Смуглолицый пожал плечами.
— Скорее, по случайности. Иногда этим укрытием пользуются мирканы, когда поднимаются высоко в горы. Нам повезло. Кто-то оставил хороший запас дров… им нет цены на такой высоте. И это спасло нашу жизнь, по всей видимости. Как твои пальцы? Ты их чувствуешь?
— Чуть-чуть. Долгая же была ночь, — произнес он устало. Тепло убаюкивало его, погружая в приятную дрему.
Ратаган подошел к огню, волоча на себе Джиннет, замотанную в плед как в кокон. Ее сырую, обледеневшую одежду пришлось снять. Оттаявшие волосы темными прядями падали ей на лицо.
— А вот дама, по-моему, чувствует себя неважно, — сказал он.
Голос его прозвучал трогательно. Он положил ее у пылающего огня и подоткнул плед с грубоватой нежностью. Ривен даже улыбнулся, глядя на это. Пиво — не единственная слабость рыжего гиганта. Он не мог равнодушно пройти мимо дамы в беде, даже мимо такой, которая только что пыталась его прикончить.
Джиннет слабо зашевелилась и застонала. Вскоре она открыла глаза, обвела взглядом мужчин у костра и села. Плед слетел с плеч, обнажив грудь с лиловыми от холода сосками. Ее глаза вспыхнули, и, подобрав плед, она прикрылась.
— Животные.
Байклин устало взглянул на нее.
— Мы, животные, спасли твою жизнь, после того как ты попыталась уничтожить нас, так что попридержи свою ярость и лучше ответь нам на некоторые вопросы.
Она бросила на него испепеляющий взгляд, но ничего не сказала. Он вздохнул и уставился на огонь.
— Почему ты пошла за нами? — спросил ее Ривен. — Чего тебе нужно? — Голос его чуть заметно дрожал. Лучше бы ему не видеть ее наготы. Она воскресила слишком многие воспоминания — самые сокровенные воспоминания.
— В тебе есть какая-то сила. Я хотела взять ее у тебя, — просто произнесла она, однако звучало все это как-то отвлеченно. На липе ее промелькнуло недоуменное выражение, и она с раздражением тряхнула головой. — Не знаю. Мне нужно было пойти за тобой. Но почему, я не знаю. — В ее голосе слышались нотки растерянности. Ривену пришлось сделать усилие над собой, чтобы не обнять и не приласкать ее. Сейчас, без роскошных нарядов, блеска богатства и хитросплетения интриг, она, как никогда, походила на Дженни. Молодая, красивая. Он тяжело сглотнул и отвел взгляд.
Дым костра вился в воздухе спиралями. В пещере было тихо, только потрескивали в костре горящие поленья. Джиннет обвела взглядом их лица — угрюмые, замкнутые.
— Куда вы идете? — теперь ее голос звучал едва ли не жалобно.
— Идем искать Гномов, — пробормотал Ратаган. — Мы пытаемся найти отгадку тайны, как прекратить мучения Мингниша.
— И ты — ключ к ней, — сказала она Ривену.
Он молча кивнул.
— Вы все просто болваны.
— А ты? — тихо спросил ее Байклин, но глаза его были суровы. — Что ты за женщина такая… ты вообще женщина или ведьма?
— Да выкиньте вы ее на мороз, — сказал вдруг Айса, напугав их своим ровным, спокойным тоном. — Лучше нам от нее избавиться. Она — носительница зла.
— Нет! — воскликнул Ривен. Все уставились на него, и он стушевался под их испытующими взглядами. — Она должна пойти с нами. Не знаю — почему, но она должна быть здесь, с нами.
— Из-за той, кого она тебе напоминает? — спросил Байклин.
Ривен поник головой.
— Не знаю. Может быть. Но думаю, то, что она оказалась здесь, — не случайно. Думаю, ее привело сюда то же, что и меня.
Джиннет удивленно посмотрела на Ривена.
— И кого же я тебе напоминаю? Почему я оказалась втянутой во все это?
Он взглянул на нее.
— Ты — двойник моей жены. Которая умерла.
Джиннет захлопала глазами.
— Ты колдун, — прошептала она, — ты и твои друзья. Иначе как вы могли убежать из подземной темницы?
Ратаган рассмеялся.
— Нам помогли, миледи. Ты себе даже представить не можешь, откуда пришла эта помощь. Магия здесь не причем. Но если бы даже и магия, что с того? Разве это дало бы тебе право на то, чтобы выжить наш народ с земли, на которой он жил вечно, прогнать нас в горы, мучить наших детей и отбирать у нас все нажитое? Я думаю, нет. — Он сплюнул в костер.
