Но сперва я хочу ещё раз подчеркнуть: я не собираюсь тебя порабощать. Что бы ты ни ответил, я тебя отпущу.
— Чрезвычайно любезно с твоей стороны, — сказал мальчик.
— Все, чего я хочу, — это чтобы ты внимательно выслушал то, что я скажу.
— Ну что ж, если ты наконец объяснишь, в чём дело, я, быть может, и попытаюсь тебя выслушать.
Джинн сложил руки на груди.
— Но должен тебе сказать, что одна вещь говорит в твою пользу, — задумчиво продолжал он. — За все века моего рабства ни один — ни единый! — волшебник не заинтересовался этим обликом настолько, чтобы расспросить меня о нём. И зачем бы? Я ведь демон, а значит, злокознен и враждебен. Если я что-то делаю, значит, хочу причинить зло или отвести глаза. Они все боятся меня и заботятся только о самосохранении, а потому никогда не расспрашивают меня обо мне. А тебе вот стало интересно. Ты постаралась разузнать обо мне. Не могу сказать, что это было умно — ведь ты всего лишь человек, — и всё же ты неплохо постаралась. Так что давай, — он царственно взмахнул рукой, — выкладывай!
— Хорошо.
Китти устроилась поудобнее.
— Не знаю, заметил ты или нет, но в последнее время дела в Лондоне идут всё хуже и хуже. Волшебники начинают терять власть. Простолюдинов отправляют на войну, торговля и ремёсла хиреют. Народ нищает, а это ведёт к недовольству — в некоторых городах уже начались мятежи. И все возмущаются из-за… из-за демонов.
— Все, как я предсказывал, когда мы с тобой разговаривали в прошлый раз, — ответил джинн. — Люди начинают замечать духов и заодно обнаруживают в себе устойчивость. Как только они поймут, на что способны, они начнут давать сдачи.
Китти кивнула.
— Но волшебники тоже в долгу не остаются: полиция закручивает гайки, повсюду насилие, людей хватают и арестовывают, и даже хуже.
— Бывает, — сказал мальчик.
— Думаю, волшебники пойдут на все, лишь бы только остаться у власти, — продолжала Китти. — Сейчас среди простолюдинов возникло множество тайных обществ, но все они слабы и разрознены. Ни у кого нет достаточно сил, чтобы противостоять правительству.
— Ну, это придёт, — сказал джинн. — Со временем.
— Но сколько времени на это потребуется? Вот в чём вопрос-то!
— Тебе точно или примерно? — Мальчик склонил голову набок, призадумался. — Думаю, ещё пары поколений хватит. Скажем, лет пятьдесят. За это время людей с врождённой устойчивостью станет достаточно много, чтобы успешно поднять восстание. Пятьдесят лет — совсем неплохой срок. Если повезёт, ты ещё увидишь, как это будет, когда сама уже станешь доброй бабусей, качающей на коленях пухлых внучат. Хотя на самом деле, — он вскинул руку, заставив Китти, издавшую возмущённый возглас, умолкнуть, — на самом деле я ошибся. Мой расчёт был неверен.
— Это хорошо.
— Ты никогда не станешь доброй бабусей. Лучше будет сказать — «унылой и одинокой старой каргой».
Китти стукнула кулаком по полу.
— Пятьдесят лет — это слишком много! Кто знает, до чего волшебники додумаются к тому времени? Да вся моя жизнь пройдёт! Может, я уже умру к тому времени, как наконец свершится революция.
— Это верно, — сказал мальчик. — Но я буду все ещё здесь и все увижу. Я буду точно таким же, как теперь.
— Ну да, конечно! — рявкнула Китти. — Тебе хорошо!
— Думаешь? — Мальчик окинул себя взглядом.
Он сидел прямо, аккуратно скрестив ноги, на манер египетского писца.
— С тех пор как умер Птолемей, прошло две тысячи сто двадцать девять лет, — сказал он. — Ему было четырнадцать. Восемь мировых империй вознеслись и пали с тех пор, а я всё ещё ношу его облик. Как ты думаешь, кому из нас лучше?
