Однако он не сомневался, что она могла бы обойтись и без них.
– Я намеревался уладить все сам, прежде чем предложить этот вопрос вашему вниманию, мэм, – сказал он.
Всегда плохо, когда старпом не ставит в известность своего командира о чем-то серьезном. В то же время работа старпома как раз и заключается в том, чтобы улаживать подобные вопросы, не привлекая шкипера. В любом экипаже капитан корабля Ее Величества своей властью принимал окончательные санкции по поводу противозаконных действий подчиненных и, соответственно, должен был оставаться в запасе на самый крайний случай, когда не останется иного варианта, кроме как прибегнуть к высшей Власти. Как только подключался капитан, нельзя было избежать применения военного кодекса в полную силу, и Кардонес, как и сама Хонор, полагал, что почти всегда лучше смягчить ситуацию, чем сразу прибегать к тяжелой артиллерии.
«Но иногда нет другого выхода, кроме как выкатить большую пушку», – хмуро подумал он. Желание спасти ситуацию никак не могло служить оправданием и позволить животному, способному искалечить товарища по команде, остаться безнаказанным.
– Я принимаю твои мотивы и твою позицию, Раф, – сказала Хонор, садясь за стол и устанавливая вертикально спинку кресла, – но до меня доходят слухи, которые мне совсем не нравятся… включая происшествие в первом импеллерном отсеке.
Со своего насеста соскочил Нимиц и, запрыгнув к ней на колени, сел прямо и оперся спиной о Хонор, чтобы пристально посмотреть на старпома зелеными, как трава, глазами. Она принялась поглаживать кошачьи уши.
– Мне самому они очень не нравятся, мэм, но в данный момент мы загнаны в угол. Что касается Вундермана, то он настаивает на том, что упал, и Тацуми, санитар, который доставил его в корабельный госпиталь, заявляет, что ничего не знает. – Старпом развел руками. – Полагаю, они оба лгут… но оба к тому же до смерти напуганы. Если ничего не изменится, я не думаю, что кто-то из них признается, а пока они этого не сделают, у нас нет официального основания для дальнейших действий.
– Что говорит начальник дисциплинарной комиссии?
– Томас взял нескольких своих людей и внимательно осмотрел место «падения». Его нетрудно было найти – Вундерман потерял много крови. В том месте не обо что споткнуться, а больше всего пятен крови находится рядом с переборкой, о которую точно не мог удариться лицом человек, идущий по середине коридора. Ни одно из этих обстоятельств, однако, не может быть решающим, и Вундерман мог просто запутаться в собственных ногах, если двигался достаточно быстро.
– А его ребра? – тихо спросила Хонор.
– Снова маловероятное, но возможное объяснение, – вздохнул Кардонес. – Мы с Энджи обсудили, как могло совершиться падение, которое, вероятно, и нанесло ему телесные повреждения. Мы даже составили компьютерные модели. Я бы сказал, тут требуется профессиональный акробат, чтобы выполнить весь комплекс движений, которые он должен был проделать в падении, но вы знаете, как неловко может приземлиться неожиданно споткнувшийся человек. Лично я полагаю, и такого же мнения придерживаются медики, боцман и начальник дисциплинарной комиссии, что кто-то его избил. Мы с боцманом считаем, что это был энерготехник по имени Штайлман, но мы не можем доказать это. Мы также полагаем, что того, кто избивал юношу, остановило появление Тацуми. Я подумывал сломать Тацуми. У него есть несколько очень серьезных замечаний в личном деле, и я мог бы добиться от него правды, но Энджи возражает. Она говорит, что он один из лучших санитаров, каких она когда-либо видела, и что бы ни говорили записи в его личном деле относительно прошлого, он хорошо себя вел на борту «Пилигрима» и, очевидно, на двух предыдущих местах службы. Если он действительно исправляется, я не хочу сделать то, что заставит его взяться за старое.
