И хоть прошло уже два года со времени тех трагических событий, на пути отряда то и дело попадались опустевшие сёла и просто грандиозные пепелища. Говорят, и сожжённый ордынцами Суздаль ещё не отстроен, как следует. Теперь там новый князь, Святослав Всеволодович, который всеми силами старается придать городу достойный вид…
А старший брат, Ярослав Всеволодович, сидит в менее разрушенном Владимире. На Руси было два города с таким названием, и оба – столицы княжеств, но если более древний из них, расположенный к западу от Киева, называли Володимиром, как звучало соответствующее имя в речи полянских русичей, то северный – чаще по-книжному, Владимир, а то и Владимир-Суздальский, чтобы избежать путаницы. Карсидар уже обратил внимание, что на севере люди разговаривают не так, как в Киевской земле, их язык всё больше похож на церковный. Небось, думал он, священники здесь в особом почёте, раз весь местный люд старается говорить так же, как и они…
– Слышь, Михайло, а к Святославу Суздальскому мы не поедем? – спросил Карсидар, зорко поглядывая в сторону высоких густых кустов, скрывавших берег Клязьмы.
– А начто нам сейчас Святослав? – удивился Михайло.
– Ну, всё-таки князь…
– Эх, Давид, Давид! – сотник цыкнул сквозь зубы и разочарованно покачал головой. – Удивляюсь я тебе. Который месяц ты у нас живёшь, а до сих пор самых простых вещей запомнить не можешь! Пойми ты, Ярослав Всеволодович – великий князь, а Святослав, хоть и брат его, – удельный. Он же войска выставить не может без разрешения брата, так чего к нему вперёд Ярослава ехать, время зря терять?! И, вдобавок, это крюк какой, сколько вёрст на север… Эх!
Михайло раздражённо махнул рукой.
– Чует моё сердце, ох, чует, что не будет в этих землях никакого толку. Народец здесь пуганый. Не выстояли они супротив татар окаянных, свои дома не уберегли от напасти. Смогут ли помочь нам? И станут ли…
Он замолчал как-то слишком резко. Карсидар почувствовал, что сотник чего-то не договаривает, а когда попробовал покопаться в его мыслях, Михайло, как всегда, почувствовал это и, резко обернувшись, сказал:
– Да разве только здесь пуганые? И у нас много таких… Ты вот с Микулой поговори, втолкуй ему, что нечего татар бояться, их нужно бить. Что-что, а убеждать ты умеешь! – и сотник громко хохотнул.
Микула, о котором говорил Михайло, был важным киевским боярином из славного рода Гордяты. Его Данила Романович отрядил посланником к князю Ярославу, правда, возглавлял он посольство лишь чисто формально, чтобы придать ему больший вес и значительность. В характере этого старика не сохранилось ни единой чёрточки, которая хоть как-то отвечала бы имени его знаменитого предка. Микула дрожал при одной лишь мысли о возможном нападении татар, поэтому держался в самом центре отряда и постоянно твердил, что вокруг неспокойно, всюду ему чудилась смертельная опасность.
Что же до умения убеждать людей, то Михайло намекал на разговор, случившийся между Карсидаром и Данилой Романовичем в разгар зимы и имевший весьма неожиданные и далеко идущие последствия.
Читрадриве кто-то показал необычайно увлекательную, но совсем неизвестную в Орфетане игру – шахматы (и где только он ухитрялся выведывать разные интересные вещи?!). Как оказалось, князь был превосходным игроком. У него имелся красивый игровой набор из смальты, и Читрадрива, улучив подходящий момент, попросил Данилу Романовича дать ему пару уроков игры.
«Неудивительно, что русичи так искусны в этой забаве», – сказал тогда Карсидар, наблюдавший за ними.
«Это почему же?» – спросил рассеяно князь, обдумывавший каверзный ход, чтобы уже на следующем окончательно побить Читрадриву.
