любо-дорого смотреть. Все перевернул.
— И очень даже запросто, — раздался незнакомый тоненький голосок. На столе, болтая ножками, сидел маленький старичок. — Мы люди добрые, мирные. За порядком в доме следим. По хозяйству завсегда помогаем: посуду, там, помыть, пол подмести. Скотинку, ежели таковая имеется, покормить. А потому имеем полное право хотя бы на отдельное «спасибо». Я уж не говорю о кружечке молока и кусочке хлеба. Лучше, конечно, ежели хлебушек этот с маслом и колбасой.
Санька с любопытством разглядывал деда. Он прежде много слышал и читал о домовых, да и тетка рассказывала. Но там выходило, что это были вредные мелочные создания, способные в основном на различные пакости типа залить водой кровать, поджечь скатерть или разбить стеклянную банку с солеными огурцами. Сидящий напротив симпатичный старичок никоим образом не походил на тех, газетных, барабашек.
— Вообще-то тебе жениться надо! — продолжал разглагольствовать Домовой.
— Мне? — опешил Санька.
— Тебе, тебе. Ты погляди только, какая вокруг грязь да беспорядок. Все пораскидано, посуда третий день не мыта. Паукам — так тем совершенное раздолье. Самое, говорят, место для охоты. И мух навалом, и никто их ловить не мешает. А будет жена — будет тебя обстирывать, обшивать, обкармливать, об…
— Постой, постой. Я, того, жениться не спешу, — замялся молодец. — Мне еще погулять хочется.
У него были совершенно иные представления о семейной жизни. Жениться — так один раз и до гроба. Он ее носит на руках; в перерывах они сидят на лавочке и смотрят на звезды. Утром — кофе в постель, вечером — стихи при луне. Беседы об искусстве. Мягкий полумрак, ну и все такое. Она до самой старости красавица, Василиса Прекрасная. Все вокруг завидуют. При чем тут какая-то посуда, пауки? Чушь собачья. Да он ради своей Василисы на любой подвиг готов.
Тут он вздохнул: с настоящей Василисой, дочкой Берендея, он после возвращения так еще и не встречался.
— Не спешишь, так не спешишь, — гнул свое настырный дед. — Но учти, и я больше с тобой нянчиться не намерен.
— Подумаешь, — выпрямился во весь рост и выпятил вперед грудь Санька. — Больно надо. Да я, если хочешь знать, все сам делать могу.
— Ой ли? — скептически хмыкнул Домовой.
— Спорим.
— На что?
— На ведро медовухи.
— Идет.
— Чур, разбиваю, — вмешался Липуня, — у меня как раз и огурчики на огороде поспели. А сейчас пошли к царю.
— Колдун, царь-батюшка. Ей-богу, колдун, раз в болоте не утоп, — нашептывал Хряк на ухо Берендею, глядя на Саньку, стоящего перед троном. — Не извести нам его. Может, сразу голову отрубить? Верное дело.
— Погоди, не суетись, — прервал советника Берендей. Он был согласен с Хряком, но не мог так просто взять и позвать палача. Раз воевода и, главное, Василиса были опутаны злыми чарами, то неизвестно, что они сделают, увидев Саньку на плахе. — У меня есть другая идея, получше. Отправлю-ка я его к Водяному. У него уже не один молодец сгинул, глядишь, и этот в заколдованном омуте навеки останется.
На другой день ранним утром Саньку растолкали, еще заспанного выпихали за городские ворота, повернули лицом к лесу и слегка подтолкнули: вперед, к Водяному.
Зевая и почесываясь, «посол по секретным надобностям» брел по дороге. Настроение было паршивое, погода тоже. Или наоборот, погода портила настроение.
В самом деле, чего радоваться? Он уже бог знает сколько времени находится на службе у Берендея, а дело ни с места. Какое такое Зло? Откуда и зачем оно взялось? Он до сих пор не знает ответов на эти вопросы. Гоняют, как мартышку по деревьям, с разными заданиями, одно другого чище. Можно подумать, только его и ждали, чтобы всякие глупости на него спихнуть. Понятное дело, никто не говорит, что жизнь должна быть легкой, но не до такой же степени.
