Первой нашей целью, на лужайке неподалёку оттуда, стал африт, облачённый в тело пожилой женщины. Он с пронзительным гиканьем посылал в толпу один Спазм за другим. Мы в два шага очутились у него за спиной. Из посоха вырвался луч — и африт стал воспоминанием, вздыхающим на ветру. Мы повернулись, переместились — и очутились далеко оттуда, среди ярмарочных аттракционов, где трое могучих джиннов, одетых в пухлые человеческие шкуры, деловито опрокидывали «Замок султана». Натаниэль указал на них посохом, и все трое растворились в одной-единственной алчной вспышке света. Мы огляделись, увидели, как у рощицы пошатывающийся гибрид человека и духа охотится за ребёнком, и в три шага оказались рядом. Белый огонь пожрал гибрида. Ребёнок умчался во тьму.
«Нам нужна помощь, — подумал Натаниэль, — людям надо помочь. Они бегают кругами».
«Ну, это уж не наша за… Ага, я их вижу! Пошли!»
Шаг, прыжок — мы приземлились на крыше летнего театра, развернулись вокруг центрального столба, выстрелили четыре раза. Три гибрида погибли; четвёртый, встревоженный смертью товарищей, шарахнулся, отскочил, заметил нас и выпустил Спазм. Летний театр разлетелся в щепки, но мы ловко кувырнулись в сторону, съехали вниз по парусиновому навесу и, прежде чем наши сапоги коснулись земли, превратили сущность нападавшего в сноп потухающих искр.
Я ощутил укол совести. Решимость Натаниэля ослабла. Он замешкался. «Это… это же была Хелен Малбинди! Да, точно. Она…»
«Она давно уже мертва. Ты убил её убийцу. Шевели ножками! Вон там, у озера! Видишь ребятишек? Скорее!»
Лучше не останавливаться. Лучше об этом не думать. Главное — сражаться.
Прошло десять минут. Мы стояли под дубом в центре парка. Рядом курились останки ещё двух джиннов.
«Ты не замечаешь в наших духах ничего странного? — подумал я. — В смысле, такого, что было бы заметно».
«Глаза? Они у них иногда светятся».
«Глаза-то глазами, но я имел в виду ауры. Они вроде как выросли».
«И что это означает?»
«Не знаю я. Такое впечатление, что им вроде как тесно в человеческих телах».
«Ты думаешь…»
«Духи, которых призвал сюда Факварл, все очень могущественны. Быть может, они становятся ещё сильнее оттого, что подкормились. И если…»
«Погоди. Там, у озера…»
И мы бросились дальше.
Мы гоняли по парку взад-вперёд, среди павильонов и детских площадок, беседок и дорожек, всюду, где мельком замечали крадущиеся, хищные движения. Временами джинны замечали нас и пытались дать сдачи. Чаще нам удавалось подкрасться незамеченными. Перед мощью посоха никто устоять не мог, а семимильные сапоги переносили нас с места на место прежде, чем кто-либо успевал нас заметить. Натаниэль был холоден и решителен, с посохом он с каждой минутой управлялся все искуснее. Что до меня, то, возможно, дело было в адреналине, бурлящем в нашей общей крови, а может быть, и нет, но я мало-помалу начал получать огромное удовольствие. Во мне постепенно просыпалась былая кровожадность, бешеная радость битвы, которую я ощущал в первых египетских войнах, когда ассирийские утукку маршировали через пустыни и тучи стервятников застилали все небо. Это была любовь к проворству и ловкости, к тому, чтобы бросать вызов смерти и побеждать её; это была любовь к свершению новых подвигов, о которых будут рассказывать и петь у лагерных костров, пока не закатится солнце. Это была любовь к энергии и силе.
Это тоже была часть разлагающего влияния Земли. Птолемей бы этого не одобрил.
Однако это всё же куда лучше, чем быть пирамидой из слизи.
