К тому же артельщики на погрузке раньше обычного работу закончили – вот и проворонили их матери, жены, дочки, не успели встретить. Артельщики, кваску хлебнув изрядно, куда пошли? Ясно куда. К Хевронию. А тот уж их ждал, улыбался, как друзьям наилучшим. А ну, угадай?
К вечеру, сидя в уголке, у старого причала, чародеи-жемчужники подсчитывали дневную добычу. Неплохой выдался день, таких бы побольше. Грех богов гневить – пять жемчужин, три беличьи шкурки, серебряных монет две, шапка, кошачьим мехом отороченная, две рубахи беленых, да небеленого холста одна. Проигравшие-то так и пошли домой без рубах, вот потеха-то!
Хевроний, улыбаясь солнышку щербатым ртом, подбросил на ладони дирхем.... Поймал. Снова подбросил – опять поймал. Подбросил...
Чья-то рука ловко прибрала монету.
Хевроний, а с ним и молодцы, и дед с отроком – все, кроме Неруча кривоносого, тот к Мечиславу как убег, так не возвращался еще, – переглянулись. Ну-ка, кто тут шутки нехорошие шутит?
Обернулись – и осеклись.
Перед ними стоял воин. Сильный, в длинной серебристой кольчуге, переливающейся на солнце яркими зайчиками, в ромейских золоченых поножах и таких же наручах, в островерхом шлеме, прикрывавшем верхнюю часть лица блестящей стальной полумаской с прорезанными очами. К полумаске была прикреплена кольчужная сетка, не дававшая возможности разглядеть лицо воина.
Повертев пальцами монету, незнакомец молча убрал ее к себе в объемистый кошель, привязанный к поясу, и так же молча требовательно протянул руку:
– Остальное тоже сюда. Быстро!
Похватав увесистые дубины, молодцы вскочили было на ноги – проучить нежданного лиходея. Куда там! Хевроний не понял, что и произошло-то. Воин в кольчуге даже не доставал меча, лишь просто махнул ногами – и молодцы со стоном улетели в кусты.
– Сидеть! – Одним взглядом пригвоздив к месту собиравшихся незаметно дать деру деда с отроком, воин вытащил меч и подошел к молодцам. – Сесть. Рядом! – Острием меча он указал на старые мостки. Вокруг буйно разрослись бузина и ива, заросли были таким густыми, что местами казались вообще непроходимыми.
Опасливо косясь на меч, молодцы проворно исполнили указание. Сообразили, что шутить с ними никто не намерен. Всё более чем серьезно. Ну, не убили пока, и то хорошо.
Хевроний, ни жив ни мертв от страха, протянул лиходею-кольчужнику всю дневную добычу и на всякий случай поклонился.
Лиходей, глухо – из-под кольчужки-бармицы – усмехнувшись, выбрал кольцо, взял двумя пальцами, поднял над головой...
Вжжик!!!
Словно молния, в воздухе просвистела стрела и, пронзив кольцо, впилась в мостки между ногами деда.
В страхе Хевроний закрыл глаза... а когда открыл, воина уже не было. Искать его охотников не нашлось. Помнили, как метко стреляет его сообщник...
Ближе к ночи в корчме Мечислава-людина случился шумный скандал. Вернее, скандалил и шумел сам Мечислав – длиннорукий толстоносый тип, весь заросший рыжеватыми волосами. Схватив попавшийся под руку корец, запустил им в очаг. Пнул ногой котел, растоптал ногами оловянный кубок, привезенный с далекой аглицкой земли. Буйствовал. И причины на то были!
За сегодняшний день неизвестные злодеи, хорошо вооруженные, в кольчугах и шлемах, ограбили почти всех его людей: артель чаровника Хеврония, двух конокрадов, менялу Людоту и даже старика Исфагила – хазарина, невесть когда прижившегося в Киеве и промышлявшего мелкими кражами на Подоле.
Убыток оказался значительным, но не в этом было дело, в другом: хорошо, если неизвестные наглецы – приезжие и, схватив куш, угомонятся. А если нет? Это что же – постоянно с ними делиться? Нет, надо что-то немедленно предпринять.
– И что ты сейчас сделаешь? – охладил пыл Мечислава зашедший в корчму Ильман Карась. – Подожди-ко лучше до завтра. Может, и ничего.
