А впереди его ждала ещё работа над Евангелием!.. И что бы ни твердил Читрадрива насчёт лёгкости управления заговором молодёжи, принявшей единого бога, Карсидар знал: никогда бы его товарищ не решился на такой титанический труд, если бы не память о разбитых навеки сердцах его матери Ханаи и его отца, князя Люжтенского.
Читрадриву не мог остановить даже печальный пример взаимоотношений русичей с иудеянами, священные книги которых частично совпадали. При подготовке к крещению жрецы огорошили его известием, что на самом деле у христиан не один бог, а целых три, вернее, бог-то един, но существует в трёх разных ипостасях – сам Иисус Христос, его Отец и ещё какой-то загадочный Святой Дух. Естественно, Читрадрива забеспокоился, ночь напролёт листал Святое Писание и после этого пришёл к выводу, что Отец Иисуса Христа – это не кто иной, как иудеянский Адонай!
«А ты говоришь, мирная жизнь, единый бог, – жёлчно съязвил по этому поводу Карсидар. – Вспомни, как насторожили догадки о моём происхождении Данилу, Остромира и Михайла. И подумай над тем, как стали относиться к тебе „друзья“ – иудеяне! А у них, оказывается, общий бог».
Да, было над чем призадуматься…
Единственным человеком из иудеян, который рассматривал «пришлых колдунов» не как неизбежное зло, был веронский купец Шмуль. Он и на церемонии крещения почти присутствовал – в саму Десятинную церковь, разумеется, не заходил, но затесался в толпу народа, собравшуюся на Бабином Торжке, через который провели торжественную процессию с «новообращёнными рабами Божьими Давидом и Андреем», как пышно именовали их в тот день. Карсидар тогда остро почувствовал особо пристальное внимание, исходившее от одного человека и перекрывавшее простое любопытство толпы, смешанное с суеверным ужасом. И прекрасно понял причину этого внимания.
А на следующий день Читрадрива потихоньку сообщил Карсидару, что перед отбытием в Верону Шмуль хочет встретиться с обоими падшими. Для соблюдения тайны пришлось «колдовским» способом переместиться в заранее условленное место за городом. Купец уже ждал их и, между прочим, ничуть не испугался появлению Карсидара и Читрадривы прямо из воздуха. Кажется, даже не очень удивился.
– Да-да, о способностях Ицхака ходили смутные слухи, – сказал он на это. – И мне думается, он исчез как-нибудь похоже. Взял и растворился в воздухе. А как иначе?
– Оставив мою мать и меня? – возмутился Карсидар. – Бросив королевство на произвол судьбы?!
– Да-да, твою мать… – старик задумчиво пожевал губами. – Ты так похож на красавицу Тамар, о Давид бен-Ицхак!
– Тамар? – удивился Карсидар, сознание которого моментально отозвалось цепочкой ассоциаций. – Это… Да, это имя моей матери! Точно. Но ведь это… и дерево…
– А ты помнишь? – косматые брови Шмуля дрогнули. – В самом деле, это также название высокого стройного дерева. И у матери твоей была та же гордая, поистине королевская осанка. Я видел её, я знаю… Но погоди! У малыша Давида была одна особая примета, – всполошился старик и попросил:
– Покажи-ка ухо.
Вместо этого Карсидар вынул из кармана на поясе серёжку с необычным камнем.
– Она снята?! – Шмуль пришёл в ужас и пробормотал:
– Тогда всё ясно…
Старик долго отмалчивался, не отвечая на настойчивые расспросы Читрадривы и Карсидара, а в голове у него вертелась единственная судорожная мысль: «Печать снята…»
– Об этой серьге всякое болтали в народе, – сказал он наконец. – Я знаю лишь одно: отец нацепил её тебе после пожара в дворцовой пристройке…
– После пожара?! – воскликнул Карсидар, не веря своим ушам, а Читрадрива громко расхохотался.
