Это были их края до того, как Человек наложил на них свою печать, — красивые, нетронутые. Но и опасные, напомнил он себе. Странные существа бродили здесь при лунном свете. Этого не следовало забывать.
— Мы тут в безопасности? — спросил он Котт, вернувшись к костру. — Или надо ночью дежурить?
Она подогревала разломавшийся пирог на сковородке, оставшейся жирной после завтрака, и в ночном воздухе аппетитно пахло яблоками.
— Тут мы можем быть спокойны. Остерегаться нам нужно в лесу, пора бы тебе знать, — она откинула голову, глядя на синий полог ночи за ветвями рощи. — Но здесь нам ничто не грозит, если ты не боишься сов.
Он сел рядом с ней, и они вместе принялись, обжигая пальцы, брать кусочки пирога и кормить друг друга. От новой одежды Котт исходил запах его дома даже после купания в реке. Запах мыла и утюжки. Ее собственный, сочный (если это было подходящим словом), поднимался из открытого ворота, такой же неуместный, как волк в гостиной.
Наевшись, они легли на седло Мечты вместо подушки, укрылись потником, а перед глазами у них плясали и потрескивали языки пламени.
— Завтра мы отправимся в Дикий Лес, — пробормотала Котт в плечо Майкла. — Под настоящие деревья.
Майкл зевнул. Он чувствовал себя захмелевшим от чистого воздуха. Дым костра и яблочный пирог, лошадь и выглаженное полотно — благоухание это было лучше всякой колыбельной.
— Как скажешь, — ответил он ей и тут же заснул.
Утром волосы у них заиндевели, а все вокруг превратилось в хрупкую белую сказку, сверкающую в солнечных лучах. Майкл, весь дрожа, подпрыгивал, чтобы согреться, а Котт ворчала, лишившись тепла его тела под боком. Она неодобрительно следила за ним, высунув порозовевший кончик носа из-под потника.
— Разведи же костер, Майкл, ради всего святого. И перестань прыгать, будто лягушка на раскаленных камнях.
Зубы у него стучали так, что он не сумел выговорить ни слова, белое облако его дыхания повисало в воздухе, точно пар. Он присел на корточки и начал дуть на дотлевающие угольки в куче золы. Однако пришлось истратить драгоценную спичку.
— Готово, — сказал он Котт. — Можешь вылезать. А утро чудесное!
— Такое чудесное, что у собаки хвост отмерзнет. И пока иней не сойдет, я буду лежать тут.
Майкл пожал плечами и обернулся к Мечте, которая, казалось, отлично перенесла испытания предыдущего дня, и стояла, глядя на юг, — туда, где холмы застилал осеребренный инеем ковер деревьев.
Дикий Лес.
Его обвили руки Котт, холодные пальцы сцепились у него на животе, ее теплое дыхание обдало его ухо.
— Он дикий, Майкл. Мы должны все время помнить об этом. Он не похож на леса в твоем мире. Человек тут не владыка. В дремучих лесах есть существа древнее, чем он, и не все они относятся к нему дружелюбно, — она поцеловала его в шею, где зашевелились волоски.
— Что ты такое, Котт? Ты тоже одна из них, подмененная, или что?
Она отпустила руки.
— Не твое дело, — она вернулась к костру. — Лучше оседлай свою скотину. Нам сегодня предстоит немалый путь.
Он смотрел, как она оттирает сковородку пучком обледенелой травы.
— Ты знаешь, почему я здесь, Котт? Почему все это происходит со мной?
Она замерла и несколько секунд посасывала губы.
— Я знаю, что у Всадника есть с тобой какая-то связь. Ему что-то нужно от тебя.
— Что?
— Откуда мне знать? Нельзя сказать, что мы с ним так уж часто чешем вместе языки, — она словно бы собиралась добавить что-то, но затем плотно сжала губы.
— Кто он?
— Дьявол.
— Ты в этом уверена, Котт? Ты знаешь, что такое Дьявол?
В ее обращенных к нему глазах отразилось солнце, они были зеленые, будто изумруды с крохотными точками зрачков.
