. – Ране тебя ждала. Чего не ехал?
– Некогда было. – Мечислав улыбнулся. – Теперь вот нашлось времечко.
– Ну, езжай, коли нашлось, – шагнув вперед, махнула рукой Любомира и, подумав, добавила: – А парень твой в амбаре заперт. Пытался, змей, убежать – пришлось Орая на двор выпустить.
– Справная ты баба, Любомира, – одобрительно кивнул Мечислав.
– Я-то справная, – со вздохом сказала женщина. – Только вот мужик... нечастый гость у меня.
Мечислав не выдержал, соскочил с коня. Пес тут же зарычал...
– Привяжи-ко Орая, люба! – страстно прошептал он, с томлением глядя на Любомиру.
– А и не надо привязывать, – тоже шепотом отозвалась она и, повысив голос, приказала: – Домой, Орай! Домой.
Мохнатый хвост Орая еще не успел скрыться в зарослях, как любовники с жаром бросились друг другу в объятья. И хоть Мечислав-людин не уступал крепостью медведю, несладко ему пришлось в крепких руках Любомиры. Уж она потрепала его изрядно, да Мечислав тому и рад был – нечасто случалось ему любить такую женщину, что по всем статьям могла дать фору любому мужику.
– Ох, люба! – закрыв глаза, кричал он. – Сладко-то как! Сладко...
Две Любомирины девки, Онфиска и Лобзя, под стать хозяйке – сильные, огромные, неприветливые, – чинили частокол. Онфиска обтесывала топором бревно, – любо-дорого было смотреть, как играл топор в ее руке, не у всякого мужика этак играет. Лобзя стояла рядом, строго присматривая за тем, как две приблудные девки – чернявая и белявая – копают яму. Попробовали б не старательно – хороших тумаков получили бы! Чернявую звали Любимой, а белявую – Ладиславой. Еще была у них третья подружка – веснушчатая рыжая Речка, совсем еще мелкая девка, а уж смешная – Онфиска с Лобзей как ее видели, так от смеха едва слюнями не давились. Просили хозяйку:
– Ой, убери ты ее от греха, тетка Любомира, не то лопнем.
– Не лопнете, лошади! – неизменно отвечала та, однако Речку убирала – то в амбар, то в погреб. Выпускала лишь иногда – когда повеселиться хотела. К тому и еще одна причина была: девки-то, все трое, подругами были и вместях пережили что-то страшное, едва спаслись, так что горой друг за дружку были, и – то знала Любомира, не глупа была – белявая с чернявкой без рыжей своей Речки никуда б не убегли.
Хотя и так, убеги попробуй! Места вокруг для них незнаемые, дикие, зверья полно всякого: волки, медведи, да и людишки лихие, случалось, захаживали. Да и сторожа, Онфиска с Лобзей, приглядывали, а уж у тех глаза на месте, ну и самый главный – Орай. Вот уж псина умная да верная, всем псам пес!
– Да глубже, глубже рой, чадо! – Подойдя ближе, Лобзя щелкнула еле-еле шевелившую лопатой Любиму по лбу. Так себе щелкнула, в четверть силы, не то окочурится еще. Да и того девчонке хватило – села наземь, заплакала – в три ручья слезы.
– Ну, не реви, коровища. – Лобзя ласково погладила ее по волосам. – Дай-ко сюды лопату! Смотри, как надо.
Отодвинув в сторону белявую Ладиславу, Лобзя быстро углубила яму и, довольная, обернулась к Онфиске:
– Ставь.
Кивнув, та без видимых усилий взгромоздила огромное бревно себе на плечо, принесла к яме и ловко опустила:
– Закапывай!
Лобзя с Ладиславой замахали лопатами.
– А ты ничего, работать умеешь, – похвалила Ладиславу Лобзя. – А ты, – она обернулась к Любиме, – не реви, научишься.
Со стороны леса донесся приближающийся собачий лай.
– Никак, Орай бежит. – Онфиска и Лобзя отвлеклись от работы и посмотрели в сторону леса. Вернее сказать, в сторону лая – лес тут был вокруг, куда ни кинь взгляд.
– Да, это Орай, – узнала собаку Лобзя. – Кому еще быть-то? Значит, и тетка с гостем сейчас прибредут. Давай-ка убирать этих... Эй, девы! Бросай лопаты да пошли в амбар. Пить-то хотите?
