Засунув мундир капрала в мешок для грязного белья, он забрал из другого шкафчика второй пистолет, проверил его и повесил ремень наискосок, от правого плеча к левому бедру, на манер патронташа. Разобравшись с оружием, Харкнесс запер оба шкафчика, взял миникомпьютер, которым пользовался для «модернизации» игровых программ и, введя личный код Джонсона, через розетку на переборке подключился к сети. Умей компьютеры удивляться, бортовая машина «Цепеша» могла бы отметить феноменальный скачок в навыках программирования, совершенный гражданином капралом Генри Джонсоном, личный номер SS-1002-56722-0531-HV. Но компьютерам до таких вещей дела нет, и Харкнесс беспрепятственно вошел в сеть по пути, проложенному в то время, пока Джонсон с Кэндлменом думали, будто он переоснащает для них игры.
Разумеется, он не решился произвести в основной системе серьезные изменения, ибо их мог бы заметить кто-то из офицеров или смыслящих в программировании техников, однако он заранее подготовил все необходимые программы на своем мини-компьютере. Конечно, добиться того, чтобы его маленькие пакеты начали действовать должным образом, в нужное время и в требуемой последовательности, было непросто, но Харкнесс надеялся, что учел все. Правда, имелся программный элемент системы, который пришлось изменить заранее: сейчас Горацио проверил его и удовлетворенно хмыкнул. Как и было запрограммировано, этот элемент начал действовать восемнадцать минут двадцать одну секунду назад. Среди множества факторов, которые могли погубить всю его затею, своевременность включения в работу данного файла беспокоила Харкнесса больше всего. Теперь настало время перехода к самому опасному этапу операции. Горацио инициировал код.
Внешне на «Цепеше» ничего не изменилось, однако в электронных недрах крейсера изменения произошли, причем весьма существенные. Запустилось сразу с полдюжины программ, которые Харкнесс, скачав на свой мини-компьютер, модифицировал – одни в большей, другие в меньшей степени – несколько дней, а то и недель назад.
Несмотря на солидный размер некоторых файлов, замены были произведены со скоростью, показавшейся бы немыслимой во времена чипов и печатных плат: Харкнесс едва успел затаить дыхание, как на его дисплее высветился знак подтверждения. Удовлетворенно кивнув, Горацио выключил и убрал в карман миникомпьютер, перекинул через плечо бельевой мешок и направился к дальнему концу отсека. С вентиляционной решеткой еще предстояло повозиться, но на данный момент это беспокоило его меньше всего.
* * *
Когда лифт остановился и двери начали открываться, Уорнер Кэслет расправил плечи и выпрямился. Последние четыре недели сказались на нем даже хуже, чем он опасался, не столько из-за неприятных переживаний, сколько по причине полной невозможности действовать. Точно зная, что произойдет с Хонор Харрингтон и ее людьми, он был бессилен изменить ее судьбу – как и свою собственную. Поначалу его, правда, удивляло то, что Рэнсом соглашалась подолгу оставлять «представителя военных» наедине с пленными, но, скорее всего, он просто недооценил ее коварство. Возможно, она поняла, что чем дольше будет держать Дамоклов меч над его головой, тем сильнее будет удар при падении – когда обнаружится, что все надежды, которыми тешил себя обреченный, были жалкой иллюзией.
Сейчас «Цепеш» собирался пересечь периметр ограждающих планету Аид оборонительных спутников. Корабль уже находился примерно в получасе лету от парковочной орбиты, хотя Уорнеру этого знать не полагалось. Чего ради от него скрывали такую мелочь – а узнать ее все равно не составило для него особого труда, – он не понимал и мог лишь предположить, что причина заключалась в болезненной приверженности БГБ к тотальной секретности. Но, так или иначе, зная, как будут разворачиваться события, он решил нанести еще один визит Алистеру МакКеону и Андреасу Веницелосу.
Конечно, из соображений осторожности так поступать не следовало. Хотя формально он находился на «Цепеше» именно для того, чтобы следить за условиями содержания пленных, всякий лишний контакт с ними делал его и без того призрачные шансы на спасение еще ничтожнее. Уорнер знал это, но ничего с собой поделать не мог.