– Поэтому я склонен верить тому, что ты в самом деле сын Ицхака, – сказал Шмуль. – Ведь в городе ходят слухи об уничтоженной огнём разведке татар…
Купец вновь умолк, представив картину грандиозного пожарища, правда, нисколько не похожую на ту, какой она была в действительности. Потом принялся всячески сокрушаться по поводу роковой ошибки, совершённой обоими пришельцами.
– Что вы наделали?! Для нас считается меньшим грехом перейти в веру к муслмим, чем подставить голову под воды крещения!.. – вопил он так, что, казалось, с окрестных деревьев осыпалась мелкая снежная пыль. Хорошо, что в назначенном для встречи лесочке не было никого, кроме них.
– Нам капали на головы елейное масло, а не воду, – пытался возразить Карсидар.
– Всё равно! – гремел купец. – У муслмим, по крайней мере, один божок, хоть и нечестивый, – Аллах. А эти ноцрим называют себя единобожниками, исповедуя трёх в едином лице! Это же идолопоклонство! И кто на него согласился? Давид, сын самого Ицхака! Или тебя принудили?
Шмуль хитро взглянул на Карсидара и подумал: «Кто в силах диктовать такому человеку свою волю…»
– Верно, я сам пошёл на это, – сознался Карсидар. И непонятно почему ему вдруг сделалось невыразимо стыдно.
– Вот! Признался! О, Адонай, Адонай, видишь ли ты позор этого несчастного глупца?! – в искреннем порыве купец вскинул руки к небу. Но через некоторое время немного успокоился и заговорил более сдержанно:
– Ладно, сделанного не воротишь, и к чему сокрушаться? Будем уповать на милость Всевышнего и надеяться, что когда-нибудь ты раскаешься… хотя наши не прощают грех добровольного крещения. Никогда! И если старый Шмуль сейчас разговаривает с вами, то потому лишь, что изъездил вдоль и поперёк многие земли и навидался за свою долгую жизнь всякого, уж поверьте мне. И обоих твоих родителей я видел, тяжкий грешник Давид бен-Ицхак. К тому же, несмотря на то, что тогда я уехал из королевства Исраэль, у меня в груди живое сердце, которое на части разрывается при одной мысли о несчастной судьбе нашего народа. Мы вот говорили как-то с другом твоим Читрадривой, и он признался, что ему тоже больно за унижения соплеменников, которые они терпят в вашем далёком краю.
Читрадрива со значительным видом кивнул, и Карсидар с некоторым раздражением подумал, что его товарищ пытается навербовать сторонников для своего заговора где только возможно.
– Поэтому, молодые люди, несмотря на тяжесть совершённой вами ошибки, старый Шмуль говорит: будете нуждаться в чём – добро пожаловать в Верону. Мой дом всегда открыт для вас обоих. Если я буду жив, то помогу вам сам, если сойду в могилу – дети мои помогут или внуки. Моё слово верное, можете на меня положиться.
Далее купец объяснил, куда нужно ехать отсюда, чтобы добраться к нему, а также описал дорогу в Землю Обета.
– Там сейчас более или менее спокойно, неаполитанский король выгнал этих ублюдков с крестами на одеждах. Правда, надолго ли… Вот отец твой, незабвенный король Ицхак, умел расправиться с ними! Правда, огнём и молниями он не швырялся, но!.. – И, многозначительно подняв вверх указательный палец, старик прошептал:
– Он умел творить такие чудеса, что некоторые косные фанатики склонны были считать его посланцем демонических сил. Как они радовались, как веселились, когда королевство Исраэль пало!
И не попрощавшись, Шмуль повернулся и медленно побрёл в сторону едва видневшейся за стеной деревьев слободки. Больше они не виделись…
Вот о чём думал Карсидар, ведя раненых бойцов от Лядских ворот в сторону Клова, где почти возле самого монастыря, одного из оплотов местного жречества, обосновался лекарь Андрей. Тёплое летнее утро уже переходило в знойный день, но, несмотря на это, от нахлынувших воспоминаний Карсидара почему-то слегка знобило. Это был какой-то лёд на душе. «Ошибка, которую не прощают». «Грешник Давид»… О боги, сколько же барьеров существует между людьми, сколько можно возводить новые!..