– А случай в первом импеллерном отсеке?
– Отчасти он кристально ясен, мэм. Нет сомнений по поводу оскорбления Штайлманом старшего по званию. Это произошло в присутствии более двадцати свидетелей. Некоторые из них не торопятся рассказывать детали, думаю потому, что боятся Штайлмана, но они все же подтвердили версию главстаршины Льюис в том, что он сказал. Все остальное не так ясно. Льюис сообразила, как получить доказательства, но люди Томаса не смогли получить четкие отпечатки пальцев с рухнувшего рабочего стенда. Им удалось снять два фрагмента, явно не принадлежащие людям, которые этим стендом пользовались, но они слишком смазаны, чтобы сказать что-то большее. Совершенно ясно, что кто-то преднамеренно разомкнул держатель опор, так что стенд упал, но мы не можем доказать, что это был Штайлман.
– Но вы думаете, что это был он, – решительно сказала Хонор.
– Да, мэм, я уверен. Он – неприятность с заглавной буквы, и тот факт, что Вундерман не признает в нем своего обидчика, делает хуже только ему самому. Это единственная причина, почему я так упорно думал о допросе Тацуми, но, как я уже сказал, если он действительно вернется к старым привычкам, мы сломаем ему карьеру, признав его, наряду со Штайлманом, непригодным к службе.
– Гм. – Хонор покачалась на стуле, потирая кончик носа, и нахмурилась. – Я тоже не хочу этого делать, Раф… но я также не желаю допускать подобные вещи. Если единственный способ добиться правды и положить конец безобразиям состоит в том, чтобы допросить с пристрастием Тацуми, у нас нет выбора. Он – один, а нам надо думать обо всей корабельной команде.
– Я понимаю, мэм, и если придется это сделать, я сделаю. Но, учитывая то, что уже случилось с Вундерманом, и то, как напуган Тацуми, я предпочел бы соблюдать в этом деле максимальную осторожность. – Кардонес почесал бровь, его ястребиное лицо было необычно озабоченным. – Проблема состоит в том, что мы не знаем всех деталей происходящего. Мы с боцманом думаем, что за всем этим стоит Штайлман, но у нее есть сведения, что он действует не один. Даже если мы предварительно заключим его на гауптвахту, нельзя быть уверенным в том, что один из его дружков не доберется до Тацуми или Вундермана прежде, чем они успеют нам все рассказать. Я полагаю, что мы могли бы поместить их обоих в безопасное место и держать там, пока они не решатся сказать нам правду. Но я не могу сделать то же самое с Льюис, а перевод Вундермана и Тацуми под охрану может вызвать шум, которого я хотел бы избежать Короче говоря, это наглядно покажет, что Штайлман и на этот раз вышел сухим из воды.
Хонор кивнула, все еще потирая кончик носа, затем откинулась на спинку кресла и запустила пальцы в мягкий, пушистый мех Нимица. Годы командирского опыта научили ее держаться спокойно, но глубоко внутри закипал гнев. Она ненавидела хулиганов, она презирала подонков, которые объединялись в банду для того, чтобы внушать людям страх – о чем говорил Кардонес. Более того, жертвы Штайлмана были членами ее команды. Она не была знакома с Кирком Демпси, но она знала Вундермана, и юноша ей нравился. Однако даже не это важнее всего. Важно было то, что в обязанности Флота, а на борту «Пилигрима» Флот олицетворяла она, входило следить за тем, чтобы подобного не происходило и чтобы люди, преступающие закон, дорого за это расплачивались. Но Кардонес прав. Пока Вундерман и Тацуми отказываются называть имена и пока нельзя доказать, что Штайлман был причиной «несчастного случая» в первом импеллерном отсеке, у руководства нет никаких официальных оснований для того, чтобы призвать его к ответу.