– Хорошо бы, – облизала пересохшие губы Ладислава. – Да и покушать бы чего.
– Покушать, это уж не взыщите, что после гостя останется, – усмехнулась Лобзя. – Инда лепеху с молоком принесу.
– А Речке?
– Та уж с утра покормлена. – Лобзя с Онфиской переглянулись и прыснули, как и всегда при упоминании рыжей смешной девки. – Ну, идите, идите, поторапливайтесь. Завтра с утра на луг пойдем, за корой, заодно покупаемся.
– Так холодно же уже!
– Ничего, оно и приятней будет, – запирая девок в большем амбаре, засмеялась Онфиска. – А не хотите, так и сидите тут сиднями. Мы и без вас коры наберем.
– Нет, нет, Онфисушка, – разом всполошились Любима и Ладислава. – Мы с вами. Речку бы еще взять...
– Ой, хо-хо-хо! Не надоть нам этой... Хо-хо-хо... Всю кору потеряем!
Захлопнув тяжелую дверь, Онфиска ловко вогнала в пазы засовец. Кинула заинтересованный взгляд на погреб:
– Тот-то как там?
– Спит, – прислушавшись, махнула рукой Лобзя. – Чего ему еще делать-то?
В усадьбе тетки Любомиры, огороженной высоким, но местами уже кое-где подсгнившим тыном, было целых два амбара – маленький, где держали Речку, и побольше, где сидели сейчас девки: большая, по обычаю, врытая в землю изба с крытой камышом крышей, овин, просторный хлев с пятью коровами, что паслись сейчас на лугу, невдалеке за лесом. Присматривать за стадом Любомира и подумывала приспособить приблудных девок, когда попривыкнут маленько. Пока же держала их под присмотром да под засовцем, в амбаре. Кормила, правда, хорошо, но и трудиться заставляла не покладая рук, как и все здесь. То жать, то молотить, то перебирать полбу – работы на усадьбе хватало. В последнее время только, как посадили в погреб чужого парня, немножко отдыхали девки – не выпускала их хозяйка на двор уж совсем без присмотра, боялась – ну, как откроют погреб?
За воротами, уже совсем рядом, близехонько, послышались голоса, конское ржание. Лобзя отворила створки:
– Ой, здоров будь, дядько Мечислав! Подарки нам привез?
– Всё бы вам подарки! – Хозяйка незлобиво треснула зазевавшуюся Лобзю по шее, но видно было – довольна.
– Подарки в переметных сумах возьмете, эвон. – Мечислав кивнул в сторону коня, которого спорая Онфиска уже привязывала к овину.
Остановившись у дома, Любомира окинула двор хозяйским оком:
– Мы поснедаем чуток, а вы сначала забор доделайте. Орая к стаду пошлите... Ну а как доделаете, так уж ладно – выбирайте подарки!
– Ой, благодарствуем, тетушка! – враз завизжали девки. Не очень-то баловали их тут подарками. С утроенной силой они взялись за колья – поставили вмиг, даже про Ладиславу с Любимой забыли, впрочем, толку-то от тех – чуть.
Мечислав-людин с Любомирой, помолившись Рожаницам и Роду, уселись за стол. Вернее, поначалу уселся один гость, Любомира выставляла яства – коровьи копченые языки, телятину, грибы, запеченные в горшке вместе с духовитыми травами, ржаные лепешки, вареную рыбу, орехи, сладкие палочки из затвердевшего сока лопуха, ягоды: малину, ежевику, смородину, ну и, само собой, бражку из тех же ягод. Забористую, духмяную, вкусную.
– Откушай, гостюшка дорогой, опосля о делах говорить будешь.
Мечислава не надо было упрашивать – проголодался с дороги, да и вообще сегодня не завтракал. Присев рядом, Любомира пригубила бражку, да всё подкладывала лучшие куски в стоявшее перед гостем большое деревянное блюдо, время от времени справляясь, вкусно ли?
– Ухх! – Сытно рыгнув, Мечислав откинулся к увешанной волчьими шкурами стенке. – Вот уж ублажила, люба!
Изловчившись, он ущипнул хозяйку за бок. Та довольно засмеялась.
– Вот теперь можно и делами заняться, – хищно улыбнулся Мечислав. – А ну, тащи сюда парня! Или нет... Постой-ка! Он где у тебя?
