Временами мне очень хочется, чтобы покрой нашей парадной формы был не так явно старомоден, но я думаю, мы бы потеряли часть самих себя, если бы сменили ее.
Ироничный тон провожатой заставил Хонор улыбнуться и задать более откровенный вопрос:
– А ведь те гусары – из «Мертвой головы», не так ли?
– Да, это они.
В голосе Шенингер послышалось удивление, оттого что их узнали, но через свою связь с Нимицем Хонор не почувствовала настоящего удивления в эмоциях девушки.
– Мне казалось, что они покидают Потсдам только в военное время, – то ли заявила, то ли спросила Хонор.
Шенингер подтвердила:
– Обычно это так, миледи. Но герцог Рабенштранге – двоюродный брат императора. Они вместе учились в Академии и всегда были очень близки. Его величество лично приказал приписать отряд «Мертвой головы» к флагманскому кораблю герцога.
– Понятно, – медленно кивнула Хонор.
Коммандер снова улыбнулась. Улыбка получилась еле заметная, но Хонор почувствовала удовлетворение Шенингер и поняла, что девушка специально подвела беседу к тому, чтобы сказать последнюю фразу. Хонор задумалась, не было ли это просто попыткой мимоходом прибавить вес своему хозяину. Из того немногого, что она пока поняла о коммандере Шенингер, этот вариант показался ей маловероятным. Гораздо более правдоподобным было предположение, что коммандер хотела убедиться, насколько хорошо Хонор осознает, что все исходящее из уст Рабенштранге можно рассматривать как мнение правящих кругов, близких к императору. Какими бы ни были намерения Шенингер, девушка вела себя безупречно, и Хонор почувствовала искреннее восхищение. Тонкость в общении ей никогда не давалась, но это не означало, что она не могла оценить ее в других.
Лифт остановился, и коммандер повела своих спутников по коридору к люку, охраняемому двумя одетыми в черное морскими пехотинцами, которые при их приближении встали по стойке «смирно».
– Гости к адмиралу, – объявила Шенингер, – Нас ждут.
– Так точно, мэм, – ответил один из морпехов на стандартном английском языке (Хонор оценила эту любезность) и нажал кнопку на панели связи, – Fregatten-kapitanin Schoeninger und Grafin Harrington, Herr Herzog , – объявил он по-немецки.
Секунду спустя дверь плавно открылась.
– Прошу вас, миледи, – обратилась к ней Шенингер, указывая рукой на вход в самую роскошную каюту из всех, когда-либо виденных Хонор. Размеры помещения были немного меньше ее собственных апартаментов на борту «Грозного», но обстановка отличалась кардинально.
– А! Леди Харрингтон!
Чин-лу фон Рабенштранге, с улыбкой протягивая руку, встал, чтобы приветствовать ее, одновременно с ним поднялись еще два офицера. Оба мужчины: один, слишком коренастый для андерманца, был одет в форму капитана, а на плече другого, коммандера, виднелся аксельбант офицера штаба, как и у Шенингер.
– Герцог Рабенштранге, – пробормотала Хонор, пожимая его руку.
Лицо стоявшего позади герцога капитана приобрело несколько страдальческое выражение, потому что он увидел ручное оружие на поясах ее охранников и попытался взглядом передать адмиралу свое беспокойство, но сам Рабенштранге только кивнул, представляя своих спутников:
– Капитан Гунтерман, капитан флагманского корабля, и коммандер Хаузер, моя разведка.
Его подчиненные вышли вперед, чтобы в свою очередь обменяться с гостьей рукопожатиями.
– Мои телохранители, милорд, – ответила Хонор, – Майор Лафолле, гвардеец Кэндлесс, гвардеец Говард.
– Ах, да! – воскликнул Рабенштранге, – Я читал о майоре Лафолле в вашем досье, миледи.
Без малейшего колебания он протянул грейсонцу руку, даже намеком не попытавшись подчеркнуть свое благородное происхождение, и на сей раз улыбка, которой он одарил Хонор, была серьезной.
– Вам повезло, что вы имеете таких преданных и – судя по донесениям – квалифицированных телохранителей.
Лафолле покраснел, а Хонор только кивнула.
– Да, милорд, повезло, – просто сказала она, – Я надеюсь, что их присутствие не составит проблем?
– Если следовать строгим предписаниям протокола, вероятно составило бы, – ответил Рабенштранге, – Но, учитывая данные обстоятельства и ваш собственный статус, я полагаю, все будет одобрено.
