Соглашения являются важным элементом, влияющим на принятие решений как Альянсом, так и Солнечной Лигой, в частности и тех, которые обеспечивают нам негласную поддержку со стороны Лиги. Вздумай мы официально денонсировать Соглашения, монти использую это и в целях внутренней агитации, и во внешней политике – как рычаг, с помощью которого можно попытаться лишить нас помощи Лиги. А вот следуя Соглашениям, мы можем претендовать на роль естественных союзников угнетенных народных масс Звездного Королевства. Вспомните, гражданка секретарь, к офицерскому корпусу принадлежит не более двадцати процентов пленных, да и те далеко не все происходят из аристократических или плутократических семейств. Иными словами, свыше восьмидесяти процентов военнопленных не принадлежат к эксплуататорским классам, и хорошее обращение с ними будет способствовать распространению среди монти представления о нашей гуманности и справедливости. Во всяком случае, они будут знать, что если сдадутся… или перейдут на нашу сторону, их не ждет ничего дурного.
Рэнсом хмыкнула и почесала нос. Некоторое время она сидела, задумчиво прикрыв глаза, а потом кивнула.
– Да, гражданин адмирал, вынуждена признать: что-то в этом есть. Правда, если мы сделаем это своей официальной политикой, нам придется проявлять большую осторожность в тех случаях, когда мы встанем перед необходимостью отдельных отступлений от этих дурацких Соглашений. Ведь монти, безусловно, будут выискивать любой повод и предлог, чтобы обвинить нас во лжи.
– Наверное, мэм, – любезно согласился Тейсман, ни чем не показывая, что, по его мнению, это должно быть совершенно ясно даже круглому дураку. – Мне трудно судить с уверенностью: я лишь предлагаю собственное видение проблемы.
– Я это поняла, гражданин адмирал. Но вы упоминали три преимущества.
– Так точно, мэм. Попросту говоря, я имел в виду, что как аукнется, так и откликнется. Хорошее обращение с пленными с нашей стороны даст нам право требовать от противника того же самого. По существу, у них не останется другого выхода: иной подход обернется для них немалым пропагандистским ущербом. А нам это выгодно по двум причинам: во-первых, мы обеспечиваем нашим бойцам, оказавшимся в плену, наилучшие условия, а во-вторых, тем самым способствуем повышению нашего боевого духа. Людям легче сражаться, если они знают, что, даже попав в руки врага, не подвергнутся издевательствам.
Адмирал едва не упомянул еще одну, весьма существенную причину, по которой хорошее обращение с военнопленными было явно на пользу Республике, но вовремя спохватился. Указывать секретарю по открытой информации на тот факт, что в плену у монти пребывает в десять, а то и пятнадцать раз больше служащих Народного Флота, чем считается по официальной версии, было бы с его стороны чистым идиотизмом.
– Понятно, – в очередной раз процедила Рэнсом и, подперев ладонями подбородок, встретилась с Тейсманом глазами.
Адмирал, невзирая на бурлящий в желудке вулкан, внешне сохранял полнейшую невозмутимость.
– Должна сказать, – прервала молчание Корделия, – что ваши соображения и доводы, которыми вы их подкрепили, произвели на меня сильное впечатление. Жаль, что до сих пор вы держались в стороне от политики. Столь проницательному флаг-офицеру Комитет мог бы найти весьма достойное применение.
– Я держался в стороне от политики, поскольку решительно не гожусь для политической карьеры, – заявил Тейсман, на сей раз совершенно искренне.
– Отнюдь в этом не уверена, – задумчиво произнесла Рэнсом. – Вы продемонстрировали исключительно тонкое понимание пропагандистских аспектов проблемы.
– Весьма польщен, мэм, – отозвался адмирал, – однако не уверен, что могу с этим согласиться. – Проявив осторожность, он не стал заострять внимание на том, что, с точки зрения элементарной логики, признание за ним «тонкого понимания проблемы» автоматически означало отсутствие такового у нее. – На самом деле, проанализировав мои соображения, вы увидите, что все они касаются не политических, а сугубо военных аспектов нашего отношения к Соглашениям. Учитывая необходимость поддержания контактов с Лигой, я беспокоюсь и о том, чтобы это отношение не способствовало укреплению позиций врага или ослаблению наших собственных. Боюсь, многое, выходящее за эти рамки и относящееся к сфере экономики или высокой политики, недоступно моему пониманию. Как я уже говорил вам при первой беседе, вся моя сознательная жизнь связана с Флотом, и мне кажется, что – во всяком случае в военное время – именно мой военный опыт может принести максимальную пользу делу народа.