— Некоторые говорят, что он отец всех вирим в Диком Лесу, что мы его дети. Так говорят деревенские жители.
— Вирим? — повторил он вопросительно.
— Ты кое-кого уже встречал. Тролли. Человековолки. Все они вирим. Помнишь утро, когда я убила поросенка? Они следили за тобой, древесный народ, но оставили тебя в покое, потому что с тобой была я.
Он вспомнил ухающий смех в ветвях, паучьи руки и ноги, мелькнувшее треугольное лицо.
— Так кто же ты, Котт? Ты выглядишь такой же, как я. Обыкновенной.
По большей части, добавил он про себя.
— Я одна из них, Майкл. Я тоже принадлежу этому краю. Его сок течет в моих жилах. Древесный сок и древняя магия — вот то, из чего я создана. Я не знаю, когда родилась или… или от кого, какой был мой дом и сколько времени я живу на земле, — несколько секунд она смотрела на свои тонкие руки. — Есть и другие такие, как я. Деревенские жители называют нас призраками, подмененными. Они избегают нас, чуть только обнаружат нашу истинную природу. Но когда ты здесь, я — настоящая, насколько это возможно. Я люблю тебя Майкл. Разве этого недостаточно?
От слез ее глаза загорелись зеленым огнем. Майкл растерянно нагнулся и обнял ее.
Она была настоящая. Его руки сжимали мышцы и кости. Теплая плоть и кровь. И он пойдет с ней хоть до порога смерти, если будет надо.
Они по очереди ехали на Мечте на юг — кто-то широко шагал по мокрой траве холмов рядом с кобылкой, кто-то важно восседал на ней. Солнце поднималось все выше и становилось все теплее. Ясный, солнечный, просто сентябрьский день.
Среди холмов группами бродили и паслись олени, вверху проносились пустельги, в траве шмыгали зайцы, удирая при их приближении.
— А людей нет, — сказал Майкл. Как-то странно было видеть, что такую отличную землю никто не обрабатывает. Ни живых изгородей, ни полей. Это вновь и вновь изумляло его.
— Так далеко на севере никто не живет, потому что именно здесь находится большинство дверей между этим миром и другими. По временам из леса появляются странные существа — не только люди вроде лесных братьев, но и невиданные звери. Для людей, живущих в лесу, эта область — средоточие колдовства.
Майкл покачал головой, сдвинув брови.
— В чем дело? — спросила Котт.
— Теперь я знаю, откуда взялись феи и все прочие. Они отсюда — древесный народ, как ты их называешь, и волки-оборотни и еще всякие. Дома они слывут мифическими созданиями, но они отсюда, ясно как день.
— Ясно как день, — повторила Котт рассеянно, вглядываясь в темную линию леса на южном горизонте.
Вот так они путешествовали до вечера, грызя на ходу овсяные лепешки, запивая их водой из ручьев. Котт умудрилась в мгновение ока выхватить из воды форель — Майкл только рот разинул. Муллан всегда утверждал, что это возможно, но он не верил.
Тени начали удлиняться, смеркалось, и они остановились на ночлег в первых пределах Дикого Леса. Под деревьями непроницаемый мрак нарушался только светляками, да голубоватым сиянием гнилушек, и Майкл боязливо насторожился. Он зарядил дробовик, не обращая внимания на сердитые взгляды Котт, и они поужинали форелью с остатками хлеба и сыра. Потом легли у костра, крепко обнявшись, и слушали лесные шумы, а Мечта нервно била копытами и нюхала полный запахов воздух.
— Они здесь, Майкл, — сказала Котт.
— Что? Кто? — его рука рванулась к дробовику, но она схватила его за запястье и прижала к земле с неожиданной силой.
— Тише, милый. Пока я тут, с тобой ничего не случится.
— Но кто они, Котт?
Она не ответила. Волосы у него на голове встали дыбом, а удары сердца эхом отдавались в горле. Он зашептал «Отче наш».
Котт заерзала словно от боли.
