правый, мелкий, и левый, более глубокий и спокойный.
Фрида коснулась ее руки и показала вперед.
— Видишь ту черту на поверхности воды слева? Это водопад. Если кентавры кинутся туда, они могут погибнуть. И ниже водопада, — добавила она, — часто бывает очень глубоко.
— Правый проток более порожистый, — согласилась Фиона, — но по крайней мере он мелкий. К ним, пыхтя, подбежал Кружка.
— А мы недурно справились, верно? — Он держал в руках отнятое у одного из преследователей лассо, а его ловилка была в крови по самую рукоять.
— Рабовладельцы близко, — без всякого выражения сказал Бидж Диведд. — Проложи дорогу.
Вдали, со стороны деревни, раздались гневные и горестные крики.
— Сейчас самое время, — согласился Кружка. Бидж беспомощно посмотрела на Политу, обнимавшую Конли и поддерживавшую его руку.
Предводительница кентавров выпрямилась в полный рост.
— Создай любую дорогу, какую сочтешь нужным. Если мой народ сумеет выплыть, он выживет; если кентавры погибнут в воде… что ж, они погибнут.
— Но ведь они в наручниках! — вырвалось у Бидж.
— Ну и что. Открой дорогу им и мне. Крики, сначала далекие, становились ближе. Фрида, дрожа, коснулась руки Политы.
— Не могли бы они держаться за каноэ, чтобы облегчить вес цепей? Или, может быть, удастся остаться на мелководье.
Полита удивленно посмотрела на нее.
— Ты спасла жизнь моему сыну. — Ее голос звучал совсем не как голос Каррона. — Кто ты? Почему ты так заботишься о нас?
Фрида покраснела.
— Просто я… Я подумала… Ну, он казался таким юным и таким милым… — Окончательно смутившись, она пробормотала: — Я ведь лошадница.
Полита кивнула.
— Я понимаю. Я ведь и сама, — добавила она с намеком на прежнюю шутливость, — лошадница. — Она обратилась к Бидж: — Лучше было бы плыть как можно меньше, Бидж.
Бидж повернулась к реке и сосредоточилась. В этот момент из зарослей появились первые рабовладельцы. За первыми бежала целая толпа, беспорядочно, не соблюдая строя. Диведд резко повернулся к ним, держа меч на изготовку. Кружка занял позицию рядом, перебросив ловилку в левую руку и умело крутя трофейное лассо правой.
— Они безоружны, — быстро сказала Бидж.
Диведд сделал шаг назад и воткнул Танцора в прибрежный песок. Кружка, более искушенный в схватках, только опустил свое оружие.
Рабовладельцы, растерянные и безоружные, заметались на открытом пространстве между кустами и водой. Бидж это до странности напомнило вечеринки в начальных классах школы: в воздухе повисло напряжение, но никто не знает, что делать.
Высоко в воздухе над рабовладельцами кружили молодые грифоны. Роланд приземлился между двумя группами людей, согнул передние лапы, слегка расставив крылья, чтобы не потерять равновесие, и преклонил колени перед Политой.
— Я Роланд, сын того, кого называют просто грифон, и я привел тебе этих пленников, госпожа.
Полита, растерявшись, заговорила с ним, как с ребенком:
— Это очень мило с твоей стороны, Роланд. — Она потянулась было, чтобы погладить его по голове, но вовремя опомнилась. — Ты говоришь об этих людях?
Пленники испуганно метнулись в стороны, и между ними прошествовал грифон, бросая на рабовладельцев грозные взгляды и распушив перья на шее, как львиную гриву.
— Приветствую тебя, Каррон.
— Приветствую тебя, грифон. — Голос Политы звучал сдержанно, и Бидж вспомнила, что, согласно легенде, лошади и взрослые грифоны ненавидят друг друга.
Кружка сказал Роланду со своей обычной интонацией:
— Как приятно тебя видеть: мы уже начали беспокоиться. — Он оглядел остальных молодых грифонов, которые по одному приземлялись вокруг толпы людей. — Так, значит, вы успешно осуществили отвлекающую операцию. Потом вы сбежали?
