Может, она и не военнопленная, но во всем должен быть порядок. Ясно?
– Так точно, сэр, – буркнул Хэйман. – Только что же нам теперь, любоваться на нее или как?
– Тут ведь какое дело, – рассудительно отозвался Тиммонс. – Может статься, что ей наскучит сидеть здесь одной-одинешенькой. Ну а если взрослые люди по доброму согласию сведут компанию…
Он пожал плечами, и Хонор едва не захлестнула волна его жестокого предвкушения.
– Но пока, – продолжил Тиммонс уже не столь игривым тоном, – надо будет подвергнуть ее предварительной обработке. Займешься этим ты, Бергрен. Держи.
Он вручил электронный блокнот приземистому, крепко сколоченному сержанту.
– Тут сказано, что у нее искусственный глаз, а ты знаешь, какие у нас правила насчет имплантантов. Кликнешь Уэйда, чтобы отключил его, а не получится, придется вызвать хирурга.
– Будет исполнено, сэр. А как насчет остального?
– Она уголовница, а не почетный гость, так что все остальное строго по регламенту. Полный обыск с просвечиванием, стрижка, гигиенический контроль – процедуру ты знаешь. И вот что, поскольку гражданка член Комитета хочет, чтобы она непременно дотянула до места назначения, нужно обеспечить постоянный пригляд на случай попытки самоубийства. Мне вообще кажется, – он одарил Хонор ослепительной улыбкой, – что нам следует проявить к ней особое внимание. Думаю, не помешает подвергать ее обыску, полному обыску, если ты меня понимаешь, всякий раз, когда будет открываться ее камера. Включая те случаи, когда ее будут кормить.
– Есть, сэр. Прямо сейчас этим и займусь, – заверил Бергрен и ухватил Хонор за ворот мундира. – Пошевеливайся, вошь камерная!
Поскольку ростом сержант значительно уступал Хонор, ей пришлось идти на полусогнутых. Это было унизительно, однако она знала, что худшее еще впереди.
– Минуточку, Бергрен, – окликнул его Тиммонс. Сержант повернулся лицом к командиру, развернув заодно и Хонор. Он не выпустил пленницу и не дал ей выпрямиться, а офицер, взяв пальцами за подбородок, резко поднял ее лицо вверх. И опять ему не удалось застать свою жертву врасплох: она мягко поддалась, и Тиммонс, рассчитывавший встретить и преодолеть бесполезную попытку сопротивления, снова испытал разочарование.
– Слушай меня, вошь камерная, – сказал он, продолжая держать ее за подбородок. – К нам сюда частенько попадали умники, которые, вообразив, будто им уже нечего терять, начинали плохо себя вести. Тут в сопроводиловке сказано, что ты родом с планеты, где высокая гравитация. А еще там сказано, что ты большая ловкачка по части мордобоя. А поскольку тебе известно, что тебя велено доставить в пункт назначения без поломок, и мы не можем взгреть тебя как следует, не огорчив гражданку члена Комитета, тебе может прийти в голову малость повыпендриваться. Так вот, имей в виду, у нас тут на корабле два-три десятка твоих приятелей, и любая твоя попытка доставить неприятности нам аукнется неприятностями кому-нибудь из них.
Снова улыбнувшись, он дернул ее за подбородок и кивнул Бергрену.
– Забирай ее. Что делать, ты знаешь.
* * *
– Ну как, можешь ты ему помочь?
Фриц Монтойя, осматривавший лежавшего перед ним на койке древесного кота, поднял голову. Он, МакКеон, Веницелос, Лафолле и Энсон Летридж как старшие офицеры занимали большую, но неуютную и скудно обставленную каюту – скорее всего, освобожденный грузовой отсек, куда поставили полдюжины коек. Комфортом и не пахло, однако приходилось радоваться и тому, что имелась свободная койка для Нимица. Грудная клетка кота почти не шевелилась, зрачки не реагировали на свет, но хотя само по себе бессознательное состояние не являлось хорошим признаком, оно позволяло Монтойе заняться своим необычным пациентом, не опасаясь причинить ему боль.