Хонор пристально смотрела в свой планшет. Пауза затянулась минуты на две. Капитан принимала решение молча и наконец, вздохнув, спросила:
– Ты хочешь, чтобы именно я поговорила с Вундерманом?
– Я не знаю, мэм, – раздельно ответил Кардонес.
Только в одном старпом был уверен – в том, что на «Пилигриме» есть только один-единственный офицер, который мог бы заставить Вундермана открыться и это – капитан Харрингтон. Парень боготворил ее и очень доверял. Только ей он мог бы назвать виновника избиения. Но ведь мог и не назвать. И не только потому, что был почти до беспамятства напуган, но к настоящему моменту он в многочисленных беседах так настаивал на своем «падении», что изменение этой версии будет равносильно признанию во лжи, а Вундерман слишком молод, чтобы пережить такое унижение.
– Я хотел бы попробовать сначала еще кое-что, мэм, – спустя несколько секунд сказал старпом. Хонор посмотрела на него, удивленно подняв бровь, и он улыбнулся. – Боцман решила, что Вундерман, возможно, нуждается в… э-э… в небольшом совете, – сказал он, – так вот, она попросила Харкнесса исполнить для парня роль наставника.
– Харкнесса? – Хонор поджала губы, но все-таки не удержалась от смеха. Что-то неприятное послышалось в этом сдавленном звуке, а в ее миндалевидных глазах вспыхнуло холодное удовлетворение. – Я и не подумала об этом, – призналась она. – А он сможет… придать парню уверенности, а?
– Да, мэм. Единственно, я беспокоюсь за его склонность к прямолинейным действиям, – ответил Кардонес.
Глаза Хонор загорелись при воспоминании о разговоре с адмиралом Белой Гавани – тот прочел ей целую лекцию о вреде прямолинейных действий. Однако временами ситуация требовала именно прямолинейности, и Хонор доверяла здравому смыслу Харкнесса и МакБрайд. Каждый офицер знал, кто в действительности приводит в движение механизмы Флота, и она очень хотела дать старшинам немного творческой свободы.
– Хорошо, Раф, – сказала она, обстоятельно взвесив решение. – Я предоставлю вам с боцманом решить этот вопрос, но мы можем прижать Штайлмана не откладывая – наказав его за оскорбление старшины. На «капитанскую мачту» note 14 его – завтра же. Посмотрим, как ему понравится быть энерготехником третьего разряда. Кроме того, я хочу с ним немного поговорить . И пусть не спускают глаз с Вундермана и Тацуми. Не хочется, чтобы с ними случилось еще что-нибудь, прежде чем мы доберемся до сути дела. Я пока постою в стороне, чтобы дать тебе и Харкнессу некоторую свободу для маневров, но если у Вундермана будут еще неприятности, или с кем-то другим произойдет «несчастный случай» или «падение» придется прекратить церемонии. – Она мрачно улыбнулась и тихо добавила: – Абсолютно прекратить.
* * *
– Ну что, парень. Я вижу, ты снова на ногах.
Обри Вундерман, морщась от боли в ребрах, быстро обернулся на звук низкого голоса. В проеме открытого люка стоял плотный, явно видавший виды главстаршина с нашивкой помощника канонира – перекрещенными ракетами. Он был крупным мужчиной (не таким большим, как Штайлман, но на пять сантиметров выше Обри) и выглядел внушительно. Обри огляделся вокруг, он понятия не имел, кто это такой… или, уж коли на то пошло, зачем этот тип пришел в госпиталь.
– Гм, так точно, главстаршина… – неуверенно ответил он.
– Харкнесс, – подсказал главстаршина, ткнув пальцем в имя на правой стороне груди рабочего костюма. – Я из диспетчерской эскадрильи ЛАКов.
– А!.. – кивнул Обри, его замешательство было очевидным.
Он не знал никого в секторе управления полетами ЛАКов, но он слышал фамилию Харкнесс. Репутация главстаршины была легендарной, хотя ходили слухи, что в последнее время он изменился. Все же Обри не мог придумать ни одной разумной причины для его посещения.