Китти не ответила. Помолчав, она спросила:
— Зачем ты это делаешь? В смысле, принимаешь его облик.
— Потому что я дал себе слово, — сказал джинн. — Я показываю ему, каким он был. До того, как переменился.
— А я думала, он так и не вырос, — сказала Китти.
— Да, это правда. Он так и не вырос.
Китти открыла было рот, чтобы спросить, но потом покачала головой.
— Мы уходим от темы, — твёрдо сказала она. — Я не могу позволить себе ждать и смотреть, как волшебники продолжают творить зло. Жизнь слишком коротка. Действовать нужно прямо сейчас. Но мы — народ, простолюдины, — не можем спихнуть правительство в одиночку. Нам нужна помощь.
Мальчик пожал плечами.
— Возможно.
— Так вот, моя идея, точнее, моё предложение состоит в том, что джинны и прочие духи должны нам помочь, — сказала Китти. И выжидательно выпрямилась.
Мальчик уставился на неё.
— Чего-чего?
— Помогите нам. В конце концов, ты сам только что сказал: все мы тут жертвы, как джинны, так и простолюдины. Волшебники одинаково помыкают нами, как людьми, так и духами. Ну так вот. Надо объединиться и свергнуть их.
Лицо у мальчика сделалось каменное.
— Вот так вот взять и объединиться?
— Нет, конечно, это будет непросто. Но должен же быть какой-то способ! Например, если простолюдины, такие как я, могут вызывать таких могучих джиннов, как ты, почему мы не можем вместе выступить против правительства? Это все ещё нужно хорошенько продумать и привлечь к этому гораздо больше де… духов, но зато на нашей стороне будет преимущество внезапности! А сражаться, будучи на равных, будет гораздо проще. Среди нас не будет ни рабов, ни хозяев. Нам не из-за чего будет враждовать, незачем будет пытаться застать друг друга врасплох. Мы сможем спокойно сотрудничать. Нас никто не остановит!
Теперь Китти снова подалась вперёд, лицо у неё раскраснелось, глаза сверкали. Мальчик, казалось, тоже был захвачен её воодушевлением. Во всяком случае, он долго молчал. Но наконец заговорил.
— Безумная, — сказал он. — Чудные волосы, чудная фигура, но при этом абсолютно сумасшедшая.
Китти передёрнула плечами от разочарования.
— Нет, ты только выслушай!..
— За все эти годы у меня перебывало немало безумных хозяев, — продолжал мальчик. — Видел я религиозных фанатиков, бичевавших себя терниями, императоров с мёртвыми глазами, безрадостно совершавших массовые убийства, скупцов, жаждущих владеть горами золота. Бессчётное количество идиотов, терзавших себя и других… Вы довольно неприятные и извращённые создания. Должен признаться, Китти, что твоё личное безумие менее вредоносно, чем у большинства сумасшедших, но тем не менее оно погубит тебя, да и меня тоже, если я не буду осторожен, так что мне придётся быть с тобой откровенным. То, что ты предлагаешь, смешно и нелепо по тысяче причин, и, если я примусь перечислять их все, мы просидим тут до тех пор, пока Британская империя не падёт сама по себе. Так что позволь мне выделить всего две из них. Ни один джинн, ни один африт, ни один марид, сокрушающий города, ни одна букашка, которая только и может, что кусаться и жалить, никогда, ни за что не «объединится», как ты изволила выразиться, ни с кем из людей. «Объединиться»… ну, знаете ли! Как ты себе это представляешь: что мы наденем одинаковые повязки, или что-нибудь в этом духе, и плечом к плечу ринемся в битву?
Мальчишка рассмеялся — хриплым, неприятным смехом.
— Нет! Мы слишком много страдали из-за людей, чтобы отнестись к кому-то из них как к союзнику.
— Враньё! — воскликнула Китти. — Ещё раз повторяю: как насчёт вас с Птолемеем?
— Он был такой один! — Мальчишка стиснул кулаки. — Он был единственный. И не впутывай его в это дело!
— Но он опровергает всё, что ты говоришь! — крикнула Китти. — Конечно, большинство демонов переубедить будет трудно, но…
— Трудно? Да это просто невозможно!