Капитан Гунтерман явно был не согласен с этим, и Хонор ему посочувствовала. Она знала, как бы она чувствовала себя, если бы иностранный офицер захотел притащить с собой на ее корабль вооруженных сопровождающих, да еще в присутствии представителя Дома Уинтонов. Однако Рабенштранге выглядел вполне искренним. Казалось, он от души радовался встрече с ней, а в эмоциях, которые она ощущала через свою связь с Нимицем, различались радушие, предвкушение развлечения и какое-то дьявольское удовольствие вкупе с несомненной серьезностью.
– Благодарю вас, милорд. Я ценю вашу чуткость, – сказала она.
Адмирал покачал головой.
– Нет никакой необходимости благодарить меня, миледи. Я пригласил вас сюда в качестве моей гостьи. В сущности, я предполагал, что вам придется следовать тем правилам, которые диктует ваше положение.
Хонор почувствовала, как при очередном доказательстве его полной осведомленности относительно ее статуса брови сами собой полезли вверх. Очень немногие мантикорцы знали, что закон Грейсона категорически требует присутствия рядом с ней вооруженной охраны, и она была изумлена, что Рабенштранге знает и об этом. Ее удивление было настолько очевидным, что адмирал снова засиял.
– У нас довольно полное досье на вас, миледи, – сказал он, не то забавляясь, не то извиняясь, – Видите ли, ваши успехи вызвали у нас особый интерес к вам.
Хонор почувствовала, что ее скулы вспыхнули огнем, но Рабенштранге лишь рассмеялся и указал ей рукой на стул. Остальные андерманцы тоже сели. Лафолле занял привычную позицию за плечом Хонор, а Кэндлесс и Говард как можно незаметнее расположились у стены. Внезапно возникший стюард предложил всем вина, а затем исчез так же тихо, как и появился. Вино было темным, почти черным, и Рабенштранге ждал, пока Хонор, отпив из своего бокала, распробует вкус.
– Отлично, милорд, – оценила она, – Не думаю, что мне доводилось пробовать когда-либо нечто подобное.
– Думаю, не доводилось. Это вино Потсдамского купажа. Когда микробиологи заново разрабатывали наши сельскохозяйственные культуры, они случайно создали новый сорт винограда, который может расти только на Потсдаме. Вино получается замечательное. Я лично полагаю, это одно из самых удачных их достижений.
– В самом деле, милорд, – снова оценивающе пригубив вино, Хонор откинулась на спинку стула и скрестила ноги.
Нимиц вспрыгнул к ней на колени и устроился поудобнее, а она, склонив голову набок, с легкой улыбкой посмотрела на Рабенштранге.
– Однако, милорд, я все же сомневаюсь, что вы пригласили меня на борт вашего корабля лишь затем, чтобы предложить отведать сокровища вашего винного погреба.
– Конечно нет, – согласился Рабенштранге, откидываясь на спинку кресла. Он поставил локти на ручки кресла, с довольным видом держа в ладонях свой бокал, и улыбнулся ей в ответ, – Как я уже сказал, мне хотелось, чтобы коммандер Хаузер смог поделиться с вами нашими собственными данными по ситуации в Конфедерации. Я попросил его подготовить диск, на котором собрать все наши донесения за последние несколько стандартных месяцев. Но если быть совершенно откровенным, миледи, то я пригласил вас, потому что хотел встретиться с вами лично.
– Встретиться со мной, милорд? Я могу спросить зачем?
– Конечно, – Рабенштранге улыбнулся еще шире, его глаза вспыхнули, и Хонор ощутила новую, более сильную волну поистине дьявольского восхищения, – Полагаю, сначала я должен признаться, что во мне все еще сидит озорной мальчишка, – обезоруживающе сказал он – и одна из моих целей – поразить вас обширностью наших разведданных относительно Звездного Королевства вообще и вас в частности, – Хонор удивленно подняла тонкую бровь, и он рассмеялся, – За долгие годы, миледи, мы, андерманцы, очень хорошо усвоили одну истину: неразумно держать в неведении потенциального союзника – да и врага – относительно способностей нашей разведки. Если люди, с которыми вам приходится иметь дело, понимают, что вы знаете больше, чем они думают, это значительно упрощает жизнь.
