На трон взошёл потомок Л-лотая Гюрзы, третьего сына Зелеша Офидийского. Династия формально сменилась, а недавно чуть было не прервалась в результате мятежа. Впрочем, если бы прервалась, корона просто-напросто вернулась бы к законным владельцам — Зелешам.
С каждого портрета на Феллона взирали мудрые, пронизывающие разум, читающие душу глаза. Чаще всего зелёные, иногда желтоватые и нередко — с узким вертикальным зрачком. Змеиные. Неуютные взгляды. За этими взглядами не видно ни внешности (обычно притягательной), ни одежды (та разнилась в зависимости от эпохи), ни мастерства художника.
Сейчас глаза, казалось, фосфоресцировали.
Феллон в испуге обежал одним быстрым взглядом все портреты и наткнулся на отца. В конце ряда, у выхода из галереи висело зеркало в деревянной раме. Оно обозначало ныне здравствующего главу рода. Имлунда Зелеша. Его застывшее отражение в тот миг ничем не отличалось от предков, навечно вмёрзших в древние холсты.
Все они осуждали потомка. Не за измену жене — мужчина имеет право расслабиться, а за безответственное поведение.
Провинившийся наследник рода сдался и опустил очи долу. Да так и застыл в изумлении — по холодному каменному полу никем не замеченный и вовсе позабытый полз за взрослыми Романд.
Малыш, наверное, хотел, чтобы папа с ним поиграл. Но папа ушёл, не слыша ни зова, ни крика обиды. Папа был занят. Однако младенцу того не понять. Папа не видит, потому и не замечает, что сын приглашает на игру. Значит, надо показаться папе на глаза — тогда он всё поймёт! Вполне возможно, что именно так рассуждая, Род решился на долгое и неудобное путешествие прочь из своей комнаты.
Как ребёнок без посторонней помощи да столь быстро сумел выбраться из огороженного вольерчика, Феллон не представлял. Однако, как-то выбрался и теперь упорно полз вперёд, не обращая внимания на холод и пыль. Те не были заметны под сапогом на толстой подошве — слуги следили за порядком, но для младенческой ладошки и коленок, пусть и скрытых за вязаным комбинезоном, малейшая песчинка являлась опасностью, сравнимой с осколком стекла. К тому же, Род передвигался, словно раненая собака, на трёх конечностях. В правой ручке он сжимал свою дурацкую погремушку. И какая скотина подсовывает эту дрянь ребёнку?!
Эта погремушка была семейной реликвией, которую прятали в сокровищнице, так как боялись или не могли избавиться. На вид, в целом, ничего особенного, кроме отменного качества: она представляла собой гроздь разнокалиберных, разноцветных шариков. Если умудриться тряхануть отдельный шарик, то услышишь свой, неповторимый звук. Вся гроздь тоже гремела по-особенному. Неплохое развлечение для младенца, если бы не тёмная аура.
Давно эту погремушку подарил для кого-то из новорожденных Зелешей не очень близкий родственник, могущественный чёрный маг, после чего случилось множество неприятных, если не сказать хуже, событий. Игрушку решили уничтожить — не получилось. Тогда её запрятали в сокровищнице. Но надо же было такому приключиться — беременной, уже очевидно не переживущей родов Нуйите очень понравилось перебирать драгоценности.
Любила мачеха разглядывать серебряные цепочки и разноцветные топазы да траурные шерлы и гагаты, при этом сама если и носила, то исключительно фамильные украшения, где явное предпочтение отдавалось золоту и горному хрусталю. Уж что приключилось с Нуйитой — драконова болезнь или иное затмение ума, свойственное беременным женщинам, не понять, однако по приближении срока она всё чаще и чаще пробиралась в сокровищницу и сидела там часами, пока кто-нибудь не спохватывался и не забирал молодую герцогиню обратно в её покои. Из-за этой странности, а ещё умения Нуйиты выскальзывать из-под опеки, Романд даже родился на россыпи серебра.
Рядом с новорожденным и его умирающей матерью лежала погремушка.