– Может быть, вы и правы, – не стала спорить Рэнсом. – Учитывая, как вы проявили себя на поле боя, вас, наверное, и впрямь не стоит переводить в столицу. Военный успех возможен лишь в том случае, если флот действует в рамках верной политической доктрины, но претворение ее в жизнь военными средствами требует наличия умелых и опытных офицеров.
Тейсман кивнул, но ничего не сказал. Рэнсом опустила руки и пробежала пальцами по подлокотнику.
– Благодаря нашей беседе, гражданин адмирал, – сказала она, – у меня появилась почва для размышлений. Возможно, я поспешила отмахнуться от Соглашений, объявив их бесполезными. Заметьте, я до сих пор считаю устаревший договор, подписанный нашими классовыми врагами, ни к чему нас не обязывающим, однако вы убедили меня в том, что открыто отвергать его, не просчитав все возможные последствия, неразумно.
Тейсман снова кивнул. Напряжение и боязнь тоном или выражением лица выдать истинные чувства усилили воздействие дешевого виски, и его отчаянно тошнило. Однако он искренне полагал, что если его усилия помогут хоть немного умерить кровожадные аппетиты Рэнсом, дело того стоит.
– Так или иначе, – отрывисто заявила она, встав с кресла, – время для их безоговорочного денонсирования сейчас явно не самое подходящее.
Тейсман тоже поднялся, и, хотя облегчение, испытанное им при этих словах, едва не заставило колени подогнуться, дослушал ее стоя.
– Ну а в тех случаях, когда интересы народа потребуют нарушения Соглашений, мы должны будем позаботиться о соблюдении секретности, – добавила Рэнсом. – В этом, гражданин адмирал, вы тоже правы.
К счастью, произнося эти слова, гражданка секретарь уже повернулась к выходу и не заметила мгновенно подавленного, но все же промелькнувшего на его лице ужаса.
– Да, – задумчиво продолжила она, когда Тейсман любезно проводил ей до дверей, – надо будет обдумать организационную сторону. Пожалуй, все решения, касающиеся военнопленных, должны быть централизованы. Нужно создать несколько региональных штабов, которые будут вести реестр и предоставлять сведения инспекторам Лиги. А вот возможности инспекторов добывать информацию самостоятельно следует под благовидными предлогами ограничить, – По мере того как Корделия говорила, в голосе ее звучало все большее воодушевление. – Ну конечно! Мы сможем объяснить централизацию тем, что это облегчает контроль условий содержания пленных. И в этом отношении нам даже не придется лгать! Конечно, – на лице ее промелькнула холодная, хищная усмешка, – для некоторых… нежелательных персон это означает, что они просто не должны попасть ни в какие списки. Как жаль что никто не додумался до такого раньше. Это, бесспорно, упростило бы нынешнюю ситуацию.
Тейсман сглотнул желчь. Он едва сдержал рвотный порыв, а гражданка секретарь, задержавшись у порога с энтузиазмом пожала ему руку.
– Большое спасибо, гражданин адмирал! Вы высказали ряд в высшей степени полезных соображений. Если у вас появятся и другие ценные идеи, непременно поделитесь ими со мной!
Еще раз пожав ему руку, Рэнсом улыбнулась и ушла. К счастью для Томаса Тейсмана, он сумел удержаться от рвоты до того момента, пока не затворилась дверь.
Глава 21
Охрана на борту шаттла носила не зеленые с серыми брюками мундиры Народного Флота и не коричневые с серым, полагающиеся морской пехоте, а черные мундиры и красные брюки – Бюро госбезопасности. Стражников было столько же, сколько и пленных, и каждый из них был готов пустить в ход оружие. С удовольствием.