Но время шло. Выглянуло солнышко. Дорога оказалась удобной, наезженной, идти было легко, и потихоньку, чем дальше оставался город, тем легче становилось на душе. Понемногу начало подниматься и настроение. Жизнь перестала казаться такой уж беспросветной. Вот замелькали в ветках деревьев солнечные зайчики, зазвенели голоса птиц. Природа иногда пытается нам втолковать, что жизнь — штука замечательная.
Проскочив несколько развилок и сворачивая все время наугад, Санька, в конце концов, понял, что снова заблудился. В который раз приходилось полагаться на волю случая и просто идти вперед, надеясь на удачу.
Дорога постепенно сужалась, перешла в тропинку, да и та все хирела и хирела и вот уже стала еле заметна. Еще несколько шагов — и она окончательно пропала, уткнувшись в огромный гранитный валун.
На камне, затерянном среди елей и осин, каким-то чудаком была выведена корявая надпись: «Направо пойдешь — побьют. Налево пойдешь — побьют. Прямо пойдешь — обязательно побьют».
— Фи, до чего же однообразно, абсолютно никакой фантазии. И ведь не лень кому-то было ковыряться. Он бы еще приписал: «Здесь был Вася», — пожал плечами Санька. — И потом. Кто полезет в эту глухомань, чтобы по шее получить? Лично мне, по крайней мере сейчас, драться неохота. Сяду-ка я лучше на пенек, да съем пирожок.
— Ты чё, неграмотный? — раздалось из-за камня.
— Что за дела? — тоскливо вздохнул Санька. — Никакого тебе спокойствия. От этих голосов уже голова пухнуть начинает. — И, повернувшись в сторону невидимого собеседника, произнес: — Грамотный, а что?
— А чё сидишь?
— А чё спешить? — передразнил паренек невидимку.
— Не, а ты точно читать умеешь? — забеспокоился голос.
— Да умею, умею.
— Тады прочитай, об чем там речь? — не унимались из-за камня.
— Об чем, об чем. Да ни об чем. Написано, что торопиться не надо. Надо поесть, отдохнуть.
— И почему за последнее время мне одни неучи попадаются? — страдальчески вздохнул невидимка и назидательно добавил: — Тут написано — быть тебе битому.
— Так это ж если я куда пойду. А мне и здесь хорошо.
— Пойду, не пойду. Написано — битому, значит, битому. Всякая надпись силу имеет в том, что произойдет непременно.
— Что написано пером… — ляпнул Санька невпопад затертую поговорку, но до конца договорить не успел. На валун вскочило низенькое, коренастое, с длинными руками существо.
— Ишь ты, шарик какой, — насмешливо фыркнул Сань ка.
Существо же засунуло два пальца в рот, набрало полную грудь воздуха, от чего раздулось еще больше, и начало свистеть.
— Остановитесь! — суровым тоном автоинспектора произнес паренек. — Прекратите хулиганить, гражданин Соловей-разбойник.
От удивления «шарик» выпустил через нос воздух вместе с пузырями, раскашлялся и расчихался.
— Откуда ты меня знаешь? — спросил он, придя в себя. — Ты кто такой?
— Я Саня. Можно Александр Иванович. Личный посол царя Берендея по секретной части. А про тебя в сказках читал. Личность ты известная, но хулиганистая.
— А чё. Мы ничё. — принялся оправдываться Соловей-разбойник. Он опустил руки, но с камня не слезал, настороженно глядя по сторонам. — А ты не для поединка сюда пришел?
— Ага. Всю жизнь мечтал, — лениво потянулся секретный посол и завалился на траву. — Вот как утром проснусь, так сразу же начинаю искать, с кем бы это посвистеть в четыре пальца.