Хонор не смогла удержаться от смеха. Рядом с ней сидел человек, с удовольствием играющий в некую игру. В его настроении, несомненно, ощущалось легкое высокомерие, сознание своего высокого положения в имперской иерархии, но вместе с тем он отказывался воспринимать себя чересчур серьезно. Она понимала, что под видимой беззаботностью в нем скрыт железный характер, и знала, что он, как и сама она, предан своему долгу, но это не означало, что он не может получать от этого удовольствие. Без сомнения, он был чрезвычайно опасной личностью и при этом невероятно азартной, на редкость азартной, Хонор почти не приходилось сталкиваться с чем-то подобным.
– Считайте, что вы меня поразили, милорд, – криво усмехнувшись, ответила она Рабенштранге, – Уверяю вас, что мое следующее донесение Адмиралтейству представит способности вашей разведки в наилучшем виде.
– Превосходно! Ну вот, я уже выполнил добрую половину моей миссии, – Капитан Гунтерман покачал головой, словно пеняя, как наставник своему капризному подопечному, но Рабенштранге не обратил на это ни малейшего внимания и продолжал: – А еще я очень хотел познакомиться с вами, потому что знаю, что вы сделали для своей королевы. У вас блестящая карьера, миледи. Наши аналитики ожидают, что в ближайшие годы вы проявите себя еще лучше, и я думаю, что офицерам, находящимся на службе, никогда не помешает изучить характер друг друга, исходя из личных наблюдений.
А в этих словах Хонор почувствовала слабое, но вполне отчетливое предостережение. Радушие Рабенштранге ни в коей мере не уменьшилось, но Хонор поняла глубинный смысл фразы. Она не совсем разделяла оценку ее собственной значимости для КФМ, но соглашалась с андерманцем в главном. Независимо от роли – союзник ты или враг – знание человеческой личности, скрывающейся за именем любого офицера, неоценимо для любого командующего.
– И последнее – по списку, но не по значению, миледи. Вы собираетесь вести вашу эскадру в Силезию… – Теперь Рабенштранге, став совершенно серьезным, выпрямился на стуле, – В империи отлично понимают, какая критическая ситуация там сложилась, а сокращение обычного уровня военного присутствия вашего королевства, равно как и характер вашей миссии, явно свидетельствуют о том, насколько ваш флот занят войной против Народной Республики. Мой кузен хочет, чтобы я разъяснил вам (а через вас и вашему Адмиралтейству), что наши военные полностью поддерживают позицию наших дипломатов в отношении Конфедерации.
– И какова же эта позиция, милорд? – вежливо спросила Хонор, когда он сделал паузу.
– Как и ваше королевство, империя имеет серьезные интересы в Силезии, – спокойно ответил Рабенштранге. – Нет сомнения, что вас ввели в курс дела, да и я знаю, что вы прежде служили в том регионе, так что мне не надо скрывать тот факт, что мы рассматриваем большую часть пространства Конфедерации как жизненно важную для нашей собственной безопасности зону. Некоторые группировки в правительстве и во флоте всегда были сторонниками политики более активных силовых действий в регионе – скажем, оккупации, – а нынешний рост пиратской активности подбросил им аргументов. То, что силезское правительство находится в еще большем смятении, чем обычно, тоже играет им на руку. Тем не менее его величество приказал нам не предпринимать никаких действий там без предварительной консультации с вашим правительством. Он полностью сознает тяжелое положение вашего флота и также угрозу, которую Народная Республика представляет для Силезии, а следовательно, и для империи. Император не намерен скомпрометировать себя каким-либо действием, которое могло бы… отвлечь ваш флот от нынешней концентрации сил на фронте.
– Понимаю, – Хонор постаралась скрыть вздох облегчения.
Заявления Рабенштранге находились в полном соответствии с анализами министерства иностранных дел и Разведуправления Флота, но одно дело – мнение аналитиков, и совершенно другое – прямое официальное заявление. К тому же высокое положение Рабенштранге в имперской иерархии и во флоте делало его исключительно авторитетным оратором, а Андерманская империя славилась тем, что говорила то, что думала. Она могла порой просто отмалчиваться (один из самых эффективных способов до поры до времени скрывать свои замыслы), но когда она действительно заявляла о своих намерениях, это заявление не было пустым звуком.