Хонор сидела с Нимицем на коленях, стараясь скрыть за маской напускного спокойствия неприятное чувство, вызванное буравящими спину недоброжелательными взглядами. Ей с трудом удалось сохранить эту маску, когда выяснилось, что караул несут не морские пехотинцы, а служащие БГБ, а пленных вдобавок разлучили. На одном шаттле с Хонор летели офицеры ее штаба и командный состав с «Принца Адриана». Остальные офицеры и старшины, которых Турвилю также приказали препроводить на Барнетт, находились на втором катере, и Хонор очень сомневалась в том, что после посадки на планету обе группы воссоединятся.
По правде сказать, она даже надеялась на обратное, ибо полагала, что ей лично хевы не уготовили ничего хорошего, а остальным, если есть такая возможность, лучше держаться от нее подальше. Через напряженно съежившегося на ее коленях Нимица она воспринимала весь спектр наполнявших палубу транспортного суденышка эмоций. На неуверенность и страх пленников накладывалось злорадное нетерпение головорезов из БГБ. А в том, что это настоящие головорезы, сомневаться не приходилось. Разведывательные агентства Мантикоры подвергли работу Бюро государственной безопасности и его роль в поддержании власти Комитета скрупулезному анализу, и Хонор была знакома с отчетами разведчиков. Аналитиков адмирала Гивенс больше интересовало влияние карательных органов на боеспособность Народного Флота, а не на гражданское общество, однако они отметили, что персонал этой зловещей конторы рекрутировался не только из социальных слоев, оппозиционных прежнему режиму, но и из числа сотрудников старого Министерства внутренней безопасности, упраздненного нынешней властью. Эти чуждые какой-либо идеологии циничные профессионалы, сумевшие вовремя переметнуться на сторону победителей, старались доказать свою верность новому режиму, усиленно делясь опытом с новичками, которые во многом превзошли учителей благодаря наличию обширной практики.
Одной из причин падения режима Законодателей явился несистематический характер проводившихся ими репрессий. Так, после бесследного исчезновения в течение недели десятков смутьянов на следующей неделе правительство могло в стремлении снискать популярность у долистов объявить всеобщую амнистию. А вот Комитет общественного спасения подобных ошибок не допускал. Корделия Рэнсом заявила, что «…первейший долг государства – не останавливаться перед самыми крайними мерами, служащими защите интересов народа», и Бюро госбезопасности претворяло эту идею в жизнь ежедневно – ревностно и неустанно. Официальные средства массовой информации Республики не только не отрицали фактов массового террора, но и всячески восхваляли эту политику, заявляя, что врагов народа надлежит выявлять и безжалостно уничтожать.
Прежде Хонор не задумывалась, какие люди должны проводить в жизнь подобную политику, но сейчас поняла это с ужасающей отчетливостью. Просто не могла не понять, ибо их эмоции – злоба, жестокость, властолюбие – буквально захлестывали ее. Однако даже не это было самым худшим: некоторые из охранников взирали на пленных, не испытывая вовсе никаких чувств. Безразличие пугало сильнее самого жуткого садизма, ибо, относясь к другим, как к насекомым, они и сами перестали быть людьми, превратившись в механические орудия убийства. Сделала их такими служба в БГБ, или же врожденные психические особенности привели их на эту службу, не имело значения.
Как не имело значения, со злобой или с холодным безразличием смотрели охранники на Хонор: все они, так же как и она сама, прекрасно знали, что ее участь предрешена, и определена она отнюдь не Денебскими соглашениями.
Челнок вошел в атмосферу, и Хонор закрыла глаза, покрепче прижав к себе теплое, пушистое тело Нимица. Никаких иллюзий относительно своего будущего она более не питала.