Когда небольшой отряд подъехал к домику Читрадривы, величайший целитель на Руси был занят очередным хромым калекой. Перед воротами прямо на земле расположилось ещё несколько увечных, которые, разинув рты, наблюдали, как снуют взад-вперёд руки Читрадривы, как сильные пальцы порхают над сросшимися вкривь и вкось после перелома костями, а камень перстня время от времени загадочным образом вспыхивает то ли от солнечных лучей, то ли сам по себе.
– Сильная вещица, – сказал Читрадрива по-орфетански и кивнул на перстень. – Я ведь мало разбираюсь во всяких там лекарских штучках, но умудряюсь делать такие вещи, которых сам не понимаю.
– Заклинание творит, – шепнул один калека из очереди другому. – Слышь, как лопочет-то?..
– Дурак! Не заклинание это, а святая молитва, – также шёпотом возразил его товарищ с обмотанной тряпьём рукой. – Он же святой!
Читрадрива посмотрел на Карсидара. В его глазах плясали озорные искорки, что наблюдалось за сдержанным гандзаком довольно редко.
– Государь прислал к тебе этих раненых, чтобы ты как можно скорее подлечил их, – произнёс Карсидар на языке русичей громко, по-деловому.
Калеки прекратили шептаться и уставились на него. «Это ж сам Давид Воитель!» – прохрипел низенький оборванец с клюкой. В очереди прокатился вздох изумления, смешанного с суеверным ужасом.
– Подлечить, так подлечить. Сейчас вот закончу…
Читрадрива проделал ещё несколько загадочных манипуляций над коленом хромого, встал, осмотрел раненых в ночной вылазке воинов, разделил их на две группы и, пообещав заняться этими людьми немедленно, кивнул на дверь дома.
– Я так понимаю, что государь велел передать мне ещё кое-что, – сказал он, когда вошёл вместе с Карсидаром в большую светлую комнату.
– Данила Романович напоминает, что сегодня он венчается шапкой Мономаха. Ты должен быть в Софии в час пополудни, – подтвердил Карсидар и не удержался от того, чтобы добавить:
– А с твоей стороны, кстати, крайне невежливо рыться в моих мыслях.
– Ну, что ты! Я бы не посмел… Да и вряд ли смог бы сделать это незаметно для тебя. Просто есть вещи, которые подразумеваются сами собой. Данила Романович должен был передать мне это. Видишь, всё просто. – И Читрадрива поджал губы.
– Да, просто… Но ты придёшь?
Читрадрива опустил глаза, и Карсидар почувствовал, что его товарищу стало грустно.
– Слушай, Давид…
(С некоторых пор Читрадрива стал называть его так не только на людях, но и в общении с глазу на глаз, причём явно имел в виду не христианина Давида, а погибшего йерушалаймского принца).
– …Я же просил тебя: не принимай близко к сердцу дела русичей! Что тебе до них? Твоя истинная родина лежит далеко на юге. В трактирчике под Торренкулем ты сам предложил мне отправиться на юг. Заметь: сам! И вот оказалось, что тот путь был на самом деле лишь половиной дороги. Почему же ты отказываешься от намеченного тобой же плана и не хочешь довести задуманное до конца?
– С тех пор планы изменились, – сказал Карсидар.
– Ничего себе изменения! – фыркнул Читрадрива. – Стать пособником князя, пусть даже великого князя, пусть хоть короля – государя всей Руси… Сделаться зятем сотника, обзавестись кучей детишек…
Он на несколько секунд умолк, проверяя, не слишком ли задел самолюбие Карсидара, и докончил:
– Да полно! Ты ли это? Куда девался мастер Карсидар?! И как низко пал принц Давид, сын короля Ицхака!