«Вот это – земля ваша, – Карсидар показал на деревянное клетчатое поле. – Держава, рассеченная на уделы. А всё ваше умение заключается в том, чтобы перепрыгивать с клетки на клетку, сшибая с насиженных мест неугодных и протаскивая своих. Вы так же легко меняете уделы, как фигурки меняют клетки. Ты, Данила Романович, тоже скакнул из Галича в Киев, оставив на родине брата Василька и выгнав отсюда Ростислава Мстиславовича. А Михайло Всеволодович, тот вовсе Киев бросил и отправился искать счастья в Угорщину – как бы вообще на другую доску перенёсся».
«Ну и?..» – князь так и застыл над шахматной доской, зажав в кулаке игрушечную лошадку. Очевидно, его очень заинтересовало столь неожиданное сравнение.
«Да в том-то и дело, что хоть Киев называют самым главным городом Руси, а ты сидишь на киевском столе, толку от этого никакого. Ведь над всем полем ты не властен! Есть уделы, которые от тебя зависят сильнее и которые – слабее, а есть такие, которые тебе вообще не подчиняются. И вот этого я понять не в силах! У нас в Орфетане король – это король. Он в королевстве главный, и если что велел, все обязаны то исполнить. А у вас что? Хочу – подчиняюсь, не хочу – нет. Ты вот пошлёшь меня прежде всего в Пинск, едва морозы на убыль пойдут. А уверен ли, что Ростислав Володимирович даст тебе подмогу против татар?»
«Да, мы с ним крупно повздорили», – отозвался Данила Романович.
«Вот-вот! Татары пользуются этим и нападают то на одну клетку, то на другую. А вы и отбиться толком не можете, потому что каждый стережёт свою клетку, но никто не смотрит за всем полем».
Тогда князь так и не сделал хода, выронил смальтовую лошадку, поднялся и, погружённый в невесёлые мысли, удалился. Читрадрива вечером мягко пожурил Карсидара и попросил его не приставать во время игры со всякими глупыми разговорами. А княжеские приближённые с завистью косились на «тайного колдуна» Давида, который запросто мог бросить в лицо Даниле Романовичу обвинение в фактическом бессилии. Вне всякого сомнения, любого «простого смертного» князь за такие штучки согнул бы в бараний рог, а ему всё сошло с рук.
«Ой, смотри, Хорсадар, с огнём играешь! – шепнул ему следующим утром Михайло, время от времени позволявший себе фамильярно называть Карсидара его „поганским“ именем. – Однажды доиграешься, дурья башка. Прикажет тебя Данила Романович в поруб уволочь, так ты, нечестивая душа, сразу же молниями кидаться начнёшь. Я тебя знаю!»
А через три недели князь диктовал писцу послание Ростиславу Пинскому и неожиданно завершил его таким пассажем: «…государь всея Руси Данила Романович». Писец-монах даже растерялся от неожиданности, но всё же решился поправить:
«Великий князь, должно быть?»
Данила Романович и бровью не повёл, а сказал спокойно:
«Поскольку Киев называют матерью городов русских и признают самым главным городом наших земель, великий князь Киевский должен править всей Русью».
«Но, княже, ты и без того…» – начал было монах.
«…первый между равными? Нет уж, хватит! Не объединившись мы татар не разобьём. Объединяться надлежит вокруг киевского стола, на котором сидели Володимир Великий, Ярослав Мудрый и Володимир Мономах, вокруг признанной всеми матери городов русских. Я нынче здесь княжу, я остальным государь! В том числе и Ростиславу Володимировичу. Пусть забывает старые обиды, когда у порога его дома беда поселилась. Не посмеет он меня теперь ослушаться и воев даст. А уж мне и думать, как разгромить татар поганых. Значит, так тому и быть! Пиши».