– Так… – Харкнесс, усмехнувшись, сел на свободную койку напротив постели, в которой Обри провел два предыдущих дня. – Значит, парень, у тебя был какой-то неприятный случай.
То, что Харкнесс называл его «парень» и обращался на «ты», не оскорбляло Обри, как при общении с другими старыми служаками, но он почувствовал знакомый холод в слове «неприятный случай». Значит, вот в чем дело. Харкнесс здесь для того, чтобы попытаться заставить его сказать правду. Обри почувствовал, как напряглось его лицо.
– Да, – сказал он, глядя в сторону. – Я упал.
– Дело дрянь.
В словах старшины не было раздражения. И вообще, Харкнесс как будто забавлялся. Обри почувствовал, как на смену прежнему холоду приходит горячий румянец. В конце концов, то, что с ним случилось, забавно в последнюю очередь! Он метнул на Харкнесса горящий от гнева взгляд, но главстаршина лениво и самоуверенно усмехнулся в ответ, как большой грифонский кодьяк или сфинксианская гексапума. Обри покраснел.
Харкнесс еще несколько мгновений выдерживал паузу, затем откинулся назад, опершись на локти, и развалился поперек кровати.
– Слушай, парень, – довольно громко сказал он, – я знаю, что это гнилое дело, и ты сам знаешь, что это гнилое дело, и боцман знает, и даже сама Старуха знает, что это гнилое дело. Ты ведь заврался, так?
Он выдержал взгляд Обри все с тем же ленивым вызовом и, не торопясь, кивнул, поскольку юноша ничего не ответил.
– Да уж, и с Тацуми то же самое, – спокойно продолжал он, – я, по правде говоря, и не думаю ругать ни его, ни тебя. Штайлман – гнилой тип. Но вы же, братцы, не думаете, что на этом все и закончится, а?
Обри еще больше похолодел, когда услышал фамилию Штайлмана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
– Я намеревался уладить все сам, прежде чем предложить этот вопрос вашему вниманию, мэм, – сказал он.
Всегда плохо, когда старпом не ставит в известность своего командира о чем-то серьезном. В то же время работа старпома как раз и заключается в том, чтобы улаживать подобные вопросы, не привлекая шкипера. В любом экипаже капитан корабля Ее Величества своей властью принимал окончательные санкции по поводу противозаконных действий подчиненных и, соответственно, должен был оставаться в запасе на самый крайний случай, когда не останется иного варианта, кроме как прибегнуть к высшей Власти. Как только подключался капитан, нельзя было избежать применения военного кодекса в полную силу, и Кардонес, как и сама Хонор, полагал, что почти всегда лучше смягчить ситуацию, чем сразу прибегать к тяжелой артиллерии.
«Но иногда нет другого выхода, кроме как выкатить большую пушку», – хмуро подумал он. Желание спасти ситуацию никак не могло служить оправданием и позволить животному, способному искалечить товарища по команде, остаться безнаказанным.
– Я принимаю твои мотивы и твою позицию, Раф, – сказала Хонор, садясь за стол и устанавливая вертикально спинку кресла, – но до меня доходят слухи, которые мне совсем не нравятся… включая происшествие в первом импеллерном отсеке.
Со своего насеста соскочил Нимиц и, запрыгнув к ней на колени, сел прямо и оперся спиной о Хонор, чтобы пристально посмотреть на старпома зелеными, как трава, глазами. Она принялась поглаживать кошачьи уши.
– Мне самому они очень не нравятся, мэм, но в данный момент мы загнаны в угол. Что касается Вундермана, то он настаивает на том, что упал, и Тацуми, санитар, который доставил его в корабельный госпиталь, заявляет, что ничего не знает. – Старпом развел руками. – Полагаю, они оба лгут… но оба к тому же до смерти напуганы. Если ничего не изменится, я не думаю, что кто-то из них признается, а пока они этого не сделают, у нас нет официального основания для дальнейших действий.