Последним появился Оливер, ведя того рабовладельца, которого Бидж видела верхом на Полите. Тот озирался, его меч (единственное оружие, которое Бидж видела у противников) болтался у него в руке острием вниз.
— Наоборот, — голос грифона звучал гневно, но со странным удовлетворением, — мы победили. Роланд обернулся к Бидж.
— Я размышлял о том, чему ты раньше учила меня: что нужно все рассказать о своих приемах противнику. Бидж понадобилось мгновение, чтобы вспомнить.
— Но это же было, когда ты боролся с Оливером.
— Верно. Но ведь ясно, что к данному случаю это тоже относилось. И я еще вспомнил твои слова: на Перекрестке все не совсем такое, каким кажется.
— Это же было предостережение.
— Да? Я понял твои слова как совет.
— Как бы то ни было, — вмешался грифон, — как и предложил Роланд, мы приземлились на окраине деревни и пошли сквозь кустарник. К тому же мы воздержались от того, чтобы разговаривать. Первые рабовладельцы, увидевшие нас, — когти грифона рассекли ближайший валун, — сочли молодежь моим выводком, а меня — их матерью. — Он бросил вокруг грозный взгляд. — Если кому-нибудь хочется пошутить на эту тему, то сейчас как раз подходящий момент.
Все вежливо промолчали.
— Так или иначе, — продолжал грифон, — рабовладельцы увидели нас и возжаждали — они-то считали, что получат только могучих тягловых животных. Как Роланд и предполагал, вооруженный отряд попытался поймать нас и обратить в рабство. — Все молодые грифоны распушили перья, и колени у пленников задрожали. — На это теперь можно не обращать внимания, но нельзя простить… Рабовладельцы преследовали нас, мы пешком удирали от них выше по течению реки, а они мчались следом с сетями и веревками. Мы скрылись от них в тот заканчивающийся тупиком каньон, который заприметили раньше. Они прижали нас к стене…
— Ох, Боже. — Бидж представила себе эту картину. — И вы взлетели у них над головами…
— …И в свою очередь, прижали их к стене. Я отобрал у них лассо, молодежь уничтожила их щиты, сети и веревки…
— …После чего они сдались.
— После чего этот рыцарственный племянник мантигорыnote 18 стал обращаться к ним на разных языках. Как выяснилось, некоторые из них говорят на ломаном английском, хотя большинство объясняется на варварском диалекте анавалонского — как это случается во многих мирах: анавалонский, греческий, латынь, английский — все это когда-то были языки могучих империй… Ну и эти твари пали на колени и стали умолять оставить их в живых.
Оливер кивнул в сторону грифона.
— И он, с благородным милосердием, посоветовал нам удовлетворить эту просьбу.
— Вздор! — В присутствии пленных рабовладельцев это слово прозвучало довольно неуместно. — Если бы мы начали резню, половина из них в панике стала бы защищаться, и они задавили бы нас просто числом. После того как мы, вместо того чтобы бежать от них, победили, нам ничего не оставалось, кроме как пощадить имеет значение? — Он опустил глаза и сказал с отвращением, заставившим его голос звучать громче: — Какое мне дело?
Все головы повернулись к нему. Роланд, словно одобряя его слова, кивнул.
— Решать тебе, Каррон. Если захочешь, можешь их всех затоптать до смерти.
В толпе пленников раздались стоны. Те, кто понял сказанное, перевели остальным, и теперь уже причитали все.
— Это не будет преступлением, — убежденно сказал Роланд. — Они заслужили такую участь. Лицо Политы стало жестким.
— Да, заслужили. — Однако она не двинулась с места.
— Каррон, ты, кажется, колеблешься, — сказал Роланд.
— Ты сказал, что мы можем их затоптать.
— Но можете и простить.
Конли, все еще прижимая к груди раненую руку, прильнул к матери. Та крепко обняла его и покачала головой:
— Одно из двух… Разве у меня есть другой выбор? Роланд кивнул.