– Трудно сказать, – признался врач. – Мне, так же как и всем прочим даже на самом Сфинксе, мало что известно о древесных котах.
– Но хоть что-то ты должен знать, – чуть ли не умолял Лафолле.
Щека получившего по лицу прикладом телохранителя представляла собой сплошной синяк, он хромал, а левая рука не поднималась, и Монтойя подозревал перелом – однако боль в голосе объяснялась не собственными страданиями, а состраданием Нимицу.
– Я знаю, что у него множественные переломы с правой стороны. Повреждены диафрагма, среднее плечо и верхнее предплечье. Удар прикладом пришелся сверху вниз, раздробив лопатку и сустав. Надеюсь, что позвоночник цел, хотя с уверенностью не скажу. Так же, как не уверен в своей способности правильно составить даже заведомо сломанные кости: для этого нужно хорошо знать строение скелета. Думаю, плечевой сустав нуждается в хирургической реконструкции, а я сомневаюсь, что мне оборудуют здесь операционную.
– Так он… – Лафолле сглотнул. – Ты хочешь сказать, что он умрет?
Монтойя вздохнул.
– Я хочу сказать, Эндрю, что не знаю, – мягко сказал он. – Есть кое-какие добрые признаки: прежде всего отсутствие кровотечения изо рта или носа. В сочетании со слабым, но устойчивым и ровным дыханием это говорит, что ни одна из сломанных костей не повредила легкие. Скорее всего, ему удалось или вообще обойтись без внутреннего кровотечения, или отделаться не очень сильным. Если мне удастся раздобыть что-нибудь пригодное для лубка, я смогу обездвижить сломанное плечо и по крайней мере обезопасить его от новых повреждений. Но сверх того… – врач тяжело вздохнул, – сверх того, Эндрю, от меня мало что зависит. Это тот случай, когда выживание является делом не столько врача, сколько больного. Но говорят, что у древесных котов куда больше девяти жизней.
– Понятно, – почти шепотом откликнулся Лафолле, легонько погладив Нимица по бедру. – Ну что ж, док, он никогда в жизни не отступал и не сдавался. Будем надеяться, не сдастся и теперь.
– Я тоже на это надеюсь, но…
Врач осекся, поскольку люк отворился. В каюту вошел заносчивый и самоуверенный с виду лейтенант войск БГБ в сопровождении двоих вооруженных дробовиками солдат. Все пленные офицеры непроизвольно повернулись лицом к вошедшим. Лейтенант презрительно фыркнул:
– Собирайтесь. Гражданка Рэнсом хочет вас видеть.
– Боюсь, что об этом не может быть и речи, – отозвался Монтойя с непоколебимым спокойствием, удивившим бы всякого, кто не видел доктора, проводившего операцию в госпитальном отсеке корабля, сотрясающегося под вражеским обстрелом. Даже наглый лейтенант малость опешил, но тут же пришел в себя.
– Ага, да я вижу, тут завелся шутник, – бросил он сопровождающим.
Те загоготали, а сам офицер подался к Монтойе и, холодно чеканя каждое слово, произнес:
– Тут командуешь не ты, монти. Сказано на выход, значит, на выход!
– Член Комитета Рэнсом поручила мне не дать умереть этому коту, – отозвался Монтойя еще более холодно. – Поскольку способ лечить кого бы то ни было, находясь при этом в другом помещении, мне неизвестен, я предлагаю тебе проконсультироваться на этот счет с твоим начальством.
Лейтенант покачался на каблуках из стороны в сторону, подумал и приказал одному из рядовых:
– Свяжись с гражданином капитаном. Узнай, нужен им коновал – или он может остаться со зверем?
– Есть, гражданин лейтенант.
Козырнув, охранник вышел в коридор и через несколько минут вернулся.