– Отец исчез, мать погибла, королевство уничтожено…
– Зато страна осталась, – резко возразил Читрадрива. – Народ остался. Твой народ, Давид-насих!
– В моей стране никто меня не признает, – грустно произнёс Карсидар. – Мой народ отвергнет меня. Ведь я совершил непростительную ошибку. – Он вздохнул. – Сам видишь, идти в Землю Обета мне просто нет смысла. И я не понимаю, зачем вновь и вновь поднимать эту тему?!
Последние слова Карсидар в сердцах выкрикнул и принялся ходить по комнате из угла в угол, нервно теребя бронзовую фибулу широкого кожаного пояса.
– А какой смысл ограничиваться пределами Руси? – спокойно парировал Читрадрива. – Что это ты вбил себе в голову? И не забывай про Орфетанский край, он пока ещё существует. Там живут мои и твои родичи…
– Я не в Орфетане родился! – отрезал Карсидар.
– Зато вырос. Но если на то пошло, принц Давид родился как раз в Земле Обета.
– Не придирайся к словам! – Карсидар на мгновение растерялся. Он допустил промах, а Читрадрива этим немедленно воспользовался. Оставалось только заглянуть в самые потаённые глубины души и говорить честно. И он сказал:
– В своё время старина Пем исповедался нам. Знаешь, я ему верю. И теперь прочувствовал всё это на собственной шкуре. Мастера и вправду страшно устают от извечной кочевой жизни, от нескончаемых преследований и потасовок. Поэтому в каждом из нас живёт тщательно скрываемая мечта об оседлой жизни. Просто далеко не каждому представляется шанс осесть. Вернее, почти никто до этого шанса не доживает. Пеменхат вот дожил. И я тоже дотянул. Да, для мастеров у нас обоих необычные судьбы, но что поделаешь…
– Одним словом, ты влюбился в Милку, – подытожил Читрадрива, причём Карсидар почувствовал, как он мысленно прибавил: «В эту дурёху, обалдевшую от знакомства с настоящим колдуном». – И решил остаться на службе у Данилы Романовича.
– Да, решил тут остаться, – подтвердил Карсидар, пропустив мимо ушей первую часть его реплики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
Читрадриву не мог остановить даже печальный пример взаимоотношений русичей с иудеянами, священные книги которых частично совпадали. При подготовке к крещению жрецы огорошили его известием, что на самом деле у христиан не один бог, а целых три, вернее, бог-то един, но существует в трёх разных ипостасях – сам Иисус Христос, его Отец и ещё какой-то загадочный Святой Дух. Естественно, Читрадрива забеспокоился, ночь напролёт листал Святое Писание и после этого пришёл к выводу, что Отец Иисуса Христа – это не кто иной, как иудеянский Адонай!
«А ты говоришь, мирная жизнь, единый бог, – жёлчно съязвил по этому поводу Карсидар. – Вспомни, как насторожили догадки о моём происхождении Данилу, Остромира и Михайла. И подумай над тем, как стали относиться к тебе „друзья“ – иудеяне! А у них, оказывается, общий бог».
Да, было над чем призадуматься…
Единственным человеком из иудеян, который рассматривал «пришлых колдунов» не как неизбежное зло, был веронский купец Шмуль. Он и на церемонии крещения почти присутствовал – в саму Десятинную церковь, разумеется, не заходил, но затесался в толпу народа, собравшуюся на Бабином Торжке, через который провели торжественную процессию с «новообращёнными рабами Божьими Давидом и Андреем», как пышно именовали их в тот день. Карсидар тогда остро почувствовал особо пристальное внимание, исходившее от одного человека и перекрывавшее простое любопытство толпы, смешанное с суеверным ужасом. И прекрасно понял причину этого внимания.
А на следующий день Читрадрива потихоньку сообщил Карсидару, что перед отбытием в Верону Шмуль хочет встретиться с обоими падшими. Для соблюдения тайны пришлось «колдовским» способом переместиться в заранее условленное место за городом. Купец уже ждал их и, между прочим, ничуть не испугался появлению Карсидара и Читрадривы прямо из воздуха. Кажется, даже не очень удивился.