— Ты можешь потребовать у них клятвы верности.
— Верности? — Слово прозвучало странно и непривычно; для кентавров в такой клятве не было бы нужды.
— Клятвы на крови. Нарушение такой клятвы означает смерть. Потребуй с них обещания, что из-за зла, причиненного твоему народу в прошлом, они будут служить тебе в будущем.
— Ты на самом деле думаешь, что это пойдет на пользу моему народу?
Полита беспомощно взглянула на грифона, и тот раздраженно произнес:
— Ради Бога, перестань колебаться и реши что-нибудь. Похоже, пленники столь же наивны, как и мой отпрыск.
Полита повернулась к стоявшему перед ней Бонди.
— Я знаю, ты понимаешь мои слова, — начала она холодно по-английски.
После секунды оцепенения тот кивнул.
— Хорошо. На колени. — Голос Политы звучал так механически, словно принадлежал не ей.
Бонди преклонил колени. Полита подняла левую переднюю ногу и опустила ему на голову. Мышцы ее напряглись, и пленник распростерся на земле, уткнувшись носом в песок. Копыто давило на затылок так, что Бонди закричал; звук оказался приглушен песком. Неожиданно вся сцена утратила свое символическое значение.
— Ты слышишь меня? Понимаешь мои слова?
— Да. — Из глаза пленника скатилась слеза, песок зашуршал под его наполовину вдавленной в него щекой.
— Тогда запомни. — Ее копыто давило все тяжелее, лицо пленника погрузилось в песок почти до переносицы. — Ты останешься жить, потому что я позволяю тебе это. Ты найдешь пропитание своим детям, потому что я позволяю тебе это. Сейчас ты встанешь, и будешь обрабатывать свои поля, будешь сам тащить плуг, — ее голос задрожал, а руки, более не скованные, коснулись покрытой шрамами шкуры, — потому что я позволяю тебе это.
— Да, — это был всего лишь шепот, но все жители деревни как один издали вздох облегчения. Полита убрала копыто.
— Поднимись. Ты будешь служить моему народу. Никогда не пытайся причинить ему зло. Никогда не пытайся снова его поработить. Никогда… — Полита провела рукой по своим израненным губам, которые терзали и узда, и зажим. Она умолкла, слишком полная гнева, чтобы говорить.
Роланд закончил за нее:
— Никогда никого больше не обращай в рабство. Через секунду Бонди поднялся: сначала на четвереньки, потом на дрожащие ноги. Он по-анавалонски обратился к своим соплеменникам, изумленно взглянул на Политу и поклонился ей.
И тут же отчаянно кинулся к Роланду. Остальные грифоны подняли когтистые лапы, но сам Роланд не пошевелился. Бонди схватил переднюю лапу Роланда и прижал к губам.
— Мои дети живы, — задыхаясь, вымолвил он. — Мой народ жив. — Слезы текли по его щекам и оставляли темные следы на песке. — Позволь мне что-нибудь сделать для тебя. Я для тебя на все готов. Глубоко взволнованный Роланд поднял Бонди на ноги.
— Мне достаточно, если ты будешь верно служить Полите и никогда никого не станешь обращать в рабство.
— Никогда в жизни. — Он неловко склонился к передним копытам Политы. — Всю свою жизнь я буду служить тебе. — Все еще обнимая копыто, он обернулся к молодым грифонам. — Кто вы?
— Я Роланд. — Юный грифон поколебался, потом тихо сообщил ему: — Мое другое имя — Рафаэль. Грифон-отец со свистом втянул воздух. Бонди, наблюдавший за ними, кивнул.
— Я понял. У меня тоже есть секрет. — Он сунул руку за пазуху и вытащил потемневшую от времени деревянную фигурку на шнурке. — Это Ракнайд. Хранительница нашей семьи. Ее почитал мой прадед и прадед прадеда. Она присматривает и за мной, только больше никто не должен о ней знать. — Он протянул фигурку Роланду. — Храни ее бережно.
Роланд поклонился и надел шнурок на шею.