– В погребе.
– Эх, темновато там. А здесь неудобно...
– В овине посветлей будет.
– А где овин? От очага далече?
– Рядом, меж амбарами.
– Ладно, тащи его в овин, а я пока очаг разожгу поболе. Да, девок своих отправь куда-нибудь.
– Ужо отправлю. Ох, радехоньки будут.
Выйдя на двор, Любомира кликнула девок. Пождала... Те что-то не очень спешили явиться.
«Наверное, за амбаром подарки смотрят, гадюки!» – усмехнулась про себя хозяйка. И верно – обе девки, Онфиска и Лобзя, обнаружились за амбаром, под молодыми березками. Фыркая, словно лошадь, Онфиска примеряла подвески, а Лобзя едва натянула на себя куцую телогрею с беличьим мехом, сидевшую на ней, как на корове седло.
– Ишь, верещат! – ухмыльнулась Любомира. – Баски ль подарки?
– Баски, тетушка! – довольно откликнулись девки. – Нравятся.
– То-то же... Можете пойти на реку, ради гостюшки. Отдохнете там, заодно ягод да грибов соберете. Девок всех с собой заберите, да смотрите, чтоб не убегли.
– И рыжую?
– И рыжую.
– Ой, тетушка...
– Я вам покажу «ой!». Ну, что сидите? Не по нраву, так живо отправлю глину месить.
– Ой, по нраву, тетушка! По нраву.
Прогнав со двора девок и проводив их взглядом, покуда не скрылись за деревьями, Любомира, поднатужившись, отвалила в сторону огромный камень, закрывавший ход в погреб. Откинула дверцу:
– Жив ли, паря?
– Да жив пока.
– А жив, так вылезай!
Пошатываясь, Ярил Зевота выбрался наружу, щуря глаза от яркого дневного света. Светило солнышко, бежали куцые облака по голубому небу, легкий ветерок шевелил листья росших за амбарами березок.
– Что встал? Шагай давай. – Любомира подтолкнула парня в спину. Тот не удержался на ногах, упал, смешно подвернув руку. Обернулся... И закусил губу, увидев перед собой Мечислава.
– Здоров будь, Яриле-отроче, – ухмыльнулся хозяин корчмы. – Пойдем-ко в овин, поговорим.
Рывком поставив парня на ноги, он развернул его, взявши за плечи, и увесистым пинком придал правильное направление.
– Угольков из очага принеси, люба, – повалив отрока лицом вниз, попросил Мечислав. – Ну, от так-то лучше будет. – Связав Ярилу руки за спиной, он уселся ему на ноги, крикнул: – Ну, где ж ты, люба?
– Иду. Несу уже.
Любомира принесла на железном листе раскаленные докрасна угли.
– Ты чего хочешь-то от меня, дядько? – всполошился Ярил, но Мечислав ткнул его носом в землю:
– Погоди ишо говорить. Не пришло время!
Хозяйка усадьбы с любопытством смотрела на распластанного навзничь парня.
– Сыпь-ка потихоньку угольки ему на спину, – с усмешкой приказал Мечислав.
– Может, спину-то заголить сначала? – осторожно осведомилась женщина.
– Зачем? Ты сыпь, сыпь... Кошма тут есть какая? Или помело?
– Помело – вон, в углу.
Горящие угли упали на спину Ярила Зевоты. Он сразу же почувствовал жар, закричал, завертелся. Рубаха вспыхнула на его спине, запахло паленым мясом... Несчастный Ярил завопил от боли. Задергался, из глаз его полились слезы.
– Не надо больше, дядько Мечислав, не надо! Я всё скажу, всё! Спроси только...
Мечислав словно бы не слышал его. Отошел, взял помело, смахнул с Ярилиной спины угли.
– Не надо...
– Чтой-то угольки попритухли. – Мечислав покачал головой. – Люба, сходи-ка за горяченькими.
– Ой, не надо, дядько...
– Не надо, говоришь? – Мечислав перевернул несчастного отрока на спину. – А вот теперь говори, тля! Да успей, покуда люба моя с углями не вернется.
– Это всё он, варяг. Он колдун, – затараторил Ярил, облизывая давно потрескавшиеся, но так еще и не зажившие до конца губы. Мечислав-людин молча слушал его, недоверчиво усмехаясь. – Он про тебя мало выспрашивал, дядько. Больше про Ильмана Карася да про Дирмунда-князя, будто я знаю что про князя, я же не знаю про него ничего, а он...