К леди Харрингтон его даже не допускали, объясняя тем, что она не имеет статуса военнопленной. Единственная его робкая попытка разузнать хоть что-то о ее положении вызвала столь резкую реакцию, что настаивать Кэслет не решился. А вот его доступ к тем, кто считался военнопленным, пока никто не ограничивал: чтобы попасть к ним, ему даже не требовалось запрашивать особое разрешение. Правда Кэслет полагал, что эти посещения ему еще аукнутся. Едва ли они остались без внимания: начальник караула, скорее всего, докладывал наверх о каждом визите, не говоря уж о записях, производившихся камерами слежения. Эти записи могли стать на будущем процессе неопровержимым доказательством его измены: что еще, кроме участия в заговоре, могло побудить офицера Народного Флота к не обусловленным его обязанностями встречам с врагами народа? Правда, доказательства могли пригодиться лишь в том случае, если власти удосужатся затеять процесс…
Выйдя из лифта, он кивнул четырем устроившимся у караульной стойки охранникам и проследовал мимо. Охранники, пившие на дежурстве кофе, что запрещалось Уставом, встрепенулись, но, узнав Кэслета, успокоились. Даже если отбросить слухи о его вероятной участи, он был всего лишь офицером флота, а стало быть, не их начальником. Махнув остальным рукой, чтобы они оставались на месте, сержант неспешно направился по коридору ему навстречу.
– Чем могу служить, гражданин коммандер? – осведомился он, не удосужившись отдать честь.
– Мне нужно поговорить со старшими пленными, гражданин сержант Иннис, – ответил Кэслет.
Охранник пожал плечами.
– Как угодно, – буркнул он и, подав знак своим, направился к закрытому люку.
Подчиняясь его жесту, женщина-рядовой взяла из оружейной пирамиды дробовик и с оружием наизготовку остановилась в пяти футах от люка. Сержант набрал код замка и, заглянув внутрь, крикнул:
– Подъем, монти. К вам гость!
Когда люк открылся, освещенность отсека автоматически увеличилась, и Кэслет почувствовал укол вины: сонные пленники протирали глаза. По корабельным часам «Цепеша» была середина ночи, но, вздумай он дожидаться утра, возможности попрощаться с пленными ему бы уже не представилось.
Снова кивнув сержанту, Уорнер вошел в помещение, и Иннис запер за ним дверь. Сложив руки за спиной, Кэслет ждал, когда люди перестанут потягиваться да зевать и проснутся окончательно.
При первом посещении его приняли холодно – чему, впрочем, Уорнер не удивился. Он ждал даже худшего, однако оказавшийся в этой группе «полковник» Лафолле представил его остальным пленным, самой манерой представления дав понять, что этот хевенит отличается от прочих. К настоящему моменту Веницелос по-прежнему не вполне доверял Кэслету, но вот с МакКеоном, а особенно с Лафолле и Монтойей, которому Уорнер раздобыл кое-какие медикаменты для Нимица, у него сложились неплохие отношения.
Вспомнив о древесном коте, Кэслет метнулся к койке Лафолле, и сердце его сжалось от привычной печали – Нимиц попытался приподняться, чтобы приветствовать гостя. Кости древесных котов срастаются гораздо быстрее, чем человеческие, но никто на борту «Цепеша» не позаботился снабдить Монтойю необходимыми для правильного исправления повреждений хирургическими инструментами. Кот отчасти восстановил силы, но сломанные рука и плечо срослись в том положении, в каком их вслепую зафиксировал Монтойя. Теперь движения Нимица были лишены присущей ему прежде плавной фации, а затуманенные глаза и полуприжатые уши указывали, что он продолжал испытывать боль. Однако кот не желал поддаваться слабости и жалости к себе: хотя покалеченный бок заставлял его крениться на сторону, он выпрямился и приветственно пискнул.
Кэслет знал, что многие пленные отнеслись к нему без враждебности именно потому, что так воспринимал его Нимиц. Ласково коснувшись ладонью макушки кота, Уорнер повернулся к МакКеону.
– Простите, что потревожил вас, капитан, – тихо сказал он. – В течение ближайших сорока минут «Цепеш» выйдет на орбиту Аида.
МакКеон промолчал, но напрягся. Уорнер почувствовал, что напряглись и остальные.
