Мне подали наполненный до краёв турий рог, подвинулись, освобождая место у стола; но только я собирался присоединиться к пирующим, как ко мне подошел Хозяин. Был он высок, как сосна, грозен, как лев; ноги его — как брёвна, плечи — как потолочная балка, а голова — размером с большой казан.
«Постой-ка, Транд, — молвил он, взяв меня за плечо, — ещё не пришло тебе время присоединиться к пирующим в моём Доме. Место за ним для тебя всегда найдётся, но пока — возвращайся назад!»
И все, кто слышал его слова, весьма опечалились и грустными взглядами провожали меня до дверей. Хозяин сам, взяв меня за руку, вывел из дома во мрак ночи, сказав напоследок: «Не забывай о нас! А если увидишь сынишку моего Хольдера, передай, что отец скучает без него в своём доме!»
Затем я очнулся у разведённого вами костра.
— Любопытный сон, — подал голос Кермайт.
— Да, любопытный.
— Наверное, не следует придавать твоему видению слишком большого значения, — грустно улыбнулся горбун. — Иногда наш разум шутит с нами странные шутки.
— Думаю, ты прав.
— С другой стороны, приятно, наверное, иметь уверенность в том, что место у стола, кусок от бока чёрного вепря и рог с пенистым пивом всегда ждут тебя там, в конце долгого и многотрудного пути? Что предки — это не только цепочка поросших горькой лебедой курганов на родовом кладбище?
— Да.
— Так я и думал. Радуйтесь — ибо подходит к концу волшебная ночь. Круг замыкается!
— Радуйся и ты, Куллд!
* * *
Утро выдалось пасмурным; снова повалил мокрый снег, укрыв белым саваном холмы и рытвины, сломанные колесницы и падших лошадей.
Время битвы окончилось, настало время, неминуемо приходящее следом, — время оплакивания и похорон погибших. Кермайт с Эданом шли пешком, ведя упряжку под уздцы. Горбатый полубог ещё на рассвете отправился по каким-то своим делам; Транд, лежащий на носилках, и Талес расположились в колеснице. То и дело навстречу им попадались траурные процессии: вардинги и ургиты, хольдеринги и тординги несли своих павших к местам погребения. Посреди поля стояли Бал с Хольдером и о чём-то мирно беседовали, активно жестикулируя. Оба, однако, были невеселы; Бала поддерживали под локти двое рабов, на животе у патриарха белела свежая холщовая повязка, где уже проступало пятнышко крови. Неровный слой краски на лице, размытый потёками пота, придавал сыну Торнора странное сходство с постаревшим комическим актёром на рыночной площади.
Неподалёку от Ворот Воинов (точнее, от того, что от них осталось после вчерашней атаки лопраканов) было многолюдно. К югу от дороги длинная вереница ургитов двигалась мимо растущего кургана, и каждый из проходящих вносил свою лепту в его возведение, высыпая землю из своего шлема, со щита или из свёрнутого плаща. По другую сторону высились две пирамиды из камней, и каждый из проходящих мимо хольдерингов клал туда свой камень. У самых ворот Эдан заметил старых знакомых — Ханаль что-то втолковывал Фехтне, а старый маг слушал его, угрюмо насупив брови. Рядом находилась и лебединая колесница вместе со своим хозяином. К тому моменту, когда Эдан подошёл к ним ближе, Фехтне громко запел.
— Что за чушь он несёт? — Жрец Бринна изумлённо прислушивался, но не мог разобрать ровным счётом ничего из долетающих обрывков фраз.
— ...Овтсмотоп хи есв и, хиом веьтарб
Вонв юанилкорп, юанилкорп я...—
выразительно декламировал маг, приложив ладони рупором к губам.
— Неужели от всех пережитых ужасов младший сын Торнора повредился умом?
— Он всего лишь выпевает слово в слово задом наперёд своё давнишнее проклятие, — пояснил Ханаль. — Именно таким образом можно обратить его действие вспять.