– Дело говори! – угрожающе напомнил Мечислав. – Кто этот варяг?
– Я и говорю... Вяряга зовут Олегом. Хельги по-ихнему. Он у меня волос срезал, для заклятья. Сказал, как не буду его слушаться – так вмиг околдует. Вот и пришлось...
– Что ты для него вызнал?
– Об Ильмане немного... О делах наших тайных.
– Ух, тля! Ладно, не пужайся. Дальше!
– О Харинтии Гусе. О караване его невольничьем, что отправится скоро к радимичам.
– Почему к радимичам, когда к древлянам? – удивленно переспросил Мечислав.
– По кольцам височным. – Ничего не утаивая, Ярил Зевота жалобно посмотрел на своего палача. – Ильман, когда приехал, ими хвастал. У радимичей такие кольца, никак не у древлян.
– Умен, пся! Что еще?
– Они – Хельги этот, еще там есть узколицый, хитрый, Ирландцем кличут, да монах, да молодой воин, тоже варяг, Снорри, – верно, решили за Харинтием податься. Искали они, ране еще, девок своих пропавших, да сгорели те на лесном пожарище где-то в древлянах.
– В древлянах, говоришь? Ну-ну... И что за девки?
– Белявая, звать, кажись, Ладиславой, чернявая, рыжая... Я про девок-то им так и не вызнал, не смог.
– Про что еще вызнал, тварь? Ну!
– Всё вроде...
– Ах, вроде! Люба, давай-ка уголья.
– Нет! Нет! Я еще не всё... не всё сказал... Знай, Мечиславе, нападения на Хеврония-чаровника да на квасников – их работа.
– Ах, вот как! И ты, пес, их... Ухх! – Мечислав с удовольствием закатил Ярилу несколько смачных оплеух. Парень потерял сознание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
– Ну, здрав будь, Мечиславе.
Хозяин щековицкой корчмы, вздрогнув, обернулся.
– Испугала ты меня, Любомира, – честно признался он. – Никак не привыкну к шуткам твоим.
– А пора бы! –усмехнулась женщина и вдруг бросила на Мечислава такой умильный взгляд, какой вряд ли кто ожидал от крепостной башни. – Ране тебя ждала. Чего не ехал?
– Некогда было. – Мечислав улыбнулся. – Теперь вот нашлось времечко.
– Ну, езжай, коли нашлось, – шагнув вперед, махнула рукой Любомира и, подумав, добавила: – А парень твой в амбаре заперт. Пытался, змей, убежать – пришлось Орая на двор выпустить.
– Справная ты баба, Любомира, – одобрительно кивнул Мечислав.
– Я-то справная, – со вздохом сказала женщина. – Только вот мужик... нечастый гость у меня.
Мечислав не выдержал, соскочил с коня. Пес тут же зарычал...
– Привяжи-ко Орая, люба! – страстно прошептал он, с томлением глядя на Любомиру.
– А и не надо привязывать, – тоже шепотом отозвалась она и, повысив голос, приказала: – Домой, Орай! Домой.
Мохнатый хвост Орая еще не успел скрыться в зарослях, как любовники с жаром бросились друг другу в объятья. И хоть Мечислав-людин не уступал крепостью медведю, несладко ему пришлось в крепких руках Любомиры. Уж она потрепала его изрядно, да Мечислав тому и рад был – нечасто случалось ему любить такую женщину, что по всем статьям могла дать фору любому мужику.
– Ох, люба! – закрыв глаза, кричал он. – Сладко-то как! Сладко...
Две Любомирины девки, Онфиска и Лобзя, под стать хозяйке – сильные, огромные, неприветливые, – чинили частокол. Онфиска обтесывала топором бревно, – любо-дорого было смотреть, как играл топор в ее руке, не у всякого мужика этак играет. Лобзя стояла рядом, строго присматривая за тем, как две приблудные девки – чернявая и белявая – копают яму. Попробовали б не старательно – хороших тумаков получили бы! Чернявую звали Любимой, а белявую – Ладиславой. Еще была у них третья подружка – веснушчатая рыжая Речка, совсем еще мелкая девка, а уж смешная – Онфиска с Лобзей как ее видели, так от смеха едва слюнями не давились. Просили хозяйку:
– Ой, убери ты ее от греха, тетка Любомира, не то лопнем.