Я кое-что заметил и мысленно подтолкнул Натаниэля. Он застыл посреди поля, чтобы приглядеться получше. Мы чуть-чуть постояли, поразмыслили. Посох мы держали горизонтально, небрежно сжимая его в руке. Он светился и потрескивал, набалдашник его слегка курился белым дымком. Земля у нас под ногами почернела и обуглилась. Вокруг валялись трупы, туфли, куртки, листовки. Дальше — горящие деревья и тёмная пропасть ночи.
Вдали, за парком, отсветы огней большого Хрустального дворца. Внутри, бросая тени на лужайку, двигались далёкие фигуры. Рассмотреть их как следует мы не могли — слишком велико было расстояние.
«Ноуда? Факварл?»
«Может быть…»
«Берегись!»
Кто-то приближался к нам слева. Мы вскинули посох, но атаковать не спешили. Из темноты появился мужчина — человек, с почти невидимой аурой. Он был без ботинок, в разодранной пополам рубашке. Он проковылял мимо нас, оставляя кровавые следы. На нас он даже не оглянулся.
«Какой кошмар!» — подумал Натаниэль.
«Да ладно тебе, мужика тоже можно понять. За ним только что гонялось сорок демонов».
«Я не о нём. Я об этом. Обо всём».
«А-а. Да. Да, кошмар».
«Так ты думаешь, их всего было сорок?»
«Этого я не говорил. Мудрый воин…»
«А убили мы сколько?»
«Не знаю. Не считал. Но сейчас их тут уже не так много».
Центральная часть парка практически опустела. Как будто бы кто-то проколол невидимый мех или преграду и поток лихорадочно метавшихся людей хлынул туда и мало-помалу иссяк.
Натаниэль шмыгнул носом и утёрся рукавом. «Тогда, значит, Хрустальный дворец. Тут мы, считай, управились».
Шаг, другой… мы неслись над лужайками; через подстриженные изгороди, клумбы, водоёмы, журчащие фонтанчики. Натаниэль замедлил движение сапог, и мы огляделись.
Хрустальный дворец вздымался в центре парка, точно выбросившийся на берег кит, длиной в двести метров и шириной в сто. Он практически целиком состоял из стеклянных панелей, закреплённых в сети железных балок. Наружные стены были закруглённые, плавно уходящие ввысь; там и сям над ними торчали малые купола, шпили, башенки и коньки. На самом деле это была не более чем огромная теплица, только вместо плесневеющих помидоров и мешка компоста там росли пальмовые деревья, струился искусственный ручей, вились мостики и переходы, стояли сувенирные магазинчики и ларьки с едой и находилось множество прочих замшелых развлечений. Тысячи электрических ламп, подвешенных на балках, освещали дворец днём и ночью. В обычные дни это было любимое место простолюдинов, желавших убить время.
Прежде я редко приближался к дворцу: мою сущность плющило от его железного скелета. Однако теперь я был надёжно защищён телом Натаниэля, и железо меня не волновало. Мы поднялись на крыльцо восточного входа. Здесь тропическая растительность и пальмы плотно прижимались к стеклу изнутри, за ними почти ничего видно не было.
Из здания доносился слабый шум. Мы, не останавливаясь, подошли к деревянным дверям, толкнули их, и двери распахнулись. С посохом на изготовку мы вступили внутрь.
Сразу сделалось душно: снаружи стояла прохладная ночь, а внутри, под стеклянной крышей, воздух был тёплый. Одновременно дохнуло магией: дымом от сернистых Взрывов. Откуда-то справа, из-за зарослей и суши-бара в японском стиле, донеслись жалобные стоны и рыдания.
«Простолюдины, — подумал Натаниэль. — Надо бы подобраться поближе. Посмотреть, кто их захватил».
«Может, по мостику?»