Конечно, в некоторых щекотливых вопросах Рабенштранге явно не договаривал. Он не сказал, что империя намерена отказаться от своих перспективных целей в Силезии, подчеркнув только, что они не будут нагнетать ситуацию, пока Звездное Королевство сражается с хевенитами за само свое существование.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
Ироничный тон провожатой заставил Хонор улыбнуться и задать более откровенный вопрос:
– А ведь те гусары – из «Мертвой головы», не так ли?
– Да, это они.
В голосе Шенингер послышалось удивление, оттого что их узнали, но через свою связь с Нимицем Хонор не почувствовала настоящего удивления в эмоциях девушки.
– Мне казалось, что они покидают Потсдам только в военное время, – то ли заявила, то ли спросила Хонор.
Шенингер подтвердила:
– Обычно это так, миледи. Но герцог Рабенштранге – двоюродный брат императора. Они вместе учились в Академии и всегда были очень близки. Его величество лично приказал приписать отряд «Мертвой головы» к флагманскому кораблю герцога.
– Понятно, – медленно кивнула Хонор.
Коммандер снова улыбнулась. Улыбка получилась еле заметная, но Хонор почувствовала удовлетворение Шенингер и поняла, что девушка специально подвела беседу к тому, чтобы сказать последнюю фразу. Хонор задумалась, не было ли это просто попыткой мимоходом прибавить вес своему хозяину. Из того немногого, что она пока поняла о коммандере Шенингер, этот вариант показался ей маловероятным. Гораздо более правдоподобным было предположение, что коммандер хотела убедиться, насколько хорошо Хонор осознает, что все исходящее из уст Рабенштранге можно рассматривать как мнение правящих кругов, близких к императору. Какими бы ни были намерения Шенингер, девушка вела себя безупречно, и Хонор почувствовала искреннее восхищение. Тонкость в общении ей никогда не давалась, но это не означало, что она не могла оценить ее в других.
Лифт остановился, и коммандер повела своих спутников по коридору к люку, охраняемому двумя одетыми в черное морскими пехотинцами, которые при их приближении встали по стойке «смирно».
– Гости к адмиралу, – объявила Шенингер, – Нас ждут.
– Так точно, мэм, – ответил один из морпехов на стандартном английском языке (Хонор оценила эту любезность) и нажал кнопку на панели связи, – Fregatten-kapitanin Schoeninger und Grafin Harrington, Herr Herzog , – объявил он по-немецки.
Секунду спустя дверь плавно открылась.
– Прошу вас, миледи, – обратилась к ней Шенингер, указывая рукой на вход в самую роскошную каюту из всех, когда-либо виденных Хонор. Размеры помещения были немного меньше ее собственных апартаментов на борту «Грозного», но обстановка отличалась кардинально.
– А! Леди Харрингтон!
Чин-лу фон Рабенштранге, с улыбкой протягивая руку, встал, чтобы приветствовать ее, одновременно с ним поднялись еще два офицера. Оба мужчины: один, слишком коренастый для андерманца, был одет в форму капитана, а на плече другого, коммандера, виднелся аксельбант офицера штаба, как и у Шенингер.
– Герцог Рабенштранге, – пробормотала Хонор, пожимая его руку.
Лицо стоявшего позади герцога капитана приобрело несколько страдальческое выражение, потому что он увидел ручное оружие на поясах ее охранников и попытался взглядом передать адмиралу свое беспокойство, но сам Рабенштранге только кивнул, представляя своих спутников:
– Капитан Гунтерман, капитан флагманского корабля, и коммандер Хаузер, моя разведка.
Его подчиненные вышли вперед, чтобы в свою очередь обменяться с гостьей рукопожатиями.
– Мои телохранители, милорд, – ответила Хонор, – Майор Лафолле, гвардеец Кэндлесс, гвардеец Говард.
– Ах, да! – воскликнул Рабенштранге, – Я читал о майоре Лафолле в вашем досье, миледи.
Без малейшего колебания он протянул грейсонцу руку, даже намеком не попытавшись подчеркнуть свое благородное происхождение, и на сей раз улыбка, которой он одарил Хонор, была серьезной.
– Вам повезло, что вы имеете таких преданных и – судя по донесениям – квалифицированных телохранителей.
Лафолле покраснел, а Хонор только кивнула.
– Да, милорд, повезло, – просто сказала она, – Я надеюсь, что их присутствие не составит проблем?
– Если следовать строгим предписаниям протокола, вероятно составило бы, – ответил Рабенштранге, – Но, учитывая данные обстоятельства и ваш собственный статус, я полагаю, все будет одобрено.