– Корабельное время не синхронизировано с местным, – продолжил Уорнер. – На «Цепеше» ночь, но в лагере «Харон» через два часа рассветет, и вас переправят туда. Я считаю, что должен был вас предупредить.
* * *
После очередного поворота Харкнесс растянулся на животе, достал свой компьютер и, вызывав скопированную им из базы данных технического отдела схему вентиляции, увеличил масштаб. Появление четкого детального изображения вызвало у него довольную усмешку.
Люди, веками не отлипающие от планетной грязи, воображают космические корабли чем-то вроде разделенных переборками на отсеки и коридоры цилиндров из сверхпрочных сплавов. В действительности же – и это известно каждому, кто связал свою жизнь с космосом, – корабль похож на живой организм, и его подобно кровеносным сосудам и нервам пронизывает сложнейшая сеть энергетических коммуникаций и систем жизнеобеспечения. Однако в отличие от организма на корабле имеются люки и лазы, обеспечивающие доступ к тем участкам коммуникаций, которые могут нуждаться в замене, ремонте или наладке.
Разумеется, аварийные ходы, обеспечивавшие головную боль проектировщикам, запирались и опечатывались. Большая часть экипажа вообще ничего не знала об их существовании, зато сведущий человек – при наличии достаточного времени – мог добраться из любой точки корабля в любую другую точку, не воспользовавшись ни одним лифтом и не появившись ни в одном контролируемом коридоре.
Именно это Харкнесс и сделал. Узнав все, что требовалось, он отключил миникомпьютер, убрал его в карман и соскользнул по вентиляционному ходу на несколько десятков метров вниз. Нельзя сказать, чтобы это был идеальный путь к его цели, однако о лучшем в сложившемся положении мечтать не приходилось. Решетка, перекрывавшая лаз, была вделана в стену коридора, но находилась в дальнем его конце, далеко от лифтовой площадки. Маловероятно, чтобы кто-нибудь стал смотреть в том направлении, поскольку коридор заканчивался тупиком; с другой стороны, это означало, что и сам он не будет иметь достаточного обзора, покуда не начнет действовать. А действовать вслепую Харкнесс не любил. Впрочем, ситуация не предоставляла ему особого выбора. К тому же он потратил немало времени, изучая расположение камер наблюдения, и полагал, что знает, какая из них куда смотрит.
Набрав воздуха, Харкнесс вознес безмолвную молитву о том, чтобы его предположения оказались верными, лег на спину подошвами к вентиляционной решетке, вытащил оба импульсных пистолета и изо всех сил ударил по решетке ногами.
* * *
– Как думаешь, сержант, какого черта он так подолгу торчит у этих монти? – лениво полюбопытствовал гражданин капрал Портер.
– Чтоб мне сдохнуть, если я знаю, – ответил гражданин сержант Кальвин Иннис, пожав плечами, и снова потянулся за своим кофе.
Заметив его движение, рядовой Донателли придвинула чашку поближе к нему, и он, кивнув ей в знак благодарности, продолжил, обращаясь к Портеру:
– Знаю только, что раз он считается при них «представителем» флота, и до тех пор, пока никто из больших шишек не запретил мне его туда пускать, я плевать хотел на то, что он там у них забыл. Сам посуди, не будь ему разрешено бывать там, он имел бы бледный вид сразу после того, как об этом стало бы известно гражданину капитану Владовичу. Скажешь, нет?
– Может, и так, – с усмешкой согласился гражданин рядовой Мазирак, четвертый в карауле. – Я бы не прочь побиться с кем-нибудь об заклад насчет того, как скоро этого малого и самого запрут в такую же камеру, как и его драгоценных монти.
Он и Иннис обменялись ехидными гримасами, и сержант, хмыкнув, взялся за свою чашку. В другое время он бы загоготал, но сейчас ему больше хотелось взбодриться. Их смена дежурила меньше часа, а Иннис терпеть не мог ночных караулов. По правде сказать, это было причудой, ведь на борту корабля дни и ночи различались лишь по показаниям хронометра, но факт оставался фактом: на ночном дежурстве его постоянно клонило в сон. Веки тяжелели, он клевал носом, так что без кофе было не обойтись, и…
Его размышления прервал неожиданный грохот. Сержант вскочил на ноги, в спешке выплеснув горячий кофе на мундир. Просочившись сквозь ткань, жидкость обожгла кожу: Иннис злобно выругался, схватился рукой за грудь и повернулся в ту сторону, откуда донесся звук, – с явным намерением содрать шкуру с негодяя, подстроившего ему этакую пакость.