— Ты уж прости меня ради бога. — Мужичок наконец-то успокоился. — Приятно встретиться с хорошим человеком. А то ведь всяк стремится обидеть, с мечом лезет, голову рубит. Меня, понимаешь ли, в нечисть записали. У нас каждый богатырь так и норовит аккурат между завтраком и обедом подвиг совершить. И нет бы Змея Горыныча или Кащея поединок вызвать, всё ко мне; иногда даже в очередь становятся. Вот и приходится посвистывать. Это свист, понимаешь ли, такой; его не слышно, а у человека глаза наружу выскакивают.
— Ультразвук.
— Во-во. И я говорю. Звук он у меня. Только этим и спасаюсь. Ты вот первый, кому этих подвигов не надо.
— Почему ты Соловей — мне понятно. А разбойником отчего кличут? Зря же не назовут.
Соловей помялся немного, подергал себя за ухо, шмыгнул пару раз носом и начал свой рассказ:
— Давным-давно, в стародавние времена, я был богатырем. Да, да, самым настоящим богатырем; и не надо улыбаться, я ничего не сочиняю. Конечно, сейчас, глядя на меня, в такое трудно поверить. Но это на самом деле так. Стояли мы на службе у самого Перуна. Народ подобрался неслабый. По именам сам определить сможешь: Горыня, Валигора, Вырвидуб, Запривода. Еще долго перечислять можно. А уж как начну рассказывать, какие они подвиги совершали, это я и к завтрему не закончу. Вот возьмем Святогора…
— Как Святогора? — удивленно приподнялся Санька. — Он ведь это, герой, а не хулиган, как некоторые.
— Я и говорю — богатырь. А ты не перебивай. Я среди них самым младшеньким был, посвистывал. Мог запросто ветер-ураган поднять. Молодой был, глупый и по глупости своей озоровал много. С одного такого случая все и началось.
Жил-был неподалеку купец. Большая скотина, между прочим. Жадный до тошноты. Как увидит у кого чего-нибудь такое, чего у него нет, аж дрожит весь. Ехал он однажды с соседней деревни с ярмарки. Я по лесу мимо шел и не удержался, свистнул. Кобылка у него молодая была, горячая; на дыбки взвилась да как понесет. Купчишка перепугался, бородой вниз завалился; ноги вверху рогатиной раскорячились. Чуть было не убился. Так в деревню и влетели, еле-еле их остановили. Купца чуть живого из телеги вытащили, на ноги перевернули. А он, не успев сено изо рта выплюнуть, давай ругаться и кричать: «Разбойник, грабитель».
Мешок денег у него, видите ли, пропал. Может, он их по дороге выронил, а может, сам и зажучил, с него станет. Однако виноватым я остался.
Ладно, только все успокоилось — новое дело. За рекой деревенька стояла. Там у меня зазноба появилась. Только-только начали встречаться. В один прекрасный вечер иду я со свидания, а навстречу — ейный сосед. Он тоже, как потом выяснилось, на нее глаз положил. Орясина метра под два ростом. Увидел меня — и в ссору. Я, чтобы его утихомирить, свистнул тихонько, он в колобок свернулся и покатился по дорожке. Очень так шустро покатился. Я для пущего веселья еще и присвистнул вдогонку, да малость не рассчитал: рядом дом стоял, так на нем крышу снесло, да в поле рожь спелая полегла. Из избы мужик обалделый вылетел — и за вилы. Пришлось и его колобком следом отправить. Наперегонки с соседом. Зрелище-то, сам понимаешь, замечательное, но опять мне попало. Так и повелось: где какой куренок пропадет, забор повалится или еще какая напасть, так все сразу на меня валят. Вся деревня в один голос пальцами тычет: «Это наш разбойник свистнул».
С тех пор так и живу разбойником. Надоело, а кому скажешь; близко подойти и то боятся. — Соловей обреченно махнул рукой. — Что теперь старое вспоминать. Расскажи лучше, куда сам-то направлялся?
— Служба у меня такая. К Водяному шел. С тайным заданием от царя Берендея. А очутился сам видишь где. Что теперь делать, ума не приложу.
— Хорошему человеку помочь — святое дело. Дорогу я тебе покажу. Есть тут одна заветная тропинка, прямо к Водяному и выйдешь. Он в пруду живет, мимо не проскочишь. Правда, дорога через бор ведет, но ты не бойся. Что бы вокруг ни происходило, не обращай внимания. Это все больше морока, наваждение.