– Что говорит начальник дисциплинарной комиссии?
– Томас взял нескольких своих людей и внимательно осмотрел место «падения». Его нетрудно было найти – Вундерман потерял много крови. В том месте не обо что споткнуться, а больше всего пятен крови находится рядом с переборкой, о которую точно не мог удариться лицом человек, идущий по середине коридора. Ни одно из этих обстоятельств, однако, не может быть решающим, и Вундерман мог просто запутаться в собственных ногах, если двигался достаточно быстро.
– А его ребра? – тихо спросила Хонор.
– Снова маловероятное, но возможное объяснение, – вздохнул Кардонес. – Мы с Энджи обсудили, как могло совершиться падение, которое, вероятно, и нанесло ему телесные повреждения. Мы даже составили компьютерные модели. Я бы сказал, тут требуется профессиональный акробат, чтобы выполнить весь комплекс движений, которые он должен был проделать в падении, но вы знаете, как неловко может приземлиться неожиданно споткнувшийся человек. Лично я полагаю, и такого же мнения придерживаются медики, боцман и начальник дисциплинарной комиссии, что кто-то его избил. Мы с боцманом считаем, что это был энерготехник по имени Штайлман, но мы не можем доказать это. Мы также полагаем, что того, кто избивал юношу, остановило появление Тацуми. Я подумывал сломать Тацуми. У него есть несколько очень серьезных замечаний в личном деле, и я мог бы добиться от него правды, но Энджи возражает. Она говорит, что он один из лучших санитаров, каких она когда-либо видела, и что бы ни говорили записи в его личном деле относительно прошлого, он хорошо себя вел на борту «Пилигрима» и, очевидно, на двух предыдущих местах службы. Если он действительно исправляется, я не хочу сделать то, что заставит его взяться за старое.
– А случай в первом импеллерном отсеке?
– Отчасти он кристально ясен, мэм. Нет сомнений по поводу оскорбления Штайлманом старшего по званию. Это произошло в присутствии более двадцати свидетелей. Некоторые из них не торопятся рассказывать детали, думаю потому, что боятся Штайлмана, но они все же подтвердили версию главстаршины Льюис в том, что он сказал. Все остальное не так ясно. Льюис сообразила, как получить доказательства, но люди Томаса не смогли получить четкие отпечатки пальцев с рухнувшего рабочего стенда. Им удалось снять два фрагмента, явно не принадлежащие людям, которые этим стендом пользовались, но они слишком смазаны, чтобы сказать что-то большее. Совершенно ясно, что кто-то преднамеренно разомкнул держатель опор, так что стенд упал, но мы не можем доказать, что это был Штайлман.
– Но вы думаете, что это был он, – решительно сказала Хонор.
– Да, мэм, я уверен. Он – неприятность с заглавной буквы, и тот факт, что Вундерман не признает в нем своего обидчика, делает хуже только ему самому. Это единственная причина, почему я так упорно думал о допросе Тацуми, но, как я уже сказал, если он действительно вернется к старым привычкам, мы сломаем ему карьеру, признав его, наряду со Штайлманом, непригодным к службе.
– Гм. – Хонор покачалась на стуле, потирая кончик носа, и нахмурилась. – Я тоже не хочу этого делать, Раф… но я также не желаю допускать подобные вещи. Если единственный способ добиться правды и положить конец безобразиям состоит в том, чтобы допросить с пристрастием Тацуми, у нас нет выбора. Он – один, а нам надо думать обо всей корабельной команде.