— Нет. Не надо этого. Молчи! — она положила ладонь ему на губы.
В деревьях послышался шум, словно ветки всколыхнул внезапный порыв ветра.
— Меркади! — тихо позвала Котт.
— Я здесь, сестрица, — донесся из темноты голос, от которого Майкл подскочил. И сразу же кругом послышались смешки, хихиканье — и пронзительные, как у маленького ребенка, и басистые.
— Что ты натворила, сестрица? — сказал один.
— С кем она только не водится! — фыркнул другой.
— Нет, вы посмотрите, как он глазами сверкает, — вставил третий.
— От него несет железом, — буркнул бас, и вновь воцарилась тишина. Но Майклу казалось, что он слышит шуршание, шелест, звуки движения в темноте. И там были глаза, десятки и десятки, за границей света, отбрасываемого костром. Одни были большие с бильярдные шары, другие мерцали, как светляки. Они непрерывно двигались, подмаргивали ему и подмигивали. Он ошеломленно оглядывался и понял, что они смотрят на него сверху, с деревьев. Ветка мелькнула в свете костра и ударила его по голове, вызвав веселые смешки. Котт крепко его обняла.
— Оставьте его в покое. Он мой!
Что-то дернуло его за щиколотку. Он успел заметить что-то вроде паука величиной с ребенка. Новый взрыв смеха.
— Прекрати, Меркади! — крикнула Котт, и ее глаза засверкали, как у них. — Оставьте его в покое.
— В какую игру ты играешь, сестрица Катерина? — спросил Меркади голосом высоким, как звуки тростниковой флейты. — Почему ты привела в Дикий Лес смертного, носящего железо? Мы тебя так ничему и не научили?
— Я возьму его глаза, — заявил другой голос.
— А я — его зубы. Красивое будет ожерелье.
— Нет, — твердо заявила Котт.
— Он из того места, которое породило лысоголовых людей. Я чую.
Между древесных стволов разнеслось долгое общее рычание. Майкл вырвался из объятий Котт и вскочил на ноги. Инстинкт подстегивал его обратиться в бегство, но не успел он сделать и шага, как что-то просвистело у него над головой, и петля аркана прижала его руки к туловищу. Его втащили в темноту под насмешливые вопли и визг, а у него за спиной что-то в бешенстве кричала Котт. Он упал головой вперед, нос и рот наполнились смрадными запахами перегноя. Он пытался вырваться, а костлявые пальцы щипали, дергали, таскали за уши, тыкали в глаза. К его испугу теперь примешалась ярость, он сумел встать на колени и закричал на своих мучителей. Вокруг грянул смех, точно перезвон бубенцов, и его снова швырнули на землю. Его лоб ударился о корень, в голове точно вспыхнул фейерверк, ноздри ощутили запах крови. Он охнул от боли, и ему показалось, что у него на спине ребенок отбивает чечетку. Потом раздался вопль, и невидимый танцор исчез с его спины. Руки помогли ему встать — осторожно, но с силой, которой нельзя было сопротивляться. Он замигал, смаргивая с глаз слезы, и обрел способность видеть.
Котт держала брызжущую огнем ветку из костра, ее глаза горели гневом, черные брови сошлись на переносице, как две грозовые тучи. Рядом с ней была нелепая фигура, похожая на пугало в три фута высотой. Черная кожа, глаза — две раскосые щелки, горящие зеленым светом, острый нос крючком, длинные узкие уши, копна курчавых волос, тонких, как нити мха. На нем была грубая одежда из дубленой кожи, украшенная полосками меха, рядами сверкающих бусин, кусками кварца и янтаря и маленькими черепами, — видимо, землероек, кротов, белок и полевок. От него душно пахло перегноем и сырой землей — дыханием осени, самим лесом.
Майкл покосился на руки, которые его поддерживали. Массивные, волосатые, четырехпалые, с толстыми острыми ногтями, больше похожими на когти. Он извернул шею и посмотрел вверх — еще вверх — на широкое безобразное лицо с могучим носом, двумя глазами-фонарями и мокрой нижней губой, отогнутой двумя торчащими клыками.