Это предупреждение Санька пропустил мимо ушей. После встречи с Ягой и Кащеем он уже без всякого волнения взирал на разных волшебников: «Подумаешь сказки. Мы и сами не лыком шиты».
Однако, услышав, что лес заколдованный, он внутренне собрался и, шагая по тропинке, был готов немедленно дать отпор любому чародею, невзирая на лица. Но не успел он отойти от камня с надписью и нескольких шагов, как вдруг услышал чей-то нежный голос:
— Ой, глядите-ка, богатырь. Молоденький. А симпатичный-то какой.
Санька непроизвольно расправил плечи, надул для важности щеки, сделал серьезное лицо и обернулся.
На поваленном дереве сидела прелестная миниатюрная девчушка. Она смотрела на него широко раскрытыми глазами и улыбалась. Санька подрос еще на несколько сантиметров и заулыбался в ответ.
— А что богатырь ищет в наших лесах?
— Я правая рука самого царя Берендея. Выполняю его личные и самые ответственные поручения. Как появится работенка потяжелее да поопаснее, так сразу за мной — спаси, родимый, помоги. Больше ничего сказать не могу, потому как государственная тайна. Вот только тебе по секрету. Но чтоб дальше никому. Иду проверять Водяного. Не проказничает ли он.
— Ой. Такой молодой, а уже воевода, — продолжала льстить девица.
— Бери выше — советник.
— Ты и есть тот самый советник у Берендея? А не врешь? — Легкая тень пробежала по лицу прекрасной незнакомки.
Но Саньку несло. Он гоголем ходил вокруг девчонки и совершенно не обратил внимания на эту перемену в ее настроении.
— А ты думала. Самый наиглавнейший царский советник и есть. Он у меня все, что ни скажу, делает. Потому как то, что в будущем произойдет, вижу. Вот так вот посмотрю на человека и сразу сказать могу, что его ждет. Да без меня царь давно бы с протянутой короной в руках ходил, милостыню просил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
— И очень даже запросто, — раздался незнакомый тоненький голосок. На столе, болтая ножками, сидел маленький старичок. — Мы люди добрые, мирные. За порядком в доме следим. По хозяйству завсегда помогаем: посуду, там, помыть, пол подмести. Скотинку, ежели таковая имеется, покормить. А потому имеем полное право хотя бы на отдельное «спасибо». Я уж не говорю о кружечке молока и кусочке хлеба. Лучше, конечно, ежели хлебушек этот с маслом и колбасой.
Санька с любопытством разглядывал деда. Он прежде много слышал и читал о домовых, да и тетка рассказывала. Но там выходило, что это были вредные мелочные создания, способные в основном на различные пакости типа залить водой кровать, поджечь скатерть или разбить стеклянную банку с солеными огурцами. Сидящий напротив симпатичный старичок никоим образом не походил на тех, газетных, барабашек.
— Вообще-то тебе жениться надо! — продолжал разглагольствовать Домовой.
— Мне? — опешил Санька.
— Тебе, тебе. Ты погляди только, какая вокруг грязь да беспорядок. Все пораскидано, посуда третий день не мыта. Паукам — так тем совершенное раздолье. Самое, говорят, место для охоты. И мух навалом, и никто их ловить не мешает. А будет жена — будет тебя обстирывать, обшивать, обкармливать, об…
— Постой, постой. Я, того, жениться не спешу, — замялся молодец. — Мне еще погулять хочется.
У него были совершенно иные представления о семейной жизни. Жениться — так один раз и до гроба. Он ее носит на руках; в перерывах они сидят на лавочке и смотрят на звезды. Утром — кофе в постель, вечером — стихи при луне. Беседы об искусстве. Мягкий полумрак, ну и все такое. Она до самой старости красавица, Василиса Прекрасная. Все вокруг завидуют. При чем тут какая-то посуда, пауки? Чушь собачья. Да он ради своей Василисы на любой подвиг готов.
Тут он вздохнул: с настоящей Василисой, дочкой Берендея, он после возвращения так еще и не встречался.