— Добро пожаловать, Ракнайд. — Он обратился к Бонди. — Я ее спрячу и буду охранять. — Он попятился, собираясь взлететь, и тут заметил, что за ними наблюдает вся деревня. — И если сможешь, научи их всех говорить по-английски, — сказал он, смущаясь. — Это может пригодиться. Ну, пока, я буду тут у вас появляться.
Молодые грифоны улетели; сильные крылья легко подняли их в воздух, и они свернули на север вдоль реки. Фрида поднялась на цыпочки, глядя им вслед.
Грифон, в свою очередь, наблюдавший за нею, покачал головой.
— Если они так начинают, каков же будет конец? — Однако в его голосе звучала гордость.
Диведд быстро нагнулся и плеснул водой в лицо Фриде. Та посмотрела на него безумными глазами.
— Пора смываться. — Он брызнул и на Фиону. Бидж попыталась увернуться, но Диведд двигался слишком быстро, и ей не удалось избежать душа. — Так ты будешь красивее, — ухмыльнулся он и облил водой и собственную голову тоже.
Конли, на руках которого не было наручников, со смехом прыгнул в воду, держа раненую руку повыше. Бидж с изумлением наблюдала за ним: хотя ему было немногим больше двух лет, он выглядел уже как подросток.
Грифон оглянулся на Бонди, все еще кланяющегося Полите.
— То, что я увидел, кажется мне невероятным. Бидж подумала о Фриде, перепрыгивающей на скаку с одной лошадиной спины на другую.
— Мне тоже.
Фрида сказала прерывающимся голосом:
— Роланд был великолепен. Не может быть, чтобы он был так юн, как ты говоришь.
— Я присутствовала при том, как он вылупился, — ответила Бидж с любовью и гордостью, хотя ей все еще снились кошмары про ту ночь, когда это свершилось. — Ему всего несколько месяцев. Грифон, подняв пушистую бровь, взглянул на Бидж.
— Печально, не правда ли, что они так быстро вырастают? Разные виды, — добавил он, — взрослеют с разной скоростью:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Фрида коснулась ее руки и показала вперед.
— Видишь ту черту на поверхности воды слева? Это водопад. Если кентавры кинутся туда, они могут погибнуть. И ниже водопада, — добавила она, — часто бывает очень глубоко.
— Правый проток более порожистый, — согласилась Фиона, — но по крайней мере он мелкий. К ним, пыхтя, подбежал Кружка.
— А мы недурно справились, верно? — Он держал в руках отнятое у одного из преследователей лассо, а его ловилка была в крови по самую рукоять.
— Рабовладельцы близко, — без всякого выражения сказал Бидж Диведд. — Проложи дорогу.
Вдали, со стороны деревни, раздались гневные и горестные крики.
— Сейчас самое время, — согласился Кружка. Бидж беспомощно посмотрела на Политу, обнимавшую Конли и поддерживавшую его руку.
Предводительница кентавров выпрямилась в полный рост.
— Создай любую дорогу, какую сочтешь нужным. Если мой народ сумеет выплыть, он выживет; если кентавры погибнут в воде… что ж, они погибнут.
— Но ведь они в наручниках! — вырвалось у Бидж.
— Ну и что. Открой дорогу им и мне. Крики, сначала далекие, становились ближе. Фрида, дрожа, коснулась руки Политы.
— Не могли бы они держаться за каноэ, чтобы облегчить вес цепей? Или, может быть, удастся остаться на мелководье.
Полита удивленно посмотрела на нее.
— Ты спасла жизнь моему сыну. — Ее голос звучал совсем не как голос Каррона. — Кто ты? Почему ты так заботишься о нас?
Фрида покраснела.
— Просто я… Я подумала… Ну, он казался таким юным и таким милым… — Окончательно смутившись, она пробормотала: — Я ведь лошадница.
Полита кивнула.
— Я понимаю. Я ведь и сама, — добавила она с намеком на прежнюю шутливость, — лошадница. — Она обратилась к Бидж: — Лучше было бы плыть как можно меньше, Бидж.