— А почему у него такой рассерженный вид?
— Он уже в восьмой раз ошибается. Недавно споткнулся на девятой строфе; а в прошлый раз — на пятой!
— Наверное, непросто без запинки произнести всё это!
— Конечно. Но кто сказал, что ему будет легко? Таково условие нашего маленького соглашения!
Наконец Фехтне завершил чтение и, утерев со лба пот, повернулся к Ханалю:
— Теперь всё в порядке. Я исполнил свои обязательства. Мы в расчёте? Если так, я намерен убраться отсюда поскорей, прихватив с собой честно заработанный меч.
— Да. Никто тебя не задерживает. Всего хорошего!
— И вам счастливо. Может, когда-нибудь наши пути ещё пересекутся!
— Не сомневаюсь.
— Я пошёл.
— Ступай.
Фехтне поправил висящий у него под мышкой длинный свёрток, привесил за плечи щит и двинулся по дороге прочь. Старина Гони наклонился, загрёб пригоршню снега, с озорной миной скатал его в большой снежок, а потом запустил им в спину удаляющегося мага. Тот внезапно обернулся, резко выбросив вперёд руку. «Снаряд» со звучным хлопком разбился о поставленную на его пути ладонь, и испуганное выражение медленно сползло с лица чародея.
— Ох уж мне эти твои шуточки. Гонор! — Он стряхнул снег с рукава, удовлетворённо хмыкнул и зашагал дальше.
Когда удаляющаяся фигурка смешалась с отдыхающими у брода воинами, Эдан перевёл взгляд на Ханаля и с большим удивлением обнаружил знакомую посеребрённую рукоять, торчащую из-за пояса весёлого бога.
— Что у тебя там?
— Меч Торнора, а что же ещё?
— Разве Фехтне не забрал его с собой?
— Вот и я всё никак не возьму в толк — почему он довольствовался поддельным? — простодушно отвечал бог. — Не спорю, вышла очень хорошая копия; её изготовил мой знакомый кузнец, один из лучших мастеров в своём ремесле. Впрочем, как-то неудобно получилось; надо будет при случае вернуть Фехтне оригинал. Как ты думаешь, Эдан, скоро ли он обнаружит подмену? Бьюсь об заклад, не раньше чем через пару лет!
Бринн расхохотался:
— Ты неисправим, Гони! Если бы я был человеком, непременно стал бы твоим жрецом. Однако наверняка есть кто-то, кого ты не в состоянии обмануть!
— Кто же это?
— Например, Старшие, Говорят, они сейчас среди нас. Может, попробуешь подшутить над стариной Ллу-дом?
Боги непринуждённо болтали и смеялись, позабыв обо всём на свете. А Эдан подошёл к возведённой каменной пирамиде, поднял с земли камень и аккуратно уложил в её основание. Стоявший неподалёку жрец, облачённый в шерстяную хламиду, кивнул ему.
— Скажите, почтеннейший, кого здесь хоронят?
— Сыновей Хольдера. Ты знал их? Эдан покачал головой.
— Близнецы родились в один день и погибли в один час. Великое горе для клана Хольдера!
— А над кем возводят курган воины Кера?
— Над телом Белга, последнего из сыновей Урга. Наш патриарх сразил его в честном поединке.
Первосвященник Бринна заметил на груди собеседника пучок пестрых птичьих перьев.
— Ты поклонялся Ингену?
— Да.
— А что теперь будешь делать?
— Не знаю. Старейшины говорят, что все мы должны взойти на погребальный костёр вместе со своим богом. Сейчас они совещаются в храме: как решат, так и будет.
— А много ли жрецов было у Ястреба?
— Здесь, в Аре, вместе с послушниками около ста сорока.
Эдан повернулся и, не попрощавшись, пошел прочь.
«Предо мной встают картины смерти и разрушения, однако почему я не чувствую печали и скорби? Быть может, именно так наступает зима моей души?»