Капитан Гунтерман явно был не согласен с этим, и Хонор ему посочувствовала. Она знала, как бы она чувствовала себя, если бы иностранный офицер захотел притащить с собой на ее корабль вооруженных сопровождающих, да еще в присутствии представителя Дома Уинтонов. Однако Рабенштранге выглядел вполне искренним. Казалось, он от души радовался встрече с ней, а в эмоциях, которые она ощущала через свою связь с Нимицем, различались радушие, предвкушение развлечения и какое-то дьявольское удовольствие вкупе с несомненной серьезностью.
– Благодарю вас, милорд. Я ценю вашу чуткость, – сказала она.
Адмирал покачал головой.
– Нет никакой необходимости благодарить меня, миледи. Я пригласил вас сюда в качестве моей гостьи. В сущности, я предполагал, что вам придется следовать тем правилам, которые диктует ваше положение.
Хонор почувствовала, как при очередном доказательстве его полной осведомленности относительно ее статуса брови сами собой полезли вверх. Очень немногие мантикорцы знали, что закон Грейсона категорически требует присутствия рядом с ней вооруженной охраны, и она была изумлена, что Рабенштранге знает и об этом. Ее удивление было настолько очевидным, что адмирал снова засиял.
– У нас довольно полное досье на вас, миледи, – сказал он, не то забавляясь, не то извиняясь, – Видите ли, ваши успехи вызвали у нас особый интерес к вам.
Хонор почувствовала, что ее скулы вспыхнули огнем, но Рабенштранге лишь рассмеялся и указал ей рукой на стул. Остальные андерманцы тоже сели. Лафолле занял привычную позицию за плечом Хонор, а Кэндлесс и Говард как можно незаметнее расположились у стены. Внезапно возникший стюард предложил всем вина, а затем исчез так же тихо, как и появился. Вино было темным, почти черным, и Рабенштранге ждал, пока Хонор, отпив из своего бокала, распробует вкус.
– Отлично, милорд, – оценила она, – Не думаю, что мне доводилось пробовать когда-либо нечто подобное.
– Думаю, не доводилось. Это вино Потсдамского купажа. Когда микробиологи заново разрабатывали наши сельскохозяйственные культуры, они случайно создали новый сорт винограда, который может расти только на Потсдаме. Вино получается замечательное. Я лично полагаю, это одно из самых удачных их достижений.
– В самом деле, милорд, – снова оценивающе пригубив вино, Хонор откинулась на спинку стула и скрестила ноги.
Нимиц вспрыгнул к ней на колени и устроился поудобнее, а она, склонив голову набок, с легкой улыбкой посмотрела на Рабенштранге.
– Однако, милорд, я все же сомневаюсь, что вы пригласили меня на борт вашего корабля лишь затем, чтобы предложить отведать сокровища вашего винного погреба.
– Конечно нет, – согласился Рабенштранге, откидываясь на спинку кресла. Он поставил локти на ручки кресла, с довольным видом держа в ладонях свой бокал, и улыбнулся ей в ответ, – Как я уже сказал, мне хотелось, чтобы коммандер Хаузер смог поделиться с вами нашими собственными данными по ситуации в Конфедерации. Я попросил его подготовить диск, на котором собрать все наши донесения за последние несколько стандартных месяцев. Но если быть совершенно откровенным, миледи, то я пригласил вас, потому что хотел встретиться с вами лично.
– Встретиться со мной, милорд? Я могу спросить зачем?
– Конечно, – Рабенштранге улыбнулся еще шире, его глаза вспыхнули, и Хонор ощутила новую, более сильную волну поистине дьявольского восхищения, – Полагаю, сначала я должен признаться, что во мне все еще сидит озорной мальчишка, – обезоруживающе сказал он – и одна из моих целей – поразить вас обширностью наших разведданных относительно Звездного Королевства вообще и вас в частности, – Хонор удивленно подняла тонкую бровь, и он рассмеялся, – За долгие годы, миледи, мы, андерманцы, очень хорошо усвоили одну истину: неразумно держать в неведении потенциального союзника – да и врага – относительно способностей нашей разведки. Если люди, с которыми вам приходится иметь дело, понимают, что вы знаете больше, чем они думают, это значительно упрощает жизнь.
