— С кем в настоящее время проживаете?
— С Филом. Очень хороший человек. Он меня оживил, и если бы не он, быть мне во веки веков мумией. Страшно подумать.
— Кто такой Фил?
— Как кто? Фил. Не знать Фила, величайшего ал… алкоголика нашего, то есть вашего, а в общем, сейчас уже нашего времени.
— Специальность?
— Фил всему научит. Мастер я.
— Чем занимаетесь?
— Сшиваю ядра.
— Как понять? Какие ядра?
— Атомные, конечно, и, конечно, не иголкой.
— Так. Все ясно. Проводите его. Палата 8.
— Куда? Зачем? Мне Фила искать надо.
— Не беспокойтесь. Это ненадолго.
За дверью раздались шаги и я услышал властный голос:
— Дать снотворное. Полный покой.
Бедняга! Я было рванулся вперед, но остановился. Своим появлением я не помогу Квинту. Увидев меня, он обязательно скажет: «Вот Фил. Он подтвердит сказанное». А если я расскажу правду, нас уложат вместе. Нет, действовать надо иначе, и скорей действовать, пока не дали снотворного!
Палата 8 на втором этаже. Взобравшись по водосточной трубе до карниза, опоясывающего здание, я дошел до окна и заглянул в него. К счастью, Квинт был один. Я буквально выстрелил в него потоком слов, но он меня прекрасно понял. Едва я успел дать ему инструкцию, как вести себя дальше, щелкнул дверной замок. Я быстро присел. Раздался женский голос:
— Выпейте, пожалуйста. Вам это необходимо.
В ответ послышался самоуверенный смешок Квинта.
— Отлично! Значит все мне поверили. Позовите доктора.
Сидеть на карнизе было очень неудобно, но я не уходил. Немного погодя послышался голос доктора:
— Что случилось? Вспомнили адрес?
— Мне нет нужды вспоминать его, — ответил Квинт. — Я очень благодарен вам и приношу свои извинения. Я — артист. Мне поручено сыграть душевнобольного человека в трудном спектакле. Я сомневался, сумею ли оправдать оказанное доверие, и поэтому решил проверить себя у вас. Еще раз прошу прощения за причиненное беспокойство. Вы вернули мне веру в мой артистический талант. До свидания!
Доктор что-то неопределенное промычал в ответ. Хлопнула дверь.
Квинт ожидал меня у входа. Пришлось слегка пожурить его.
— Разве можно так? Ты был наивен, как ребенок. Ты же знаешь, что медицина еще не в силах оживить человека, умершего хотя бы полчаса назад. А тут тысячелетия прошли. Безусловно, тебе никто не поверит.
— Но ты же это сделал.
— А ты на меня не смотри. И давай не будем говорить об этом. Да ты знаешь что такое алкоголик?
— Н-нет. Слово-то красивое. Звучное, поэтическое.
— Сначала узнай, потом называй. И запомни, если я в следующий раз удалюсь куда, не пускайся на поиски. Тебе еще трудно общаться с людьми.
— Как же я мог не искать тебя! Ты ушел. Я ждал, сидел, ходил, лежал. Я переживал. Беспокоился. Взял и вышел на улицу и спрашиваю у человека — он в очках, с портфелем под мышкой, представительный такой и в манекен… макинтоше, — куда Фил, великий алкоголик, ушел, тот, который меня, мумию, оживил. Человек внимательно выслушал меня и согласился показать, да и привел в то заведение и говорит: «Иди в ту дверь, там спроси». Обманщик он великий, вот он кто. Не в Египте он живет в мои времена, а то бы… Фараона обмануть!
На обучении Квинта я поставил точку, и мысль моя заработала в другом направления. Прежде всего нужно заняться нуль-пространством. В сущности оно есть ничто, и это ничто должно обладать удивительным свойством, не присущим веществу и полям. Если его, образно говоря, струю направить на какое-нибудь тело, то нуль-пространство мгновенно обволокет его. Значит, по отношению к земле этого тела как бы существовать не будет, оно может от первоначального толчка переместиться куда угодно, хоть в центр земли, хоть в космические дали.
Так говорили первоначальные расчеты. Но чтобы убедиться в этом, я спустился в подвал, где в углу испокон веков валялся ржавый чугунный утюг. Поскольку он ничей, я объявил себя владельцем и принес его в комнату. Квинт с мокрой головой вышел из ванной и критически осмотрел утюг.
— Фил, если ты им будешь гладить, то поверь мне, ты испачкаешь штаны.
— Спасибо за предупреждение, но я хочу отправить его в никуда. В этом литровом сосуде нуль-пространство. Я говорил тебе о нем. Сейчас продемонстрирую.
Направив одно из отверстий сосуда на утюг, я на мгновение нажал на рычажок выпуска нуль-пространства. Так же мгновенно утюга не стало.