— Иисус, Пресвятая Дева и Иосиф! — охнул он.
— Я Меркади, — сказал маленький, ухмыляясь так, что Майкл увидел ровные желтые зубы, которые, казалось, тянулись от одного заостренного уха до другого. — А моего друга зовут Двармо, добряк, хоть, может, умом и не блещет. Сестрица Катерина убедила нас, что с тобой следует обходиться почтительнее.
Он кивнул великану позади Майкла. Петля расслабилась и упала на землю.
— И еще она убедила нас, что вам может понадобиться в Диком Лесу какая-никакая помощь, а потому, думается, надо нам попить, поесть и поразмыслить, а может, и об заклад побиться, когда плоть ублаготворится? Что скажешь ты, высокий человек?
Котт рядом с Меркади сосредоточенно хмурилась, будто желая что-то сказать, но ветка в ее руке то вспыхивала, то почти угасала, мешая свет и тени между деревьев, и уловить выражение ее лица было трудно. Майкл пощупал отпечатки подошв у себя на спине.
— Ну, хорошо.
Усмешка стала еще шире — от лица Меркади словно бы остались только насмешливо оскаленные зубы и горящие щелки глаз.
— В таком случае мы приглашаем вас в свое жилище (в темноте забормотали голоса и тут же стихли) и предлагаем вам гостеприимство Древесного Народа — тут он отвесил глубокий поклон, выставив вперед тощую ногу и почти коснувшись носом колена. Внезапно ветка в руке Котт погасла и осталось только зарево костра, почему-то далеко в стороне. В этом свете лицо Меркади казалось жутким, как у химеры. Он шагнул вперед и, согнув длинный указательный палец, сделал Майклу знак наклонить голову.
— Ваша супруга тревожится из-за вас, знаете ли. Лучше не перечьте ей. Она хорошая девочка, но слишком уж порывистая, — он приложил указательный палец к носу и заговорщицки подмигнул Майклу.
— Что?
Но Меркади уже умчался вприпрыжку, восклицая:
— Домой, домой, в Провал Висельников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
— Мы тут в безопасности? — спросил он Котт, вернувшись к костру. — Или надо ночью дежурить?
Она подогревала разломавшийся пирог на сковородке, оставшейся жирной после завтрака, и в ночном воздухе аппетитно пахло яблоками.
— Тут мы можем быть спокойны. Остерегаться нам нужно в лесу, пора бы тебе знать, — она откинула голову, глядя на синий полог ночи за ветвями рощи. — Но здесь нам ничто не грозит, если ты не боишься сов.
Он сел рядом с ней, и они вместе принялись, обжигая пальцы, брать кусочки пирога и кормить друг друга. От новой одежды Котт исходил запах его дома даже после купания в реке. Запах мыла и утюжки. Ее собственный, сочный (если это было подходящим словом), поднимался из открытого ворота, такой же неуместный, как волк в гостиной.
Наевшись, они легли на седло Мечты вместо подушки, укрылись потником, а перед глазами у них плясали и потрескивали языки пламени.
— Завтра мы отправимся в Дикий Лес, — пробормотала Котт в плечо Майкла. — Под настоящие деревья.
Майкл зевнул. Он чувствовал себя захмелевшим от чистого воздуха. Дым костра и яблочный пирог, лошадь и выглаженное полотно — благоухание это было лучше всякой колыбельной.
— Как скажешь, — ответил он ей и тут же заснул.
Утром волосы у них заиндевели, а все вокруг превратилось в хрупкую белую сказку, сверкающую в солнечных лучах. Майкл, весь дрожа, подпрыгивал, чтобы согреться, а Котт ворчала, лишившись тепла его тела под боком. Она неодобрительно следила за ним, высунув порозовевший кончик носа из-под потника.
— Разведи же костер, Майкл, ради всего святого. И перестань прыгать, будто лягушка на раскаленных камнях.