– Не лопнете, лошади! – неизменно отвечала та, однако Речку убирала – то в амбар, то в погреб. Выпускала лишь иногда – когда повеселиться хотела. К тому и еще одна причина была: девки-то, все трое, подругами были и вместях пережили что-то страшное, едва спаслись, так что горой друг за дружку были, и – то знала Любомира, не глупа была – белявая с чернявкой без рыжей своей Речки никуда б не убегли.
Хотя и так, убеги попробуй! Места вокруг для них незнаемые, дикие, зверья полно всякого: волки, медведи, да и людишки лихие, случалось, захаживали. Да и сторожа, Онфиска с Лобзей, приглядывали, а уж у тех глаза на месте, ну и самый главный – Орай. Вот уж псина умная да верная, всем псам пес!
– Да глубже, глубже рой, чадо! – Подойдя ближе, Лобзя щелкнула еле-еле шевелившую лопатой Любиму по лбу. Так себе щелкнула, в четверть силы, не то окочурится еще. Да и того девчонке хватило – села наземь, заплакала – в три ручья слезы.
– Ну, не реви, коровища. – Лобзя ласково погладила ее по волосам. – Дай-ко сюды лопату! Смотри, как надо.
Отодвинув в сторону белявую Ладиславу, Лобзя быстро углубила яму и, довольная, обернулась к Онфиске:
– Ставь.
Кивнув, та без видимых усилий взгромоздила огромное бревно себе на плечо, принесла к яме и ловко опустила:
– Закапывай!
Лобзя с Ладиславой замахали лопатами.
– А ты ничего, работать умеешь, – похвалила Ладиславу Лобзя. – А ты, – она обернулась к Любиме, – не реви, научишься.
Со стороны леса донесся приближающийся собачий лай.
– Никак, Орай бежит. – Онфиска и Лобзя отвлеклись от работы и посмотрели в сторону леса. Вернее сказать, в сторону лая – лес тут был вокруг, куда ни кинь взгляд.
– Да, это Орай, – узнала собаку Лобзя. – Кому еще быть-то? Значит, и тетка с гостем сейчас прибредут. Давай-ка убирать этих... Эй, девы! Бросай лопаты да пошли в амбар. Пить-то хотите?
– Хорошо бы, – облизала пересохшие губы Ладислава. – Да и покушать бы чего.
– Покушать, это уж не взыщите, что после гостя останется, – усмехнулась Лобзя. – Инда лепеху с молоком принесу.
– А Речке?
– Та уж с утра покормлена. – Лобзя с Онфиской переглянулись и прыснули, как и всегда при упоминании рыжей смешной девки. – Ну, идите, идите, поторапливайтесь. Завтра с утра на луг пойдем, за корой, заодно покупаемся.
– Так холодно же уже!
– Ничего, оно и приятней будет, – запирая девок в большем амбаре, засмеялась Онфиска. – А не хотите, так и сидите тут сиднями. Мы и без вас коры наберем.
– Нет, нет, Онфисушка, – разом всполошились Любима и Ладислава. – Мы с вами. Речку бы еще взять...
– Ой, хо-хо-хо! Не надоть нам этой... Хо-хо-хо... Всю кору потеряем!
Захлопнув тяжелую дверь, Онфиска ловко вогнала в пазы засовец. Кинула заинтересованный взгляд на погреб:
– Тот-то как там?
– Спит, – прислушавшись, махнула рукой Лобзя. – Чего ему еще делать-то?
В усадьбе тетки Любомиры, огороженной высоким, но местами уже кое-где подсгнившим тыном, было целых два амбара – маленький, где держали Речку, и побольше, где сидели сейчас девки: большая, по обычаю, врытая в землю изба с крытой камышом крышей, овин, просторный хлев с пятью коровами, что паслись сейчас на лугу, невдалеке за лесом. Присматривать за стадом Любомира и подумывала приспособить приблудных девок, когда попривыкнут маленько. Пока же держала их под присмотром да под засовцем, в амбаре. Кормила, правда, хорошо, но и трудиться заставляла не покладая рук, как и все здесь. То жать, то молотить, то перебирать полбу – работы на усадьбе хватало. В последнее время только, как посадили в погреб чужого парня, немножко отдыхали девки – не выпускала их хозяйка на двор уж совсем без присмотра, боялась – ну, как откроют погреб?