Слева от нас была спиральная железная лестница, которая крутыми витками поднималась к мостику высоко над головой. Оттуда нам было бы все отлично видно. Мы бросились туда и беззвучно взбежали по лестнице. Очутившись выше раскидистых пальмовых крон, вплотную к изгибу стеклянной стены, мы вышли на узкий мосточек, железной соломинкой протянувшийся к противоположной стороне дворца. Натаниэль низко пригнулся и опустил посох параллельно полу. И мы медленно, крадучись заскользили над бездной.
Вскоре нам стало видно, что творится за деревьями, в центре дворца, под самыми высокими стеклянными куполами. Там, на открытом пространстве, зажатом между безвкусно раскрашенной каруселью и столиками кафе, стояла толпа людей, человек сто. Они жались друг к другу, точно пингвины в зимнюю бурю. Простолюдинов пасли штук семь-восемь духов Ноуды, окружив их со всех сторон. Среди их оболочек было и тело Руфуса Лайма, и — это я понял по смятению в уме Натаниэля — тело премьер-министра Руперта Деверокса. Судя по властности их движений, духи в своих новых телах вполне освоились. Их ауры распространялись далеко за пределы тел. Однако не они привлекли наше внимание.
«Ты погляди на Ноуду! — подумал Натаниэль. — Что это с ним такое?»
Ответа у меня не было. На крыше карусели, метрах в двадцати в стороне от нас и метрах в двадцати ниже, стояло бывшее тело Квентина Мейкписа. Когда мы виделись с ним в последний раз, Ноуда испытывал некоторые проблемы с определением границ возможностей своего нового обиталища. Теперь он, хотя и поздновато, похоже, научился-таки им управлять. Ноги твёрдо стояли на крыше, руки были уверенно сложены на груди, подбородок выпячен — у него был вид победоносного военачальника в разгар кампании.
И ещё у него были рога.
Три чёрных рога, если быть точным, торчащих изо лба под разными углами. Один был длинный, ещё два — просто пенёчки. И это ещё не все. Рубашка у него на спине разошлась, оттуда торчал острый гребень, на левой руке появился серо-зелёный нарост. Лицо у него было восковое и перекошенное, разбухшее от внутреннего давления. Глаза пылали огнём.
«Вот неожиданность!» — подумал я.
«Его сущность прорывается наружу из тела».
Именно безграничная способность Натаниэля констатировать очевидные вещи делала его столь восхитительно человечным.
Пока мы смотрели, рога, гребень и нарост втянулись обратно в тело, словно бы могучим усилием воли. Ноуда аж задрожал от напряжения, но мгновение спустя они вылезли снова, ещё больше прежнего. Из открытого рта донёсся громовой голос:
— Ах! Как мне плохо! Меня снова жжёт, как прежде! Факварл! Где же Факварл?
«Он не в восторге, — заметил Натаниэль. — Видимо, его могущество просто слишком велико. Тело, в которое он вселился, распадается, и он утратил свою защиту».
«А что ж поделаешь, если он жрал людей с тех самых пор, как явился сюда? Вот его сущность, видать, и распёрло! — Я окинул взглядом простолюдинов, жмущихся внизу. — И похоже, что он до сих пор голоден».
«Ну ничего, мы с этим покончим. — Все недовольство и обида Натаниэля перевоплотились в холодный, жёсткий гнев. Его душа стала как кусок кремня. — Как ты думаешь, сумеем мы снять его отсюда?»
«Сумеем. Только целься получше. У нас всего один шанс. Бить надо наверняка».
«Ну и кто теперь констатирует очевидные вещи?»
Мы все ещё сидели пригнувшись и смотрели вниз сквозь узорчатые железные перила, ограждающие мостик. Едва Натаниэль приготовился встать, я на всякий случай выставил Щит: Когда мы нанесём удар, прочие духи, несомненно, возжаждут мести. Я прикинул возможные пути отступления. Отпрыгнуть назад, либо на пальму, либо на крышу суши-бара. Потом вниз, на пол. Потом…
Ладно, хватит. Нечего наперёд загадывать.
Натаниэль встал. Мы навели посох на Ноуду, произнесли слова…
И, как и ожидалось, раздался оглушительный взрыв.