— Где он? — всполошился Квинт.
— Возможно, проходит плотные слои атмосферы. В оболочке из ничто он навсегда покидает Землю.
— А в потолок он не врезался? Дыры не вижу.
— Нуль-пространство всепроникающе.
— Наши жрецы рядом с тобой, Фил, это неразумные личинки скорпиона.
— Когда ты забудешь о жрецах?
— Уже забыл. Какие такие жрецы?
— Не дурачься. Приведи-ка лучше ядроскоп в надлежащий вид.
Конечно, проверить свойства нуль-пространства следовало бы не в домашних условиях, а в более широком масштабе. Но главное сделано — ничто, эта опора — есть. И еще одно немаловажно: нужны скафандры.
Из чего же их сделать? Из атомных ядер, что ли? Стоп, стоп, а почему бы и нет? Чего испугался? Ведь ткань, если ее можно так назвать, из ядер, уложенных один к другому вплотную в одной плоскости, будет вечной, устойчивой против любых механических, химических и температурных воздействий. Наряду с этим она будет необычайно мягкой, как вода.
В скафандре из такой ядерной ткани можно, не боясь поджариться, заночевать на солнце, порезвиться в жидком гелии или помечтать в котле атомного реактора, где мощное излучение в момент убивает все живое. Да разве все достоинства перечтешь. Никакая фантазия не сможет предугадать свойств ядерного вещества, кубический сантиметр которого будет весить сто миллионов тонн. Да, да, не меньше.
Судя по всему, скафандр должен получиться невероятно тяжелым. Но это неверно. Вес скафандра составит всего четыре килограмма. Довольно сносно. Ведь толщина ткани всего в одно ядро. В одно! Это трудно представить. Я бы сказал — это непредставляемо.
Ядра положительно заряжены, вследствие чего они взаимно отталкиваются. А… нет, не пойдет. Скафандр-то получится положительно заряженным в нашем нейтральном мире. Хорошего от этого не жди. Значит, крах идеальному материалу? Кто сказал? Ни в коем случае! Я глянул на ядроскоп и вспомнил, как в камеру влетела космическая частица большой энергии и проникла в ядро. Вот и ответ. Нужно все протоны в ядре превратить в нейтроны. Тогда ядра станут обеззаряженными, электроны не смогут удерживаться на орбитах и ядра сомкнутся. Ядерная ткань, которую я тут же мысленно, хоть это и не совсем точно, назвал ядронитом, станет нейтральной. У Квинта еще не высохли волосы, а я уже знал, что делать. Мы принялись за разрешение новой проблемы.
Над ядроскопом постепенно сооружалась замысловатая конструкция, главную часть которой составляла ловушка космических лучей, собирающая их в пучок и направляющая в переоборудованную камеру на сырье — ленты алюминиевой фольги. Не буду вдаваться в тонкости, они могут увести нас слишком далеко.
Поскольку я пышных названий не люблю, то всю эту махину скромно назвал станком. Квинт загорелся желанием получать ядронит, ему понравилось сидеть за пультом управления регулировки рассеивания и скорости космических частиц и орудовать манипуляторами. После наладки станка он пробно занял место оператора. Я только радовался. Пусть! У меня были другие задачи.
За всеми этими хлопотами я почти забыл о Лавнии. Но она сама напомнила о себе, снова пришла расстроенная, недоверчивая. И сразу начала с упреков.
— Я вижу о моем муже забыли все — и его сослуживцы, и вы, Фил, хоть вы и обещали найти его.
Конечно, мне обидно было слышать это. Но женщина вне себя от горя и ее можно понять.
— Что вы, дорогая Лавния! Я же сказал, что займусь профессором. Я слов на ветер не бросаю. Уже кое-что сделано.
— Вы уверены, что он еще жив?
— Абсолютно. Мало того, ему вообще ничто и никто не угрожает. Все упирается во время, тут часами не отделаешься. Возможно, понадобятся месяцы.
— Но где же он, где?
— Это трудно объяснить. Область даже для физики довольно туманная.
— Понимаю…
— У-у, какая назойливая! — раздался из комнаты, где стоял станок, раздраженный голос Квинта.
Лавния покраснела и покосилась на дверь.
— Это не к вам относится, — сказал я. — Там помощник мой работает. Дорогая Лавния, вы должны набраться терпения и ждать. Поверьте, мы найдем профессора. Ну а сына, как только он выздоровеет, непременно посылайте ко мне.
Успокоенная Лавния ушла. Я проводил ее и, вернувшись в комнату, услышал голос Квинта:
— Да отстанешь ли ты от меня!
Я зашел к нему.
— Чего разоряешься?