Запоздалый клин серых гусей, передохнув на берегу реки Бо, поднялся в воздух и взял курс на юг, печальным криком прощаясь с насиженными местами до следующей весны.
Порывы холодного ветра сорвали последние красно-жёлтые листья с клёнов священной рощи при храме Нудда; глядя в окно из своих покоев, среброрукий бог вновь задумался о подходящем месте для постройки странноприимного дома и хозяйственных служб...
Меж двух каменных пирамид сидел Хольдер и играл на арфе...
Бал, закончив тризну на свеженасыпанном кургане, собрал остатки дружины и готовился в обратный путь...
По полю шествовала странная троица — женщина с дроздом на плече и старый хромой пёс. За ними шел старик; у него имелся лишь один глаз, но в нём было целых три зрачка. Куллд т'Ван, сидевший на болотной кочке в заснеженных камышах, проводил идущих долгим внимательным взглядом. Как он ни щурился, сколько ни прибегал к помодци своих духов, шаману не удавалось вернуть мимолётное видение, посетившее его ночью у костра; тогда на мгновение ему довелось увидеть три высеченных из цельной скалы трона, на которых высились сияющие красной медью истуканы...
Осень подходила к концу; новый год вступал в свои права.
ГЛАВА XI
За зимой, как всегда, пришла весенняя пора; деревья зазеленели, на курганах поднялись степные травы; в ручьях, текущих по улицам городов и малых деревушек, брызгались ребятишки со своими самодельными лодочками из древесной коры; повсюду звенел девичий смех, принося в сердца юношей и зрелых мужчин беспокойное томление. Затем настало жаркое лето и весёлые фестивали сбора урожая; следом вновь пришло время увядания природы; в храмах на огненные алтари возложили щедрые жертвы; источаемый ими терпкий дым щекотал ноздри тем богам, которым они предназначались. Боги остались довольны, о чём, как обычно, торжественно возвестили жрецы перед началом ежегодных праздничных процессий. Всё шло своим чередом: год проходил за годом, и каждый последующий был ничуть не хуже и не лучше, чем предыдущий.
Однажды, в самый канун венчающих лето праздничных дней, через Ворота Мудрецов в город Ар вошли двое путников. Они весело подшучивали над неповоротливым бородатым стражем, стоявшим у входа; тот смерил молодых зубоскалов мрачным взглядом, но останавливать не стал.
Улицы города заполнялись разношёрстным народом, стекавшимся в Ар из окрестных деревень пахарей и рыбаков, из племён скотоводов, перегонявших свои стада и отары овец по веками устоявшимся маршрутам; нельзя было не заметить одетых в меха охотников из северных лесов и бритоголовых путешественников из дальних стран, облачённых в хламиды из пёстрых тканей. Фестиваль притягивал в Ар всех тех, кто желал обменять, продать свои товары, повстречаться с родственниками, попросить помощи и защиты в храмах или у городской общины или просто поглазеть на красочное шествие.
— Странное дело! — сказал один из путников, обращаясь к своему товарищу. — Вовсе не только жрецы и маги входят теперь в город через Ворота Мудрецов; по крайней мере, среди них я не заметил вообще ни одного представителя этой касты!
— Вероятно, многое изменилось здесь за прошедшие годы, — ответил другой, ловко огибая вставший поперёк улицы воз и его яростно ругающегося хозяина.
— Во всяком случае, здесь не стало чище!