Только не вокруг Ноуды, а вокруг нас. Мой Щит еле выдержал. Но и то нас отшвырнуло вбок вдоль мостика, мы пробили стеклянную стену дворца и вместе с дождём осколков полетели вниз, на крыльцо, и дальше, во тьму регулярного сада. Мы тяжело рухнули наземь, Щит лишь отчасти смягчил удар. Посох вырвался у нас из рук, отлетел и упал на дорожку.
В результате удара наше двойное сознание на время распалось; в течение нескольких секунд мы существовали в одной голове по отдельности. Пока мы лежали и охали независимо друг от друга, из дыры в стеклянной стене высоко вверху выплыло тело Хопкинса. Оно мягко опустилось на крыльцо и приблизилось к нам уверенным и ровным шагом.
— Это Мэндрейк, не так ли? — осведомился Факварл небрежным, светским тоном. — Ну и упрямы же вы, молодой человек! Будь у вас хоть капля мозгов, вы бы давно уже были за сто миль отсюда. Что такое в вас вселилось?
О, если бы он знал! Мы лежали на земле, отчаянно пытаясь собраться. Наше зрение мало-помалу прояснялось, разум воссоединялся.
— Владыка Ноуда, — продолжал между тем Факварл, — в данный момент несколько раздражителен и нуждается в аккуратном обращении. И его настроение не улучшится оттого, что вы ужалите его своей игрушкой.
— Ужалите? — прохрипел Натаниэль. — Да она сотрёт его с лица земли!
— Вы в самом деле так думаете? — Голос у Факварла был усталый и насмешливый. — Ноуда гораздо могущественней, чем вы можете себе представить. Он алчет энергии, он поглощает её, как губка. Видите, как он уже разросся? Вашему нападению он только порадуется, оно пойдёт ему на пользу. Нет, я бы разрешил вам попробовать, но я устал от непрошеных вторжений. Как бы то ни было, посох я сейчас заберу себе в личное пользование. — Он лениво поднял руку. — Что ж, прощайте!
Натаниэль раскрыл рот, чтобы завопить. Я перехватил инициативу и использовал его рот в лучших целях.
— Привет, Факварл.
Рука вздрогнула, её убийственная мощь осталась неиспользованной. В глазах Хопкинса двойные точки ярко-голубого света вспыхнули удивлением и растерянностью.
— Бартимеус?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
«Нам нужна помощь, — подумал Натаниэль, — людям надо помочь. Они бегают кругами».
«Ну, это уж не наша за… Ага, я их вижу! Пошли!»
Шаг, прыжок — мы приземлились на крыше летнего театра, развернулись вокруг центрального столба, выстрелили четыре раза. Три гибрида погибли; четвёртый, встревоженный смертью товарищей, шарахнулся, отскочил, заметил нас и выпустил Спазм. Летний театр разлетелся в щепки, но мы ловко кувырнулись в сторону, съехали вниз по парусиновому навесу и, прежде чем наши сапоги коснулись земли, превратили сущность нападавшего в сноп потухающих искр.
Я ощутил укол совести. Решимость Натаниэля ослабла. Он замешкался. «Это… это же была Хелен Малбинди! Да, точно. Она…»
«Она давно уже мертва. Ты убил её убийцу. Шевели ножками! Вон там, у озера! Видишь ребятишек? Скорее!»
Лучше не останавливаться. Лучше об этом не думать. Главное — сражаться.
Прошло десять минут. Мы стояли под дубом в центре парка. Рядом курились останки ещё двух джиннов.
«Ты не замечаешь в наших духах ничего странного? — подумал я. — В смысле, такого, что было бы заметно».
«Глаза? Они у них иногда светятся».
«Глаза-то глазами, но я имел в виду ауры. Они вроде как выросли».
«И что это означает?»
«Не знаю я. Такое впечатление, что им вроде как тесно в человеческих телах».