— Да, муха! Я работаю, а она… Замучила фараона. Липнет и липнет. Истребить их поголовно!
— Послушай, чем у тебя здесь пахнет?
Он осмотрел себя, вывернул карманы и успокоился.
— Не горю.
Я заметил, что из щели панели индикаторов ядростанка ниточкой выползает сизый дымок.
— Как ты умудрился? У тебя же станок горит! — крикнул я.
— Не поджигал я его. Может, муха… Она так мешала, отвлекала меня.
Станок я отключить не успел. Он сам выключился с сухим треском. В воздух полетели искры.
— Что за дьявол! — взревел я. — Опять авария. Тащи инструмент, разбирать будем.
Квинт с виноватым видом на цыпочках тенью выскользнул из комнаты. Через минуту он вошел, разложил на скамеечке отвертки и ключи, да так, что ни один из них не звякнул, и смиренно застыл в выжидающей позе.
Я всегда уделял особое внимание надежности работы системы машин и механизмов. Это наипервейшее требование. Иной раз из-за неразведенного шплинтика может погибнуть космическая ракета. В надежности своего ядростанка я не сомневался, и вот, нате, на глазах сгорел. Я злился на самого себя.
Разбирали молча, пересмотрели все узлы и подгоревшие детали и на одной самой маленькой и задымленной, но зато самой ответственной, на трех микроскопических контактах я увидел его… Конечно, вы догадались. Опять клопа!
Я не швырнул в сердцах деталь и не ударил кулаком по корпусу станка, я был так зол, что оставался неподвижным и только, как от зубной боли, тихо застонал. До чего паршивое насекомое! Создала же природа. От комаров и то польза есть: они служат кормом для птиц и поддерживают какой-то баланс в биосфере Земли. А от этого ничего. Один вред. Может, из-за клопа сгорела и аппаратура профессора Бейгера и он исчез. Я интуитивно почувствовал, что клоп мне еще нагадит. Ладно еще, если здесь, на земле. А вдруг там, в космосе! Там он может такого натворить, что не мы Бейгера, а ему нас разыскивать придется. А интуиция меня ни разу не подводила.
Я положил деталь на станину и решительно сказал:
— Довольно! Хватит! Я не потерплю этой мрази на Земле!
— Какой мрази? — робко спросил Квинт.
— Несносных насекомых.
— Правильно, — обрадовался Квинт. — Я же говорил, истребить их, этих мух, поголовно. Всех.
— Можно и их заодно. Ты еще не знаешь, как отравляют человеку жизнь мошкара да разные паразиты, вроде клопов, вшей и тому подобной дряни. И человек до сих пор терпит эту мразь и ничего с ней поделать не может. А гнус в тайге — это же пытка. Что касается клопов, они меня окончательно из себя вывели. Во избежание дальнейших неприятностей, мы просто обязаны их уничтожить. Да и людям вздохнется свободнее. Как, по-твоему, можно с ними справиться?
— О, Фил, мне трудно ответить тебе. Ведь я никогда не видел клопа. Как с ним бороться? Это очень большой зверь?
— Не зверь, а насекомое, и познакомить тебя с ним недолго.
— Познакомь. Хочу его видеть.
Конечно, дома я ни одного клопа не нашел. Этим следовало гордиться, но в данный момент я опечалился. Ведь обещал. И для исследования клоп необходим.
Где же его достать? Разве что у соседей. Ох, как не хочется идти к ним, но надо.
Я робко постучался и попросил у тети Шаши хотя бы на время одного клопа. Она сначала не поняла, но потом обрадовалась:
— Клопов, голубчик! Да хоть целую пригоршню.
Она полезла за картины и насобирала несколько штук. Я в таком количестве не нуждался, но не счел нужным отказываться. У порога она меня окликнула:
— Фил! Неужели у вас клопов нет?
— Ни одного не мог найти. Поэтому и пришел.
— А ну-ка посмотрите на меня! В глаза смотрите, не отворачивайтесь. Не верю. Все клопы от вас бегут к нам. Только от вас.
— Вы смеетесь?
— Не до смеху мне. Со света сжили. И я вам заявляю протест. Принимайте меры, чтобы больше ни один клоп не переполз к нам.
Доказать что-либо тете Шаше невозможно, и я ответил:
— Хорошо, примем.
Едва взглянув на насекомого, Квинт расхохотался.
— И с этим-то не можете справиться? Смешные люди.
«Хорошо», — подумал я и ночью тайком подбросил клопов ему в постель. Безобразно, конечно, поступил. Но очень уж хотелось мне проучить фараона.
Утром, как бы невзначай, я спросил, хорошо ли он спал. В ответ он закричал:
— Беспощадно истреблять! Не жалеть ни старых, ни малых! Травить, давить, рубить, топить, колоть, молоть, шпарить, жечь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33