* * *
Уголком глаза Томас Тейсман взглянул на гражданина контр-адмирала Турвиля. Рэнсом вызвала к себе Турвиля, Хонекера, Богдановича и Форейкер, когда Харрингтон еще не отконвоировали на планету. Тейсман на этой встрече не присутствовал, а увидев после нее Турвиля, обычно веселого и жизнерадостного, поразился его напряженному побледневшему лицу. Потрясенным выглядел и Хонекер. Правда, насчет Турвиля Тейсман засомневался, чего в этом напряжении больше: страха или ярости, а вот насчет Хонекера не было никаких сомнений: он был напуган. Не лучшим образом выглядели и Богданович с Форейкер: такие же бледные. Хотя начальник штаба владел собой лучше, чем народный комиссар, его окаменевшее лицо выдавало испуг, тогда как Форейкер явно обуревало желание рвать и метать. Разумеется, ей хватало ума держать себя в руках, однако отсутствие всякого выражения на продолговатом узком лице не могло замаскировать бушевавшего в голубых глазах пламени ярости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
Рэнсом хмыкнула и почесала нос. Некоторое время она сидела, задумчиво прикрыв глаза, а потом кивнула.
– Да, гражданин адмирал, вынуждена признать: что-то в этом есть. Правда, если мы сделаем это своей официальной политикой, нам придется проявлять большую осторожность в тех случаях, когда мы встанем перед необходимостью отдельных отступлений от этих дурацких Соглашений. Ведь монти, безусловно, будут выискивать любой повод и предлог, чтобы обвинить нас во лжи.
– Наверное, мэм, – любезно согласился Тейсман, ни чем не показывая, что, по его мнению, это должно быть совершенно ясно даже круглому дураку. – Мне трудно судить с уверенностью: я лишь предлагаю собственное видение проблемы.
– Я это поняла, гражданин адмирал. Но вы упоминали три преимущества.
– Так точно, мэм. Попросту говоря, я имел в виду, что как аукнется, так и откликнется. Хорошее обращение с пленными с нашей стороны даст нам право требовать от противника того же самого. По существу, у них не останется другого выхода: иной подход обернется для них немалым пропагандистским ущербом. А нам это выгодно по двум причинам: во-первых, мы обеспечиваем нашим бойцам, оказавшимся в плену, наилучшие условия, а во-вторых, тем самым способствуем повышению нашего боевого духа. Людям легче сражаться, если они знают, что, даже попав в руки врага, не подвергнутся издевательствам.
Адмирал едва не упомянул еще одну, весьма существенную причину, по которой хорошее обращение с военнопленными было явно на пользу Республике, но вовремя спохватился. Указывать секретарю по открытой информации на тот факт, что в плену у монти пребывает в десять, а то и пятнадцать раз больше служащих Народного Флота, чем считается по официальной версии, было бы с его стороны чистым идиотизмом.
– Понятно, – в очередной раз процедила Рэнсом и, подперев ладонями подбородок, встретилась с Тейсманом глазами.
Адмирал, невзирая на бурлящий в желудке вулкан, внешне сохранял полнейшую невозмутимость.
– Должна сказать, – прервала молчание Корделия, – что ваши соображения и доводы, которыми вы их подкрепили, произвели на меня сильное впечатление. Жаль, что до сих пор вы держались в стороне от политики. Столь проницательному флаг-офицеру Комитет мог бы найти весьма достойное применение.
– Я держался в стороне от политики, поскольку решительно не гожусь для политической карьеры, – заявил Тейсман, на сей раз совершенно искренне.
– Отнюдь в этом не уверена, – задумчиво произнесла Рэнсом. – Вы продемонстрировали исключительно тонкое понимание пропагандистских аспектов проблемы.
– Весьма польщен, мэм, – отозвался адмирал, – однако не уверен, что могу с этим согласиться. – Проявив осторожность, он не стал заострять внимание на том, что, с точки зрения элементарной логики, признание за ним «тонкого понимания проблемы» автоматически означало отсутствие такового у нее. – На самом деле, проанализировав мои соображения, вы увидите, что все они касаются не политических, а сугубо военных аспектов нашего отношения к Соглашениям. Учитывая необходимость поддержания контактов с Лигой, я беспокоюсь и о том, чтобы это отношение не способствовало укреплению позиций врага или ослаблению наших собственных. Боюсь, многое, выходящее за эти рамки и относящееся к сфере экономики или высокой политики, недоступно моему пониманию. Как я уже говорил вам при первой беседе, вся моя сознательная жизнь связана с Флотом, и мне кажется, что – во всяком случае в военное время – именно мой военный опыт может принести максимальную пользу делу народа.