«Ты думаешь…»
«Духи, которых призвал сюда Факварл, все очень могущественны. Быть может, они становятся ещё сильнее оттого, что подкормились. И если…»
«Погоди. Там, у озера…»
И мы бросились дальше.
Мы гоняли по парку взад-вперёд, среди павильонов и детских площадок, беседок и дорожек, всюду, где мельком замечали крадущиеся, хищные движения. Временами джинны замечали нас и пытались дать сдачи. Чаще нам удавалось подкрасться незамеченными. Перед мощью посоха никто устоять не мог, а семимильные сапоги переносили нас с места на место прежде, чем кто-либо успевал нас заметить. Натаниэль был холоден и решителен, с посохом он с каждой минутой управлялся все искуснее. Что до меня, то, возможно, дело было в адреналине, бурлящем в нашей общей крови, а может быть, и нет, но я мало-помалу начал получать огромное удовольствие. Во мне постепенно просыпалась былая кровожадность, бешеная радость битвы, которую я ощущал в первых египетских войнах, когда ассирийские утукку маршировали через пустыни и тучи стервятников застилали все небо. Это была любовь к проворству и ловкости, к тому, чтобы бросать вызов смерти и побеждать её; это была любовь к свершению новых подвигов, о которых будут рассказывать и петь у лагерных костров, пока не закатится солнце. Это была любовь к энергии и силе.
Это тоже была часть разлагающего влияния Земли. Птолемей бы этого не одобрил.
Однако это всё же куда лучше, чем быть пирамидой из слизи.
Я кое-что заметил и мысленно подтолкнул Натаниэля. Он застыл посреди поля, чтобы приглядеться получше. Мы чуть-чуть постояли, поразмыслили. Посох мы держали горизонтально, небрежно сжимая его в руке. Он светился и потрескивал, набалдашник его слегка курился белым дымком. Земля у нас под ногами почернела и обуглилась. Вокруг валялись трупы, туфли, куртки, листовки. Дальше — горящие деревья и тёмная пропасть ночи.
Вдали, за парком, отсветы огней большого Хрустального дворца. Внутри, бросая тени на лужайку, двигались далёкие фигуры. Рассмотреть их как следует мы не могли — слишком велико было расстояние.
«Ноуда? Факварл?»
«Может быть…»
«Берегись!»
Кто-то приближался к нам слева. Мы вскинули посох, но атаковать не спешили. Из темноты появился мужчина — человек, с почти невидимой аурой. Он был без ботинок, в разодранной пополам рубашке. Он проковылял мимо нас, оставляя кровавые следы. На нас он даже не оглянулся.
«Какой кошмар!» — подумал Натаниэль.
«Да ладно тебе, мужика тоже можно понять. За ним только что гонялось сорок демонов».
«Я не о нём. Я об этом. Обо всём».
«А-а. Да. Да, кошмар».
«Так ты думаешь, их всего было сорок?»
«Этого я не говорил. Мудрый воин…»
«А убили мы сколько?»
«Не знаю. Не считал. Но сейчас их тут уже не так много».
Центральная часть парка практически опустела. Как будто бы кто-то проколол невидимый мех или преграду и поток лихорадочно метавшихся людей хлынул туда и мало-помалу иссяк.
Натаниэль шмыгнул носом и утёрся рукавом. «Тогда, значит, Хрустальный дворец. Тут мы, считай, управились».
Шаг, другой… мы неслись над лужайками; через подстриженные изгороди, клумбы, водоёмы, журчащие фонтанчики. Натаниэль замедлил движение сапог, и мы огляделись.
Хрустальный дворец вздымался в центре парка, точно выбросившийся на берег кит, длиной в двести метров и шириной в сто. Он практически целиком состоял из стеклянных панелей, закреплённых в сети железных балок. Наружные стены были закруглённые, плавно уходящие ввысь; там и сям над ними торчали малые купола, шпили, башенки и коньки. На самом деле это была не более чем огромная теплица, только вместо плесневеющих помидоров и мешка компоста там росли пальмовые деревья, струился искусственный ручей, вились мостики и переходы, стояли сувенирные магазинчики и ларьки с едой и находилось множество прочих замшелых развлечений. Тысячи электрических ламп, подвешенных на балках, освещали дворец днём и ночью. В обычные дни это было любимое место простолюдинов, желавших убить время.