За воротами, уже совсем рядом, близехонько, послышались голоса, конское ржание. Лобзя отворила створки:
– Ой, здоров будь, дядько Мечислав! Подарки нам привез?
– Всё бы вам подарки! – Хозяйка незлобиво треснула зазевавшуюся Лобзю по шее, но видно было – довольна.
– Подарки в переметных сумах возьмете, эвон. – Мечислав кивнул в сторону коня, которого спорая Онфиска уже привязывала к овину.
Остановившись у дома, Любомира окинула двор хозяйским оком:
– Мы поснедаем чуток, а вы сначала забор доделайте. Орая к стаду пошлите... Ну а как доделаете, так уж ладно – выбирайте подарки!
– Ой, благодарствуем, тетушка! – враз завизжали девки. Не очень-то баловали их тут подарками. С утроенной силой они взялись за колья – поставили вмиг, даже про Ладиславу с Любимой забыли, впрочем, толку-то от тех – чуть.
Мечислав-людин с Любомирой, помолившись Рожаницам и Роду, уселись за стол. Вернее, поначалу уселся один гость, Любомира выставляла яства – коровьи копченые языки, телятину, грибы, запеченные в горшке вместе с духовитыми травами, ржаные лепешки, вареную рыбу, орехи, сладкие палочки из затвердевшего сока лопуха, ягоды: малину, ежевику, смородину, ну и, само собой, бражку из тех же ягод. Забористую, духмяную, вкусную.
– Откушай, гостюшка дорогой, опосля о делах говорить будешь.
Мечислава не надо было упрашивать – проголодался с дороги, да и вообще сегодня не завтракал. Присев рядом, Любомира пригубила бражку, да всё подкладывала лучшие куски в стоявшее перед гостем большое деревянное блюдо, время от времени справляясь, вкусно ли?
– Ухх! – Сытно рыгнув, Мечислав откинулся к увешанной волчьими шкурами стенке. – Вот уж ублажила, люба!
Изловчившись, он ущипнул хозяйку за бок. Та довольно засмеялась.
– Вот теперь можно и делами заняться, – хищно улыбнулся Мечислав. – А ну, тащи сюда парня! Или нет... Постой-ка! Он где у тебя?
– В погребе.
– Эх, темновато там. А здесь неудобно...
– В овине посветлей будет.
– А где овин? От очага далече?
– Рядом, меж амбарами.
– Ладно, тащи его в овин, а я пока очаг разожгу поболе. Да, девок своих отправь куда-нибудь.
– Ужо отправлю. Ох, радехоньки будут.
Выйдя на двор, Любомира кликнула девок. Пождала... Те что-то не очень спешили явиться.
«Наверное, за амбаром подарки смотрят, гадюки!» – усмехнулась про себя хозяйка. И верно – обе девки, Онфиска и Лобзя, обнаружились за амбаром, под молодыми березками. Фыркая, словно лошадь, Онфиска примеряла подвески, а Лобзя едва натянула на себя куцую телогрею с беличьим мехом, сидевшую на ней, как на корове седло.
– Ишь, верещат! – ухмыльнулась Любомира. – Баски ль подарки?
– Баски, тетушка! – довольно откликнулись девки. – Нравятся.
– То-то же... Можете пойти на реку, ради гостюшки. Отдохнете там, заодно ягод да грибов соберете. Девок всех с собой заберите, да смотрите, чтоб не убегли.
– И рыжую?
– И рыжую.
– Ой, тетушка...
– Я вам покажу «ой!». Ну, что сидите? Не по нраву, так живо отправлю глину месить.
– Ой, по нраву, тетушка! По нраву.
Прогнав со двора девок и проводив их взглядом, покуда не скрылись за деревьями, Любомира, поднатужившись, отвалила в сторону огромный камень, закрывавший ход в погреб. Откинула дверцу:
– Жив ли, паря?
– Да жив пока.
– А жив, так вылезай!
Пошатываясь, Ярил Зевота выбрался наружу, щуря глаза от яркого дневного света. Светило солнышко, бежали куцые облака по голубому небу, легкий ветерок шевелил листья росших за амбарами березок.