Игрушку забирали, прятали, увозили из замка, но по прошествии какого-то времени она всегда оказывалась в колыбели Рода… Вот теперь она была в его руках и определённо мешала ползти. Малыш пытался догнать папу побыстрее, но и не хотел расстаться с погремушкой. Не понимает, глупый, что придётся выбирать — либо скорость и удобство, либо игрушка.
Видя мучения брата, Феллон со вздохом шагнул к нему и натолкнулся на твёрдую руку отца.
— Не стоит, Фел, — покачал он головой. Оказывается, герцог внимательно наблюдал за обоими сыновьями.
— Он же себе все руки с этой гадостью сотрёт!
— Мы его с собой не брали, — хмыкнул отец. — Сам захотел — пусть сам и выкручивается.
Чтобы ни чувствовал Феллон к Романду, одно младший герцог знал точно — отец сейчас поступил очень жестоко. Нельзя так с неразумным ребёнком. Единственная надежда, что малыш догадается выкинуть игрушку, хотя с его-то предполагаемой болезнью…
В очередной раз ухнувшись на животик и ушибив ручку о любимые шарики, Род всё-таки остановился и сосредоточенно посмотрел перед собой. На две пары ног. Явственно хмыкнул, глянул на свои ручки, затем на ножки в пинетках с пушистыми помпонами. Всё-таки отложил погремушку и упёрся ладошками в холодный пол. Однако на этом свою деятельность не ограничил.
Род поставил ножку не привычно на коленку, а как у взрослых — на ступню. Утвердился. Затем повторил то же со второй своей ногой. После чего оттолкнулся руками от пола и упал на попку. Однако неудача малыша не остановила — он попытался ещё раз. Получилось. Род стоял, чуть раскачиваясь с непривычки, и рассматривал пространство вокруг себя. Необычно, как необычно! — говорили его глаза.
И снова брат не остановился на достигнутом. Он потянулся за погремушкой — конечно упал. На этот раз малышу понадобилось целых четыре попытки, чтобы сообразить: игрушку не поднять. Тогда Род подполз к шторе и встал на ноги, цепляясь за угрожающе трещащую ткань. Теперь, чтобы добраться побыстрее до взрослых, требовалось научиться ходить.
Перед первым падением малыш умудрился сделать целых пять шагов. Потом был только один и уже отчего-то не требовалась штора. На третий раз после двух шагов Род обнаружил, что за ним следят, — с размаху плюхнулся на попку и заревел.
Феллон бросился поднимать ребёнка, однако его опять не пустил отец.
— Не надо, Фел. Он может, но не хочет. Ему лень.
Видя, что помощи не дождаться, Род судорожно всхлипнул, поднялся и проделал оставшиеся до взрослых семь шагов за один раз. Однако подошёл не к отцу, а к брату. Теперь-то Феллон взял малыша на руки.
— Романд, ты хотел мне что-то показать? — позвал Имлунд.
Ребёнок после очевидной паузы обернулся, обиженно надул губки, а потом протянул отцу погремушку.
— На, папа, — первые слова в жизни и надолго, чуть ли не на год, единственные.
— Давай его сюда, Фел, — герцог ласково и довольно улыбнулся. Ему было, чем гордиться: Род такой маленький, а уже умеет ходить и говорить. Вот только нормально ли это?
— Кажется, он мокрый.
— С младенцами такое случается, — хмыкнул отец и сам отобрал младшего сына у старшего. — А ты, Фел, возвращайся к жене. Правильно это. К тому же, пора бы и наследником обзавестись.
— Но?
— Я уже обзавёлся, — напомнил Имлунд. — И мои сыновья — это только мои сыновья, а тебе, Фел, род Зелеш продолжать!