Вдалеке послышались глухие удары больших церемониальных барабанов, и люди засуетились, сдвигаясь ближе к стенам домов, чтобы освободить проезд. Ворота между Городом Воинов и Городом Общинников медленно отворились, в них показалась голова процессии. Бринна с двух сторон притиснули две толстые бабищи, у одной под мышкой гоготал осипшим басом большой гусь, а вторая поставила своё корыто с бельём прямо на ноги молодому богу. Его первосвященник также оказался в довольно неудобном положении: стоявший впереди него худощавый ремесленник свирепо расталкивал своими острыми локтями соседей, вытягивал шею и даже подпрыгивал, пытаясь получше рассмотреть приближающееся шествие. А посмотреть было на что: впереди процессии брели двенадцать храмовых музыкантов, рёвом своих длинных медных труб возвещавшие начало праздника; следом шли двенадцать обливающихся потом рабов, тащивших на спинах огромные барабаны, и двенадцать послушников, ритмично лупивших в них ярко раскрашенными колотушками.
Далее шествовали молодые крепкие жрецы в деревянных и глиняных масках; на своих плечах они несли длинные шесты, на которые опирались задрапированные тонкими льняными тканями помосты. На каждом из них возвышалась статуя одного из богов — покровителей Ара. Первым показалось великолепное деревянное изваяние мудрого Нудда высотой в шестнадцать локтей; борода и правая рука статуи были изготовлены из чистого серебра, а вместо зрачков в глазницы вставлены ошлифованные рубины.
Горожане радостными криками встречали появление своих богов; они кидали под ноги идущим срезанные колосья и целые хлебы, а многие даже пытались прорваться поближе к идущим, чтобы прикоснуться если не к идолу, так хотя бы к краешку драпировок или одежде жрецов-носильщиков.
— Как тебе это нравится? — Бринн толкнул своего клирика в плечо, указывая куда-то за спину деревянного Нудда.
В недавнем прошлом следом за изображением Среброрукого, перед статуями Митара и Ану т'Ллуд, выносили изваяние Ингена; однако после гибели Ястреба в достопамятной битве у городских стен ритуал пришлось немного откорректировать. Второй в тот день жрецы несли шикарную статую Гонора, пятнадцати с половиной локтей в высоту. Она была вырублена из ствола трёхсотлетнего дуба и вся, за исключением лица и рук, покрыта чеканными серебряными пластинами в четверть пальца толщиной. Изваявший её мастер, несомненно, был наделён особым талантом, — столь живым и выразительным вышел из-под его резца лик бога Племени Ллуда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
«Постой-ка, Транд, — молвил он, взяв меня за плечо, — ещё не пришло тебе время присоединиться к пирующим в моём Доме. Место за ним для тебя всегда найдётся, но пока — возвращайся назад!»
И все, кто слышал его слова, весьма опечалились и грустными взглядами провожали меня до дверей. Хозяин сам, взяв меня за руку, вывел из дома во мрак ночи, сказав напоследок: «Не забывай о нас! А если увидишь сынишку моего Хольдера, передай, что отец скучает без него в своём доме!»
Затем я очнулся у разведённого вами костра.
— Любопытный сон, — подал голос Кермайт.
— Да, любопытный.
— Наверное, не следует придавать твоему видению слишком большого значения, — грустно улыбнулся горбун. — Иногда наш разум шутит с нами странные шутки.
— Думаю, ты прав.
— С другой стороны, приятно, наверное, иметь уверенность в том, что место у стола, кусок от бока чёрного вепря и рог с пенистым пивом всегда ждут тебя там, в конце долгого и многотрудного пути? Что предки — это не только цепочка поросших горькой лебедой курганов на родовом кладбище?
— Да.
— Так я и думал. Радуйтесь — ибо подходит к концу волшебная ночь. Круг замыкается!
— Радуйся и ты, Куллд!
* * *
Утро выдалось пасмурным; снова повалил мокрый снег, укрыв белым саваном холмы и рытвины, сломанные колесницы и падших лошадей.