Прежде я редко приближался к дворцу: мою сущность плющило от его железного скелета. Однако теперь я был надёжно защищён телом Натаниэля, и железо меня не волновало. Мы поднялись на крыльцо восточного входа. Здесь тропическая растительность и пальмы плотно прижимались к стеклу изнутри, за ними почти ничего видно не было.
Из здания доносился слабый шум. Мы, не останавливаясь, подошли к деревянным дверям, толкнули их, и двери распахнулись. С посохом на изготовку мы вступили внутрь.
Сразу сделалось душно: снаружи стояла прохладная ночь, а внутри, под стеклянной крышей, воздух был тёплый. Одновременно дохнуло магией: дымом от сернистых Взрывов. Откуда-то справа, из-за зарослей и суши-бара в японском стиле, донеслись жалобные стоны и рыдания.
«Простолюдины, — подумал Натаниэль. — Надо бы подобраться поближе. Посмотреть, кто их захватил».
«Может, по мостику?»
Слева от нас была спиральная железная лестница, которая крутыми витками поднималась к мостику высоко над головой. Оттуда нам было бы все отлично видно. Мы бросились туда и беззвучно взбежали по лестнице. Очутившись выше раскидистых пальмовых крон, вплотную к изгибу стеклянной стены, мы вышли на узкий мосточек, железной соломинкой протянувшийся к противоположной стороне дворца. Натаниэль низко пригнулся и опустил посох параллельно полу. И мы медленно, крадучись заскользили над бездной.
Вскоре нам стало видно, что творится за деревьями, в центре дворца, под самыми высокими стеклянными куполами. Там, на открытом пространстве, зажатом между безвкусно раскрашенной каруселью и столиками кафе, стояла толпа людей, человек сто. Они жались друг к другу, точно пингвины в зимнюю бурю. Простолюдинов пасли штук семь-восемь духов Ноуды, окружив их со всех сторон. Среди их оболочек было и тело Руфуса Лайма, и — это я понял по смятению в уме Натаниэля — тело премьер-министра Руперта Деверокса. Судя по властности их движений, духи в своих новых телах вполне освоились. Их ауры распространялись далеко за пределы тел. Однако не они привлекли наше внимание.
«Ты погляди на Ноуду! — подумал Натаниэль. — Что это с ним такое?»
Ответа у меня не было. На крыше карусели, метрах в двадцати в стороне от нас и метрах в двадцати ниже, стояло бывшее тело Квентина Мейкписа. Когда мы виделись с ним в последний раз, Ноуда испытывал некоторые проблемы с определением границ возможностей своего нового обиталища. Теперь он, хотя и поздновато, похоже, научился-таки им управлять. Ноги твёрдо стояли на крыше, руки были уверенно сложены на груди, подбородок выпячен — у него был вид победоносного военачальника в разгар кампании.
И ещё у него были рога.
Три чёрных рога, если быть точным, торчащих изо лба под разными углами. Один был длинный, ещё два — просто пенёчки. И это ещё не все. Рубашка у него на спине разошлась, оттуда торчал острый гребень, на левой руке появился серо-зелёный нарост. Лицо у него было восковое и перекошенное, разбухшее от внутреннего давления. Глаза пылали огнём.
«Вот неожиданность!» — подумал я.
«Его сущность прорывается наружу из тела».
Именно безграничная способность Натаниэля констатировать очевидные вещи делала его столь восхитительно человечным.
Пока мы смотрели, рога, гребень и нарост втянулись обратно в тело, словно бы могучим усилием воли. Ноуда аж задрожал от напряжения, но мгновение спустя они вылезли снова, ещё больше прежнего. Из открытого рта донёсся громовой голос:
— Ах! Как мне плохо! Меня снова жжёт, как прежде! Факварл! Где же Факварл?