Джиннет не ответила, а лишь пристально поочередно посмотрела на них. Неумолимые глаза Айсы, усталые — Байклина, гневные — Ратагана, растерянные — Ривена.
— Вы, мужчины, что вы знаете о том, каково быть женщиной в этом мире, где ты должна согревать постель отвратительного самца, чтобы получить то, что тебе нужно для жизни? Вы, кто вслепую бредет по жизни со своими доспехами и мечами… что вы о ней знаете?
— Тебе, однако, живется не так уж и плохо, — заметил Байклин.
— Не так уж и плохо? Знаешь ли ты, сколько раз пресмыкалась я перед этими самцами, которых я ненавидела? Знаешь? Ты думаешь, надо так много мужества, чтобы размахивать мечом… — она вдруг умолкла.
— Не каждая женщина так одержима жаждой власти, что сама раздвигает ноги перед каждым бароном, которому случится оказаться поблизости, — огрызнулся Ратаган.
Джиннет внезапно встала и отбросила плед. Она стояла перед ними обнаженная, в царственной позе, упершись руками в бока. Свет костра плясал на ее атласной коже. Мгновение Ривен, не отрываясь, смотрел на нее, петом закрыл глаза, и с губ его сорвался тихий стон. Ратаган отвернулся. Его щеки вспыхнули. Байклин нахмурился, отведя взгляд в огонь. Лишь Айса все так же спокойно смотрел на нее. Глубокая морщина пролегла между хмурых бровей миркана.
— Каждый из вас, дай ему только немного вина и оставь со мной наедине, почтет за счастье взять мое тело и насладиться им в свое удовольствие. И почему тогда я не могу получить что-то нужное мне взамен?
Она села и натянула на себя плед. Серебристый свет струился из ее глаз.
— Так не должно быть, — прошептал Ривен, но она не слышала его. Между ними повисла неловкая тишина.
Байклин вдруг принялся рыться в их вещевых мешках.
— Пора подкрепиться. Немного горячей еды нам сейчас явно не помешает.
Айса отломил и отдал ему кусок супового концентрата, который он берег с тех самых пор, как они оставили, Рим-Армишир. Вскоре вода закипела в единственном у них медном котелке. По пещере разлился запах бульона. Их провизия подходила к концу. У них осталось еще немного вяленой говядины, сушеных фруктов, несколько кусочков концентрата и мешочек крупы. С тех пор, как отправились они в путь, прошло уже более двух недель, и вещевые мешки, в начале пути казавшиеся неподъемными, теперь сильно похудели, отягощенные, в основном, личными вещами путников.
Пока готовился ужин, Ривен взял головню из костра и прошел с ней в глубь пещеры. Ратаган пошел следом, и они принялись молча осматривать свое убежище. Пещера была узкой, но с высоким и ровным сводом. Их шаги отдавались эхом в глубинах пещеры.
— Больше похоже на коридор, чем на пещеру, — пробормотал Ривен. В гробовой тишине голос его казался необычайно громким. Они уже не слышали остальных и не видели света костра. Дым от горящей головни першил в горле, вызывая кашель.
— А может, это и есть коридор в доме какого-нибудь гнома, — отозвался Ратаган. Он уселся на низенький сталагмит с тупой верхушкой и скрестил руки на груди. — Я понимаю, ты ушел из-за Джиннет. Тебе все еще больно, когда она рядом? — тихо спросил он.
Ривен посмотрел на него. В неверном свете головешки гигант казался частью сталагмита.
— Да. И здесь — особенно. Она теперь еще больше похожа…
— И ты еще говорил, что это было предопределено… то, что она оказалась здесь, — задумчиво произнес Ратаган. — Но кем? И хорошо это или плохо?
Ривен покачал головой.
— Не думаю, что здесь вообще приложимы такие понятия, как хорошо или плохо. Просто так получается. Это — то, что непременно должно случиться. Как в уравнении. Определенная последовательность действий приводит к нахождению неизвестного. Встреча с гномами вполне может оказаться катализатором и ускорить реакцию.
— Ага, — проговорил Ратаган, придавая лицу своему глубокомысленное выражение. — Мы заговорили ученым языком.
Ривен невольно улыбнулся.
— Ты тоже считаешь, что в ней только зло? — спросил он гиганта.
— Зло! Что за слово. Слишком сильное и однозначное это слово, чтобы им так вот просто можно было бросаться. Нет, я не считаю, что в ней только зло, хотя она и совершает вероломные поступки во имя своих жалких целей. Я думаю, что она просто не знает, чего же ей в самом деле надо. — Он потер руки, словно стараясь отмыть их. — Зло — это нападение и убийство, если оно доставляет радость. Если оно — забава. Вот это зло. — Голос его был исполнен печали.
Ратаган посмотрел на него и криво усмехнулся.