– Может быть, вы и правы, – не стала спорить Рэнсом. – Учитывая, как вы проявили себя на поле боя, вас, наверное, и впрямь не стоит переводить в столицу. Военный успех возможен лишь в том случае, если флот действует в рамках верной политической доктрины, но претворение ее в жизнь военными средствами требует наличия умелых и опытных офицеров.
Тейсман кивнул, но ничего не сказал. Рэнсом опустила руки и пробежала пальцами по подлокотнику.
– Благодаря нашей беседе, гражданин адмирал, – сказала она, – у меня появилась почва для размышлений. Возможно, я поспешила отмахнуться от Соглашений, объявив их бесполезными. Заметьте, я до сих пор считаю устаревший договор, подписанный нашими классовыми врагами, ни к чему нас не обязывающим, однако вы убедили меня в том, что открыто отвергать его, не просчитав все возможные последствия, неразумно.
Тейсман снова кивнул. Напряжение и боязнь тоном или выражением лица выдать истинные чувства усилили воздействие дешевого виски, и его отчаянно тошнило. Однако он искренне полагал, что если его усилия помогут хоть немного умерить кровожадные аппетиты Рэнсом, дело того стоит.
– Так или иначе, – отрывисто заявила она, встав с кресла, – время для их безоговорочного денонсирования сейчас явно не самое подходящее.
Тейсман тоже поднялся, и, хотя облегчение, испытанное им при этих словах, едва не заставило колени подогнуться, дослушал ее стоя.
– Ну а в тех случаях, когда интересы народа потребуют нарушения Соглашений, мы должны будем позаботиться о соблюдении секретности, – добавила Рэнсом. – В этом, гражданин адмирал, вы тоже правы.
К счастью, произнося эти слова, гражданка секретарь уже повернулась к выходу и не заметила мгновенно подавленного, но все же промелькнувшего на его лице ужаса.
– Да, – задумчиво продолжила она, когда Тейсман любезно проводил ей до дверей, – надо будет обдумать организационную сторону. Пожалуй, все решения, касающиеся военнопленных, должны быть централизованы. Нужно создать несколько региональных штабов, которые будут вести реестр и предоставлять сведения инспекторам Лиги. А вот возможности инспекторов добывать информацию самостоятельно следует под благовидными предлогами ограничить, – По мере того как Корделия говорила, в голосе ее звучало все большее воодушевление. – Ну конечно! Мы сможем объяснить централизацию тем, что это облегчает контроль условий содержания пленных. И в этом отношении нам даже не придется лгать! Конечно, – на лице ее промелькнула холодная, хищная усмешка, – для некоторых… нежелательных персон это означает, что они просто не должны попасть ни в какие списки. Как жаль что никто не додумался до такого раньше. Это, бесспорно, упростило бы нынешнюю ситуацию.
Тейсман сглотнул желчь. Он едва сдержал рвотный порыв, а гражданка секретарь, задержавшись у порога с энтузиазмом пожала ему руку.
– Большое спасибо, гражданин адмирал! Вы высказали ряд в высшей степени полезных соображений. Если у вас появятся и другие ценные идеи, непременно поделитесь ими со мной!
Еще раз пожав ему руку, Рэнсом улыбнулась и ушла. К счастью для Томаса Тейсмана, он сумел удержаться от рвоты до того момента, пока не затворилась дверь.
Глава 21
Охрана на борту шаттла носила не зеленые с серыми брюками мундиры Народного Флота и не коричневые с серым, полагающиеся морской пехоте, а черные мундиры и красные брюки – Бюро госбезопасности. Стражников было столько же, сколько и пленных, и каждый из них был готов пустить в ход оружие. С удовольствием.
Хонор сидела с Нимицем на коленях, стараясь скрыть за маской напускного спокойствия неприятное чувство, вызванное буравящими спину недоброжелательными взглядами. Ей с трудом удалось сохранить эту маску, когда выяснилось, что караул несут не морские пехотинцы, а служащие БГБ, а пленных вдобавок разлучили. На одном шаттле с Хонор летели офицеры ее штаба и командный состав с «Принца Адриана». Остальные офицеры и старшины, которых Турвилю также приказали препроводить на Барнетт, находились на втором катере, и Хонор очень сомневалась в том, что после посадки на планету обе группы воссоединятся.