— То же самое ты говорил про то, что я не могла вызвать тебя самостоятельно. Но я же смогла!
— Это здесь совершенно ни при чём. Дай-ка я объясню тебе одну вещь. Вот я тут сидел, мило с тобой беседовал, вёл себя паинькой, как и подобает благовоспитанному джинну, — но всё это время я следил за тобой, точно коршун, не высунешь ли ты хотя бы кончик пальца за пределы круга. И если бы ты это сделала, я бы набросился на тебя в мгновение ока, и тогда бы ты узнала, как на самом деле джинны относятся к людям, могу тебя заверить!
— Да ну? — фыркнула Китти. — Ну да, только вместо этого ты сам, как дурак, высунул палец за пределы круга — вон, аж юбочку порвал. В принципе, к этому и сводятся твои последние несколько тысяч лет. В одиночку ты ничего не добьёшься, приятель!
— Ах вот как? — Мальчишка побагровел от ярости. — Ладно, тогда перейдём ко второй причине, по которой твой план — фуфло! Даже если бы я захотел тебе помогать, даже если бы ещё сотня джиннов, почти столь же могущественных, как я, согласились бы со мной и возжелали бы встать на сторону мякинноголовых людишек, мы бы не смогли этого сделать. Потому что единственный способ, каким мы можем попасть на Землю, — это быть призванными. А это означает — лишиться свободы. Это сулит мучения. Это означает повиновение хозяину. Нет, в этом уравнении равенству нет места!
— Чушь, — сказала Китти. — Не обязательно всё должно быть именно так.
— А как же иначе? Есть ли другие варианты? Любой вызов сковывает нас. Затем все это и задумывалось. Неужто вы станете искать способ спустить нас с поводка? С нашим-то могуществом? Неужели вы пойдёте на то, чтобы предоставить нас нашей воле?
— Разумеется, — упрямо ответила Китти. — Если так надо — почему бы и нет?
— Да не сделаете вы этого! Ни за что на свете!
— Сделаю. При наличии взаимного доверия — сделаю, конечно.
— Да ну? Ну что ж, докажи. Вот прямо сейчас. Выйди из своего круга.
— Чего?!
— Чего слышала. Выйди, переступи через эти линии. Да-да, вон те самые. Ты говоришь о доверии — вот и давай испытаем его на деле. Окажись хотя бы на миг в моей власти. Посмотрим, рискнёшь ли ты на деле выполнить то, о чём треплешься.
Говоря это, мальчишка вскочил на ноги, и Китти последовала его примеру секундой позже. Теперь они стояли в противоположных пентаклях, глядя друг на друга в упор. Китти закусила губу. Её бросало то в жар, то в холод. Всё пошло совсем не так, как она рассчитывала: Бартимеус отверг её предложение и тут же бросил ей вызов. Ничего из этого она не предвидела. И что же теперь делать? Если она разрушит заклятие, выйдя из пентакля, Бартимеус исчезнет, да ещё перед этим может уничтожить её. Никакая устойчивость не помешает ему разорвать её на куски. При одной мысли об этом Китти пробрала дрожь.
Она посмотрела в лицо давно умершего мальчика. Он улыбнулся ей улыбкой, которая явно задумывалась как дружелюбная, однако взгляд его оставался жёстким и насмешливым.
— Ну? — спросил он. — И что?
— Ты же сам только что говорил, — осипшим голосом сказала Китти, — что ты сделаешь со мной, если я нарушу защиту. Ты сказал, что набросишься на меня в мгновение ока.
Улыбка дрогнула.
— Да ну, не обращай внимания. Я тебе просто лапшу на уши вешал. Тебе совсем не обязательно верить всему, что говорит тебе старина Бартимеус, верно ведь? Я всё время прикалываюсь, ты же знаешь.
Китти ничего не ответила.
— Давай, — продолжал мальчишка, — я тебе ничего не сделаю. Доверься мне хотя бы на миг. Ты ещё удивишься. Положись на меня.