– Как же, ничего! Да их тут артель целая, лиходеев этих. Кто в серебряных кольчугах, кто в черненых, кто вовсе без кольчуги да без шлема, только рожа одна плащом до бровей замотана. Может, князю пожаловаться?
– Погоди князю... – Ильман Карась отмахнулся. Жаловаться князьям – Хаскульду или тому же Дирмунду – было, по его мнению, бесполезно. Сильно подозревал Ильман, что грабежами балуется кто-то из старшей дружины, – судя по рассказам, вооружены налетчики были не хило. Мечи, шлемы, кольчуги. Нет, это не голь перекатная! Гриди... А то и повыше.
Вовсе не за этим пришел к Мечиславу Ильман Карась. За другим... Посидел немного у очага, ноги вытянув, потер на щеке бородавицу. Спросил:
– Чегой-то не вижу парня твоего, Ярила?
– А, про Зевоту спрашиваешь. – Выпустив злость и оттого несколько успокоившись, Мечислав-людин присел на лавку рядом. – К себе на Почайну отпросился на день Зевота. Завтра с утра объявится, куда ему деться.
– Завтра так завтра, – покладисто согласился Карась. – Я-то уйду раненько, а ты парню своему, Яриле этому, вели с кем-нибудь из твоих отправиться, вроде как для присмотру или охранщиком. Лишь бы весь день на виду был.
– С Хевронием-чаровником и отправлю. – Нахмурившись, Мечислав исподлобья посмотрел на гостя: – Ярил Зевота?
– Кто знает? – усмехнулся Ильман Карась. – Но проверить надо!
Полдня Ярил Зевота слонялся по рынку вместе с парой молодцов – охраняли чаровника Хеврония, ловко крутившего свои чарки меж пристанью и торгом. Место жулики выбрали удачно, народ – купцы с помощниками, корабельщики, мелкие торговцы, смерды – во множестве шастал туда-сюда, то с пристани к торгу, то, наоборот, с торга на пристань. Собственно, никто не мог бы сказать точно, где начинался рынок и кончалась пристань. Разве что у самых мостков никто не торговал... ну, это на первый взгляд так казалось. Вон, уже прибежали туда вездесущие мальчишки-квасники с большими плетеными флягами за спиною:
– А вот квасок! Холодненький, забористый. А уж вкусен! Налетай, гость, покуда не скис.
Тут же и лепешечники:
– Лепешки горячие, аржаные, овсяные! Съешь одну – на день сыт будешь!
Вроде бы без дела толкавшийся у пристани Хельги-ярл съел пару лепешек – и вправду еще теплых, – запил забористым квасом и, утерев усы и бородку подолом рубахи квасника, повернул к длинным рядам торговцев.
– Жемчужина речная, редкая, угадаешь – твоя будет! Не стой, паря, дубом, лови свое счастие!
Увидев Хеврония с чарками, Хельги усмехнулся и, пройдя мимо, остановился у горшечного ряда. Внимательно осмотрел кувшины, скривился недовольно – чтоб все, кому надо, видели. Выспросил громко, на весь торг, где самые лучшие горшечники живут. Кивнул, да и, не таясь, зашагал к коновязи.
Ярил Зевота, в посконной рубахе с вышивкой, давно уже заприметил ярла, но подойти боялся, хоть и имел что сказать. С утра еще проговорился Мечислав-людин о том, что собирается большой караван в древлянскую землю, и собирает его Харинтий Гусь.
Услыхав то, Ярил про себя хмыкнул – ясно, что за караван, коли Харинтий Гусь за хозяина. Невольничий! Только вот почему к древлянам? Было бы ясно, ежели б к ромеям иль в степь. А зачем древлянам невольники? Чем они их кормить-то будут, посконники занюханные, коли самим частенько жрать нечего? Нет, не продаст там Гусь никого...
Впрочем, Харинтий выжига известный и вряд ли решился бы на заведомо разорительное предприятие. Но почему к древлянам? Если бы к радимичам, тогда понятно... Что ж, выходит, и в древлянской земле что-то у кого-то затевается? Дела интересные, надо бы сообщить варягу. А тот, глядишь, и совсем отпустит...