Бидж повернулась к реке и сосредоточилась. В этот момент из зарослей появились первые рабовладельцы. За первыми бежала целая толпа, беспорядочно, не соблюдая строя. Диведд резко повернулся к ним, держа меч на изготовку. Кружка занял позицию рядом, перебросив ловилку в левую руку и умело крутя трофейное лассо правой.
— Они безоружны, — быстро сказала Бидж.
Диведд сделал шаг назад и воткнул Танцора в прибрежный песок. Кружка, более искушенный в схватках, только опустил свое оружие.
Рабовладельцы, растерянные и безоружные, заметались на открытом пространстве между кустами и водой. Бидж это до странности напомнило вечеринки в начальных классах школы: в воздухе повисло напряжение, но никто не знает, что делать.
Высоко в воздухе над рабовладельцами кружили молодые грифоны. Роланд приземлился между двумя группами людей, согнул передние лапы, слегка расставив крылья, чтобы не потерять равновесие, и преклонил колени перед Политой.
— Я Роланд, сын того, кого называют просто грифон, и я привел тебе этих пленников, госпожа.
Полита, растерявшись, заговорила с ним, как с ребенком:
— Это очень мило с твоей стороны, Роланд. — Она потянулась было, чтобы погладить его по голове, но вовремя опомнилась. — Ты говоришь об этих людях?
Пленники испуганно метнулись в стороны, и между ними прошествовал грифон, бросая на рабовладельцев грозные взгляды и распушив перья на шее, как львиную гриву.
— Приветствую тебя, Каррон.
— Приветствую тебя, грифон. — Голос Политы звучал сдержанно, и Бидж вспомнила, что, согласно легенде, лошади и взрослые грифоны ненавидят друг друга.
Кружка сказал Роланду со своей обычной интонацией:
— Как приятно тебя видеть: мы уже начали беспокоиться. — Он оглядел остальных молодых грифонов, которые по одному приземлялись вокруг толпы людей. — Так, значит, вы успешно осуществили отвлекающую операцию. Потом вы сбежали?
Последним появился Оливер, ведя того рабовладельца, которого Бидж видела верхом на Полите. Тот озирался, его меч (единственное оружие, которое Бидж видела у противников) болтался у него в руке острием вниз.
— Наоборот, — голос грифона звучал гневно, но со странным удовлетворением, — мы победили. Роланд обернулся к Бидж.
— Я размышлял о том, чему ты раньше учила меня: что нужно все рассказать о своих приемах противнику. Бидж понадобилось мгновение, чтобы вспомнить.
— Но это же было, когда ты боролся с Оливером.
— Верно. Но ведь ясно, что к данному случаю это тоже относилось. И я еще вспомнил твои слова: на Перекрестке все не совсем такое, каким кажется.
— Это же было предостережение.
— Да? Я понял твои слова как совет.
— Как бы то ни было, — вмешался грифон, — как и предложил Роланд, мы приземлились на окраине деревни и пошли сквозь кустарник. К тому же мы воздержались от того, чтобы разговаривать. Первые рабовладельцы, увидевшие нас, — когти грифона рассекли ближайший валун, — сочли молодежь моим выводком, а меня — их матерью. — Он бросил вокруг грозный взгляд. — Если кому-нибудь хочется пошутить на эту тему, то сейчас как раз подходящий момент.
Все вежливо промолчали.
— Так или иначе, — продолжал грифон, — рабовладельцы увидели нас и возжаждали — они-то считали, что получат только могучих тягловых животных. Как Роланд и предполагал, вооруженный отряд попытался поймать нас и обратить в рабство. — Все молодые грифоны распушили перья, и колени у пленников задрожали. — На это теперь можно не обращать внимания, но нельзя простить… Рабовладельцы преследовали нас, мы пешком удирали от них выше по течению реки, а они мчались следом с сетями и веревками. Мы скрылись от них в тот заканчивающийся тупиком каньон, который заприметили раньше. Они прижали нас к стене…
— Ох, Боже. — Бидж представила себе эту картину. — И вы взлетели у них над головами…
— …И в свою очередь, прижали их к стене. Я отобрал у них лассо, молодежь уничтожила их щиты, сети и веревки…
— …После чего они сдались.