Китти облизнула нижнюю губу пересохшим языком. Мальчишка улыбнулся ещё шире прежнего. Он улыбался с таким усилием, что у него все лицо растянулось и напряглось. Китти опустила глаза, посмотрела на меловые линии на полу, на свою ногу, снова на линии…
— Это твой билет, — сказал мальчишка. Китти внезапно заметила, что забыла дышать, и шумно выдохнула воздух.
— Нет, — сказала она. — Нет. Это ничего не даст.
Тёмные глаза смотрели на неё в упор. Губы внезапно стянулись в ниточку.
— Ну, — кисло сказал джинн, — надо признаться, я особо и не рассчитывал.
— Тут дело не в доверии, — сказала Китти — и соврала. — Ты бы просто дематериализовался, и все. Ты ведь не можешь оставаться на Земле, если тебя не удерживает сила заклятия, а у меня сейчас не хватило бы сил вызвать тебя снова. Суть в том, — в отчаянии продолжала она, — что если бы ты и другие джинны объединились со мной, мы могли бы свергнуть волшебников и помешать им вновь вызывать вас. Если бы мы смогли их одолеть, вас бы больше никто никогда не вызывал.
Джинн фыркнул.
— Китти, у меня нет времени на фантазии. Прислушайся к себе — ты даже сама не веришь ни слову из того, что говоришь. Ладно, если это все, думаю, ты можешь меня отпустить.
И мальчишка повернулся к ней спиной.
Тут Китти охватил гнев. Перед ней, как наяву, всплыли воспоминания последних трёх лет. Она вспомнила, каких неимоверных усилий стоило ей добиться того, чего она добилась. А теперь этот гордый и ограниченный дух с ходу отверг все её идеи! Даже не дав себе труда как следует их обдумать. Ну да, конечно, следовало бы потщательнее проработать детали; многие вопросы оставались пока неразрешёнными, но ведь очевидно, что они могли бы работать вместе и что без этого никак не обойтись! Китти хотелось разрыдаться, но она яростно задушила это малодушное желание и топнула ногой так, что пол задрожал.
— Ага, — рявкнула она, — значит, этот дурацкий египетский мальчишка был для тебя достаточно хорош, да?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
— Чрезвычайно любезно с твоей стороны, — сказал мальчик.
— Все, чего я хочу, — это чтобы ты внимательно выслушал то, что я скажу.
— Ну что ж, если ты наконец объяснишь, в чём дело, я, быть может, и попытаюсь тебя выслушать.
Джинн сложил руки на груди.
— Но должен тебе сказать, что одна вещь говорит в твою пользу, — задумчиво продолжал он. — За все века моего рабства ни один — ни единый! — волшебник не заинтересовался этим обликом настолько, чтобы расспросить меня о нём. И зачем бы? Я ведь демон, а значит, злокознен и враждебен. Если я что-то делаю, значит, хочу причинить зло или отвести глаза. Они все боятся меня и заботятся только о самосохранении, а потому никогда не расспрашивают меня обо мне. А тебе вот стало интересно. Ты постаралась разузнать обо мне. Не могу сказать, что это было умно — ведь ты всего лишь человек, — и всё же ты неплохо постаралась. Так что давай, — он царственно взмахнул рукой, — выкладывай!
— Хорошо.
Китти устроилась поудобнее.
— Не знаю, заметил ты или нет, но в последнее время дела в Лондоне идут всё хуже и хуже. Волшебники начинают терять власть. Простолюдинов отправляют на войну, торговля и ремёсла хиреют. Народ нищает, а это ведёт к недовольству — в некоторых городах уже начались мятежи. И все возмущаются из-за… из-за демонов.
— Все, как я предсказывал, когда мы с тобой разговаривали в прошлый раз, — ответил джинн. — Люди начинают замечать духов и заодно обнаруживают в себе устойчивость. Как только они поймут, на что способны, они начнут давать сдачи.
Китти кивнула.
— Но волшебники тоже в долгу не остаются: полиция закручивает гайки, повсюду насилие, людей хватают и арестовывают, и даже хуже.
— Бывает, — сказал мальчик.