Эх, вот бы забрать у него состриженные волосы, тогда можно было б и не спрашиваясь улепетнуть куда подальше... Ярил вздохнул и тут же посмеялся своим мыслям. Улепетнуть... А куда? На Почайне в родовом селении спину горбить? Больно надо, давно отвык он от этого. В другой город податься? В Чернигов, Смоленск или еще дальше, в Ладогу? Так он там чужаком будет, не заработает ничего, разве только артельщиком на разгрузке, да ведь и не возьмут в артельщики чужого. Нет, из Киева дорога заказана. Тут следует жить, негде больше. Только надо затаиться на время, затихнуть, как карась в тине. Переждать... Опять же – где? К купцам, что ли, наняться, что в Царь-град ходят? Так ведь не сезон... Следующей весной можно будет, но до того времени что еще случится, известно лишь одним богам. Похоже, один путь – служить верно варягу. И лишнюю куну подзаработать можно, и – в случае чего – какая-никакая защита. Варяг – воин знатный. Как там его? Олег? Нет, это по-киевски – Олег, а на их говоре – Хельги. Хельги-ярл. Вон он, у горшечников трется...
Ярил подозвал квасника, выпил – ух и кислый же квас, аж скулы свело. Вместо оплаты наградил квасника пинком и пообещал набить морду, ежели еще раз этакой кисленью торговать вздумает, пес нехороший! «Нехороший пес» квасник – мелкий прыщеватый пацан лет одиннадцати – с плачем убежал прочь, верно, жаловаться. Было кому – сам по себе здесь никто не торговал, все под чьей-то защитой. И правда – Ярил и в носу поковырять не успел, как рядом с ним возникли два бугая, за которыми, невдалеке, маячила прыщавая рожа обиженного квасника.
– Отойдем-ка, паря! – крепко взяв Ярила под руку, шепнул один из бугаев.
– Лапы убери, – так же тихо отозвался Ярил. – Малец ваш, подлюка, чуть меня не отравил своим пойлом. А что не так – Мечислава-людина знаете?
Бугаи переглянулись. Видно, знали такого. Отошли, пошептались о чем-то. Подошли снова:
– Ты это... Мечислав что, квасников под себя взять решил?
– Нужны ему ваши квасники! У него и так вон... – Зевота кивнул на толпу, собравшуюся около артели чародея Хеврония, – доходов хватает, нужна ему ваша мелочь.
Бугаи выдохнули с видимым облегчением:
– Тогда давай так: ты нас не знаешь, мы – тебя.
– Валите, – согласно махнул рукой Ярил.
– Только ты того... мальцам нашим торговать не мешай.
– Нужно мне больно...
Отвернувшись от бугаев, Ярил Зевота задумчиво поковырял пальцем в носу, поискал взглядом чародейных молодцов-обормотов, подозвал:
– Вот что, парни, я отлучусь на маленько.
– А Мечислав наказывал, чтоб...
– За хмельным, дудари вы дурные! Любите хмельное?
Обормоты разом кивнули.
– Тогда ждите. А Мечиславу скажете – никуда не уходил.
– Скажем! – предвкушая хмельное, дружно заверили молодцы. – Возвертайся только скорее, в горле пересохло, уж мочи нет.
– Ждите.
Усмехнувшись, Ярил ловко проскочил мимо рыбных рядов и, обойдя торг, зашагал по Подолу к холму. Пыльные узкие улочки разбегались по всему Подолу довольно беспорядочно, и найти нужный дом было не так-то легко, хорошо хоть, Ярил примерно знал, где селятся горшечники. Прошел мимо небольшой, но уютной усадьбы, с частоколом, амбаром и дивным яблоневым садом – вот бы ему такой! – свернул к детинцу, поплутал немного, прошелся вдоль рва, снова свернул, через кусты, через рощицу, через сад-огород выбрался-таки в нужное место, пропустив впереди себя пару возов с глиной. А где глина – там, ясно, и гончары. Вот и нужный дом, как и все в землю вросший, крыша свежим камышом крыта, плетень, недавно чиненный, кольями подперт. На кольях – горшки, чтоб все знали, чем занят хозяин. Средний горшок... Эх-ма. Не припас угля! Вон, парень какой-то...