– Да-да, о способностях Ицхака ходили смутные слухи, – сказал он на это. – И мне думается, он исчез как-нибудь похоже. Взял и растворился в воздухе. А как иначе?
– Оставив мою мать и меня? – возмутился Карсидар. – Бросив королевство на произвол судьбы?!
– Да-да, твою мать… – старик задумчиво пожевал губами. – Ты так похож на красавицу Тамар, о Давид бен-Ицхак!
– Тамар? – удивился Карсидар, сознание которого моментально отозвалось цепочкой ассоциаций. – Это… Да, это имя моей матери! Точно. Но ведь это… и дерево…
– А ты помнишь? – косматые брови Шмуля дрогнули. – В самом деле, это также название высокого стройного дерева. И у матери твоей была та же гордая, поистине королевская осанка. Я видел её, я знаю… Но погоди! У малыша Давида была одна особая примета, – всполошился старик и попросил:
– Покажи-ка ухо.
Вместо этого Карсидар вынул из кармана на поясе серёжку с необычным камнем.
– Она снята?! – Шмуль пришёл в ужас и пробормотал:
– Тогда всё ясно…
Старик долго отмалчивался, не отвечая на настойчивые расспросы Читрадривы и Карсидара, а в голове у него вертелась единственная судорожная мысль: «Печать снята…»
– Об этой серьге всякое болтали в народе, – сказал он наконец. – Я знаю лишь одно: отец нацепил её тебе после пожара в дворцовой пристройке…
– После пожара?! – воскликнул Карсидар, не веря своим ушам, а Читрадрива громко расхохотался.
– Поэтому я склонен верить тому, что ты в самом деле сын Ицхака, – сказал Шмуль. – Ведь в городе ходят слухи об уничтоженной огнём разведке татар…
Купец вновь умолк, представив картину грандиозного пожарища, правда, нисколько не похожую на ту, какой она была в действительности. Потом принялся всячески сокрушаться по поводу роковой ошибки, совершённой обоими пришельцами.
– Что вы наделали?! Для нас считается меньшим грехом перейти в веру к муслмим, чем подставить голову под воды крещения!.. – вопил он так, что, казалось, с окрестных деревьев осыпалась мелкая снежная пыль. Хорошо, что в назначенном для встречи лесочке не было никого, кроме них.
– Нам капали на головы елейное масло, а не воду, – пытался возразить Карсидар.
– Всё равно! – гремел купец. – У муслмим, по крайней мере, один божок, хоть и нечестивый, – Аллах. А эти ноцрим называют себя единобожниками, исповедуя трёх в едином лице! Это же идолопоклонство! И кто на него согласился? Давид, сын самого Ицхака! Или тебя принудили?
Шмуль хитро взглянул на Карсидара и подумал: «Кто в силах диктовать такому человеку свою волю…»
– Верно, я сам пошёл на это, – сознался Карсидар. И непонятно почему ему вдруг сделалось невыразимо стыдно.
– Вот! Признался! О, Адонай, Адонай, видишь ли ты позор этого несчастного глупца?! – в искреннем порыве купец вскинул руки к небу. Но через некоторое время немного успокоился и заговорил более сдержанно:
– Ладно, сделанного не воротишь, и к чему сокрушаться? Будем уповать на милость Всевышнего и надеяться, что когда-нибудь ты раскаешься… хотя наши не прощают грех добровольного крещения. Никогда! И если старый Шмуль сейчас разговаривает с вами, то потому лишь, что изъездил вдоль и поперёк многие земли и навидался за свою долгую жизнь всякого, уж поверьте мне. И обоих твоих родителей я видел, тяжкий грешник Давид бен-Ицхак. К тому же, несмотря на то, что тогда я уехал из королевства Исраэль, у меня в груди живое сердце, которое на части разрывается при одной мысли о несчастной судьбе нашего народа. Мы вот говорили как-то с другом твоим Читрадривой, и он признался, что ему тоже больно за унижения соплеменников, которые они терпят в вашем далёком краю.