– Я понимаю, мэм, и если придется это сделать, я сделаю. Но, учитывая то, что уже случилось с Вундерманом, и то, как напуган Тацуми, я предпочел бы соблюдать в этом деле максимальную осторожность. – Кардонес почесал бровь, его ястребиное лицо было необычно озабоченным. – Проблема состоит в том, что мы не знаем всех деталей происходящего. Мы с боцманом думаем, что за всем этим стоит Штайлман, но у нее есть сведения, что он действует не один. Даже если мы предварительно заключим его на гауптвахту, нельзя быть уверенным в том, что один из его дружков не доберется до Тацуми или Вундермана прежде, чем они успеют нам все рассказать. Я полагаю, что мы могли бы поместить их обоих в безопасное место и держать там, пока они не решатся сказать нам правду. Но я не могу сделать то же самое с Льюис, а перевод Вундермана и Тацуми под охрану может вызвать шум, которого я хотел бы избежать Короче говоря, это наглядно покажет, что Штайлман и на этот раз вышел сухим из воды.
Хонор кивнула, все еще потирая кончик носа, затем откинулась на спинку кресла и запустила пальцы в мягкий, пушистый мех Нимица. Годы командирского опыта научили ее держаться спокойно, но глубоко внутри закипал гнев. Она ненавидела хулиганов, она презирала подонков, которые объединялись в банду для того, чтобы внушать людям страх – о чем говорил Кардонес. Более того, жертвы Штайлмана были членами ее команды. Она не была знакома с Кирком Демпси, но она знала Вундермана, и юноша ей нравился. Однако даже не это важнее всего. Важно было то, что в обязанности Флота, а на борту «Пилигрима» Флот олицетворяла она, входило следить за тем, чтобы подобного не происходило и чтобы люди, преступающие закон, дорого за это расплачивались. Но Кардонес прав. Пока Вундерман и Тацуми отказываются называть имена и пока нельзя доказать, что Штайлман был причиной «несчастного случая» в первом импеллерном отсеке, у руководства нет никаких официальных оснований для того, чтобы призвать его к ответу.
Хонор пристально смотрела в свой планшет. Пауза затянулась минуты на две. Капитан принимала решение молча и наконец, вздохнув, спросила:
– Ты хочешь, чтобы именно я поговорила с Вундерманом?
– Я не знаю, мэм, – раздельно ответил Кардонес.
Только в одном старпом был уверен – в том, что на «Пилигриме» есть только один-единственный офицер, который мог бы заставить Вундермана открыться и это – капитан Харрингтон. Парень боготворил ее и очень доверял. Только ей он мог бы назвать виновника избиения. Но ведь мог и не назвать. И не только потому, что был почти до беспамятства напуган, но к настоящему моменту он в многочисленных беседах так настаивал на своем «падении», что изменение этой версии будет равносильно признанию во лжи, а Вундерман слишком молод, чтобы пережить такое унижение.
– Я хотел бы попробовать сначала еще кое-что, мэм, – спустя несколько секунд сказал старпом. Хонор посмотрела на него, удивленно подняв бровь, и он улыбнулся. – Боцман решила, что Вундерман, возможно, нуждается в… э-э… в небольшом совете, – сказал он, – так вот, она попросила Харкнесса исполнить для парня роль наставника.
– Харкнесса? – Хонор поджала губы, но все-таки не удержалась от смеха. Что-то неприятное послышалось в этом сдавленном звуке, а в ее миндалевидных глазах вспыхнуло холодное удовлетворение. – Я и не подумала об этом, – призналась она. – А он сможет… придать парню уверенности, а?
– Да, мэм. Единственно, я беспокоюсь за его склонность к прямолинейным действиям, – ответил Кардонес.
Глаза Хонор загорелись при воспоминании о разговоре с адмиралом Белой Гавани – тот прочел ей целую лекцию о вреде прямолинейных действий. Однако временами ситуация требовала именно прямолинейности, и Хонор доверяла здравому смыслу Харкнесса и МакБрайд. Каждый офицер знал, кто в действительности приводит в движение механизмы Флота, и она очень хотела дать старшинам немного творческой свободы.