Время битвы окончилось, настало время, неминуемо приходящее следом, — время оплакивания и похорон погибших. Кермайт с Эданом шли пешком, ведя упряжку под уздцы. Горбатый полубог ещё на рассвете отправился по каким-то своим делам; Транд, лежащий на носилках, и Талес расположились в колеснице. То и дело навстречу им попадались траурные процессии: вардинги и ургиты, хольдеринги и тординги несли своих павших к местам погребения. Посреди поля стояли Бал с Хольдером и о чём-то мирно беседовали, активно жестикулируя. Оба, однако, были невеселы; Бала поддерживали под локти двое рабов, на животе у патриарха белела свежая холщовая повязка, где уже проступало пятнышко крови. Неровный слой краски на лице, размытый потёками пота, придавал сыну Торнора странное сходство с постаревшим комическим актёром на рыночной площади.
Неподалёку от Ворот Воинов (точнее, от того, что от них осталось после вчерашней атаки лопраканов) было многолюдно. К югу от дороги длинная вереница ургитов двигалась мимо растущего кургана, и каждый из проходящих вносил свою лепту в его возведение, высыпая землю из своего шлема, со щита или из свёрнутого плаща. По другую сторону высились две пирамиды из камней, и каждый из проходящих мимо хольдерингов клал туда свой камень. У самых ворот Эдан заметил старых знакомых — Ханаль что-то втолковывал Фехтне, а старый маг слушал его, угрюмо насупив брови. Рядом находилась и лебединая колесница вместе со своим хозяином. К тому моменту, когда Эдан подошёл к ним ближе, Фехтне громко запел.
— Что за чушь он несёт? — Жрец Бринна изумлённо прислушивался, но не мог разобрать ровным счётом ничего из долетающих обрывков фраз.
— ...Овтсмотоп хи есв и, хиом веьтарб
Вонв юанилкорп, юанилкорп я...—
выразительно декламировал маг, приложив ладони рупором к губам.
— Неужели от всех пережитых ужасов младший сын Торнора повредился умом?
— Он всего лишь выпевает слово в слово задом наперёд своё давнишнее проклятие, — пояснил Ханаль. — Именно таким образом можно обратить его действие вспять.
— А почему у него такой рассерженный вид?
— Он уже в восьмой раз ошибается. Недавно споткнулся на девятой строфе; а в прошлый раз — на пятой!
— Наверное, непросто без запинки произнести всё это!
— Конечно. Но кто сказал, что ему будет легко? Таково условие нашего маленького соглашения!
Наконец Фехтне завершил чтение и, утерев со лба пот, повернулся к Ханалю:
— Теперь всё в порядке. Я исполнил свои обязательства. Мы в расчёте? Если так, я намерен убраться отсюда поскорей, прихватив с собой честно заработанный меч.
— Да. Никто тебя не задерживает. Всего хорошего!
— И вам счастливо. Может, когда-нибудь наши пути ещё пересекутся!
— Не сомневаюсь.
— Я пошёл.
— Ступай.
Фехтне поправил висящий у него под мышкой длинный свёрток, привесил за плечи щит и двинулся по дороге прочь. Старина Гони наклонился, загрёб пригоршню снега, с озорной миной скатал его в большой снежок, а потом запустил им в спину удаляющегося мага. Тот внезапно обернулся, резко выбросив вперёд руку. «Снаряд» со звучным хлопком разбился о поставленную на его пути ладонь, и испуганное выражение медленно сползло с лица чародея.
— Ох уж мне эти твои шуточки. Гонор! — Он стряхнул снег с рукава, удовлетворённо хмыкнул и зашагал дальше.
Когда удаляющаяся фигурка смешалась с отдыхающими у брода воинами, Эдан перевёл взгляд на Ханаля и с большим удивлением обнаружил знакомую посеребрённую рукоять, торчащую из-за пояса весёлого бога.
— Что у тебя там?
— Меч Торнора, а что же ещё?
— Разве Фехтне не забрал его с собой?
— Вот и я всё никак не возьму в толк — почему он довольствовался поддельным? — простодушно отвечал бог. — Не спорю, вышла очень хорошая копия; её изготовил мой знакомый кузнец, один из лучших мастеров в своём ремесле. Впрочем, как-то неудобно получилось; надо будет при случае вернуть Фехтне оригинал. Как ты думаешь, Эдан, скоро ли он обнаружит подмену? Бьюсь об заклад, не раньше чем через пару лет!