— М-да.
По проходу вдруг потянуло холодом, и оба поежились, поскольку были легко одеты — одежда их сушилась у костра. Пламя головни в руке Ривена затрепетало, словно пойманная в силки птица, и едва не потухло.
— Пожалуй, нам лучше вернуться назад, — сказал Ривен, но почему-то они остались на месте. Они словно бы ждали чего-то. Чего-то, что непременно должно случиться.
Они прислушались, но не услышали ничего, кроме звука сочащейся по капле воды и своего возбужденного дыхания. Пламя вспыхнуло в последний раз и погасло, их окутала тьма. Отбросив потухшую головешку, Ривен инстинктивно подобрался поближе к Ратагану. Сердце в груди его громко стучало.
И вдруг вспыхнул свет — голубое сияние постепенно заполнило всю пещеру, распространившись во всех направлениях, озарив каменные стены и высокий потолок; в этом странном сиянии они разглядели четыре невысокие и ладные человеческие фигуры, окружившие их с четырех сторон.
Люди были не более пяти футов ростом. Крепкого телосложения. Широкие плечи. Густые длинные бороды. Тяжелые молотки в огромных кулачищах. Шишковатые лысины. И глаза точно алые огоньки.
— Гномы, — хрипло вырвалось у Ратагана.
18
— Мы — Грейдхнехр, Народ Камня, — произнес один из гномов, выступив вперед. Его голос был гулок и глух, как грохот обвала глубоко под землей, из глаз лился свет пылающих углей.
— Мы — древнейший из народов этого мира и живем дольше всех. Мы видели Мингниш, когда бескрайние леса покрывали Великий Дол, а холм Талскера не венчала ни одна из нынешних башен. Зима тогда не наступала поперед лета, на людей не нападали лютые звери и сами люди не выходили с оружием друг против друга.
Каменный потолок огромной пещеры, куда они пришли с гномами, — свод, поддерживаемый толстыми колоннами, вырубленными прямо в скале, был таким низким, что Ратаган постоянно задевал о него головой. Колонны украшали вырезанные в камне изображения мужчин, женщин, Снежных Исполинов и даже гриффешей. На одной Ривен увидел оскалившегося гогвульфа, на другой — сидящего на корточках вира и сурового миркана — на третьей.
В круглых углублениях, расположенных неравномерно в полу пещеры, горел огонь. Языки пламени лизали основания колонн, придавая всему помещению вид пылающей преисподней, как обычно ее представляли художники и поэты средневековья. Дюжина гномов восседала на креслах с высокими спинками, лицом к вошедшим людям. За спиной у них возвышалась еще череда колонн, не похожих на те, что были в зале: то были кариатиды в форме гигантских изваяний гномов, поддерживающих своими плечами гранитный свод, с лицами, искаженными от натуги. Ровно двенадцать фигур, ни одна не похожа на другую; во взгляде каждой — болезненное напряжение. Ривен невольно поежился. Они казались живыми.
В пещере было жарко и душно, так что на лбу у Ривена выступил пот. Они молча стояли перед сидящими гномами, словно обвиняемые на суде. Оружие, по их согласию, у них отобрали в пещере те самые четверо гномов, с которыми Ривен и Ратаган столкнулись в подземном коридоре.
У гнома, который теперь обращался к ним, было лицо Кэлама Маккиннона, отца Дженни.
— Немало людей приходило сюда, в эти горы. Кости многих остались лежать здесь навечно. Кому-то мы помогали, на кого-то не обращали внимания, кого-то, за его вину, собственноручно лишили жизни. С вами миркан. Это хорошо. Ибо народ-воин вышел из камня, которого касались резцы гномов-ваятелей. С вами человек громадного роста и человек со смуглым лицом. С вами женщина. И еще с вами тот, в ком таится великая сила, запертая точно вода плотиной. Тот, кто сотворен из материи другого мира, настолько чужд этому, что мы смогли почуять его приход, как только нога его коснулась камня этих гор. Интересная компания, в самом деле. Их преследуют Исполины и люди. Люди-виры им помогают, а Горний народ дарит им свою дружбу. Интересная компания.
Гном замолчал, словно обдумывая все это. Его товарищи тоже сидели молча. Неподвижно. Словно каменные изваяния. Но в мозгу у Ривена стоял какой-то гул, напоминающий отзвуки далекого разговора. Не отрываясь смотрел он на гнома, который был возрожденным Кэламом. Борода изменила его лицо, и глаза, горящие алым огнем, были чужими и странными, но все-таки это был Кэлам — вплоть до насмешливого изгиба в уголке рта, линию которого унаследовала Дженни, а потом получила Джиннет. Однако лицо у гнома оставалось бесстрастным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63