И под скрип гусиного пера по пергаменту, под несмелый, но явно одобрительный ропот собравшихся в гриднице бояр и прочего люда Данила Романович сделался «государем». Надо сказать, это сработало! Хотя Ростислав Володимирович до сих пор гневался на Данилу, что тот, будучи ещё в Галиче, захватил в плен его сыновей, но обещал по первому требованию выставить десять тысяч человек пехоты и две тысячи всадников. Вслед за ним князья Туровский и Дубровицкий согласились отрядить столько воинов, сколько смогут собрать.
«А у Давида голова работает», – решил после этого Михайло.
Карсидар заметил, что сотник с удвоенным рвением принялся одёргивать сыновей, которые изо всех сил старались выставить «поганца-колдуна» в невыгодном свете, особенно перед своей сестрой. И хоть Милка не думала поддаваться влиянию братьев, всё же теперь было легче, потому что отец встал на её сторону. То есть, на их сторону…
Ристо фыркнул, словно насмехаясь, и Карсидар поспешно отогнал мысли о девушке. Сейчас о другом надо думать. Отчасти Микула прав, в северных землях что-то неспокойно. Тут смотри в оба! Ведь на самом деле не боярин в их посольстве главный и не Михайло, а он, Карсидар. И раз уж подал в тот памятный зимний вечер идею единовластия, то и сам должен следовать принципу: главному все подчиняются – но главный за всех и в ответе! Почётно, выгодно – но и сложно, хлопотно. А подумать о Милке можно и на досуге.
– Михайло, далеко ещё до Боголюбова?
– С версту осталось. А что, жарко?
Жарко, это уж точно. Припекает солнышко. А сидел бы Ярослав Всеволодович в стольном граде своём Владимире, давно бы уже передохнули. Так нет же, понесла его нелёгкая в загородный замок! Хотя почему «нелёгкая»? Там в жару как раз приятно отвлечься от забот-хлопот.
– И что за странное название у этого замка? – лениво произнёс Карсидар, лишь бы о чём-то заговорить, поскольку ехать молча при такой жаре было невыносимо.
– Его заложил Андрей Юрьевич, прозванный Боголюбским, дядя Ярослава Всеволодовича, – объяснил Михайло и как-то нехорошо ухмыльнулся.
– Я смотрю, у вас, русичей, Бог в великом почёте, – продолжал Карсидар понизив голос, чтобы другие не слышали их разговора и не обиделись на фразу «у вас, русичей», которая в устах православного христианина Давида, одного из приближённых государя Данилы Романовича, звучала, по меньшей мере, странно.
– Ага, в почёте. Особливо покойник Андрей Юрьевич его почитал. – Михайло вновь ухмыльнулся. – Вестимо, недаром он икону Богородицы из Вышгорода умыкнул. – И в сердцах добавил:
– Тать церковный!..
– Откуда? – удивился Карсидар.
– Из Вышгорода, из Вышгорода. Из церквы Бориса и Глеба, в которую известный нам обоим колдун молнией кинул. – Михайло бросил на собеседника беглый взгляд. – Когда Андрей в Суздаль направился, чтобы на княжение сесть, то иконку как раз и уволок в числе прочего скарба.
– И что, она в Суздале погибла? Когда татары город спалили.
– Нет, Богородица теперь во Владимире, потому уцелела.
– Так задержались бы в городе, посмотрели, – Карсидар думал, что русичам охота поглядеть на свою святыню.
– А, чего зря расстраиваться! – отмахнулся сотник. – Её теперь всё одно не вернуть. Настаивать на этом – значит, злить Ярослава Всеволодовича. А Андрея Юрьевича и без того Бог покарал.
– Как? – спросил Карсидар, которому любопытно было узнать, чем же Господь Иисус наказал вора.
– Погиб он лихой смертью. Знать, дюже кротким и мягкосердечным был сынок Юрия Мономаховича, что собственные бояре на него руку подняли… А вон и замок уже виден.