– Что встал? Шагай давай. – Любомира подтолкнула парня в спину. Тот не удержался на ногах, упал, смешно подвернув руку. Обернулся... И закусил губу, увидев перед собой Мечислава.
– Здоров будь, Яриле-отроче, – ухмыльнулся хозяин корчмы. – Пойдем-ко в овин, поговорим.
Рывком поставив парня на ноги, он развернул его, взявши за плечи, и увесистым пинком придал правильное направление.
– Угольков из очага принеси, люба, – повалив отрока лицом вниз, попросил Мечислав. – Ну, от так-то лучше будет. – Связав Ярилу руки за спиной, он уселся ему на ноги, крикнул: – Ну, где ж ты, люба?
– Иду. Несу уже.
Любомира принесла на железном листе раскаленные докрасна угли.
– Ты чего хочешь-то от меня, дядько? – всполошился Ярил, но Мечислав ткнул его носом в землю:
– Погоди ишо говорить. Не пришло время!
Хозяйка усадьбы с любопытством смотрела на распластанного навзничь парня.
– Сыпь-ка потихоньку угольки ему на спину, – с усмешкой приказал Мечислав.
– Может, спину-то заголить сначала? – осторожно осведомилась женщина.
– Зачем? Ты сыпь, сыпь... Кошма тут есть какая? Или помело?
– Помело – вон, в углу.
Горящие угли упали на спину Ярила Зевоты. Он сразу же почувствовал жар, закричал, завертелся. Рубаха вспыхнула на его спине, запахло паленым мясом... Несчастный Ярил завопил от боли. Задергался, из глаз его полились слезы.
– Не надо больше, дядько Мечислав, не надо! Я всё скажу, всё! Спроси только...
Мечислав словно бы не слышал его. Отошел, взял помело, смахнул с Ярилиной спины угли.
– Не надо...
– Чтой-то угольки попритухли. – Мечислав покачал головой. – Люба, сходи-ка за горяченькими.
– Ой, не надо, дядько...
– Не надо, говоришь? – Мечислав перевернул несчастного отрока на спину. – А вот теперь говори, тля! Да успей, покуда люба моя с углями не вернется.
– Это всё он, варяг. Он колдун, – затараторил Ярил, облизывая давно потрескавшиеся, но так еще и не зажившие до конца губы. Мечислав-людин молча слушал его, недоверчиво усмехаясь. – Он про тебя мало выспрашивал, дядько. Больше про Ильмана Карася да про Дирмунда-князя, будто я знаю что про князя, я же не знаю про него ничего, а он...
– Дело говори! – угрожающе напомнил Мечислав. – Кто этот варяг?
– Я и говорю... Вяряга зовут Олегом. Хельги по-ихнему. Он у меня волос срезал, для заклятья. Сказал, как не буду его слушаться – так вмиг околдует. Вот и пришлось...
– Что ты для него вызнал?
– Об Ильмане немного... О делах наших тайных.
– Ух, тля! Ладно, не пужайся. Дальше!
– О Харинтии Гусе. О караване его невольничьем, что отправится скоро к радимичам.
– Почему к радимичам, когда к древлянам? – удивленно переспросил Мечислав.
– По кольцам височным. – Ничего не утаивая, Ярил Зевота жалобно посмотрел на своего палача. – Ильман, когда приехал, ими хвастал. У радимичей такие кольца, никак не у древлян.
– Умен, пся! Что еще?
– Они – Хельги этот, еще там есть узколицый, хитрый, Ирландцем кличут, да монах, да молодой воин, тоже варяг, Снорри, – верно, решили за Харинтием податься. Искали они, ране еще, девок своих пропавших, да сгорели те на лесном пожарище где-то в древлянах.
– В древлянах, говоришь? Ну-ну... И что за девки?
– Белявая, звать, кажись, Ладиславой, чернявая, рыжая... Я про девок-то им так и не вызнал, не смог.
– Про что еще вызнал, тварь? Ну!
– Всё вроде...
– Ах, вроде! Люба, давай-ка уголья.
– Нет! Нет! Я еще не всё... не всё сказал... Знай, Мечиславе, нападения на Хеврония-чаровника да на квасников – их работа.
– Ах, вот как! И ты, пес, их... Ухх! – Мечислав с удовольствием закатил Ярилу несколько смачных оплеух. Парень потерял сознание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41