– Хорошо, Раф, – сказала она, обстоятельно взвесив решение. – Я предоставлю вам с боцманом решить этот вопрос, но мы можем прижать Штайлмана не откладывая – наказав его за оскорбление старшины. На «капитанскую мачту» note 14 его – завтра же. Посмотрим, как ему понравится быть энерготехником третьего разряда. Кроме того, я хочу с ним немного поговорить . И пусть не спускают глаз с Вундермана и Тацуми. Не хочется, чтобы с ними случилось еще что-нибудь, прежде чем мы доберемся до сути дела. Я пока постою в стороне, чтобы дать тебе и Харкнессу некоторую свободу для маневров, но если у Вундермана будут еще неприятности, или с кем-то другим произойдет «несчастный случай» или «падение» придется прекратить церемонии. – Она мрачно улыбнулась и тихо добавила: – Абсолютно прекратить.
* * *
– Ну что, парень. Я вижу, ты снова на ногах.
Обри Вундерман, морщась от боли в ребрах, быстро обернулся на звук низкого голоса. В проеме открытого люка стоял плотный, явно видавший виды главстаршина с нашивкой помощника канонира – перекрещенными ракетами. Он был крупным мужчиной (не таким большим, как Штайлман, но на пять сантиметров выше Обри) и выглядел внушительно. Обри огляделся вокруг, он понятия не имел, кто это такой… или, уж коли на то пошло, зачем этот тип пришел в госпиталь.
– Гм, так точно, главстаршина… – неуверенно ответил он.
– Харкнесс, – подсказал главстаршина, ткнув пальцем в имя на правой стороне груди рабочего костюма. – Я из диспетчерской эскадрильи ЛАКов.
– А!.. – кивнул Обри, его замешательство было очевидным.
Он не знал никого в секторе управления полетами ЛАКов, но он слышал фамилию Харкнесс. Репутация главстаршины была легендарной, хотя ходили слухи, что в последнее время он изменился. Все же Обри не мог придумать ни одной разумной причины для его посещения.
– Так… – Харкнесс, усмехнувшись, сел на свободную койку напротив постели, в которой Обри провел два предыдущих дня. – Значит, парень, у тебя был какой-то неприятный случай.
То, что Харкнесс называл его «парень» и обращался на «ты», не оскорбляло Обри, как при общении с другими старыми служаками, но он почувствовал знакомый холод в слове «неприятный случай». Значит, вот в чем дело. Харкнесс здесь для того, чтобы попытаться заставить его сказать правду. Обри почувствовал, как напряглось его лицо.
– Да, – сказал он, глядя в сторону. – Я упал.
– Дело дрянь.
В словах старшины не было раздражения. И вообще, Харкнесс как будто забавлялся. Обри почувствовал, как на смену прежнему холоду приходит горячий румянец. В конце концов, то, что с ним случилось, забавно в последнюю очередь! Он метнул на Харкнесса горящий от гнева взгляд, но главстаршина лениво и самоуверенно усмехнулся в ответ, как большой грифонский кодьяк или сфинксианская гексапума. Обри покраснел.
Харкнесс еще несколько мгновений выдерживал паузу, затем откинулся назад, опершись на локти, и развалился поперек кровати.
– Слушай, парень, – довольно громко сказал он, – я знаю, что это гнилое дело, и ты сам знаешь, что это гнилое дело, и боцман знает, и даже сама Старуха знает, что это гнилое дело. Ты ведь заврался, так?
Он выдержал взгляд Обри все с тем же ленивым вызовом и, не торопясь, кивнул, поскольку юноша ничего не ответил.
– Да уж, и с Тацуми то же самое, – спокойно продолжал он, – я, по правде говоря, и не думаю ругать ни его, ни тебя. Штайлман – гнилой тип. Но вы же, братцы, не думаете, что на этом все и закончится, а?
Обри еще больше похолодел, когда услышал фамилию Штайлмана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86