— Не спешишь, так не спешишь, — гнул свое настырный дед. — Но учти, и я больше с тобой нянчиться не намерен.
— Подумаешь, — выпрямился во весь рост и выпятил вперед грудь Санька. — Больно надо. Да я, если хочешь знать, все сам делать могу.
— Ой ли? — скептически хмыкнул Домовой.
— Спорим.
— На что?
— На ведро медовухи.
— Идет.
— Чур, разбиваю, — вмешался Липуня, — у меня как раз и огурчики на огороде поспели. А сейчас пошли к царю.
— Колдун, царь-батюшка. Ей-богу, колдун, раз в болоте не утоп, — нашептывал Хряк на ухо Берендею, глядя на Саньку, стоящего перед троном. — Не извести нам его. Может, сразу голову отрубить? Верное дело.
— Погоди, не суетись, — прервал советника Берендей. Он был согласен с Хряком, но не мог так просто взять и позвать палача. Раз воевода и, главное, Василиса были опутаны злыми чарами, то неизвестно, что они сделают, увидев Саньку на плахе. — У меня есть другая идея, получше. Отправлю-ка я его к Водяному. У него уже не один молодец сгинул, глядишь, и этот в заколдованном омуте навеки останется.
На другой день ранним утром Саньку растолкали, еще заспанного выпихали за городские ворота, повернули лицом к лесу и слегка подтолкнули: вперед, к Водяному.
Зевая и почесываясь, «посол по секретным надобностям» брел по дороге. Настроение было паршивое, погода тоже. Или наоборот, погода портила настроение.
В самом деле, чего радоваться? Он уже бог знает сколько времени находится на службе у Берендея, а дело ни с места. Какое такое Зло? Откуда и зачем оно взялось? Он до сих пор не знает ответов на эти вопросы. Гоняют, как мартышку по деревьям, с разными заданиями, одно другого чище. Можно подумать, только его и ждали, чтобы всякие глупости на него спихнуть. Понятное дело, никто не говорит, что жизнь должна быть легкой, но не до такой же степени.
Но время шло. Выглянуло солнышко. Дорога оказалась удобной, наезженной, идти было легко, и потихоньку, чем дальше оставался город, тем легче становилось на душе. Понемногу начало подниматься и настроение. Жизнь перестала казаться такой уж беспросветной. Вот замелькали в ветках деревьев солнечные зайчики, зазвенели голоса птиц. Природа иногда пытается нам втолковать, что жизнь — штука замечательная.
Проскочив несколько развилок и сворачивая все время наугад, Санька, в конце концов, понял, что снова заблудился. В который раз приходилось полагаться на волю случая и просто идти вперед, надеясь на удачу.
Дорога постепенно сужалась, перешла в тропинку, да и та все хирела и хирела и вот уже стала еле заметна. Еще несколько шагов — и она окончательно пропала, уткнувшись в огромный гранитный валун.
На камне, затерянном среди елей и осин, каким-то чудаком была выведена корявая надпись: «Направо пойдешь — побьют. Налево пойдешь — побьют. Прямо пойдешь — обязательно побьют».
— Фи, до чего же однообразно, абсолютно никакой фантазии. И ведь не лень кому-то было ковыряться. Он бы еще приписал: «Здесь был Вася», — пожал плечами Санька. — И потом. Кто полезет в эту глухомань, чтобы по шее получить? Лично мне, по крайней мере сейчас, драться неохота. Сяду-ка я лучше на пенек, да съем пирожок.
— Ты чё, неграмотный? — раздалось из-за камня.
— Что за дела? — тоскливо вздохнул Санька. — Никакого тебе спокойствия. От этих голосов уже голова пухнуть начинает. — И, повернувшись в сторону невидимого собеседника, произнес: — Грамотный, а что?
— А чё сидишь?
— А чё спешить? — передразнил паренек невидимку.
— Не, а ты точно читать умеешь? — забеспокоился голос.
— Да умею, умею.
— Тады прочитай, об чем там речь? — не унимались из-за камня.