И пошёл прочь, к своим покоям, сюсюкаясь с Родом. Отчитывая и одновременно хваля, оттирая грязные ладошки своим белоснежным платком, звеня погремушкой… Как же тогда Феллон ненавидел брата! За… за… Да, хотя бы за то, как менялся голос отца в разговоре с Романдом! И только теперь, сейчас, младший герцог вдруг понял. Если со старшими сыновьями Имлунд Зелеш разговаривал всего лишь спокойно, то младшему доставался исключительно лёд… ненависти…
Всё к демонам! Во Тьму! — Феллон стряхнул с себя воспоминания. Сейчас его интересовало одно: он жаждал увидеть жену и дочерей…
В замок Феллон добирался на шуршах — младший герцог прибыл глубокой ночью и не успел перешагнуть порог, как рухнул на пол. Сердце распухло от боли. Горячей, нестерпимой, плавящей рёбра, жгущей лёгкие.
— Отец…
Очнувшись, Феллон оттолкнул от себя перепуганных слуг и бросился в кабинет Имлунда. Там, за зачарованной стенкой прятался простой кувшин, без украшений, без рисунка — только с надписью.
— Вскрыть после моей смерти, — разум отказывался воспринимать очевидное, поэтому Феллон зачитал её вслух и снял печать. Внутри покоился свиток с последней волей герцога Зелеша.
Феллон прочёл и активировал магический амулет перемещения. Как ни стремился новый глава рода прочь из столицы, ему пришлось в неё возвращаться. В скором порядке. На Имперский совет.
* * *
— А-а-а!!!
От последнего, особенно громкого и протяжного крика дочери Керлик оглох на одно ухо. Это чародею ещё повезло — остальные уже давно на оба.
За окном медленно, но неумолимо светало, а Лита всё никак не могла разрешиться от бремени. Конечно, для первых родов это в порядке вещей — по-хорошему пустым схваткам длиться ещё половину дня… Нет, по-хорошему схваткам начаться следовало через месяц, но безумное и безответственное поведение девочки ускорило процесс. Впрочем, сейчас время не ругать малышку — сам вырастил, — а помогать ей. Лита уже рожала.
Рядом с Керликом и Любавухой пристроились Алай Строптивая и Керейн. Хозяин, сняв замыкающее заклятье, отпустил Чёрный Круг — Имперский совет объявил общий сбор. Оставшемуся чародею тоже требовалось явиться в Главель, но, быстро разобравшись в плачевном состоянии молодой хозяйки замка, чёрный маг категорически отказался уходить. И хорошо — Керлик вдвоём с Любавухой не справился бы.
— Вот так, правильно, — ласково прошептала Алай.
И новоявленный дед оглох-таки на второе ухо — внучок надрывался, словно две тысячи двести двадцать два демона.
— Ой, посмотри, какой у тебя мальчик, — не слыша себя, забормотал Керлик и поднёс к матери сына. — Глаза маменькины, а в остальном такой весь страшненький, в папеньку. Только волосёнки чёрненькие — Романду не понравится. Ну ничего, я что-нибудь убедительное придумаю: типа у тёмных магинь светловолосые дети не рождаются. Честно-честно, я Сельку не выдам.
Лита устало улыбнулась дурацким шуточкам отца. Она видела, что их с Романдом сын самый красивый в Мире мальчик. Чародейка хотела протянуть руки, коснуться маленького создания, чтобы увериться в его реальности, когда вдруг побледнела и часто-часто задышала. Глаза молодой матери округлились в панике.
— Ой, — оценил Керлик.
— Ага, — согласилась Любавуха, нисколько не ждавшая такого поворота событий.
— Я этого не выдержу! — признался Керейн.
И лишь женщина-рыцарь Алай Тхай оставалась спокойной.
— Тихо, девочка, тихо, — заговорила она. — Дыши медленнее. Ты уже это проходила. Сейчас будет куда легче.
Спальню прорезал новый крик. Лита всё так же отчаянно боялась, но знала, что сможет сделать это.
* * *
Романд застыл, глядя на отца. Герцог всё такой же величественный и ледяной, хозяин жизни, но скованный смертью распластался среди спящей соннички. Рядом валялся изуродованный и бесконечно мёртвый Марго, но, казалось, что Имлунд отстранился от стражника. Каждый из павших воинов был сам по себе. Впрочем, сейчас чародей не замечал наставника Меча.