– Эй, малый! Уголька не вынесешь ли? Живот схватило.
Спрятав в ладони уголек, еще теплый, Ярил Зевота оглянулся – вокруг никого не было – и быстро провел на среднем кувшине черную линию.
– Ну, вот. – Выбросив уголь, он улыбнулся и деловито зашагал обратно на пристань. Нужно было еще зайти к одной бабке, за хмельным...
На возу, стоявшем рядом с двором горшечника, зашевелилось сено. Выбравшийся наружу кривоносый мужичонка – Неруч – в задумчивости почесал затылок. Что делать – идти следом за Зевотой, как велено? Иль остаться здесь, дожидаясь того, для кого оставлена метка? Вроде б надо – как велено. Но и тут... Узнает Карась – не простит. Что б такое придумать? Неруч пошмыгал свернутым на сторону носом, огляделся – рядом с ним, в пыли, валялся выброшенный Ярилом уголь. Радостная улыбка озарила хмурое лицо соглядатая. Схватив уголь, он нарисовал линии на всех горшках. Пусть потом тот, кто придет, разбирается... И тут же испугался. А вдруг и это какой-то знак? Выбросив уголь, поплевал на рукав да стер всё. Так-то лучше будет. Словно ничего и не было... Стерев, побежал вслед за Зевотой – как велено...
– Значит, всё-таки он, – поджав губы, глухо произнес Мечислав-людин, бросив взгляд на сидевшего перед ним Неруча. – Значит – он. Ну, Ярил! Недаром Ильман Карась...
Мечислав не успел закончить, как в горницу вошел сам Ильман Карась. Лупоглазый, прилизанный, бородавчатый, в неприметной посконной рубахе. Сдвинув брови, строго взглянул на сидящих:
– Ну?
– Он. – Оба кивнули. – Ярил Зевота.
– Я ж то и говорил. Что видел? – Ильман перевел взгляд на кривоносого.
– Знак кому-то подал, пес, – с ухмылкой отвечал тот. – Нарисовал углем на кувшинце, что на плетне у горшечника на Подоле. Я тот знак стер, батюшка! – не удержавшись, похвастал Неруч.
– Чего сделал? – Ильман Карась с размаху щелкнул соглядатая в лоб, да так, что из глаз у того полетели искры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
К вечеру, сидя в уголке, у старого причала, чародеи-жемчужники подсчитывали дневную добычу. Неплохой выдался день, таких бы побольше. Грех богов гневить – пять жемчужин, три беличьи шкурки, серебряных монет две, шапка, кошачьим мехом отороченная, две рубахи беленых, да небеленого холста одна. Проигравшие-то так и пошли домой без рубах, вот потеха-то!
Хевроний, улыбаясь солнышку щербатым ртом, подбросил на ладони дирхем.... Поймал. Снова подбросил – опять поймал. Подбросил...
Чья-то рука ловко прибрала монету.
Хевроний, а с ним и молодцы, и дед с отроком – все, кроме Неруча кривоносого, тот к Мечиславу как убег, так не возвращался еще, – переглянулись. Ну-ка, кто тут шутки нехорошие шутит?
Обернулись – и осеклись.
Перед ними стоял воин. Сильный, в длинной серебристой кольчуге, переливающейся на солнце яркими зайчиками, в ромейских золоченых поножах и таких же наручах, в островерхом шлеме, прикрывавшем верхнюю часть лица блестящей стальной полумаской с прорезанными очами. К полумаске была прикреплена кольчужная сетка, не дававшая возможности разглядеть лицо воина.
Повертев пальцами монету, незнакомец молча убрал ее к себе в объемистый кошель, привязанный к поясу, и так же молча требовательно протянул руку:
– Остальное тоже сюда. Быстро!
Похватав увесистые дубины, молодцы вскочили было на ноги – проучить нежданного лиходея. Куда там! Хевроний не понял, что и произошло-то. Воин в кольчуге даже не доставал меча, лишь просто махнул ногами – и молодцы со стоном улетели в кусты.
– Сидеть! – Одним взглядом пригвоздив к месту собиравшихся незаметно дать деру деда с отроком, воин вытащил меч и подошел к молодцам. – Сесть. Рядом! – Острием меча он указал на старые мостки. Вокруг буйно разрослись бузина и ива, заросли были таким густыми, что местами казались вообще непроходимыми.