Хонор не смогла удержаться от смеха. Рядом с ней сидел человек, с удовольствием играющий в некую игру. В его настроении, несомненно, ощущалось легкое высокомерие, сознание своего высокого положения в имперской иерархии, но вместе с тем он отказывался воспринимать себя чересчур серьезно. Она понимала, что под видимой беззаботностью в нем скрыт железный характер, и знала, что он, как и сама она, предан своему долгу, но это не означало, что он не может получать от этого удовольствие. Без сомнения, он был чрезвычайно опасной личностью и при этом невероятно азартной, на редкость азартной, Хонор почти не приходилось сталкиваться с чем-то подобным.
– Считайте, что вы меня поразили, милорд, – криво усмехнувшись, ответила она Рабенштранге, – Уверяю вас, что мое следующее донесение Адмиралтейству представит способности вашей разведки в наилучшем виде.
– Превосходно! Ну вот, я уже выполнил добрую половину моей миссии, – Капитан Гунтерман покачал головой, словно пеняя, как наставник своему капризному подопечному, но Рабенштранге не обратил на это ни малейшего внимания и продолжал: – А еще я очень хотел познакомиться с вами, потому что знаю, что вы сделали для своей королевы. У вас блестящая карьера, миледи. Наши аналитики ожидают, что в ближайшие годы вы проявите себя еще лучше, и я думаю, что офицерам, находящимся на службе, никогда не помешает изучить характер друг друга, исходя из личных наблюдений.
А в этих словах Хонор почувствовала слабое, но вполне отчетливое предостережение. Радушие Рабенштранге ни в коей мере не уменьшилось, но Хонор поняла глубинный смысл фразы. Она не совсем разделяла оценку ее собственной значимости для КФМ, но соглашалась с андерманцем в главном. Независимо от роли – союзник ты или враг – знание человеческой личности, скрывающейся за именем любого офицера, неоценимо для любого командующего.
– И последнее – по списку, но не по значению, миледи. Вы собираетесь вести вашу эскадру в Силезию… – Теперь Рабенштранге, став совершенно серьезным, выпрямился на стуле, – В империи отлично понимают, какая критическая ситуация там сложилась, а сокращение обычного уровня военного присутствия вашего королевства, равно как и характер вашей миссии, явно свидетельствуют о том, насколько ваш флот занят войной против Народной Республики. Мой кузен хочет, чтобы я разъяснил вам (а через вас и вашему Адмиралтейству), что наши военные полностью поддерживают позицию наших дипломатов в отношении Конфедерации.
– И какова же эта позиция, милорд? – вежливо спросила Хонор, когда он сделал паузу.
– Как и ваше королевство, империя имеет серьезные интересы в Силезии, – спокойно ответил Рабенштранге. – Нет сомнения, что вас ввели в курс дела, да и я знаю, что вы прежде служили в том регионе, так что мне не надо скрывать тот факт, что мы рассматриваем большую часть пространства Конфедерации как жизненно важную для нашей собственной безопасности зону. Некоторые группировки в правительстве и во флоте всегда были сторонниками политики более активных силовых действий в регионе – скажем, оккупации, – а нынешний рост пиратской активности подбросил им аргументов. То, что силезское правительство находится в еще большем смятении, чем обычно, тоже играет им на руку. Тем не менее его величество приказал нам не предпринимать никаких действий там без предварительной консультации с вашим правительством. Он полностью сознает тяжелое положение вашего флота и также угрозу, которую Народная Республика представляет для Силезии, а следовательно, и для империи. Император не намерен скомпрометировать себя каким-либо действием, которое могло бы… отвлечь ваш флот от нынешней концентрации сил на фронте.
– Понимаю, – Хонор постаралась скрыть вздох облегчения.
Заявления Рабенштранге находились в полном соответствии с анализами министерства иностранных дел и Разведуправления Флота, но одно дело – мнение аналитиков, и совершенно другое – прямое официальное заявление. К тому же высокое положение Рабенштранге в имперской иерархии и во флоте делало его исключительно авторитетным оратором, а Андерманская империя славилась тем, что говорила то, что думала. Она могла порой просто отмалчиваться (один из самых эффективных способов до поры до времени скрывать свои замыслы), но когда она действительно заявляла о своих намерениях, это заявление не было пустым звуком.
Конечно, в некоторых щекотливых вопросах Рабенштранге явно не договаривал. Он не сказал, что империя намерена отказаться от своих перспективных целей в Силезии, подчеркнув только, что они не будут нагнетать ситуацию, пока Звездное Королевство сражается с хевенитами за само свое существование.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86