– Гражданин капитан приказала оставить коновала здесь, а остальных доставить к нему, – доложил он, снова отдав честь.
– Ладно. – Лейтенант повернулся к МакКеону и указал на люк. – Слышал, монтишка? Давай, протискивай наружу свою поганую задницу, пока кто-нибудь не наподдал по ней прикладом.
Никто из пленников не шелохнулся. Лейтенант, стиснув зубы, шагнул по направлению к капитану, но тот, окинув его презрительным взглядом, сказал:
– А ты уверен, хев, что если кто-нибудь из твоих бездельников вздумает махать прикладом, мы не поотрываем ему ручонки?
Его спокойная уверенность заставила лейтенанта сбавить тон, но, не желая признавать поражения, он насмешливо отозвался:
– Бывает и такое, монти. Но почему бы нам просто-напросто не перестрелять вас всех?
– Да потому, что не с твоими мозгами принимать такого рода решения. Ты не осмелишься стрелять, пока не получишь подтверждение приказа трижды, – ответил МакКеон с тонкой усмешкой.
Лейтенант побагровел, а МакКеон, сообразив, что перебирать через край тоже не стоит, кивнул своим товарищам.
– Идемте, джентльмены. Нас пригласили на встречу с мисс Рэнсом.
* * *
Когда лейтенант Янсецкий привел его в спортивный зал «Цепеша», Уорнеру Кэслету больше всего на свете хотелось оказаться в каком-нибудь другом месте. По одну сторону от баскетбольной площадки были составлены напоминавшие издали скелеты давно вымерших динозавров спортивные снаряды и тренажеры, а по другую выстроился взвод тяжело вооруженных солдат БГБ. Корделия Рэнсом и капитан Владович сидели за столом, покрытым флагом Народной Республики; за спиной члена Комитета, как всегда, маячили двое телохранителей. Съемочные группы расположились так, чтобы ни одна деталь происходящего в помещении не ускользнула от объектива камеры. Кэслет понимал, что Рэнсом выбрала для предстоящего действа этот зал как самое просторное помещение на корабле, однако стоящие на заднем плане турники, брусья, корзины с баскетбольными и волейбольными мячами и прочий спортивный инвентарь в сочетании с государственным флагом и вооруженной стражей производили, мягко говоря, странное впечатление.
Правда, впечатлениями Уорнера Кэслета никто не интересовался: Янсецкий проводил его к столу, где Рэнсом, блеснув ледяным взглядом голубых глаз, молча указала ему на свободный стул, поставленный чуть в стороне от нее и Владовича. В отличие от вызывающего поведения Янсецкого ее бесцеремонность вызывала меньшее негодование, ибо между нахальным младшим офицером и женщиной, занимавшей третий, если не второй по значению пост в Комитете общественного спасения, пролегала целая пропасть.
Уорнер молча сел, и вскоре шарканье ног возвестило о прибытии пленных. Он обернулся к ним и едва не заскрежетал зубами, увидев, в каком они состоянии. Правда, сейчас конвой не прибегал к помощи прикладов, однако, судя по внешнему виду многих арестованных, не так давно им основательно досталось. Некоторые едва ковыляли, а Джеральдину Меткалф, чья левая бровь была рассечена ударом приклада, один глаз заплыл, а другой слезился и моргал, шатало из стороны в сторону. Если она и держалась на ногах, то лишь благодаря поддержке стоявшей рядом МакГинли, которая и сама была вся в синяках.