Читрадрива со значительным видом кивнул, и Карсидар с некоторым раздражением подумал, что его товарищ пытается навербовать сторонников для своего заговора где только возможно.
– Поэтому, молодые люди, несмотря на тяжесть совершённой вами ошибки, старый Шмуль говорит: будете нуждаться в чём – добро пожаловать в Верону. Мой дом всегда открыт для вас обоих. Если я буду жив, то помогу вам сам, если сойду в могилу – дети мои помогут или внуки. Моё слово верное, можете на меня положиться.
Далее купец объяснил, куда нужно ехать отсюда, чтобы добраться к нему, а также описал дорогу в Землю Обета.
– Там сейчас более или менее спокойно, неаполитанский король выгнал этих ублюдков с крестами на одеждах. Правда, надолго ли… Вот отец твой, незабвенный король Ицхак, умел расправиться с ними! Правда, огнём и молниями он не швырялся, но!.. – И, многозначительно подняв вверх указательный палец, старик прошептал:
– Он умел творить такие чудеса, что некоторые косные фанатики склонны были считать его посланцем демонических сил. Как они радовались, как веселились, когда королевство Исраэль пало!
И не попрощавшись, Шмуль повернулся и медленно побрёл в сторону едва видневшейся за стеной деревьев слободки. Больше они не виделись…
Вот о чём думал Карсидар, ведя раненых бойцов от Лядских ворот в сторону Клова, где почти возле самого монастыря, одного из оплотов местного жречества, обосновался лекарь Андрей. Тёплое летнее утро уже переходило в знойный день, но, несмотря на это, от нахлынувших воспоминаний Карсидара почему-то слегка знобило. Это был какой-то лёд на душе. «Ошибка, которую не прощают». «Грешник Давид»… О боги, сколько же барьеров существует между людьми, сколько можно возводить новые!..
Когда небольшой отряд подъехал к домику Читрадривы, величайший целитель на Руси был занят очередным хромым калекой. Перед воротами прямо на земле расположилось ещё несколько увечных, которые, разинув рты, наблюдали, как снуют взад-вперёд руки Читрадривы, как сильные пальцы порхают над сросшимися вкривь и вкось после перелома костями, а камень перстня время от времени загадочным образом вспыхивает то ли от солнечных лучей, то ли сам по себе.
– Сильная вещица, – сказал Читрадрива по-орфетански и кивнул на перстень. – Я ведь мало разбираюсь во всяких там лекарских штучках, но умудряюсь делать такие вещи, которых сам не понимаю.
– Заклинание творит, – шепнул один калека из очереди другому. – Слышь, как лопочет-то?..
– Дурак! Не заклинание это, а святая молитва, – также шёпотом возразил его товарищ с обмотанной тряпьём рукой. – Он же святой!
Читрадрива посмотрел на Карсидара. В его глазах плясали озорные искорки, что наблюдалось за сдержанным гандзаком довольно редко.
– Государь прислал к тебе этих раненых, чтобы ты как можно скорее подлечил их, – произнёс Карсидар на языке русичей громко, по-деловому.
Калеки прекратили шептаться и уставились на него. «Это ж сам Давид Воитель!» – прохрипел низенький оборванец с клюкой. В очереди прокатился вздох изумления, смешанного с суеверным ужасом.
– Подлечить, так подлечить. Сейчас вот закончу…
Читрадрива проделал ещё несколько загадочных манипуляций над коленом хромого, встал, осмотрел раненых в ночной вылазке воинов, разделил их на две группы и, пообещав заняться этими людьми немедленно, кивнул на дверь дома.
– Я так понимаю, что государь велел передать мне ещё кое-что, – сказал он, когда вошёл вместе с Карсидаром в большую светлую комнату.