Потом, когда они выберутся из этого проклятого Мира, когда Романду придётся объясняться с Зо, когда тесть не поверит словам, тогда юноша вспомнит о Марго. Сейчас время Имлунда.
Герцог лежал на земле, вокруг плакала сонничка… Или это Романд плачет? Меч, удивительный, изогнутый, но непривычно заточенный с обеих сторон, чистый, словно не участвовал ни в одном бою, серебрился в свете звёзд. Или, может, его заставляла сиять собственная, внутренняя сила.
Глаза в первый раз обманули юношу: клинок вошёл не в шею Имлунду, а рядом, в плечо, после таких ран бывает… Романд кинулся к отцу, в отчаянной надежде приложил левую руку к его груди. Кажется? Нет? Не понять!.. Юноша позвал собственный меч. Странное посох-копьё дёрнулось, выскочило прочь из тела Марго и распалось на составляющие. Жезл упал к ногам владельца, клинок скользнул в потную ладонь.
— Что? Ты? — Ёорундо мгновенно оказался рядом, но Романд опередил брата. Юноша осторожно поднёс вдруг заледеневший меч ко рту отца — на клинке образовались капельки. Герцог дышал.
— Ёорундо! Он жив!
Воин ошарашено кивнул. Однако, что им с этого? Имлунд жив, но ненадолго — без магии и опытных лекарей это всего лишь краткая отсрочка замешкавшейся где-то смерти.
— Надо обыскать Марго! У него наверняка имеется исцеляющий амулет!
Ёорундо вновь согласился и обшарил труп, но кроме цепочек ничего не обнаружил — если Марго и имел какие-то артефакты, то они все разрушились. Ничего не оставлять врагу — принцип вольников.
Романд поник. Он всё так же сидел рядом с отцом, вновь возложив левую руку на его грудь. По обе стороны от герцога лежало волшебное оружие мага — Жезл и Меч, они как и прежде сияли. На щеке юноши сверкала одинокая звёздочка-слезинка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
С каждого портрета на Феллона взирали мудрые, пронизывающие разум, читающие душу глаза. Чаще всего зелёные, иногда желтоватые и нередко — с узким вертикальным зрачком. Змеиные. Неуютные взгляды. За этими взглядами не видно ни внешности (обычно притягательной), ни одежды (та разнилась в зависимости от эпохи), ни мастерства художника.
Сейчас глаза, казалось, фосфоресцировали.
Феллон в испуге обежал одним быстрым взглядом все портреты и наткнулся на отца. В конце ряда, у выхода из галереи висело зеркало в деревянной раме. Оно обозначало ныне здравствующего главу рода. Имлунда Зелеша. Его застывшее отражение в тот миг ничем не отличалось от предков, навечно вмёрзших в древние холсты.
Все они осуждали потомка. Не за измену жене — мужчина имеет право расслабиться, а за безответственное поведение.
Провинившийся наследник рода сдался и опустил очи долу. Да так и застыл в изумлении — по холодному каменному полу никем не замеченный и вовсе позабытый полз за взрослыми Романд.
Малыш, наверное, хотел, чтобы папа с ним поиграл. Но папа ушёл, не слыша ни зова, ни крика обиды. Папа был занят. Однако младенцу того не понять. Папа не видит, потому и не замечает, что сын приглашает на игру. Значит, надо показаться папе на глаза — тогда он всё поймёт! Вполне возможно, что именно так рассуждая, Род решился на долгое и неудобное путешествие прочь из своей комнаты.
Как ребёнок без посторонней помощи да столь быстро сумел выбраться из огороженного вольерчика, Феллон не представлял. Однако, как-то выбрался и теперь упорно полз вперёд, не обращая внимания на холод и пыль. Те не были заметны под сапогом на толстой подошве — слуги следили за порядком, но для младенческой ладошки и коленок, пусть и скрытых за вязаным комбинезоном, малейшая песчинка являлась опасностью, сравнимой с осколком стекла. К тому же, Род передвигался, словно раненая собака, на трёх конечностях. В правой ручке он сжимал свою дурацкую погремушку. И какая скотина подсовывает эту дрянь ребёнку?!