Кусты кончились. Взгляду открылось живописное место впадения Нерли в Клязьму, где возвышался одинокий замок, обнесённый стеной из замшелого тёмно-серого камня. Некоторое время назад вокруг него располагались домики, однако сейчас от них лишь кое-где остались почерневшие трубы да обгорелые брёвна. Это портило идиллию пейзажа и напоминало о недавнем нашествии дикарей.
– Только смотри, Давид, не упоминай при князе про Андрея Юрьевича. Тот брата своего, Всеволода Большое Гнездо, с матерью в Константинополь выгонял. Услышит Ярослав Всеволодович дядино имя – осерчает. Нехорошо может получиться.
– И не подумаю, – заверил сотника Карсидар и, немного помолчав, спросил:
– Кстати, тебе не кажется странным, что замок так хорошо сохранился после нашествия татар?
– Просто его скоро восстановили, – сказал Михайло и, пришпорив коня, вырвался вперёд.
Когда остальные достигли ворот замка, сотник уже успел объяснить стражникам, кто они такие и с какой целью разыскивают князя. Послали доложить Ярославу Всеволодовичу. Он распорядился пропустить за ворота троих: самого Михайла, боярина Микулу и Карсидара. Остальные спешились и расположились неподалёку от крепостной стены.
Их вели по извилистым сумрачным коридорам и затенённым комнатам. Несмотря на то, что в воздухе ощущался лёгкий запах пыли и плесени, прохлада этого места для утомлённых летним зноем путников была весьма приятна.
– Нас сперва обедом покормят или приём будет? – поинтересовался Микула у провожатого и с некоторым разочарованием услышал в ответ, что князь с ближайшими советниками ожидает их в гриднице, а обеденное время уже прошло.
– Это если бы мы во Владимир не заезжали, как раз на обед поспели бы, – с грустью заключил он.
Карсидар же думал иначе. Насколько он разбирался в местных обычаях, нежелание кормить гостей могло означать не только крайнее нетерпение хозяина замка, но и более чем прохладное отношение к прибывшим.
Внушительных размеров гридница с расписными стенами и потолком была обставлена богато и со вкусом, что не очень вязалось с картиной общего упадка княжества, пережившего вражеское нашествие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
А старший брат, Ярослав Всеволодович, сидит в менее разрушенном Владимире. На Руси было два города с таким названием, и оба – столицы княжеств, но если более древний из них, расположенный к западу от Киева, называли Володимиром, как звучало соответствующее имя в речи полянских русичей, то северный – чаще по-книжному, Владимир, а то и Владимир-Суздальский, чтобы избежать путаницы. Карсидар уже обратил внимание, что на севере люди разговаривают не так, как в Киевской земле, их язык всё больше похож на церковный. Небось, думал он, священники здесь в особом почёте, раз весь местный люд старается говорить так же, как и они…
– Слышь, Михайло, а к Святославу Суздальскому мы не поедем? – спросил Карсидар, зорко поглядывая в сторону высоких густых кустов, скрывавших берег Клязьмы.
– А начто нам сейчас Святослав? – удивился Михайло.
– Ну, всё-таки князь…
– Эх, Давид, Давид! – сотник цыкнул сквозь зубы и разочарованно покачал головой. – Удивляюсь я тебе. Который месяц ты у нас живёшь, а до сих пор самых простых вещей запомнить не можешь! Пойми ты, Ярослав Всеволодович – великий князь, а Святослав, хоть и брат его, – удельный. Он же войска выставить не может без разрешения брата, так чего к нему вперёд Ярослава ехать, время зря терять?! И, вдобавок, это крюк какой, сколько вёрст на север… Эх!
Михайло раздражённо махнул рукой.