— После чего этот рыцарственный племянник мантигорыnote 18 стал обращаться к ним на разных языках. Как выяснилось, некоторые из них говорят на ломаном английском, хотя большинство объясняется на варварском диалекте анавалонского — как это случается во многих мирах: анавалонский, греческий, латынь, английский — все это когда-то были языки могучих империй… Ну и эти твари пали на колени и стали умолять оставить их в живых.
Оливер кивнул в сторону грифона.
— И он, с благородным милосердием, посоветовал нам удовлетворить эту просьбу.
— Вздор! — В присутствии пленных рабовладельцев это слово прозвучало довольно неуместно. — Если бы мы начали резню, половина из них в панике стала бы защищаться, и они задавили бы нас просто числом. После того как мы, вместо того чтобы бежать от них, победили, нам ничего не оставалось, кроме как пощадить имеет значение? — Он опустил глаза и сказал с отвращением, заставившим его голос звучать громче: — Какое мне дело?
Все головы повернулись к нему. Роланд, словно одобряя его слова, кивнул.
— Решать тебе, Каррон. Если захочешь, можешь их всех затоптать до смерти.
В толпе пленников раздались стоны. Те, кто понял сказанное, перевели остальным, и теперь уже причитали все.
— Это не будет преступлением, — убежденно сказал Роланд. — Они заслужили такую участь. Лицо Политы стало жестким.
— Да, заслужили. — Однако она не двинулась с места.
— Каррон, ты, кажется, колеблешься, — сказал Роланд.
— Ты сказал, что мы можем их затоптать.
— Но можете и простить.
Конли, все еще прижимая к груди раненую руку, прильнул к матери. Та крепко обняла его и покачала головой:
— Одно из двух… Разве у меня есть другой выбор? Роланд кивнул.
— Ты можешь потребовать у них клятвы верности.
— Верности? — Слово прозвучало странно и непривычно; для кентавров в такой клятве не было бы нужды.
— Клятвы на крови. Нарушение такой клятвы означает смерть. Потребуй с них обещания, что из-за зла, причиненного твоему народу в прошлом, они будут служить тебе в будущем.
— Ты на самом деле думаешь, что это пойдет на пользу моему народу?
Полита беспомощно взглянула на грифона, и тот раздраженно произнес:
— Ради Бога, перестань колебаться и реши что-нибудь. Похоже, пленники столь же наивны, как и мой отпрыск.
Полита повернулась к стоявшему перед ней Бонди.
— Я знаю, ты понимаешь мои слова, — начала она холодно по-английски.
После секунды оцепенения тот кивнул.
— Хорошо. На колени. — Голос Политы звучал так механически, словно принадлежал не ей.
Бонди преклонил колени. Полита подняла левую переднюю ногу и опустила ему на голову. Мышцы ее напряглись, и пленник распростерся на земле, уткнувшись носом в песок. Копыто давило на затылок так, что Бонди закричал; звук оказался приглушен песком. Неожиданно вся сцена утратила свое символическое значение.
— Ты слышишь меня? Понимаешь мои слова?
— Да. — Из глаза пленника скатилась слеза, песок зашуршал под его наполовину вдавленной в него щекой.
— Тогда запомни. — Ее копыто давило все тяжелее, лицо пленника погрузилось в песок почти до переносицы. — Ты останешься жить, потому что я позволяю тебе это. Ты найдешь пропитание своим детям, потому что я позволяю тебе это. Сейчас ты встанешь, и будешь обрабатывать свои поля, будешь сам тащить плуг, — ее голос задрожал, а руки, более не скованные, коснулись покрытой шрамами шкуры, — потому что я позволяю тебе это.
— Да, — это был всего лишь шепот, но все жители деревни как один издали вздох облегчения. Полита убрала копыто.