— Думаю, волшебники пойдут на все, лишь бы только остаться у власти, — продолжала Китти. — Сейчас среди простолюдинов возникло множество тайных обществ, но все они слабы и разрознены. Ни у кого нет достаточно сил, чтобы противостоять правительству.
— Ну, это придёт, — сказал джинн. — Со временем.
— Но сколько времени на это потребуется? Вот в чём вопрос-то!
— Тебе точно или примерно? — Мальчик склонил голову набок, призадумался. — Думаю, ещё пары поколений хватит. Скажем, лет пятьдесят. За это время людей с врождённой устойчивостью станет достаточно много, чтобы успешно поднять восстание. Пятьдесят лет — совсем неплохой срок. Если повезёт, ты ещё увидишь, как это будет, когда сама уже станешь доброй бабусей, качающей на коленях пухлых внучат. Хотя на самом деле, — он вскинул руку, заставив Китти, издавшую возмущённый возглас, умолкнуть, — на самом деле я ошибся. Мой расчёт был неверен.
— Это хорошо.
— Ты никогда не станешь доброй бабусей. Лучше будет сказать — «унылой и одинокой старой каргой».
Китти стукнула кулаком по полу.
— Пятьдесят лет — это слишком много! Кто знает, до чего волшебники додумаются к тому времени? Да вся моя жизнь пройдёт! Может, я уже умру к тому времени, как наконец свершится революция.
— Это верно, — сказал мальчик. — Но я буду все ещё здесь и все увижу. Я буду точно таким же, как теперь.
— Ну да, конечно! — рявкнула Китти. — Тебе хорошо!
— Думаешь? — Мальчик окинул себя взглядом.
Он сидел прямо, аккуратно скрестив ноги, на манер египетского писца.
— С тех пор как умер Птолемей, прошло две тысячи сто двадцать девять лет, — сказал он. — Ему было четырнадцать. Восемь мировых империй вознеслись и пали с тех пор, а я всё ещё ношу его облик. Как ты думаешь, кому из нас лучше?
Китти не ответила. Помолчав, она спросила:
— Зачем ты это делаешь? В смысле, принимаешь его облик.
— Потому что я дал себе слово, — сказал джинн. — Я показываю ему, каким он был. До того, как переменился.
— А я думала, он так и не вырос, — сказала Китти.
— Да, это правда. Он так и не вырос.
Китти открыла было рот, чтобы спросить, но потом покачала головой.
— Мы уходим от темы, — твёрдо сказала она. — Я не могу позволить себе ждать и смотреть, как волшебники продолжают творить зло. Жизнь слишком коротка. Действовать нужно прямо сейчас. Но мы — народ, простолюдины, — не можем спихнуть правительство в одиночку. Нам нужна помощь.
Мальчик пожал плечами.
— Возможно.
— Так вот, моя идея, точнее, моё предложение состоит в том, что джинны и прочие духи должны нам помочь, — сказала Китти. И выжидательно выпрямилась.
Мальчик уставился на неё.
— Чего-чего?
— Помогите нам. В конце концов, ты сам только что сказал: все мы тут жертвы, как джинны, так и простолюдины. Волшебники одинаково помыкают нами, как людьми, так и духами. Ну так вот. Надо объединиться и свергнуть их.
Лицо у мальчика сделалось каменное.
— Вот так вот взять и объединиться?
— Нет, конечно, это будет непросто. Но должен же быть какой-то способ! Например, если простолюдины, такие как я, могут вызывать таких могучих джиннов, как ты, почему мы не можем вместе выступить против правительства? Это все ещё нужно хорошенько продумать и привлечь к этому гораздо больше де… духов, но зато на нашей стороне будет преимущество внезапности! А сражаться, будучи на равных, будет гораздо проще. Среди нас не будет ни рабов, ни хозяев. Нам не из-за чего будет враждовать, незачем будет пытаться застать друг друга врасплох. Мы сможем спокойно сотрудничать. Нас никто не остановит!
Теперь Китти снова подалась вперёд, лицо у неё раскраснелось, глаза сверкали. Мальчик, казалось, тоже был захвачен её воодушевлением. Во всяком случае, он долго молчал. Но наконец заговорил.