Правда, еще поворачиваясь, сержант удивленно приподнял бровь, инстинктивно почувствовав:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
Разумеется, он не решился произвести в основной системе серьезные изменения, ибо их мог бы заметить кто-то из офицеров или смыслящих в программировании техников, однако он заранее подготовил все необходимые программы на своем мини-компьютере. Конечно, добиться того, чтобы его маленькие пакеты начали действовать должным образом, в нужное время и в требуемой последовательности, было непросто, но Харкнесс надеялся, что учел все. Правда, имелся программный элемент системы, который пришлось изменить заранее: сейчас Горацио проверил его и удовлетворенно хмыкнул. Как и было запрограммировано, этот элемент начал действовать восемнадцать минут двадцать одну секунду назад. Среди множества факторов, которые могли погубить всю его затею, своевременность включения в работу данного файла беспокоила Харкнесса больше всего. Теперь настало время перехода к самому опасному этапу операции. Горацио инициировал код.
Внешне на «Цепеше» ничего не изменилось, однако в электронных недрах крейсера изменения произошли, причем весьма существенные. Запустилось сразу с полдюжины программ, которые Харкнесс, скачав на свой мини-компьютер, модифицировал – одни в большей, другие в меньшей степени – несколько дней, а то и недель назад.
Несмотря на солидный размер некоторых файлов, замены были произведены со скоростью, показавшейся бы немыслимой во времена чипов и печатных плат: Харкнесс едва успел затаить дыхание, как на его дисплее высветился знак подтверждения. Удовлетворенно кивнув, Горацио выключил и убрал в карман миникомпьютер, перекинул через плечо бельевой мешок и направился к дальнему концу отсека. С вентиляционной решеткой еще предстояло повозиться, но на данный момент это беспокоило его меньше всего.
* * *
Когда лифт остановился и двери начали открываться, Уорнер Кэслет расправил плечи и выпрямился. Последние четыре недели сказались на нем даже хуже, чем он опасался, не столько из-за неприятных переживаний, сколько по причине полной невозможности действовать. Точно зная, что произойдет с Хонор Харрингтон и ее людьми, он был бессилен изменить ее судьбу – как и свою собственную. Поначалу его, правда, удивляло то, что Рэнсом соглашалась подолгу оставлять «представителя военных» наедине с пленными, но, скорее всего, он просто недооценил ее коварство. Возможно, она поняла, что чем дольше будет держать Дамоклов меч над его головой, тем сильнее будет удар при падении – когда обнаружится, что все надежды, которыми тешил себя обреченный, были жалкой иллюзией.
Сейчас «Цепеш» собирался пересечь периметр ограждающих планету Аид оборонительных спутников. Корабль уже находился примерно в получасе лету от парковочной орбиты, хотя Уорнеру этого знать не полагалось. Чего ради от него скрывали такую мелочь – а узнать ее все равно не составило для него особого труда, – он не понимал и мог лишь предположить, что причина заключалась в болезненной приверженности БГБ к тотальной секретности. Но, так или иначе, зная, как будут разворачиваться события, он решил нанести еще один визит Алистеру МакКеону и Андреасу Веницелосу.
Конечно, из соображений осторожности так поступать не следовало. Хотя формально он находился на «Цепеше» именно для того, чтобы следить за условиями содержания пленных, всякий лишний контакт с ними делал его и без того призрачные шансы на спасение еще ничтожнее. Уорнер знал это, но ничего с собой поделать не мог.