Опасливо косясь на меч, молодцы проворно исполнили указание. Сообразили, что шутить с ними никто не намерен. Всё более чем серьезно. Ну, не убили пока, и то хорошо.
Хевроний, ни жив ни мертв от страха, протянул лиходею-кольчужнику всю дневную добычу и на всякий случай поклонился.
Лиходей, глухо – из-под кольчужки-бармицы – усмехнувшись, выбрал кольцо, взял двумя пальцами, поднял над головой...
Вжжик!!!
Словно молния, в воздухе просвистела стрела и, пронзив кольцо, впилась в мостки между ногами деда.
В страхе Хевроний закрыл глаза... а когда открыл, воина уже не было. Искать его охотников не нашлось. Помнили, как метко стреляет его сообщник...
Ближе к ночи в корчме Мечислава-людина случился шумный скандал. Вернее, скандалил и шумел сам Мечислав – длиннорукий толстоносый тип, весь заросший рыжеватыми волосами. Схватив попавшийся под руку корец, запустил им в очаг. Пнул ногой котел, растоптал ногами оловянный кубок, привезенный с далекой аглицкой земли. Буйствовал. И причины на то были!
За сегодняшний день неизвестные злодеи, хорошо вооруженные, в кольчугах и шлемах, ограбили почти всех его людей: артель чаровника Хеврония, двух конокрадов, менялу Людоту и даже старика Исфагила – хазарина, невесть когда прижившегося в Киеве и промышлявшего мелкими кражами на Подоле.
Убыток оказался значительным, но не в этом было дело, в другом: хорошо, если неизвестные наглецы – приезжие и, схватив куш, угомонятся. А если нет? Это что же – постоянно с ними делиться? Нет, надо что-то немедленно предпринять.
– И что ты сейчас сделаешь? – охладил пыл Мечислава зашедший в корчму Ильман Карась. – Подожди-ко лучше до завтра. Может, и ничего.
– Как же, ничего! Да их тут артель целая, лиходеев этих. Кто в серебряных кольчугах, кто в черненых, кто вовсе без кольчуги да без шлема, только рожа одна плащом до бровей замотана. Может, князю пожаловаться?
– Погоди князю... – Ильман Карась отмахнулся. Жаловаться князьям – Хаскульду или тому же Дирмунду – было, по его мнению, бесполезно. Сильно подозревал Ильман, что грабежами балуется кто-то из старшей дружины, – судя по рассказам, вооружены налетчики были не хило. Мечи, шлемы, кольчуги. Нет, это не голь перекатная! Гриди... А то и повыше.
Вовсе не за этим пришел к Мечиславу Ильман Карась. За другим... Посидел немного у очага, ноги вытянув, потер на щеке бородавицу. Спросил:
– Чегой-то не вижу парня твоего, Ярила?
– А, про Зевоту спрашиваешь. – Выпустив злость и оттого несколько успокоившись, Мечислав-людин присел на лавку рядом. – К себе на Почайну отпросился на день Зевота. Завтра с утра объявится, куда ему деться.
– Завтра так завтра, – покладисто согласился Карась. – Я-то уйду раненько, а ты парню своему, Яриле этому, вели с кем-нибудь из твоих отправиться, вроде как для присмотру или охранщиком. Лишь бы весь день на виду был.
– С Хевронием-чаровником и отправлю. – Нахмурившись, Мечислав исподлобья посмотрел на гостя: – Ярил Зевота?
– Кто знает? – усмехнулся Ильман Карась. – Но проверить надо!
Полдня Ярил Зевота слонялся по рынку вместе с парой молодцов – охраняли чаровника Хеврония, ловко крутившего свои чарки меж пристанью и торгом. Место жулики выбрали удачно, народ – купцы с помощниками, корабельщики, мелкие торговцы, смерды – во множестве шастал туда-сюда, то с пристани к торгу, то, наоборот, с торга на пристань. Собственно, никто не мог бы сказать точно, где начинался рынок и кончалась пристань. Разве что у самых мостков никто не торговал... ну, это на первый взгляд так казалось. Вон, уже прибежали туда вездесущие мальчишки-квасники с большими плетеными флягами за спиною:
– А вот квасок! Холодненький, забористый. А уж вкусен! Налетай, гость, покуда не скис.