По правде сказать, она даже надеялась на обратное, ибо полагала, что ей лично хевы не уготовили ничего хорошего, а остальным, если есть такая возможность, лучше держаться от нее подальше. Через напряженно съежившегося на ее коленях Нимица она воспринимала весь спектр наполнявших палубу транспортного суденышка эмоций. На неуверенность и страх пленников накладывалось злорадное нетерпение головорезов из БГБ. А в том, что это настоящие головорезы, сомневаться не приходилось. Разведывательные агентства Мантикоры подвергли работу Бюро государственной безопасности и его роль в поддержании власти Комитета скрупулезному анализу, и Хонор была знакома с отчетами разведчиков. Аналитиков адмирала Гивенс больше интересовало влияние карательных органов на боеспособность Народного Флота, а не на гражданское общество, однако они отметили, что персонал этой зловещей конторы рекрутировался не только из социальных слоев, оппозиционных прежнему режиму, но и из числа сотрудников старого Министерства внутренней безопасности, упраздненного нынешней властью. Эти чуждые какой-либо идеологии циничные профессионалы, сумевшие вовремя переметнуться на сторону победителей, старались доказать свою верность новому режиму, усиленно делясь опытом с новичками, которые во многом превзошли учителей благодаря наличию обширной практики.
Одной из причин падения режима Законодателей явился несистематический характер проводившихся ими репрессий. Так, после бесследного исчезновения в течение недели десятков смутьянов на следующей неделе правительство могло в стремлении снискать популярность у долистов объявить всеобщую амнистию. А вот Комитет общественного спасения подобных ошибок не допускал. Корделия Рэнсом заявила, что «…первейший долг государства – не останавливаться перед самыми крайними мерами, служащими защите интересов народа», и Бюро госбезопасности претворяло эту идею в жизнь ежедневно – ревностно и неустанно. Официальные средства массовой информации Республики не только не отрицали фактов массового террора, но и всячески восхваляли эту политику, заявляя, что врагов народа надлежит выявлять и безжалостно уничтожать.
Прежде Хонор не задумывалась, какие люди должны проводить в жизнь подобную политику, но сейчас поняла это с ужасающей отчетливостью. Просто не могла не понять, ибо их эмоции – злоба, жестокость, властолюбие – буквально захлестывали ее. Однако даже не это было самым худшим: некоторые из охранников взирали на пленных, не испытывая вовсе никаких чувств. Безразличие пугало сильнее самого жуткого садизма, ибо, относясь к другим, как к насекомым, они и сами перестали быть людьми, превратившись в механические орудия убийства. Сделала их такими служба в БГБ, или же врожденные психические особенности привели их на эту службу, не имело значения.
Как не имело значения, со злобой или с холодным безразличием смотрели охранники на Хонор: все они, так же как и она сама, прекрасно знали, что ее участь предрешена, и определена она отнюдь не Денебскими соглашениями.
Челнок вошел в атмосферу, и Хонор закрыла глаза, покрепче прижав к себе теплое, пушистое тело Нимица. Никаких иллюзий относительно своего будущего она более не питала.
* * *
Уголком глаза Томас Тейсман взглянул на гражданина контр-адмирала Турвиля. Рэнсом вызвала к себе Турвиля, Хонекера, Богдановича и Форейкер, когда Харрингтон еще не отконвоировали на планету. Тейсман на этой встрече не присутствовал, а увидев после нее Турвиля, обычно веселого и жизнерадостного, поразился его напряженному побледневшему лицу. Потрясенным выглядел и Хонекер. Правда, насчет Турвиля Тейсман засомневался, чего в этом напряжении больше: страха или ярости, а вот насчет Хонекера не было никаких сомнений: он был напуган. Не лучшим образом выглядели и Богданович с Форейкер: такие же бледные. Хотя начальник штаба владел собой лучше, чем народный комиссар, его окаменевшее лицо выдавало испуг, тогда как Форейкер явно обуревало желание рвать и метать. Разумеется, ей хватало ума держать себя в руках, однако отсутствие всякого выражения на продолговатом узком лице не могло замаскировать бушевавшего в голубых глазах пламени ярости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76