К леди Харрингтон его даже не допускали, объясняя тем, что она не имеет статуса военнопленной. Единственная его робкая попытка разузнать хоть что-то о ее положении вызвала столь резкую реакцию, что настаивать Кэслет не решился. А вот его доступ к тем, кто считался военнопленным, пока никто не ограничивал: чтобы попасть к ним, ему даже не требовалось запрашивать особое разрешение. Правда Кэслет полагал, что эти посещения ему еще аукнутся. Едва ли они остались без внимания: начальник караула, скорее всего, докладывал наверх о каждом визите, не говоря уж о записях, производившихся камерами слежения. Эти записи могли стать на будущем процессе неопровержимым доказательством его измены: что еще, кроме участия в заговоре, могло побудить офицера Народного Флота к не обусловленным его обязанностями встречам с врагами народа? Правда, доказательства могли пригодиться лишь в том случае, если власти удосужатся затеять процесс…
Выйдя из лифта, он кивнул четырем устроившимся у караульной стойки охранникам и проследовал мимо. Охранники, пившие на дежурстве кофе, что запрещалось Уставом, встрепенулись, но, узнав Кэслета, успокоились. Даже если отбросить слухи о его вероятной участи, он был всего лишь офицером флота, а стало быть, не их начальником. Махнув остальным рукой, чтобы они оставались на месте, сержант неспешно направился по коридору ему навстречу.
– Чем могу служить, гражданин коммандер? – осведомился он, не удосужившись отдать честь.
– Мне нужно поговорить со старшими пленными, гражданин сержант Иннис, – ответил Кэслет.
Охранник пожал плечами.
– Как угодно, – буркнул он и, подав знак своим, направился к закрытому люку.
Подчиняясь его жесту, женщина-рядовой взяла из оружейной пирамиды дробовик и с оружием наизготовку остановилась в пяти футах от люка. Сержант набрал код замка и, заглянув внутрь, крикнул:
– Подъем, монти. К вам гость!
Когда люк открылся, освещенность отсека автоматически увеличилась, и Кэслет почувствовал укол вины: сонные пленники протирали глаза. По корабельным часам «Цепеша» была середина ночи, но, вздумай он дожидаться утра, возможности попрощаться с пленными ему бы уже не представилось.
Снова кивнув сержанту, Уорнер вошел в помещение, и Иннис запер за ним дверь. Сложив руки за спиной, Кэслет ждал, когда люди перестанут потягиваться да зевать и проснутся окончательно.
При первом посещении его приняли холодно – чему, впрочем, Уорнер не удивился. Он ждал даже худшего, однако оказавшийся в этой группе «полковник» Лафолле представил его остальным пленным, самой манерой представления дав понять, что этот хевенит отличается от прочих. К настоящему моменту Веницелос по-прежнему не вполне доверял Кэслету, но вот с МакКеоном, а особенно с Лафолле и Монтойей, которому Уорнер раздобыл кое-какие медикаменты для Нимица, у него сложились неплохие отношения.
Вспомнив о древесном коте, Кэслет метнулся к койке Лафолле, и сердце его сжалось от привычной печали – Нимиц попытался приподняться, чтобы приветствовать гостя. Кости древесных котов срастаются гораздо быстрее, чем человеческие, но никто на борту «Цепеша» не позаботился снабдить Монтойю необходимыми для правильного исправления повреждений хирургическими инструментами. Кот отчасти восстановил силы, но сломанные рука и плечо срослись в том положении, в каком их вслепую зафиксировал Монтойя. Теперь движения Нимица были лишены присущей ему прежде плавной фации, а затуманенные глаза и полуприжатые уши указывали, что он продолжал испытывать боль. Однако кот не желал поддаваться слабости и жалости к себе: хотя покалеченный бок заставлял его крениться на сторону, он выпрямился и приветственно пискнул.
Кэслет знал, что многие пленные отнеслись к нему без враждебности именно потому, что так воспринимал его Нимиц. Ласково коснувшись ладонью макушки кота, Уорнер повернулся к МакКеону.
– Простите, что потревожил вас, капитан, – тихо сказал он. – В течение ближайших сорока минут «Цепеш» выйдет на орбиту Аида.
МакКеон промолчал, но напрягся. Уорнер почувствовал, что напряглись и остальные.
– Корабельное время не синхронизировано с местным, – продолжил Уорнер. – На «Цепеше» ночь, но в лагере «Харон» через два часа рассветет, и вас переправят туда. Я считаю, что должен был вас предупредить.
* * *
После очередного поворота Харкнесс растянулся на животе, достал свой компьютер и, вызывав скопированную им из базы данных технического отдела схему вентиляции, увеличил масштаб. Появление четкого детального изображения вызвало у него довольную усмешку.