Эта погремушка была семейной реликвией, которую прятали в сокровищнице, так как боялись или не могли избавиться. На вид, в целом, ничего особенного, кроме отменного качества: она представляла собой гроздь разнокалиберных, разноцветных шариков. Если умудриться тряхануть отдельный шарик, то услышишь свой, неповторимый звук. Вся гроздь тоже гремела по-особенному. Неплохое развлечение для младенца, если бы не тёмная аура.
Давно эту погремушку подарил для кого-то из новорожденных Зелешей не очень близкий родственник, могущественный чёрный маг, после чего случилось множество неприятных, если не сказать хуже, событий. Игрушку решили уничтожить — не получилось. Тогда её запрятали в сокровищнице. Но надо же было такому приключиться — беременной, уже очевидно не переживущей родов Нуйите очень понравилось перебирать драгоценности.
Любила мачеха разглядывать серебряные цепочки и разноцветные топазы да траурные шерлы и гагаты, при этом сама если и носила, то исключительно фамильные украшения, где явное предпочтение отдавалось золоту и горному хрусталю. Уж что приключилось с Нуйитой — драконова болезнь или иное затмение ума, свойственное беременным женщинам, не понять, однако по приближении срока она всё чаще и чаще пробиралась в сокровищницу и сидела там часами, пока кто-нибудь не спохватывался и не забирал молодую герцогиню обратно в её покои. Из-за этой странности, а ещё умения Нуйиты выскальзывать из-под опеки, Романд даже родился на россыпи серебра.
Рядом с новорожденным и его умирающей матерью лежала погремушка.
Игрушку забирали, прятали, увозили из замка, но по прошествии какого-то времени она всегда оказывалась в колыбели Рода… Вот теперь она была в его руках и определённо мешала ползти. Малыш пытался догнать папу побыстрее, но и не хотел расстаться с погремушкой. Не понимает, глупый, что придётся выбирать — либо скорость и удобство, либо игрушка.
Видя мучения брата, Феллон со вздохом шагнул к нему и натолкнулся на твёрдую руку отца.
— Не стоит, Фел, — покачал он головой. Оказывается, герцог внимательно наблюдал за обоими сыновьями.
— Он же себе все руки с этой гадостью сотрёт!
— Мы его с собой не брали, — хмыкнул отец. — Сам захотел — пусть сам и выкручивается.
Чтобы ни чувствовал Феллон к Романду, одно младший герцог знал точно — отец сейчас поступил очень жестоко. Нельзя так с неразумным ребёнком. Единственная надежда, что малыш догадается выкинуть игрушку, хотя с его-то предполагаемой болезнью…
В очередной раз ухнувшись на животик и ушибив ручку о любимые шарики, Род всё-таки остановился и сосредоточенно посмотрел перед собой. На две пары ног. Явственно хмыкнул, глянул на свои ручки, затем на ножки в пинетках с пушистыми помпонами. Всё-таки отложил погремушку и упёрся ладошками в холодный пол. Однако на этом свою деятельность не ограничил.
Род поставил ножку не привычно на коленку, а как у взрослых — на ступню. Утвердился. Затем повторил то же со второй своей ногой. После чего оттолкнулся руками от пола и упал на попку. Однако неудача малыша не остановила — он попытался ещё раз. Получилось. Род стоял, чуть раскачиваясь с непривычки, и рассматривал пространство вокруг себя. Необычно, как необычно! — говорили его глаза.
И снова брат не остановился на достигнутом. Он потянулся за погремушкой — конечно упал. На этот раз малышу понадобилось целых четыре попытки, чтобы сообразить: игрушку не поднять. Тогда Род подполз к шторе и встал на ноги, цепляясь за угрожающе трещащую ткань. Теперь, чтобы добраться побыстрее до взрослых, требовалось научиться ходить.