Среди пленников было немало тех, с кем Уорнеру довелось познакомиться, когда он и сам был пленником Королевского Флота. Сердце его сжалось, когда из люка грубо вытолкнули Скотти Тремэйна, Эндрю Лафолле и Джеймса Кэндлесса, а поняв, что они тоже его узнали, Уорнер едва не умер со стыда. Он заставил себя встретиться с ними глазами, надеясь, что они поймут, в каком он положении… Однако их лица не выдали никаких чувств, и коммандер заставил себя перевести взгляд на остальных пленников. Всего их насчитывалось двадцать пять: пять уцелевших офицеров с мостика «Адриана», столько же из штаба Хонор Харрингтон, трое ее телохранителей, трое не знакомых ему офицеров и девять человек старшин. Одного из них Кэслет тоже узнал, поскольку забыть физиономию бывалого космического волка Горацио Харкнесса было невозможно. Что удивляло, так это сам факт отправки на Барнетт нижних чинов, в то время как некоторых офицеров оставили во флотском лагере на Таррагоне. Впрочем, судя по растерянным лицам старшин, для них это тоже являлось загадкой.
Пленных выстроили перед Рэнсом, и та принялась их рассматривать. В зале повисла гробовая тишина. Все застыли: лишь операторы суетились, старясь поймать в выгодном ракурсе стальной взгляд гражданки члена Комитета. Наконец она прокашлялась и с холодным презрением в голосе заговорила:
– Мундиры, которые вы носите, сами по себе изобличают в вас врагов народа, однако Народная Республика была готова оказать вам снисхождение и обращаться с вами как с военнопленными. Увы, вы сами лишили себя права на такой статус, совершив неспровоцированное нападение на охрану, стоившее жизни четверым нашим бойцам. Теперь вы за это поплатитесь.
Снова воцарилась тишина, еще более напряженная и гнетущая, ибо все поняли, что сказанное было лишь прелюдией, но прелюдией к чему, не знал никто.
– В настоящее время принято решение препроводить вас в лагерь «Харон», находящийся на планете Аид, – продолжила она с ледяной улыбкой, выдержав длившуюся целую вечность паузу. – Не сомневаюсь, вы слышали об этом месте, и могу вас заверить: все, что о нем рассказывают, – чистая правда. Не думаю, что пребывание там придется кому-то из вас по душе… тем более что оно обещает стать очень долгим.
В голосе ее прозвучала жестокая насмешка, однако она не стала бы устраивать представление перед камерами ради одного лишь удовольствия поиздеваться над беззащитными людьми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
– Так точно, сэр, – буркнул Хэйман. – Только что же нам теперь, любоваться на нее или как?
– Тут ведь какое дело, – рассудительно отозвался Тиммонс. – Может статься, что ей наскучит сидеть здесь одной-одинешенькой. Ну а если взрослые люди по доброму согласию сведут компанию…
Он пожал плечами, и Хонор едва не захлестнула волна его жестокого предвкушения.
– Но пока, – продолжил Тиммонс уже не столь игривым тоном, – надо будет подвергнуть ее предварительной обработке. Займешься этим ты, Бергрен. Держи.
Он вручил электронный блокнот приземистому, крепко сколоченному сержанту.
– Тут сказано, что у нее искусственный глаз, а ты знаешь, какие у нас правила насчет имплантантов. Кликнешь Уэйда, чтобы отключил его, а не получится, придется вызвать хирурга.
– Будет исполнено, сэр. А как насчет остального?
– Она уголовница, а не почетный гость, так что все остальное строго по регламенту. Полный обыск с просвечиванием, стрижка, гигиенический контроль – процедуру ты знаешь. И вот что, поскольку гражданка член Комитета хочет, чтобы она непременно дотянула до места назначения, нужно обеспечить постоянный пригляд на случай попытки самоубийства. Мне вообще кажется, – он одарил Хонор ослепительной улыбкой, – что нам следует проявить к ней особое внимание. Думаю, не помешает подвергать ее обыску, полному обыску, если ты меня понимаешь, всякий раз, когда будет открываться ее камера. Включая те случаи, когда ее будут кормить.
– Есть, сэр. Прямо сейчас этим и займусь, – заверил Бергрен и ухватил Хонор за ворот мундира. – Пошевеливайся, вошь камерная!
Поскольку ростом сержант значительно уступал Хонор, ей пришлось идти на полусогнутых. Это было унизительно, однако она знала, что худшее еще впереди.