— Об чем, об чем. Да ни об чем. Написано, что торопиться не надо. Надо поесть, отдохнуть.
— И почему за последнее время мне одни неучи попадаются? — страдальчески вздохнул невидимка и назидательно добавил: — Тут написано — быть тебе битому.
— Так это ж если я куда пойду. А мне и здесь хорошо.
— Пойду, не пойду. Написано — битому, значит, битому. Всякая надпись силу имеет в том, что произойдет непременно.
— Что написано пером… — ляпнул Санька невпопад затертую поговорку, но до конца договорить не успел. На валун вскочило низенькое, коренастое, с длинными руками существо.
— Ишь ты, шарик какой, — насмешливо фыркнул Сань ка.
Существо же засунуло два пальца в рот, набрало полную грудь воздуха, от чего раздулось еще больше, и начало свистеть.
— Остановитесь! — суровым тоном автоинспектора произнес паренек. — Прекратите хулиганить, гражданин Соловей-разбойник.
От удивления «шарик» выпустил через нос воздух вместе с пузырями, раскашлялся и расчихался.
— Откуда ты меня знаешь? — спросил он, придя в себя. — Ты кто такой?
— Я Саня. Можно Александр Иванович. Личный посол царя Берендея по секретной части. А про тебя в сказках читал. Личность ты известная, но хулиганистая.
— А чё. Мы ничё. — принялся оправдываться Соловей-разбойник. Он опустил руки, но с камня не слезал, настороженно глядя по сторонам. — А ты не для поединка сюда пришел?
— Ага. Всю жизнь мечтал, — лениво потянулся секретный посол и завалился на траву. — Вот как утром проснусь, так сразу же начинаю искать, с кем бы это посвистеть в четыре пальца.
— Ты уж прости меня ради бога. — Мужичок наконец-то успокоился. — Приятно встретиться с хорошим человеком. А то ведь всяк стремится обидеть, с мечом лезет, голову рубит. Меня, понимаешь ли, в нечисть записали. У нас каждый богатырь так и норовит аккурат между завтраком и обедом подвиг совершить. И нет бы Змея Горыныча или Кащея поединок вызвать, всё ко мне; иногда даже в очередь становятся. Вот и приходится посвистывать. Это свист, понимаешь ли, такой; его не слышно, а у человека глаза наружу выскакивают.
— Ультразвук.
— Во-во. И я говорю. Звук он у меня. Только этим и спасаюсь. Ты вот первый, кому этих подвигов не надо.
— Почему ты Соловей — мне понятно. А разбойником отчего кличут? Зря же не назовут.
Соловей помялся немного, подергал себя за ухо, шмыгнул пару раз носом и начал свой рассказ:
— Давным-давно, в стародавние времена, я был богатырем. Да, да, самым настоящим богатырем; и не надо улыбаться, я ничего не сочиняю. Конечно, сейчас, глядя на меня, в такое трудно поверить. Но это на самом деле так. Стояли мы на службе у самого Перуна. Народ подобрался неслабый. По именам сам определить сможешь: Горыня, Валигора, Вырвидуб, Запривода. Еще долго перечислять можно. А уж как начну рассказывать, какие они подвиги совершали, это я и к завтрему не закончу. Вот возьмем Святогора…
— Как Святогора? — удивленно приподнялся Санька. — Он ведь это, герой, а не хулиган, как некоторые.
— Я и говорю — богатырь. А ты не перебивай. Я среди них самым младшеньким был, посвистывал. Мог запросто ветер-ураган поднять. Молодой был, глупый и по глупости своей озоровал много. С одного такого случая все и началось.
Жил-был неподалеку купец. Большая скотина, между прочим. Жадный до тошноты. Как увидит у кого чего-нибудь такое, чего у него нет, аж дрожит весь. Ехал он однажды с соседней деревни с ярмарки. Я по лесу мимо шел и не удержался, свистнул. Кобылка у него молодая была, горячая; на дыбки взвилась да как понесет. Купчишка перепугался, бородой вниз завалился; ноги вверху рогатиной раскорячились. Чуть было не убился. Так в деревню и влетели, еле-еле их остановили. Купца чуть живого из телеги вытащили, на ноги перевернули. А он, не успев сено изо рта выплюнуть, давай ругаться и кричать: «Разбойник, грабитель».