– Данила Романович напоминает, что сегодня он венчается шапкой Мономаха. Ты должен быть в Софии в час пополудни, – подтвердил Карсидар и не удержался от того, чтобы добавить:
– А с твоей стороны, кстати, крайне невежливо рыться в моих мыслях.
– Ну, что ты! Я бы не посмел… Да и вряд ли смог бы сделать это незаметно для тебя. Просто есть вещи, которые подразумеваются сами собой. Данила Романович должен был передать мне это. Видишь, всё просто. – И Читрадрива поджал губы.
– Да, просто… Но ты придёшь?
Читрадрива опустил глаза, и Карсидар почувствовал, что его товарищу стало грустно.
– Слушай, Давид…
(С некоторых пор Читрадрива стал называть его так не только на людях, но и в общении с глазу на глаз, причём явно имел в виду не христианина Давида, а погибшего йерушалаймского принца).
– …Я же просил тебя: не принимай близко к сердцу дела русичей! Что тебе до них? Твоя истинная родина лежит далеко на юге. В трактирчике под Торренкулем ты сам предложил мне отправиться на юг. Заметь: сам! И вот оказалось, что тот путь был на самом деле лишь половиной дороги. Почему же ты отказываешься от намеченного тобой же плана и не хочешь довести задуманное до конца?
– С тех пор планы изменились, – сказал Карсидар.
– Ничего себе изменения! – фыркнул Читрадрива. – Стать пособником князя, пусть даже великого князя, пусть хоть короля – государя всей Руси… Сделаться зятем сотника, обзавестись кучей детишек…
Он на несколько секунд умолк, проверяя, не слишком ли задел самолюбие Карсидара, и докончил:
– Да полно! Ты ли это? Куда девался мастер Карсидар?! И как низко пал принц Давид, сын короля Ицхака!
– Отец исчез, мать погибла, королевство уничтожено…
– Зато страна осталась, – резко возразил Читрадрива. – Народ остался. Твой народ, Давид-насих!
– В моей стране никто меня не признает, – грустно произнёс Карсидар. – Мой народ отвергнет меня. Ведь я совершил непростительную ошибку. – Он вздохнул. – Сам видишь, идти в Землю Обета мне просто нет смысла. И я не понимаю, зачем вновь и вновь поднимать эту тему?!
Последние слова Карсидар в сердцах выкрикнул и принялся ходить по комнате из угла в угол, нервно теребя бронзовую фибулу широкого кожаного пояса.
– А какой смысл ограничиваться пределами Руси? – спокойно парировал Читрадрива. – Что это ты вбил себе в голову? И не забывай про Орфетанский край, он пока ещё существует. Там живут мои и твои родичи…
– Я не в Орфетане родился! – отрезал Карсидар.
– Зато вырос. Но если на то пошло, принц Давид родился как раз в Земле Обета.
– Не придирайся к словам! – Карсидар на мгновение растерялся. Он допустил промах, а Читрадрива этим немедленно воспользовался. Оставалось только заглянуть в самые потаённые глубины души и говорить честно. И он сказал:
– В своё время старина Пем исповедался нам. Знаешь, я ему верю. И теперь прочувствовал всё это на собственной шкуре. Мастера и вправду страшно устают от извечной кочевой жизни, от нескончаемых преследований и потасовок. Поэтому в каждом из нас живёт тщательно скрываемая мечта об оседлой жизни. Просто далеко не каждому представляется шанс осесть. Вернее, почти никто до этого шанса не доживает. Пеменхат вот дожил. И я тоже дотянул. Да, для мастеров у нас обоих необычные судьбы, но что поделаешь…
– Одним словом, ты влюбился в Милку, – подытожил Читрадрива, причём Карсидар почувствовал, как он мысленно прибавил: «В эту дурёху, обалдевшую от знакомства с настоящим колдуном». – И решил остаться на службе у Данилы Романовича.
– Да, решил тут остаться, – подтвердил Карсидар, пропустив мимо ушей первую часть его реплики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72