– Минуточку, Бергрен, – окликнул его Тиммонс. Сержант повернулся лицом к командиру, развернув заодно и Хонор. Он не выпустил пленницу и не дал ей выпрямиться, а офицер, взяв пальцами за подбородок, резко поднял ее лицо вверх. И опять ему не удалось застать свою жертву врасплох: она мягко поддалась, и Тиммонс, рассчитывавший встретить и преодолеть бесполезную попытку сопротивления, снова испытал разочарование.
– Слушай меня, вошь камерная, – сказал он, продолжая держать ее за подбородок. – К нам сюда частенько попадали умники, которые, вообразив, будто им уже нечего терять, начинали плохо себя вести. Тут в сопроводиловке сказано, что ты родом с планеты, где высокая гравитация. А еще там сказано, что ты большая ловкачка по части мордобоя. А поскольку тебе известно, что тебя велено доставить в пункт назначения без поломок, и мы не можем взгреть тебя как следует, не огорчив гражданку члена Комитета, тебе может прийти в голову малость повыпендриваться. Так вот, имей в виду, у нас тут на корабле два-три десятка твоих приятелей, и любая твоя попытка доставить неприятности нам аукнется неприятностями кому-нибудь из них.
Снова улыбнувшись, он дернул ее за подбородок и кивнул Бергрену.
– Забирай ее. Что делать, ты знаешь.
* * *
– Ну как, можешь ты ему помочь?
Фриц Монтойя, осматривавший лежавшего перед ним на койке древесного кота, поднял голову. Он, МакКеон, Веницелос, Лафолле и Энсон Летридж как старшие офицеры занимали большую, но неуютную и скудно обставленную каюту – скорее всего, освобожденный грузовой отсек, куда поставили полдюжины коек. Комфортом и не пахло, однако приходилось радоваться и тому, что имелась свободная койка для Нимица. Грудная клетка кота почти не шевелилась, зрачки не реагировали на свет, но хотя само по себе бессознательное состояние не являлось хорошим признаком, оно позволяло Монтойе заняться своим необычным пациентом, не опасаясь причинить ему боль.
– Трудно сказать, – признался врач. – Мне, так же как и всем прочим даже на самом Сфинксе, мало что известно о древесных котах.
– Но хоть что-то ты должен знать, – чуть ли не умолял Лафолле.
Щека получившего по лицу прикладом телохранителя представляла собой сплошной синяк, он хромал, а левая рука не поднималась, и Монтойя подозревал перелом – однако боль в голосе объяснялась не собственными страданиями, а состраданием Нимицу.
– Я знаю, что у него множественные переломы с правой стороны. Повреждены диафрагма, среднее плечо и верхнее предплечье. Удар прикладом пришелся сверху вниз, раздробив лопатку и сустав. Надеюсь, что позвоночник цел, хотя с уверенностью не скажу. Так же, как не уверен в своей способности правильно составить даже заведомо сломанные кости: для этого нужно хорошо знать строение скелета. Думаю, плечевой сустав нуждается в хирургической реконструкции, а я сомневаюсь, что мне оборудуют здесь операционную.
– Так он… – Лафолле сглотнул. – Ты хочешь сказать, что он умрет?
Монтойя вздохнул.
– Я хочу сказать, Эндрю, что не знаю, – мягко сказал он. – Есть кое-какие добрые признаки: прежде всего отсутствие кровотечения изо рта или носа. В сочетании со слабым, но устойчивым и ровным дыханием это говорит, что ни одна из сломанных костей не повредила легкие. Скорее всего, ему удалось или вообще обойтись без внутреннего кровотечения, или отделаться не очень сильным. Если мне удастся раздобыть что-нибудь пригодное для лубка, я смогу обездвижить сломанное плечо и по крайней мере обезопасить его от новых повреждений. Но сверх того… – врач тяжело вздохнул, – сверх того, Эндрю, от меня мало что зависит. Это тот случай, когда выживание является делом не столько врача, сколько больного. Но говорят, что у древесных котов куда больше девяти жизней.