— Безумная, — сказал он. — Чудные волосы, чудная фигура, но при этом абсолютно сумасшедшая.
Китти передёрнула плечами от разочарования.
— Нет, ты только выслушай!..
— За все эти годы у меня перебывало немало безумных хозяев, — продолжал мальчик. — Видел я религиозных фанатиков, бичевавших себя терниями, императоров с мёртвыми глазами, безрадостно совершавших массовые убийства, скупцов, жаждущих владеть горами золота. Бессчётное количество идиотов, терзавших себя и других… Вы довольно неприятные и извращённые создания. Должен признаться, Китти, что твоё личное безумие менее вредоносно, чем у большинства сумасшедших, но тем не менее оно погубит тебя, да и меня тоже, если я не буду осторожен, так что мне придётся быть с тобой откровенным. То, что ты предлагаешь, смешно и нелепо по тысяче причин, и, если я примусь перечислять их все, мы просидим тут до тех пор, пока Британская империя не падёт сама по себе. Так что позволь мне выделить всего две из них. Ни один джинн, ни один африт, ни один марид, сокрушающий города, ни одна букашка, которая только и может, что кусаться и жалить, никогда, ни за что не «объединится», как ты изволила выразиться, ни с кем из людей. «Объединиться»… ну, знаете ли! Как ты себе это представляешь: что мы наденем одинаковые повязки, или что-нибудь в этом духе, и плечом к плечу ринемся в битву?
Мальчишка рассмеялся — хриплым, неприятным смехом.
— Нет! Мы слишком много страдали из-за людей, чтобы отнестись к кому-то из них как к союзнику.
— Враньё! — воскликнула Китти. — Ещё раз повторяю: как насчёт вас с Птолемеем?
— Он был такой один! — Мальчишка стиснул кулаки. — Он был единственный. И не впутывай его в это дело!
— Но он опровергает всё, что ты говоришь! — крикнула Китти. — Конечно, большинство демонов переубедить будет трудно, но…
— Трудно? Да это просто невозможно!
— То же самое ты говорил про то, что я не могла вызвать тебя самостоятельно. Но я же смогла!
— Это здесь совершенно ни при чём. Дай-ка я объясню тебе одну вещь. Вот я тут сидел, мило с тобой беседовал, вёл себя паинькой, как и подобает благовоспитанному джинну, — но всё это время я следил за тобой, точно коршун, не высунешь ли ты хотя бы кончик пальца за пределы круга. И если бы ты это сделала, я бы набросился на тебя в мгновение ока, и тогда бы ты узнала, как на самом деле джинны относятся к людям, могу тебя заверить!
— Да ну? — фыркнула Китти. — Ну да, только вместо этого ты сам, как дурак, высунул палец за пределы круга — вон, аж юбочку порвал. В принципе, к этому и сводятся твои последние несколько тысяч лет. В одиночку ты ничего не добьёшься, приятель!
— Ах вот как? — Мальчишка побагровел от ярости. — Ладно, тогда перейдём ко второй причине, по которой твой план — фуфло! Даже если бы я захотел тебе помогать, даже если бы ещё сотня джиннов, почти столь же могущественных, как я, согласились бы со мной и возжелали бы встать на сторону мякинноголовых людишек, мы бы не смогли этого сделать. Потому что единственный способ, каким мы можем попасть на Землю, — это быть призванными. А это означает — лишиться свободы. Это сулит мучения. Это означает повиновение хозяину. Нет, в этом уравнении равенству нет места!
— Чушь, — сказала Китти. — Не обязательно всё должно быть именно так.
— А как же иначе? Есть ли другие варианты? Любой вызов сковывает нас. Затем все это и задумывалось. Неужто вы станете искать способ спустить нас с поводка? С нашим-то могуществом? Неужели вы пойдёте на то, чтобы предоставить нас нашей воле?
— Разумеется, — упрямо ответила Китти. — Если так надо — почему бы и нет?
— Да не сделаете вы этого! Ни за что на свете!
— Сделаю. При наличии взаимного доверия — сделаю, конечно.