Мешок денег у него, видите ли, пропал. Может, он их по дороге выронил, а может, сам и зажучил, с него станет. Однако виноватым я остался.
Ладно, только все успокоилось — новое дело. За рекой деревенька стояла. Там у меня зазноба появилась. Только-только начали встречаться. В один прекрасный вечер иду я со свидания, а навстречу — ейный сосед. Он тоже, как потом выяснилось, на нее глаз положил. Орясина метра под два ростом. Увидел меня — и в ссору. Я, чтобы его утихомирить, свистнул тихонько, он в колобок свернулся и покатился по дорожке. Очень так шустро покатился. Я для пущего веселья еще и присвистнул вдогонку, да малость не рассчитал: рядом дом стоял, так на нем крышу снесло, да в поле рожь спелая полегла. Из избы мужик обалделый вылетел — и за вилы. Пришлось и его колобком следом отправить. Наперегонки с соседом. Зрелище-то, сам понимаешь, замечательное, но опять мне попало. Так и повелось: где какой куренок пропадет, забор повалится или еще какая напасть, так все сразу на меня валят. Вся деревня в один голос пальцами тычет: «Это наш разбойник свистнул».
С тех пор так и живу разбойником. Надоело, а кому скажешь; близко подойти и то боятся. — Соловей обреченно махнул рукой. — Что теперь старое вспоминать. Расскажи лучше, куда сам-то направлялся?
— Служба у меня такая. К Водяному шел. С тайным заданием от царя Берендея. А очутился сам видишь где. Что теперь делать, ума не приложу.
— Хорошему человеку помочь — святое дело. Дорогу я тебе покажу. Есть тут одна заветная тропинка, прямо к Водяному и выйдешь. Он в пруду живет, мимо не проскочишь. Правда, дорога через бор ведет, но ты не бойся. Что бы вокруг ни происходило, не обращай внимания. Это все больше морока, наваждение.
Это предупреждение Санька пропустил мимо ушей. После встречи с Ягой и Кащеем он уже без всякого волнения взирал на разных волшебников: «Подумаешь сказки. Мы и сами не лыком шиты».
Однако, услышав, что лес заколдованный, он внутренне собрался и, шагая по тропинке, был готов немедленно дать отпор любому чародею, невзирая на лица. Но не успел он отойти от камня с надписью и нескольких шагов, как вдруг услышал чей-то нежный голос:
— Ой, глядите-ка, богатырь. Молоденький. А симпатичный-то какой.
Санька непроизвольно расправил плечи, надул для важности щеки, сделал серьезное лицо и обернулся.
На поваленном дереве сидела прелестная миниатюрная девчушка. Она смотрела на него широко раскрытыми глазами и улыбалась. Санька подрос еще на несколько сантиметров и заулыбался в ответ.
— А что богатырь ищет в наших лесах?
— Я правая рука самого царя Берендея. Выполняю его личные и самые ответственные поручения. Как появится работенка потяжелее да поопаснее, так сразу за мной — спаси, родимый, помоги. Больше ничего сказать не могу, потому как государственная тайна. Вот только тебе по секрету. Но чтоб дальше никому. Иду проверять Водяного. Не проказничает ли он.
— Ой. Такой молодой, а уже воевода, — продолжала льстить девица.
— Бери выше — советник.
— Ты и есть тот самый советник у Берендея? А не врешь? — Легкая тень пробежала по лицу прекрасной незнакомки.
Но Саньку несло. Он гоголем ходил вокруг девчонки и совершенно не обратил внимания на эту перемену в ее настроении.
— А ты думала. Самый наиглавнейший царский советник и есть. Он у меня все, что ни скажу, делает. Потому как то, что в будущем произойдет, вижу. Вот так вот посмотрю на человека и сразу сказать могу, что его ждет. Да без меня царь давно бы с протянутой короной в руках ходил, милостыню просил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47