— Поднимись. Ты будешь служить моему народу. Никогда не пытайся причинить ему зло. Никогда не пытайся снова его поработить. Никогда… — Полита провела рукой по своим израненным губам, которые терзали и узда, и зажим. Она умолкла, слишком полная гнева, чтобы говорить.
Роланд закончил за нее:
— Никогда никого больше не обращай в рабство. Через секунду Бонди поднялся: сначала на четвереньки, потом на дрожащие ноги. Он по-анавалонски обратился к своим соплеменникам, изумленно взглянул на Политу и поклонился ей.
И тут же отчаянно кинулся к Роланду. Остальные грифоны подняли когтистые лапы, но сам Роланд не пошевелился. Бонди схватил переднюю лапу Роланда и прижал к губам.
— Мои дети живы, — задыхаясь, вымолвил он. — Мой народ жив. — Слезы текли по его щекам и оставляли темные следы на песке. — Позволь мне что-нибудь сделать для тебя. Я для тебя на все готов. Глубоко взволнованный Роланд поднял Бонди на ноги.
— Мне достаточно, если ты будешь верно служить Полите и никогда никого не станешь обращать в рабство.
— Никогда в жизни. — Он неловко склонился к передним копытам Политы. — Всю свою жизнь я буду служить тебе. — Все еще обнимая копыто, он обернулся к молодым грифонам. — Кто вы?
— Я Роланд. — Юный грифон поколебался, потом тихо сообщил ему: — Мое другое имя — Рафаэль. Грифон-отец со свистом втянул воздух. Бонди, наблюдавший за ними, кивнул.
— Я понял. У меня тоже есть секрет. — Он сунул руку за пазуху и вытащил потемневшую от времени деревянную фигурку на шнурке. — Это Ракнайд. Хранительница нашей семьи. Ее почитал мой прадед и прадед прадеда. Она присматривает и за мной, только больше никто не должен о ней знать. — Он протянул фигурку Роланду. — Храни ее бережно.
Роланд поклонился и надел шнурок на шею.
— Добро пожаловать, Ракнайд. — Он обратился к Бонди. — Я ее спрячу и буду охранять. — Он попятился, собираясь взлететь, и тут заметил, что за ними наблюдает вся деревня. — И если сможешь, научи их всех говорить по-английски, — сказал он, смущаясь. — Это может пригодиться. Ну, пока, я буду тут у вас появляться.
Молодые грифоны улетели; сильные крылья легко подняли их в воздух, и они свернули на север вдоль реки. Фрида поднялась на цыпочки, глядя им вслед.
Грифон, в свою очередь, наблюдавший за нею, покачал головой.
— Если они так начинают, каков же будет конец? — Однако в его голосе звучала гордость.
Диведд быстро нагнулся и плеснул водой в лицо Фриде. Та посмотрела на него безумными глазами.
— Пора смываться. — Он брызнул и на Фиону. Бидж попыталась увернуться, но Диведд двигался слишком быстро, и ей не удалось избежать душа. — Так ты будешь красивее, — ухмыльнулся он и облил водой и собственную голову тоже.
Конли, на руках которого не было наручников, со смехом прыгнул в воду, держа раненую руку повыше. Бидж с изумлением наблюдала за ним: хотя ему было немногим больше двух лет, он выглядел уже как подросток.
Грифон оглянулся на Бонди, все еще кланяющегося Полите.
— То, что я увидел, кажется мне невероятным. Бидж подумала о Фриде, перепрыгивающей на скаку с одной лошадиной спины на другую.
— Мне тоже.
Фрида сказала прерывающимся голосом:
— Роланд был великолепен. Не может быть, чтобы он был так юн, как ты говоришь.
— Я присутствовала при том, как он вылупился, — ответила Бидж с любовью и гордостью, хотя ей все еще снились кошмары про ту ночь, когда это свершилось. — Ему всего несколько месяцев. Грифон, подняв пушистую бровь, взглянул на Бидж.
— Печально, не правда ли, что они так быстро вырастают? Разные виды, — добавил он, — взрослеют с разной скоростью:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52