— Да ну? Ну что ж, докажи. Вот прямо сейчас. Выйди из своего круга.
— Чего?!
— Чего слышала. Выйди, переступи через эти линии. Да-да, вон те самые. Ты говоришь о доверии — вот и давай испытаем его на деле. Окажись хотя бы на миг в моей власти. Посмотрим, рискнёшь ли ты на деле выполнить то, о чём треплешься.
Говоря это, мальчишка вскочил на ноги, и Китти последовала его примеру секундой позже. Теперь они стояли в противоположных пентаклях, глядя друг на друга в упор. Китти закусила губу. Её бросало то в жар, то в холод. Всё пошло совсем не так, как она рассчитывала: Бартимеус отверг её предложение и тут же бросил ей вызов. Ничего из этого она не предвидела. И что же теперь делать? Если она разрушит заклятие, выйдя из пентакля, Бартимеус исчезнет, да ещё перед этим может уничтожить её. Никакая устойчивость не помешает ему разорвать её на куски. При одной мысли об этом Китти пробрала дрожь.
Она посмотрела в лицо давно умершего мальчика. Он улыбнулся ей улыбкой, которая явно задумывалась как дружелюбная, однако взгляд его оставался жёстким и насмешливым.
— Ну? — спросил он. — И что?
— Ты же сам только что говорил, — осипшим голосом сказала Китти, — что ты сделаешь со мной, если я нарушу защиту. Ты сказал, что набросишься на меня в мгновение ока.
Улыбка дрогнула.
— Да ну, не обращай внимания. Я тебе просто лапшу на уши вешал. Тебе совсем не обязательно верить всему, что говорит тебе старина Бартимеус, верно ведь? Я всё время прикалываюсь, ты же знаешь.
Китти ничего не ответила.
— Давай, — продолжал мальчишка, — я тебе ничего не сделаю. Доверься мне хотя бы на миг. Ты ещё удивишься. Положись на меня.
Китти облизнула нижнюю губу пересохшим языком. Мальчишка улыбнулся ещё шире прежнего. Он улыбался с таким усилием, что у него все лицо растянулось и напряглось. Китти опустила глаза, посмотрела на меловые линии на полу, на свою ногу, снова на линии…
— Это твой билет, — сказал мальчишка. Китти внезапно заметила, что забыла дышать, и шумно выдохнула воздух.
— Нет, — сказала она. — Нет. Это ничего не даст.
Тёмные глаза смотрели на неё в упор. Губы внезапно стянулись в ниточку.
— Ну, — кисло сказал джинн, — надо признаться, я особо и не рассчитывал.
— Тут дело не в доверии, — сказала Китти — и соврала. — Ты бы просто дематериализовался, и все. Ты ведь не можешь оставаться на Земле, если тебя не удерживает сила заклятия, а у меня сейчас не хватило бы сил вызвать тебя снова. Суть в том, — в отчаянии продолжала она, — что если бы ты и другие джинны объединились со мной, мы могли бы свергнуть волшебников и помешать им вновь вызывать вас. Если бы мы смогли их одолеть, вас бы больше никто никогда не вызывал.
Джинн фыркнул.
— Китти, у меня нет времени на фантазии. Прислушайся к себе — ты даже сама не веришь ни слову из того, что говоришь. Ладно, если это все, думаю, ты можешь меня отпустить.
И мальчишка повернулся к ней спиной.
Тут Китти охватил гнев. Перед ней, как наяву, всплыли воспоминания последних трёх лет. Она вспомнила, каких неимоверных усилий стоило ей добиться того, чего она добилась. А теперь этот гордый и ограниченный дух с ходу отверг все её идеи! Даже не дав себе труда как следует их обдумать. Ну да, конечно, следовало бы потщательнее проработать детали; многие вопросы оставались пока неразрешёнными, но ведь очевидно, что они могли бы работать вместе и что без этого никак не обойтись! Китти хотелось разрыдаться, но она яростно задушила это малодушное желание и топнула ногой так, что пол задрожал.
— Ага, — рявкнула она, — значит, этот дурацкий египетский мальчишка был для тебя достаточно хорош, да?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64