Зубы у него стучали так, что он не сумел выговорить ни слова, белое облако его дыхания повисало в воздухе, точно пар. Он присел на корточки и начал дуть на дотлевающие угольки в куче золы. Однако пришлось истратить драгоценную спичку.
— Готово, — сказал он Котт. — Можешь вылезать. А утро чудесное!
— Такое чудесное, что у собаки хвост отмерзнет. И пока иней не сойдет, я буду лежать тут.
Майкл пожал плечами и обернулся к Мечте, которая, казалось, отлично перенесла испытания предыдущего дня, и стояла, глядя на юг, — туда, где холмы застилал осеребренный инеем ковер деревьев.
Дикий Лес.
Его обвили руки Котт, холодные пальцы сцепились у него на животе, ее теплое дыхание обдало его ухо.
— Он дикий, Майкл. Мы должны все время помнить об этом. Он не похож на леса в твоем мире. Человек тут не владыка. В дремучих лесах есть существа древнее, чем он, и не все они относятся к нему дружелюбно, — она поцеловала его в шею, где зашевелились волоски.
— Что ты такое, Котт? Ты тоже одна из них, подмененная, или что?
Она отпустила руки.
— Не твое дело, — она вернулась к костру. — Лучше оседлай свою скотину. Нам сегодня предстоит немалый путь.
Он смотрел, как она оттирает сковородку пучком обледенелой травы.
— Ты знаешь, почему я здесь, Котт? Почему все это происходит со мной?
Она замерла и несколько секунд посасывала губы.
— Я знаю, что у Всадника есть с тобой какая-то связь. Ему что-то нужно от тебя.
— Что?
— Откуда мне знать? Нельзя сказать, что мы с ним так уж часто чешем вместе языки, — она словно бы собиралась добавить что-то, но затем плотно сжала губы.
— Кто он?
— Дьявол.
— Ты в этом уверена, Котт? Ты знаешь, что такое Дьявол?
В ее обращенных к нему глазах отразилось солнце, они были зеленые, будто изумруды с крохотными точками зрачков.
— Некоторые говорят, что он отец всех вирим в Диком Лесу, что мы его дети. Так говорят деревенские жители.
— Вирим? — повторил он вопросительно.
— Ты кое-кого уже встречал. Тролли. Человековолки. Все они вирим. Помнишь утро, когда я убила поросенка? Они следили за тобой, древесный народ, но оставили тебя в покое, потому что с тобой была я.
Он вспомнил ухающий смех в ветвях, паучьи руки и ноги, мелькнувшее треугольное лицо.
— Так кто же ты, Котт? Ты выглядишь такой же, как я. Обыкновенной.
По большей части, добавил он про себя.
— Я одна из них, Майкл. Я тоже принадлежу этому краю. Его сок течет в моих жилах. Древесный сок и древняя магия — вот то, из чего я создана. Я не знаю, когда родилась или… или от кого, какой был мой дом и сколько времени я живу на земле, — несколько секунд она смотрела на свои тонкие руки. — Есть и другие такие, как я. Деревенские жители называют нас призраками, подмененными. Они избегают нас, чуть только обнаружат нашу истинную природу. Но когда ты здесь, я — настоящая, насколько это возможно. Я люблю тебя Майкл. Разве этого недостаточно?
От слез ее глаза загорелись зеленым огнем. Майкл растерянно нагнулся и обнял ее.
Она была настоящая. Его руки сжимали мышцы и кости. Теплая плоть и кровь. И он пойдет с ней хоть до порога смерти, если будет надо.
Они по очереди ехали на Мечте на юг — кто-то широко шагал по мокрой траве холмов рядом с кобылкой, кто-то важно восседал на ней. Солнце поднималось все выше и становилось все теплее. Ясный, солнечный, просто сентябрьский день.
Среди холмов группами бродили и паслись олени, вверху проносились пустельги, в траве шмыгали зайцы, удирая при их приближении.
— А людей нет, — сказал Майкл. Как-то странно было видеть, что такую отличную землю никто не обрабатывает. Ни живых изгородей, ни полей. Это вновь и вновь изумляло его.