– Чует моё сердце, ох, чует, что не будет в этих землях никакого толку. Народец здесь пуганый. Не выстояли они супротив татар окаянных, свои дома не уберегли от напасти. Смогут ли помочь нам? И станут ли…
Он замолчал как-то слишком резко. Карсидар почувствовал, что сотник чего-то не договаривает, а когда попробовал покопаться в его мыслях, Михайло, как всегда, почувствовал это и, резко обернувшись, сказал:
– Да разве только здесь пуганые? И у нас много таких… Ты вот с Микулой поговори, втолкуй ему, что нечего татар бояться, их нужно бить. Что-что, а убеждать ты умеешь! – и сотник громко хохотнул.
Микула, о котором говорил Михайло, был важным киевским боярином из славного рода Гордяты. Его Данила Романович отрядил посланником к князю Ярославу, правда, возглавлял он посольство лишь чисто формально, чтобы придать ему больший вес и значительность. В характере этого старика не сохранилось ни единой чёрточки, которая хоть как-то отвечала бы имени его знаменитого предка. Микула дрожал при одной лишь мысли о возможном нападении татар, поэтому держался в самом центре отряда и постоянно твердил, что вокруг неспокойно, всюду ему чудилась смертельная опасность.
Что же до умения убеждать людей, то Михайло намекал на разговор, случившийся между Карсидаром и Данилой Романовичем в разгар зимы и имевший весьма неожиданные и далеко идущие последствия.
Читрадриве кто-то показал необычайно увлекательную, но совсем неизвестную в Орфетане игру – шахматы (и где только он ухитрялся выведывать разные интересные вещи?!). Как оказалось, князь был превосходным игроком. У него имелся красивый игровой набор из смальты, и Читрадрива, улучив подходящий момент, попросил Данилу Романовича дать ему пару уроков игры.
«Неудивительно, что русичи так искусны в этой забаве», – сказал тогда Карсидар, наблюдавший за ними.
«Это почему же?» – спросил рассеяно князь, обдумывавший каверзный ход, чтобы уже на следующем окончательно побить Читрадриву.
«Вот это – земля ваша, – Карсидар показал на деревянное клетчатое поле. – Держава, рассеченная на уделы. А всё ваше умение заключается в том, чтобы перепрыгивать с клетки на клетку, сшибая с насиженных мест неугодных и протаскивая своих. Вы так же легко меняете уделы, как фигурки меняют клетки. Ты, Данила Романович, тоже скакнул из Галича в Киев, оставив на родине брата Василька и выгнав отсюда Ростислава Мстиславовича. А Михайло Всеволодович, тот вовсе Киев бросил и отправился искать счастья в Угорщину – как бы вообще на другую доску перенёсся».
«Ну и?..» – князь так и застыл над шахматной доской, зажав в кулаке игрушечную лошадку. Очевидно, его очень заинтересовало столь неожиданное сравнение.
«Да в том-то и дело, что хоть Киев называют самым главным городом Руси, а ты сидишь на киевском столе, толку от этого никакого. Ведь над всем полем ты не властен! Есть уделы, которые от тебя зависят сильнее и которые – слабее, а есть такие, которые тебе вообще не подчиняются. И вот этого я понять не в силах! У нас в Орфетане король – это король. Он в королевстве главный, и если что велел, все обязаны то исполнить. А у вас что? Хочу – подчиняюсь, не хочу – нет. Ты вот пошлёшь меня прежде всего в Пинск, едва морозы на убыль пойдут. А уверен ли, что Ростислав Володимирович даст тебе подмогу против татар?»
«Да, мы с ним крупно повздорили», – отозвался Данила Романович.
«Вот-вот! Татары пользуются этим и нападают то на одну клетку, то на другую. А вы и отбиться толком не можете, потому что каждый стережёт свою клетку, но никто не смотрит за всем полем».
Тогда князь так и не сделал хода, выронил смальтовую лошадку, поднялся и, погружённый в невесёлые мысли, удалился. Читрадрива вечером мягко пожурил Карсидара и попросил его не приставать во время игры со всякими глупыми разговорами. А княжеские приближённые с завистью косились на «тайного колдуна» Давида, который запросто мог бросить в лицо Даниле Романовичу обвинение в фактическом бессилии. Вне всякого сомнения, любого «простого смертного» князь за такие штучки согнул бы в бараний рог, а ему всё сошло с рук.