– Понятно, – почти шепотом откликнулся Лафолле, легонько погладив Нимица по бедру. – Ну что ж, док, он никогда в жизни не отступал и не сдавался. Будем надеяться, не сдастся и теперь.
– Я тоже на это надеюсь, но…
Врач осекся, поскольку люк отворился. В каюту вошел заносчивый и самоуверенный с виду лейтенант войск БГБ в сопровождении двоих вооруженных дробовиками солдат. Все пленные офицеры непроизвольно повернулись лицом к вошедшим. Лейтенант презрительно фыркнул:
– Собирайтесь. Гражданка Рэнсом хочет вас видеть.
– Боюсь, что об этом не может быть и речи, – отозвался Монтойя с непоколебимым спокойствием, удивившим бы всякого, кто не видел доктора, проводившего операцию в госпитальном отсеке корабля, сотрясающегося под вражеским обстрелом. Даже наглый лейтенант малость опешил, но тут же пришел в себя.
– Ага, да я вижу, тут завелся шутник, – бросил он сопровождающим.
Те загоготали, а сам офицер подался к Монтойе и, холодно чеканя каждое слово, произнес:
– Тут командуешь не ты, монти. Сказано на выход, значит, на выход!
– Член Комитета Рэнсом поручила мне не дать умереть этому коту, – отозвался Монтойя еще более холодно. – Поскольку способ лечить кого бы то ни было, находясь при этом в другом помещении, мне неизвестен, я предлагаю тебе проконсультироваться на этот счет с твоим начальством.
Лейтенант покачался на каблуках из стороны в сторону, подумал и приказал одному из рядовых:
– Свяжись с гражданином капитаном. Узнай, нужен им коновал – или он может остаться со зверем?
– Есть, гражданин лейтенант.
Козырнув, охранник вышел в коридор и через несколько минут вернулся.
– Гражданин капитан приказала оставить коновала здесь, а остальных доставить к нему, – доложил он, снова отдав честь.
– Ладно. – Лейтенант повернулся к МакКеону и указал на люк. – Слышал, монтишка? Давай, протискивай наружу свою поганую задницу, пока кто-нибудь не наподдал по ней прикладом.
Никто из пленников не шелохнулся. Лейтенант, стиснув зубы, шагнул по направлению к капитану, но тот, окинув его презрительным взглядом, сказал:
– А ты уверен, хев, что если кто-нибудь из твоих бездельников вздумает махать прикладом, мы не поотрываем ему ручонки?
Его спокойная уверенность заставила лейтенанта сбавить тон, но, не желая признавать поражения, он насмешливо отозвался:
– Бывает и такое, монти. Но почему бы нам просто-напросто не перестрелять вас всех?
– Да потому, что не с твоими мозгами принимать такого рода решения. Ты не осмелишься стрелять, пока не получишь подтверждение приказа трижды, – ответил МакКеон с тонкой усмешкой.
Лейтенант побагровел, а МакКеон, сообразив, что перебирать через край тоже не стоит, кивнул своим товарищам.
– Идемте, джентльмены. Нас пригласили на встречу с мисс Рэнсом.
* * *
Когда лейтенант Янсецкий привел его в спортивный зал «Цепеша», Уорнеру Кэслету больше всего на свете хотелось оказаться в каком-нибудь другом месте. По одну сторону от баскетбольной площадки были составлены напоминавшие издали скелеты давно вымерших динозавров спортивные снаряды и тренажеры, а по другую выстроился взвод тяжело вооруженных солдат БГБ. Корделия Рэнсом и капитан Владович сидели за столом, покрытым флагом Народной Республики; за спиной члена Комитета, как всегда, маячили двое телохранителей. Съемочные группы расположились так, чтобы ни одна деталь происходящего в помещении не ускользнула от объектива камеры. Кэслет понимал, что Рэнсом выбрала для предстоящего действа этот зал как самое просторное помещение на корабле, однако стоящие на заднем плане турники, брусья, корзины с баскетбольными и волейбольными мячами и прочий спортивный инвентарь в сочетании с государственным флагом и вооруженной стражей производили, мягко говоря, странное впечатление.