— Так далеко на севере никто не живет, потому что именно здесь находится большинство дверей между этим миром и другими. По временам из леса появляются странные существа — не только люди вроде лесных братьев, но и невиданные звери. Для людей, живущих в лесу, эта область — средоточие колдовства.
Майкл покачал головой, сдвинув брови.
— В чем дело? — спросила Котт.
— Теперь я знаю, откуда взялись феи и все прочие. Они отсюда — древесный народ, как ты их называешь, и волки-оборотни и еще всякие. Дома они слывут мифическими созданиями, но они отсюда, ясно как день.
— Ясно как день, — повторила Котт рассеянно, вглядываясь в темную линию леса на южном горизонте.
Вот так они путешествовали до вечера, грызя на ходу овсяные лепешки, запивая их водой из ручьев. Котт умудрилась в мгновение ока выхватить из воды форель — Майкл только рот разинул. Муллан всегда утверждал, что это возможно, но он не верил.
Тени начали удлиняться, смеркалось, и они остановились на ночлег в первых пределах Дикого Леса. Под деревьями непроницаемый мрак нарушался только светляками, да голубоватым сиянием гнилушек, и Майкл боязливо насторожился. Он зарядил дробовик, не обращая внимания на сердитые взгляды Котт, и они поужинали форелью с остатками хлеба и сыра. Потом легли у костра, крепко обнявшись, и слушали лесные шумы, а Мечта нервно била копытами и нюхала полный запахов воздух.
— Они здесь, Майкл, — сказала Котт.
— Что? Кто? — его рука рванулась к дробовику, но она схватила его за запястье и прижала к земле с неожиданной силой.
— Тише, милый. Пока я тут, с тобой ничего не случится.
— Но кто они, Котт?
Она не ответила. Волосы у него на голове встали дыбом, а удары сердца эхом отдавались в горле. Он зашептал «Отче наш».
Котт заерзала словно от боли.
— Нет. Не надо этого. Молчи! — она положила ладонь ему на губы.
В деревьях послышался шум, словно ветки всколыхнул внезапный порыв ветра.
— Меркади! — тихо позвала Котт.
— Я здесь, сестрица, — донесся из темноты голос, от которого Майкл подскочил. И сразу же кругом послышались смешки, хихиканье — и пронзительные, как у маленького ребенка, и басистые.
— Что ты натворила, сестрица? — сказал один.
— С кем она только не водится! — фыркнул другой.
— Нет, вы посмотрите, как он глазами сверкает, — вставил третий.
— От него несет железом, — буркнул бас, и вновь воцарилась тишина. Но Майклу казалось, что он слышит шуршание, шелест, звуки движения в темноте. И там были глаза, десятки и десятки, за границей света, отбрасываемого костром. Одни были большие с бильярдные шары, другие мерцали, как светляки. Они непрерывно двигались, подмаргивали ему и подмигивали. Он ошеломленно оглядывался и понял, что они смотрят на него сверху, с деревьев. Ветка мелькнула в свете костра и ударила его по голове, вызвав веселые смешки. Котт крепко его обняла.
— Оставьте его в покое. Он мой!
Что-то дернуло его за щиколотку. Он успел заметить что-то вроде паука величиной с ребенка. Новый взрыв смеха.
— Прекрати, Меркади! — крикнула Котт, и ее глаза засверкали, как у них. — Оставьте его в покое.
— В какую игру ты играешь, сестрица Катерина? — спросил Меркади голосом высоким, как звуки тростниковой флейты. — Почему ты привела в Дикий Лес смертного, носящего железо? Мы тебя так ничему и не научили?
— Я возьму его глаза, — заявил другой голос.
— А я — его зубы. Красивое будет ожерелье.
— Нет, — твердо заявила Котт.
— Он из того места, которое породило лысоголовых людей. Я чую.