«Ой, смотри, Хорсадар, с огнём играешь! – шепнул ему следующим утром Михайло, время от времени позволявший себе фамильярно называть Карсидара его „поганским“ именем. – Однажды доиграешься, дурья башка. Прикажет тебя Данила Романович в поруб уволочь, так ты, нечестивая душа, сразу же молниями кидаться начнёшь. Я тебя знаю!»
А через три недели князь диктовал писцу послание Ростиславу Пинскому и неожиданно завершил его таким пассажем: «…государь всея Руси Данила Романович». Писец-монах даже растерялся от неожиданности, но всё же решился поправить:
«Великий князь, должно быть?»
Данила Романович и бровью не повёл, а сказал спокойно:
«Поскольку Киев называют матерью городов русских и признают самым главным городом наших земель, великий князь Киевский должен править всей Русью».
«Но, княже, ты и без того…» – начал было монах.
«…первый между равными? Нет уж, хватит! Не объединившись мы татар не разобьём. Объединяться надлежит вокруг киевского стола, на котором сидели Володимир Великий, Ярослав Мудрый и Володимир Мономах, вокруг признанной всеми матери городов русских. Я нынче здесь княжу, я остальным государь! В том числе и Ростиславу Володимировичу. Пусть забывает старые обиды, когда у порога его дома беда поселилась. Не посмеет он меня теперь ослушаться и воев даст. А уж мне и думать, как разгромить татар поганых. Значит, так тому и быть! Пиши».
И под скрип гусиного пера по пергаменту, под несмелый, но явно одобрительный ропот собравшихся в гриднице бояр и прочего люда Данила Романович сделался «государем». Надо сказать, это сработало! Хотя Ростислав Володимирович до сих пор гневался на Данилу, что тот, будучи ещё в Галиче, захватил в плен его сыновей, но обещал по первому требованию выставить десять тысяч человек пехоты и две тысячи всадников. Вслед за ним князья Туровский и Дубровицкий согласились отрядить столько воинов, сколько смогут собрать.
«А у Давида голова работает», – решил после этого Михайло.
Карсидар заметил, что сотник с удвоенным рвением принялся одёргивать сыновей, которые изо всех сил старались выставить «поганца-колдуна» в невыгодном свете, особенно перед своей сестрой. И хоть Милка не думала поддаваться влиянию братьев, всё же теперь было легче, потому что отец встал на её сторону. То есть, на их сторону…
Ристо фыркнул, словно насмехаясь, и Карсидар поспешно отогнал мысли о девушке. Сейчас о другом надо думать. Отчасти Микула прав, в северных землях что-то неспокойно. Тут смотри в оба! Ведь на самом деле не боярин в их посольстве главный и не Михайло, а он, Карсидар. И раз уж подал в тот памятный зимний вечер идею единовластия, то и сам должен следовать принципу: главному все подчиняются – но главный за всех и в ответе! Почётно, выгодно – но и сложно, хлопотно. А подумать о Милке можно и на досуге.
– Михайло, далеко ещё до Боголюбова?
– С версту осталось. А что, жарко?
Жарко, это уж точно. Припекает солнышко. А сидел бы Ярослав Всеволодович в стольном граде своём Владимире, давно бы уже передохнули. Так нет же, понесла его нелёгкая в загородный замок! Хотя почему «нелёгкая»? Там в жару как раз приятно отвлечься от забот-хлопот.
– И что за странное название у этого замка? – лениво произнёс Карсидар, лишь бы о чём-то заговорить, поскольку ехать молча при такой жаре было невыносимо.
– Его заложил Андрей Юрьевич, прозванный Боголюбским, дядя Ярослава Всеволодовича, – объяснил Михайло и как-то нехорошо ухмыльнулся.