Правда, впечатлениями Уорнера Кэслета никто не интересовался: Янсецкий проводил его к столу, где Рэнсом, блеснув ледяным взглядом голубых глаз, молча указала ему на свободный стул, поставленный чуть в стороне от нее и Владовича. В отличие от вызывающего поведения Янсецкого ее бесцеремонность вызывала меньшее негодование, ибо между нахальным младшим офицером и женщиной, занимавшей третий, если не второй по значению пост в Комитете общественного спасения, пролегала целая пропасть.
Уорнер молча сел, и вскоре шарканье ног возвестило о прибытии пленных. Он обернулся к ним и едва не заскрежетал зубами, увидев, в каком они состоянии. Правда, сейчас конвой не прибегал к помощи прикладов, однако, судя по внешнему виду многих арестованных, не так давно им основательно досталось. Некоторые едва ковыляли, а Джеральдину Меткалф, чья левая бровь была рассечена ударом приклада, один глаз заплыл, а другой слезился и моргал, шатало из стороны в сторону. Если она и держалась на ногах, то лишь благодаря поддержке стоявшей рядом МакГинли, которая и сама была вся в синяках.
Среди пленников было немало тех, с кем Уорнеру довелось познакомиться, когда он и сам был пленником Королевского Флота. Сердце его сжалось, когда из люка грубо вытолкнули Скотти Тремэйна, Эндрю Лафолле и Джеймса Кэндлесса, а поняв, что они тоже его узнали, Уорнер едва не умер со стыда. Он заставил себя встретиться с ними глазами, надеясь, что они поймут, в каком он положении… Однако их лица не выдали никаких чувств, и коммандер заставил себя перевести взгляд на остальных пленников. Всего их насчитывалось двадцать пять: пять уцелевших офицеров с мостика «Адриана», столько же из штаба Хонор Харрингтон, трое ее телохранителей, трое не знакомых ему офицеров и девять человек старшин. Одного из них Кэслет тоже узнал, поскольку забыть физиономию бывалого космического волка Горацио Харкнесса было невозможно. Что удивляло, так это сам факт отправки на Барнетт нижних чинов, в то время как некоторых офицеров оставили во флотском лагере на Таррагоне. Впрочем, судя по растерянным лицам старшин, для них это тоже являлось загадкой.
Пленных выстроили перед Рэнсом, и та принялась их рассматривать. В зале повисла гробовая тишина. Все застыли: лишь операторы суетились, старясь поймать в выгодном ракурсе стальной взгляд гражданки члена Комитета. Наконец она прокашлялась и с холодным презрением в голосе заговорила:
– Мундиры, которые вы носите, сами по себе изобличают в вас врагов народа, однако Народная Республика была готова оказать вам снисхождение и обращаться с вами как с военнопленными. Увы, вы сами лишили себя права на такой статус, совершив неспровоцированное нападение на охрану, стоившее жизни четверым нашим бойцам. Теперь вы за это поплатитесь.
Снова воцарилась тишина, еще более напряженная и гнетущая, ибо все поняли, что сказанное было лишь прелюдией, но прелюдией к чему, не знал никто.
– В настоящее время принято решение препроводить вас в лагерь «Харон», находящийся на планете Аид, – продолжила она с ледяной улыбкой, выдержав длившуюся целую вечность паузу. – Не сомневаюсь, вы слышали об этом месте, и могу вас заверить: все, что о нем рассказывают, – чистая правда. Не думаю, что пребывание там придется кому-то из вас по душе… тем более что оно обещает стать очень долгим.
В голосе ее прозвучала жестокая насмешка, однако она не стала бы устраивать представление перед камерами ради одного лишь удовольствия поиздеваться над беззащитными людьми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76