Перед первым падением малыш умудрился сделать целых пять шагов. Потом был только один и уже отчего-то не требовалась штора. На третий раз после двух шагов Род обнаружил, что за ним следят, — с размаху плюхнулся на попку и заревел.
Феллон бросился поднимать ребёнка, однако его опять не пустил отец.
— Не надо, Фел. Он может, но не хочет. Ему лень.
Видя, что помощи не дождаться, Род судорожно всхлипнул, поднялся и проделал оставшиеся до взрослых семь шагов за один раз. Однако подошёл не к отцу, а к брату. Теперь-то Феллон взял малыша на руки.
— Романд, ты хотел мне что-то показать? — позвал Имлунд.
Ребёнок после очевидной паузы обернулся, обиженно надул губки, а потом протянул отцу погремушку.
— На, папа, — первые слова в жизни и надолго, чуть ли не на год, единственные.
— Давай его сюда, Фел, — герцог ласково и довольно улыбнулся. Ему было, чем гордиться: Род такой маленький, а уже умеет ходить и говорить. Вот только нормально ли это?
— Кажется, он мокрый.
— С младенцами такое случается, — хмыкнул отец и сам отобрал младшего сына у старшего. — А ты, Фел, возвращайся к жене. Правильно это. К тому же, пора бы и наследником обзавестись.
— Но?
— Я уже обзавёлся, — напомнил Имлунд. — И мои сыновья — это только мои сыновья, а тебе, Фел, род Зелеш продолжать!
И пошёл прочь, к своим покоям, сюсюкаясь с Родом. Отчитывая и одновременно хваля, оттирая грязные ладошки своим белоснежным платком, звеня погремушкой… Как же тогда Феллон ненавидел брата! За… за… Да, хотя бы за то, как менялся голос отца в разговоре с Романдом! И только теперь, сейчас, младший герцог вдруг понял. Если со старшими сыновьями Имлунд Зелеш разговаривал всего лишь спокойно, то младшему доставался исключительно лёд… ненависти…
Всё к демонам! Во Тьму! — Феллон стряхнул с себя воспоминания. Сейчас его интересовало одно: он жаждал увидеть жену и дочерей…
В замок Феллон добирался на шуршах — младший герцог прибыл глубокой ночью и не успел перешагнуть порог, как рухнул на пол. Сердце распухло от боли. Горячей, нестерпимой, плавящей рёбра, жгущей лёгкие.
— Отец…
Очнувшись, Феллон оттолкнул от себя перепуганных слуг и бросился в кабинет Имлунда. Там, за зачарованной стенкой прятался простой кувшин, без украшений, без рисунка — только с надписью.
— Вскрыть после моей смерти, — разум отказывался воспринимать очевидное, поэтому Феллон зачитал её вслух и снял печать. Внутри покоился свиток с последней волей герцога Зелеша.
Феллон прочёл и активировал магический амулет перемещения. Как ни стремился новый глава рода прочь из столицы, ему пришлось в неё возвращаться. В скором порядке. На Имперский совет.
* * *
— А-а-а!!!
От последнего, особенно громкого и протяжного крика дочери Керлик оглох на одно ухо. Это чародею ещё повезло — остальные уже давно на оба.
За окном медленно, но неумолимо светало, а Лита всё никак не могла разрешиться от бремени. Конечно, для первых родов это в порядке вещей — по-хорошему пустым схваткам длиться ещё половину дня… Нет, по-хорошему схваткам начаться следовало через месяц, но безумное и безответственное поведение девочки ускорило процесс. Впрочем, сейчас время не ругать малышку — сам вырастил, — а помогать ей. Лита уже рожала.
Рядом с Керликом и Любавухой пристроились Алай Строптивая и Керейн. Хозяин, сняв замыкающее заклятье, отпустил Чёрный Круг — Имперский совет объявил общий сбор. Оставшемуся чародею тоже требовалось явиться в Главель, но, быстро разобравшись в плачевном состоянии молодой хозяйки замка, чёрный маг категорически отказался уходить. И хорошо — Керлик вдвоём с Любавухой не справился бы.