Между древесных стволов разнеслось долгое общее рычание. Майкл вырвался из объятий Котт и вскочил на ноги. Инстинкт подстегивал его обратиться в бегство, но не успел он сделать и шага, как что-то просвистело у него над головой, и петля аркана прижала его руки к туловищу. Его втащили в темноту под насмешливые вопли и визг, а у него за спиной что-то в бешенстве кричала Котт. Он упал головой вперед, нос и рот наполнились смрадными запахами перегноя. Он пытался вырваться, а костлявые пальцы щипали, дергали, таскали за уши, тыкали в глаза. К его испугу теперь примешалась ярость, он сумел встать на колени и закричал на своих мучителей. Вокруг грянул смех, точно перезвон бубенцов, и его снова швырнули на землю. Его лоб ударился о корень, в голове точно вспыхнул фейерверк, ноздри ощутили запах крови. Он охнул от боли, и ему показалось, что у него на спине ребенок отбивает чечетку. Потом раздался вопль, и невидимый танцор исчез с его спины. Руки помогли ему встать — осторожно, но с силой, которой нельзя было сопротивляться. Он замигал, смаргивая с глаз слезы, и обрел способность видеть.
Котт держала брызжущую огнем ветку из костра, ее глаза горели гневом, черные брови сошлись на переносице, как две грозовые тучи. Рядом с ней была нелепая фигура, похожая на пугало в три фута высотой. Черная кожа, глаза — две раскосые щелки, горящие зеленым светом, острый нос крючком, длинные узкие уши, копна курчавых волос, тонких, как нити мха. На нем была грубая одежда из дубленой кожи, украшенная полосками меха, рядами сверкающих бусин, кусками кварца и янтаря и маленькими черепами, — видимо, землероек, кротов, белок и полевок. От него душно пахло перегноем и сырой землей — дыханием осени, самим лесом.
Майкл покосился на руки, которые его поддерживали. Массивные, волосатые, четырехпалые, с толстыми острыми ногтями, больше похожими на когти. Он извернул шею и посмотрел вверх — еще вверх — на широкое безобразное лицо с могучим носом, двумя глазами-фонарями и мокрой нижней губой, отогнутой двумя торчащими клыками.
— Иисус, Пресвятая Дева и Иосиф! — охнул он.
— Я Меркади, — сказал маленький, ухмыляясь так, что Майкл увидел ровные желтые зубы, которые, казалось, тянулись от одного заостренного уха до другого. — А моего друга зовут Двармо, добряк, хоть, может, умом и не блещет. Сестрица Катерина убедила нас, что с тобой следует обходиться почтительнее.
Он кивнул великану позади Майкла. Петля расслабилась и упала на землю.
— И еще она убедила нас, что вам может понадобиться в Диком Лесу какая-никакая помощь, а потому, думается, надо нам попить, поесть и поразмыслить, а может, и об заклад побиться, когда плоть ублаготворится? Что скажешь ты, высокий человек?
Котт рядом с Меркади сосредоточенно хмурилась, будто желая что-то сказать, но ветка в ее руке то вспыхивала, то почти угасала, мешая свет и тени между деревьев, и уловить выражение ее лица было трудно. Майкл пощупал отпечатки подошв у себя на спине.
— Ну, хорошо.
Усмешка стала еще шире — от лица Меркади словно бы остались только насмешливо оскаленные зубы и горящие щелки глаз.
— В таком случае мы приглашаем вас в свое жилище (в темноте забормотали голоса и тут же стихли) и предлагаем вам гостеприимство Древесного Народа — тут он отвесил глубокий поклон, выставив вперед тощую ногу и почти коснувшись носом колена. Внезапно ветка в руке Котт погасла и осталось только зарево костра, почему-то далеко в стороне. В этом свете лицо Меркади казалось жутким, как у химеры. Он шагнул вперед и, согнув длинный указательный палец, сделал Майклу знак наклонить голову.
— Ваша супруга тревожится из-за вас, знаете ли. Лучше не перечьте ей. Она хорошая девочка, но слишком уж порывистая, — он приложил указательный палец к носу и заговорщицки подмигнул Майклу.
— Что?
Но Меркади уже умчался вприпрыжку, восклицая:
— Домой, домой, в Провал Висельников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44