Тут же и лепешечники:
– Лепешки горячие, аржаные, овсяные! Съешь одну – на день сыт будешь!
Вроде бы без дела толкавшийся у пристани Хельги-ярл съел пару лепешек – и вправду еще теплых, – запил забористым квасом и, утерев усы и бородку подолом рубахи квасника, повернул к длинным рядам торговцев.
– Жемчужина речная, редкая, угадаешь – твоя будет! Не стой, паря, дубом, лови свое счастие!
Увидев Хеврония с чарками, Хельги усмехнулся и, пройдя мимо, остановился у горшечного ряда. Внимательно осмотрел кувшины, скривился недовольно – чтоб все, кому надо, видели. Выспросил громко, на весь торг, где самые лучшие горшечники живут. Кивнул, да и, не таясь, зашагал к коновязи.
Ярил Зевота, в посконной рубахе с вышивкой, давно уже заприметил ярла, но подойти боялся, хоть и имел что сказать. С утра еще проговорился Мечислав-людин о том, что собирается большой караван в древлянскую землю, и собирает его Харинтий Гусь.
Услыхав то, Ярил про себя хмыкнул – ясно, что за караван, коли Харинтий Гусь за хозяина. Невольничий! Только вот почему к древлянам? Было бы ясно, ежели б к ромеям иль в степь. А зачем древлянам невольники? Чем они их кормить-то будут, посконники занюханные, коли самим частенько жрать нечего? Нет, не продаст там Гусь никого...
Впрочем, Харинтий выжига известный и вряд ли решился бы на заведомо разорительное предприятие. Но почему к древлянам? Если бы к радимичам, тогда понятно... Что ж, выходит, и в древлянской земле что-то у кого-то затевается? Дела интересные, надо бы сообщить варягу. А тот, глядишь, и совсем отпустит...
Эх, вот бы забрать у него состриженные волосы, тогда можно было б и не спрашиваясь улепетнуть куда подальше... Ярил вздохнул и тут же посмеялся своим мыслям. Улепетнуть... А куда? На Почайне в родовом селении спину горбить? Больно надо, давно отвык он от этого. В другой город податься? В Чернигов, Смоленск или еще дальше, в Ладогу? Так он там чужаком будет, не заработает ничего, разве только артельщиком на разгрузке, да ведь и не возьмут в артельщики чужого. Нет, из Киева дорога заказана. Тут следует жить, негде больше. Только надо затаиться на время, затихнуть, как карась в тине. Переждать... Опять же – где? К купцам, что ли, наняться, что в Царь-град ходят? Так ведь не сезон... Следующей весной можно будет, но до того времени что еще случится, известно лишь одним богам. Похоже, один путь – служить верно варягу. И лишнюю куну подзаработать можно, и – в случае чего – какая-никакая защита. Варяг – воин знатный. Как там его? Олег? Нет, это по-киевски – Олег, а на их говоре – Хельги. Хельги-ярл. Вон он, у горшечников трется...
Ярил подозвал квасника, выпил – ух и кислый же квас, аж скулы свело. Вместо оплаты наградил квасника пинком и пообещал набить морду, ежели еще раз этакой кисленью торговать вздумает, пес нехороший! «Нехороший пес» квасник – мелкий прыщеватый пацан лет одиннадцати – с плачем убежал прочь, верно, жаловаться. Было кому – сам по себе здесь никто не торговал, все под чьей-то защитой. И правда – Ярил и в носу поковырять не успел, как рядом с ним возникли два бугая, за которыми, невдалеке, маячила прыщавая рожа обиженного квасника.
– Отойдем-ка, паря! – крепко взяв Ярила под руку, шепнул один из бугаев.
– Лапы убери, – так же тихо отозвался Ярил. – Малец ваш, подлюка, чуть меня не отравил своим пойлом. А что не так – Мечислава-людина знаете?
Бугаи переглянулись. Видно, знали такого. Отошли, пошептались о чем-то. Подошли снова:
– Ты это... Мечислав что, квасников под себя взять решил?