Люди, веками не отлипающие от планетной грязи, воображают космические корабли чем-то вроде разделенных переборками на отсеки и коридоры цилиндров из сверхпрочных сплавов. В действительности же – и это известно каждому, кто связал свою жизнь с космосом, – корабль похож на живой организм, и его подобно кровеносным сосудам и нервам пронизывает сложнейшая сеть энергетических коммуникаций и систем жизнеобеспечения. Однако в отличие от организма на корабле имеются люки и лазы, обеспечивающие доступ к тем участкам коммуникаций, которые могут нуждаться в замене, ремонте или наладке.
Разумеется, аварийные ходы, обеспечивавшие головную боль проектировщикам, запирались и опечатывались. Большая часть экипажа вообще ничего не знала об их существовании, зато сведущий человек – при наличии достаточного времени – мог добраться из любой точки корабля в любую другую точку, не воспользовавшись ни одним лифтом и не появившись ни в одном контролируемом коридоре.
Именно это Харкнесс и сделал. Узнав все, что требовалось, он отключил миникомпьютер, убрал его в карман и соскользнул по вентиляционному ходу на несколько десятков метров вниз. Нельзя сказать, чтобы это был идеальный путь к его цели, однако о лучшем в сложившемся положении мечтать не приходилось. Решетка, перекрывавшая лаз, была вделана в стену коридора, но находилась в дальнем его конце, далеко от лифтовой площадки. Маловероятно, чтобы кто-нибудь стал смотреть в том направлении, поскольку коридор заканчивался тупиком; с другой стороны, это означало, что и сам он не будет иметь достаточного обзора, покуда не начнет действовать. А действовать вслепую Харкнесс не любил. Впрочем, ситуация не предоставляла ему особого выбора. К тому же он потратил немало времени, изучая расположение камер наблюдения, и полагал, что знает, какая из них куда смотрит.
Набрав воздуха, Харкнесс вознес безмолвную молитву о том, чтобы его предположения оказались верными, лег на спину подошвами к вентиляционной решетке, вытащил оба импульсных пистолета и изо всех сил ударил по решетке ногами.
* * *
– Как думаешь, сержант, какого черта он так подолгу торчит у этих монти? – лениво полюбопытствовал гражданин капрал Портер.
– Чтоб мне сдохнуть, если я знаю, – ответил гражданин сержант Кальвин Иннис, пожав плечами, и снова потянулся за своим кофе.
Заметив его движение, рядовой Донателли придвинула чашку поближе к нему, и он, кивнув ей в знак благодарности, продолжил, обращаясь к Портеру:
– Знаю только, что раз он считается при них «представителем» флота, и до тех пор, пока никто из больших шишек не запретил мне его туда пускать, я плевать хотел на то, что он там у них забыл. Сам посуди, не будь ему разрешено бывать там, он имел бы бледный вид сразу после того, как об этом стало бы известно гражданину капитану Владовичу. Скажешь, нет?
– Может, и так, – с усмешкой согласился гражданин рядовой Мазирак, четвертый в карауле. – Я бы не прочь побиться с кем-нибудь об заклад насчет того, как скоро этого малого и самого запрут в такую же камеру, как и его драгоценных монти.
Он и Иннис обменялись ехидными гримасами, и сержант, хмыкнув, взялся за свою чашку. В другое время он бы загоготал, но сейчас ему больше хотелось взбодриться. Их смена дежурила меньше часа, а Иннис терпеть не мог ночных караулов. По правде сказать, это было причудой, ведь на борту корабля дни и ночи различались лишь по показаниям хронометра, но факт оставался фактом: на ночном дежурстве его постоянно клонило в сон. Веки тяжелели, он клевал носом, так что без кофе было не обойтись, и…
Его размышления прервал неожиданный грохот. Сержант вскочил на ноги, в спешке выплеснув горячий кофе на мундир. Просочившись сквозь ткань, жидкость обожгла кожу: Иннис злобно выругался, схватился рукой за грудь и повернулся в ту сторону, откуда донесся звук, – с явным намерением содрать шкуру с негодяя, подстроившего ему этакую пакость.
Правда, еще поворачиваясь, сержант удивленно приподнял бровь, инстинктивно почувствовав:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76