«Он не в восторге, — заметил Натаниэль. — Видимо, его могущество просто слишком велико. Тело, в которое он вселился, распадается, и он утратил свою защиту».
«А что ж поделаешь, если он жрал людей с тех самых пор, как явился сюда? Вот его сущность, видать, и распёрло! — Я окинул взглядом простолюдинов, жмущихся внизу. — И похоже, что он до сих пор голоден».
«Ну ничего, мы с этим покончим. — Все недовольство и обида Натаниэля перевоплотились в холодный, жёсткий гнев. Его душа стала как кусок кремня. — Как ты думаешь, сумеем мы снять его отсюда?»
«Сумеем. Только целься получше. У нас всего один шанс. Бить надо наверняка».
«Ну и кто теперь констатирует очевидные вещи?»
Мы все ещё сидели пригнувшись и смотрели вниз сквозь узорчатые железные перила, ограждающие мостик. Едва Натаниэль приготовился встать, я на всякий случай выставил Щит: Когда мы нанесём удар, прочие духи, несомненно, возжаждут мести. Я прикинул возможные пути отступления. Отпрыгнуть назад, либо на пальму, либо на крышу суши-бара. Потом вниз, на пол. Потом…
Ладно, хватит. Нечего наперёд загадывать.
Натаниэль встал. Мы навели посох на Ноуду, произнесли слова…
И, как и ожидалось, раздался оглушительный взрыв.
Только не вокруг Ноуды, а вокруг нас. Мой Щит еле выдержал. Но и то нас отшвырнуло вбок вдоль мостика, мы пробили стеклянную стену дворца и вместе с дождём осколков полетели вниз, на крыльцо, и дальше, во тьму регулярного сада. Мы тяжело рухнули наземь, Щит лишь отчасти смягчил удар. Посох вырвался у нас из рук, отлетел и упал на дорожку.
В результате удара наше двойное сознание на время распалось; в течение нескольких секунд мы существовали в одной голове по отдельности. Пока мы лежали и охали независимо друг от друга, из дыры в стеклянной стене высоко вверху выплыло тело Хопкинса. Оно мягко опустилось на крыльцо и приблизилось к нам уверенным и ровным шагом.
— Это Мэндрейк, не так ли? — осведомился Факварл небрежным, светским тоном. — Ну и упрямы же вы, молодой человек! Будь у вас хоть капля мозгов, вы бы давно уже были за сто миль отсюда. Что такое в вас вселилось?
О, если бы он знал! Мы лежали на земле, отчаянно пытаясь собраться. Наше зрение мало-помалу прояснялось, разум воссоединялся.
— Владыка Ноуда, — продолжал между тем Факварл, — в данный момент несколько раздражителен и нуждается в аккуратном обращении. И его настроение не улучшится оттого, что вы ужалите его своей игрушкой.
— Ужалите? — прохрипел Натаниэль. — Да она сотрёт его с лица земли!
— Вы в самом деле так думаете? — Голос у Факварла был усталый и насмешливый. — Ноуда гораздо могущественней, чем вы можете себе представить. Он алчет энергии, он поглощает её, как губка. Видите, как он уже разросся? Вашему нападению он только порадуется, оно пойдёт ему на пользу. Нет, я бы разрешил вам попробовать, но я устал от непрошеных вторжений. Как бы то ни было, посох я сейчас заберу себе в личное пользование. — Он лениво поднял руку. — Что ж, прощайте!
Натаниэль раскрыл рот, чтобы завопить. Я перехватил инициативу и использовал его рот в лучших целях.
— Привет, Факварл.
Рука вздрогнула, её убийственная мощь осталась неиспользованной. В глазах Хопкинса двойные точки ярко-голубого света вспыхнули удивлением и растерянностью.
— Бартимеус?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64