– Нужны ему ваши квасники! У него и так вон... – Зевота кивнул на толпу, собравшуюся около артели чародея Хеврония, – доходов хватает, нужна ему ваша мелочь.
Бугаи выдохнули с видимым облегчением:
– Тогда давай так: ты нас не знаешь, мы – тебя.
– Валите, – согласно махнул рукой Ярил.
– Только ты того... мальцам нашим торговать не мешай.
– Нужно мне больно...
Отвернувшись от бугаев, Ярил Зевота задумчиво поковырял пальцем в носу, поискал взглядом чародейных молодцов-обормотов, подозвал:
– Вот что, парни, я отлучусь на маленько.
– А Мечислав наказывал, чтоб...
– За хмельным, дудари вы дурные! Любите хмельное?
Обормоты разом кивнули.
– Тогда ждите. А Мечиславу скажете – никуда не уходил.
– Скажем! – предвкушая хмельное, дружно заверили молодцы. – Возвертайся только скорее, в горле пересохло, уж мочи нет.
– Ждите.
Усмехнувшись, Ярил ловко проскочил мимо рыбных рядов и, обойдя торг, зашагал по Подолу к холму. Пыльные узкие улочки разбегались по всему Подолу довольно беспорядочно, и найти нужный дом было не так-то легко, хорошо хоть, Ярил примерно знал, где селятся горшечники. Прошел мимо небольшой, но уютной усадьбы, с частоколом, амбаром и дивным яблоневым садом – вот бы ему такой! – свернул к детинцу, поплутал немного, прошелся вдоль рва, снова свернул, через кусты, через рощицу, через сад-огород выбрался-таки в нужное место, пропустив впереди себя пару возов с глиной. А где глина – там, ясно, и гончары. Вот и нужный дом, как и все в землю вросший, крыша свежим камышом крыта, плетень, недавно чиненный, кольями подперт. На кольях – горшки, чтоб все знали, чем занят хозяин. Средний горшок... Эх-ма. Не припас угля! Вон, парень какой-то...
– Эй, малый! Уголька не вынесешь ли? Живот схватило.
Спрятав в ладони уголек, еще теплый, Ярил Зевота оглянулся – вокруг никого не было – и быстро провел на среднем кувшине черную линию.
– Ну, вот. – Выбросив уголь, он улыбнулся и деловито зашагал обратно на пристань. Нужно было еще зайти к одной бабке, за хмельным...
На возу, стоявшем рядом с двором горшечника, зашевелилось сено. Выбравшийся наружу кривоносый мужичонка – Неруч – в задумчивости почесал затылок. Что делать – идти следом за Зевотой, как велено? Иль остаться здесь, дожидаясь того, для кого оставлена метка? Вроде б надо – как велено. Но и тут... Узнает Карась – не простит. Что б такое придумать? Неруч пошмыгал свернутым на сторону носом, огляделся – рядом с ним, в пыли, валялся выброшенный Ярилом уголь. Радостная улыбка озарила хмурое лицо соглядатая. Схватив уголь, он нарисовал линии на всех горшках. Пусть потом тот, кто придет, разбирается... И тут же испугался. А вдруг и это какой-то знак? Выбросив уголь, поплевал на рукав да стер всё. Так-то лучше будет. Словно ничего и не было... Стерев, побежал вслед за Зевотой – как велено...
– Значит, всё-таки он, – поджав губы, глухо произнес Мечислав-людин, бросив взгляд на сидевшего перед ним Неруча. – Значит – он. Ну, Ярил! Недаром Ильман Карась...
Мечислав не успел закончить, как в горницу вошел сам Ильман Карась. Лупоглазый, прилизанный, бородавчатый, в неприметной посконной рубахе. Сдвинув брови, строго взглянул на сидящих:
– Ну?
– Он. – Оба кивнули. – Ярил Зевота.
– Я ж то и говорил. Что видел? – Ильман перевел взгляд на кривоносого.
– Знак кому-то подал, пес, – с ухмылкой отвечал тот. – Нарисовал углем на кувшинце, что на плетне у горшечника на Подоле. Я тот знак стер, батюшка! – не удержавшись, похвастал Неруч.
– Чего сделал? – Ильман Карась с размаху щелкнул соглядатая в лоб, да так, что из глаз у того полетели искры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41