— Вот так, правильно, — ласково прошептала Алай.
И новоявленный дед оглох-таки на второе ухо — внучок надрывался, словно две тысячи двести двадцать два демона.
— Ой, посмотри, какой у тебя мальчик, — не слыша себя, забормотал Керлик и поднёс к матери сына. — Глаза маменькины, а в остальном такой весь страшненький, в папеньку. Только волосёнки чёрненькие — Романду не понравится. Ну ничего, я что-нибудь убедительное придумаю: типа у тёмных магинь светловолосые дети не рождаются. Честно-честно, я Сельку не выдам.
Лита устало улыбнулась дурацким шуточкам отца. Она видела, что их с Романдом сын самый красивый в Мире мальчик. Чародейка хотела протянуть руки, коснуться маленького создания, чтобы увериться в его реальности, когда вдруг побледнела и часто-часто задышала. Глаза молодой матери округлились в панике.
— Ой, — оценил Керлик.
— Ага, — согласилась Любавуха, нисколько не ждавшая такого поворота событий.
— Я этого не выдержу! — признался Керейн.
И лишь женщина-рыцарь Алай Тхай оставалась спокойной.
— Тихо, девочка, тихо, — заговорила она. — Дыши медленнее. Ты уже это проходила. Сейчас будет куда легче.
Спальню прорезал новый крик. Лита всё так же отчаянно боялась, но знала, что сможет сделать это.
* * *
Романд застыл, глядя на отца. Герцог всё такой же величественный и ледяной, хозяин жизни, но скованный смертью распластался среди спящей соннички. Рядом валялся изуродованный и бесконечно мёртвый Марго, но, казалось, что Имлунд отстранился от стражника. Каждый из павших воинов был сам по себе. Впрочем, сейчас чародей не замечал наставника Меча.
Потом, когда они выберутся из этого проклятого Мира, когда Романду придётся объясняться с Зо, когда тесть не поверит словам, тогда юноша вспомнит о Марго. Сейчас время Имлунда.
Герцог лежал на земле, вокруг плакала сонничка… Или это Романд плачет? Меч, удивительный, изогнутый, но непривычно заточенный с обеих сторон, чистый, словно не участвовал ни в одном бою, серебрился в свете звёзд. Или, может, его заставляла сиять собственная, внутренняя сила.
Глаза в первый раз обманули юношу: клинок вошёл не в шею Имлунду, а рядом, в плечо, после таких ран бывает… Романд кинулся к отцу, в отчаянной надежде приложил левую руку к его груди. Кажется? Нет? Не понять!.. Юноша позвал собственный меч. Странное посох-копьё дёрнулось, выскочило прочь из тела Марго и распалось на составляющие. Жезл упал к ногам владельца, клинок скользнул в потную ладонь.
— Что? Ты? — Ёорундо мгновенно оказался рядом, но Романд опередил брата. Юноша осторожно поднёс вдруг заледеневший меч ко рту отца — на клинке образовались капельки. Герцог дышал.
— Ёорундо! Он жив!
Воин ошарашено кивнул. Однако, что им с этого? Имлунд жив, но ненадолго — без магии и опытных лекарей это всего лишь краткая отсрочка замешкавшейся где-то смерти.
— Надо обыскать Марго! У него наверняка имеется исцеляющий амулет!
Ёорундо вновь согласился и обшарил труп, но кроме цепочек ничего не обнаружил — если Марго и имел какие-то артефакты, то они все разрушились. Ничего не оставлять врагу — принцип вольников.
Романд поник. Он всё так же сидел рядом с отцом, вновь возложив левую руку на его грудь. По обе стороны от герцога лежало волшебное оружие мага — Жезл и Меч, они как и прежде сияли. На щеке юноши сверкала одинокая звёздочка-слезинка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82