Бринн расхохотался:
— Ты неисправим, Гони! Если бы я был человеком, непременно стал бы твоим жрецом. Однако наверняка есть кто-то, кого ты не в состоянии обмануть!
— Кто же это?
— Например, Старшие, Говорят, они сейчас среди нас. Может, попробуешь подшутить над стариной Ллу-дом?
Боги непринуждённо болтали и смеялись, позабыв обо всём на свете. А Эдан подошёл к возведённой каменной пирамиде, поднял с земли камень и аккуратно уложил в её основание. Стоявший неподалёку жрец, облачённый в шерстяную хламиду, кивнул ему.
— Скажите, почтеннейший, кого здесь хоронят?
— Сыновей Хольдера. Ты знал их? Эдан покачал головой.
— Близнецы родились в один день и погибли в один час. Великое горе для клана Хольдера!
— А над кем возводят курган воины Кера?
— Над телом Белга, последнего из сыновей Урга. Наш патриарх сразил его в честном поединке.
Первосвященник Бринна заметил на груди собеседника пучок пестрых птичьих перьев.
— Ты поклонялся Ингену?
— Да.
— А что теперь будешь делать?
— Не знаю. Старейшины говорят, что все мы должны взойти на погребальный костёр вместе со своим богом. Сейчас они совещаются в храме: как решат, так и будет.
— А много ли жрецов было у Ястреба?
— Здесь, в Аре, вместе с послушниками около ста сорока.
Эдан повернулся и, не попрощавшись, пошел прочь.
«Предо мной встают картины смерти и разрушения, однако почему я не чувствую печали и скорби? Быть может, именно так наступает зима моей души?»
Запоздалый клин серых гусей, передохнув на берегу реки Бо, поднялся в воздух и взял курс на юг, печальным криком прощаясь с насиженными местами до следующей весны.
Порывы холодного ветра сорвали последние красно-жёлтые листья с клёнов священной рощи при храме Нудда; глядя в окно из своих покоев, среброрукий бог вновь задумался о подходящем месте для постройки странноприимного дома и хозяйственных служб...
Меж двух каменных пирамид сидел Хольдер и играл на арфе...
Бал, закончив тризну на свеженасыпанном кургане, собрал остатки дружины и готовился в обратный путь...
По полю шествовала странная троица — женщина с дроздом на плече и старый хромой пёс. За ними шел старик; у него имелся лишь один глаз, но в нём было целых три зрачка. Куллд т'Ван, сидевший на болотной кочке в заснеженных камышах, проводил идущих долгим внимательным взглядом. Как он ни щурился, сколько ни прибегал к помодци своих духов, шаману не удавалось вернуть мимолётное видение, посетившее его ночью у костра; тогда на мгновение ему довелось увидеть три высеченных из цельной скалы трона, на которых высились сияющие красной медью истуканы...
Осень подходила к концу; новый год вступал в свои права.
ГЛАВА XI
За зимой, как всегда, пришла весенняя пора; деревья зазеленели, на курганах поднялись степные травы; в ручьях, текущих по улицам городов и малых деревушек, брызгались ребятишки со своими самодельными лодочками из древесной коры; повсюду звенел девичий смех, принося в сердца юношей и зрелых мужчин беспокойное томление. Затем настало жаркое лето и весёлые фестивали сбора урожая; следом вновь пришло время увядания природы; в храмах на огненные алтари возложили щедрые жертвы; источаемый ими терпкий дым щекотал ноздри тем богам, которым они предназначались. Боги остались довольны, о чём, как обычно, торжественно возвестили жрецы перед началом ежегодных праздничных процессий. Всё шло своим чередом: год проходил за годом, и каждый последующий был ничуть не хуже и не лучше, чем предыдущий.