– Я смотрю, у вас, русичей, Бог в великом почёте, – продолжал Карсидар понизив голос, чтобы другие не слышали их разговора и не обиделись на фразу «у вас, русичей», которая в устах православного христианина Давида, одного из приближённых государя Данилы Романовича, звучала, по меньшей мере, странно.
– Ага, в почёте. Особливо покойник Андрей Юрьевич его почитал. – Михайло вновь ухмыльнулся. – Вестимо, недаром он икону Богородицы из Вышгорода умыкнул. – И в сердцах добавил:
– Тать церковный!..
– Откуда? – удивился Карсидар.
– Из Вышгорода, из Вышгорода. Из церквы Бориса и Глеба, в которую известный нам обоим колдун молнией кинул. – Михайло бросил на собеседника беглый взгляд. – Когда Андрей в Суздаль направился, чтобы на княжение сесть, то иконку как раз и уволок в числе прочего скарба.
– И что, она в Суздале погибла? Когда татары город спалили.
– Нет, Богородица теперь во Владимире, потому уцелела.
– Так задержались бы в городе, посмотрели, – Карсидар думал, что русичам охота поглядеть на свою святыню.
– А, чего зря расстраиваться! – отмахнулся сотник. – Её теперь всё одно не вернуть. Настаивать на этом – значит, злить Ярослава Всеволодовича. А Андрея Юрьевича и без того Бог покарал.
– Как? – спросил Карсидар, которому любопытно было узнать, чем же Господь Иисус наказал вора.
– Погиб он лихой смертью. Знать, дюже кротким и мягкосердечным был сынок Юрия Мономаховича, что собственные бояре на него руку подняли… А вон и замок уже виден.
Кусты кончились. Взгляду открылось живописное место впадения Нерли в Клязьму, где возвышался одинокий замок, обнесённый стеной из замшелого тёмно-серого камня. Некоторое время назад вокруг него располагались домики, однако сейчас от них лишь кое-где остались почерневшие трубы да обгорелые брёвна. Это портило идиллию пейзажа и напоминало о недавнем нашествии дикарей.
– Только смотри, Давид, не упоминай при князе про Андрея Юрьевича. Тот брата своего, Всеволода Большое Гнездо, с матерью в Константинополь выгонял. Услышит Ярослав Всеволодович дядино имя – осерчает. Нехорошо может получиться.
– И не подумаю, – заверил сотника Карсидар и, немного помолчав, спросил:
– Кстати, тебе не кажется странным, что замок так хорошо сохранился после нашествия татар?
– Просто его скоро восстановили, – сказал Михайло и, пришпорив коня, вырвался вперёд.
Когда остальные достигли ворот замка, сотник уже успел объяснить стражникам, кто они такие и с какой целью разыскивают князя. Послали доложить Ярославу Всеволодовичу. Он распорядился пропустить за ворота троих: самого Михайла, боярина Микулу и Карсидара. Остальные спешились и расположились неподалёку от крепостной стены.
Их вели по извилистым сумрачным коридорам и затенённым комнатам. Несмотря на то, что в воздухе ощущался лёгкий запах пыли и плесени, прохлада этого места для утомлённых летним зноем путников была весьма приятна.
– Нас сперва обедом покормят или приём будет? – поинтересовался Микула у провожатого и с некоторым разочарованием услышал в ответ, что князь с ближайшими советниками ожидает их в гриднице, а обеденное время уже прошло.
– Это если бы мы во Владимир не заезжали, как раз на обед поспели бы, – с грустью заключил он.
Карсидар же думал иначе. Насколько он разбирался в местных обычаях, нежелание кормить гостей могло означать не только крайнее нетерпение хозяина замка, но и более чем прохладное отношение к прибывшим.
Внушительных размеров гридница с расписными стенами и потолком была обставлена богато и со вкусом, что не очень вязалось с картиной общего упадка княжества, пережившего вражеское нашествие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72