Однажды, в самый канун венчающих лето праздничных дней, через Ворота Мудрецов в город Ар вошли двое путников. Они весело подшучивали над неповоротливым бородатым стражем, стоявшим у входа; тот смерил молодых зубоскалов мрачным взглядом, но останавливать не стал.
Улицы города заполнялись разношёрстным народом, стекавшимся в Ар из окрестных деревень пахарей и рыбаков, из племён скотоводов, перегонявших свои стада и отары овец по веками устоявшимся маршрутам; нельзя было не заметить одетых в меха охотников из северных лесов и бритоголовых путешественников из дальних стран, облачённых в хламиды из пёстрых тканей. Фестиваль притягивал в Ар всех тех, кто желал обменять, продать свои товары, повстречаться с родственниками, попросить помощи и защиты в храмах или у городской общины или просто поглазеть на красочное шествие.
— Странное дело! — сказал один из путников, обращаясь к своему товарищу. — Вовсе не только жрецы и маги входят теперь в город через Ворота Мудрецов; по крайней мере, среди них я не заметил вообще ни одного представителя этой касты!
— Вероятно, многое изменилось здесь за прошедшие годы, — ответил другой, ловко огибая вставший поперёк улицы воз и его яростно ругающегося хозяина.
— Во всяком случае, здесь не стало чище!
Вдалеке послышались глухие удары больших церемониальных барабанов, и люди засуетились, сдвигаясь ближе к стенам домов, чтобы освободить проезд. Ворота между Городом Воинов и Городом Общинников медленно отворились, в них показалась голова процессии. Бринна с двух сторон притиснули две толстые бабищи, у одной под мышкой гоготал осипшим басом большой гусь, а вторая поставила своё корыто с бельём прямо на ноги молодому богу. Его первосвященник также оказался в довольно неудобном положении: стоявший впереди него худощавый ремесленник свирепо расталкивал своими острыми локтями соседей, вытягивал шею и даже подпрыгивал, пытаясь получше рассмотреть приближающееся шествие. А посмотреть было на что: впереди процессии брели двенадцать храмовых музыкантов, рёвом своих длинных медных труб возвещавшие начало праздника; следом шли двенадцать обливающихся потом рабов, тащивших на спинах огромные барабаны, и двенадцать послушников, ритмично лупивших в них ярко раскрашенными колотушками.
Далее шествовали молодые крепкие жрецы в деревянных и глиняных масках; на своих плечах они несли длинные шесты, на которые опирались задрапированные тонкими льняными тканями помосты. На каждом из них возвышалась статуя одного из богов — покровителей Ара. Первым показалось великолепное деревянное изваяние мудрого Нудда высотой в шестнадцать локтей; борода и правая рука статуи были изготовлены из чистого серебра, а вместо зрачков в глазницы вставлены ошлифованные рубины.
Горожане радостными криками встречали появление своих богов; они кидали под ноги идущим срезанные колосья и целые хлебы, а многие даже пытались прорваться поближе к идущим, чтобы прикоснуться если не к идолу, так хотя бы к краешку драпировок или одежде жрецов-носильщиков.
— Как тебе это нравится? — Бринн толкнул своего клирика в плечо, указывая куда-то за спину деревянного Нудда.
В недавнем прошлом следом за изображением Среброрукого, перед статуями Митара и Ану т'Ллуд, выносили изваяние Ингена; однако после гибели Ястреба в достопамятной битве у городских стен ритуал пришлось немного откорректировать. Второй в тот день жрецы несли шикарную статую Гонора, пятнадцати с половиной локтей в высоту. Она была вырублена из ствола трёхсотлетнего дуба и вся, за исключением лица и рук, покрыта чеканными серебряными пластинами в четверть пальца толщиной. Изваявший её мастер, несомненно, был наделён особым талантом, — столь живым и выразительным вышел из-под его резца лик бога Племени Ллуда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57