Они должны были получить его несколько дней назад, пока вы добирались сюда. Ап Хиул говорит правду. Если мы не пошлем гонца, чтобы их остановить, сингаэли захватят ваши ладьи или отгонят их от берега, и вам будет некуда вернуться. Вы погибнете там, где стоите. Йормсвик уже никогда не будет прежним. Над вашими именами будут насмехаться вечно. Вы даже не можете себе представить, с каким удовольствием я вам это говорю.
Среди стоящих внизу эрлингов раздался ропот. Алун услышал в нем гнев, но не страх. Он его и не ожидал. Он видел, как некоторые из них обнажают мечи и топоры. С тяжелым, яростным чувством неизбежности он вынул из ножен свой меч. Начинается, наконец-то начинается.
— Погоди, — тихо произнес рядом с ним Торкел.
— Они достают оружие! — хрипло ответил Алун.
— Я вижу. Погоди. Они выиграют этот бой.
— Не выиграют!
— Поверь мне. Выиграют.
Ап Хиул тоже это понимает. Силы почти равны, но у них есть всадники и тренированные бойцы. У Брина тридцать человек, а остальные — крестьяне с серпами и посохами. Подумай!
Его голос донесся до передних рядов. Позже Алун решил, что он сделал это нарочно. Брин слегка повернул к ним голову.
— Они понимают, что не покинут эти берега живыми, — тихо сказал он.
— Думаю, понимают, — так же тихо согласился Торкел Эйнарсон на языке сингаэлей. — Это неважно. Они не могут оставить вам заложников или ладьи и вернуться в Йормсвик. Скорее умрут.
— Значит, будем сражаться. Убьем их столько, чтобы завтра или на следующий…
— А что скажут ваши жены и матери и отцы этих двух принцев? — Торкел по-прежнему не повышал голоса.
Брин обернулся. Алун увидел его глаза в предвечернем свете.
— Они скажут, что эрлинги, проклятые Джадом и всем светом, отправили к богу еще больше хороших людей до срока. Скажут то, что всегда говорили.
— Есть выход.
Брин уставился на него.
— Я слушаю, — произнес он. Алун ощутил порыв ветра, от которого заколыхались их знамена.
— Мы вызовем его на поединок, — сказал Торкел. — Если он победит, им позволят уйти. Если проиграет, они оставят два корабля и заложников.
— Ты только что сказал…
— Они не могут отдать корабли добровольно. Но могут проиграть бой. Тогда их честь потребует сдержать слово. Они так и сделают. Это Йормсвик.
— Эта разница так важна?
Торкел кивнул головой.
— Всегда была важна.
— Хорошо, — через секунду ответил Брин и улыбнулся. — Хорошо. Я с ним буду драться. Если он согласится.
Оглядываясь назад, Алун вспомнил, что четыре разных человека произнесли “нет” одновременно, и он был одним из них.
Но голос, продолжавший звучать, когда остальные от удивления умолкли, принадлежал женщине.
— Нет! — повторила она.
Алун оглянулся, они все оглянулись. Сбоку на склоне холма, очень близко от них, сидели верхом на лошадях супруга и дочь Брина ап Хиула. Он увидел Рианнон, увидел, что она смотрит прямо на него, и у него глухо стукнуло сердце, лавина воспоминаний и образов обрушилась, подобно стрелам с ясного неба.
Слово “нет” произнесла ее мать. Брин уставился на нее. Она выехала вперед и остановилась среди них.
— Я велел тебе остаться дома, — сказал он достаточно мягко.
— Я знаю, мой господин. Сделай мне выговор потом. Но сначала выслушай. Вызов на поединок — это правильно. Я слышала, что он сказал. Но на этот раз это не твой поединок.
— Он должен быть моим. Энид, они пришли, чтобы убить меня.
— И им нельзя доставить это удовольствие. Мой дорогой, ты — вершина славы всех живущих людей.
— Мне нравится, как это звучит, — сказал Брин ап Хиул.
— Я так и думала, — ответила леди Энид. — Ты тщеславен. Это грех. С сожалением должна сказать тебе, что ты также старый, толстый и быстро задыхаешься.
— Я не толстый! Я…
— Ты толстый, и твое левое колено ноет даже сейчас, а твоя спина каждый день к этому часу перестает гнуться.
— Он тоже старый! Этот одноглазый капитан прожил…
— Он пират, мой господин. — Это заговорил Торкел. — Я знаю его имя. Леофсон — один из лучших капитанов Йормсвика. Он все еще боец, мой господин. Твоя жена говорит правду.
— Ты здесь для того, чтобы меня опозорить, жена? Ты хочешь сказать, что я не могу победить…
— Любовь моя, три принца и их сыновья стояли рядом с тобой двадцать пять лет назад.
— Не вижу причины, чтобы…
— Не покидай меня, — сказала Энид Бринфеллская. — Только не так.
Алун слышал пение птиц. Поступки людей, их крушения и штормы не имеют никакого значения. Стоит летний день. Птицы будут здесь и после того, как все закончится, так или иначе. Брин смотрел на жену. Она спрыгнула с коня без посторонней помощи и опустилась перед мужем на колени. Брин откашлялся.
Молчание нарушил Ательберт. Он дернул поводья и немного проехал вниз по склону в сторону эрлингов.
— Слушайте меня. Нам сказали, что вы не можете добровольно оставить корабли. Вы должны понимать, что умрете, если это так. Сейчас вам предлагают поединок. Выберите своего человека, мы сделаем то же самое. Если вы победите, вам разрешат уплыть отсюда, хотя я не могу говорить от имени своего отца и о том, что может случиться с вашими кораблями по пути домой.
— А если мы проиграем?
Они примут предложение. Алун это понял еще до того, как они выслушали условия. Понял по голосу одноглазого вожака. Они были наемниками, нанятыми сражаться, а не берсерками, жаждущими смерти. У него возникло странное ощущение, что время описало круг.
“Принцы и их сыновья”. Его отец был одним из тех сыновей двадцать пять лет назад. Ему было почти столько же лет, сколько сейчас Алуну. То, что здесь происходило, напоминало клубок пряжи, разматывающийся назад, к прибрежной полосе в Льюэрте.
Ательберт снова заговорил:
— Вы оставите два корабля, оружие, в том числе и то, которое на кораблях, и десять заложников в качестве гарантии, которых отпустят весной. Это не капитуляция. Это проигранный поединок.
— Как мы доберемся домой без оружия? Если мы кого-нибудь встретим…
— Тогда вам лучше победить, не так ли? И надеяться, что вы не встретите корабли моего отца. Соглашайтесь — или сражайтесь с нами здесь.
— Согласны, — ответил Бранд Леофсон даже быстрее, чем ожидал Алун.
Сердце Алуна теперь сильно билось. Началось. Конечно, он думал о Дее. Рагнарсон мертв, но ниже по склону стоит пират с мечом. Клубок распущен. Он глубоко вздохнул, чтобы успокоиться. Его очередь дернуть за повод и послать коня вперед, к судьбе, которая уготована ему в конце весны.
— Я это сделаю, — сказал Торкел Эйнарсон. Алун натянул повод коня и быстро оглянулся.
— Я знал, что это будешь ты, — очень тихо произнес Брин. — Полагаю, за этим и привел тебя сюда Джад.
Алун открыл рот, чтобы возразить, но обнаружил, что не может найти слов. Лихорадочно стал подыскивать их. Торкел смотрел на него с неожиданным выражением в глазах.
— Подумай об отце, — произнес он. И прибавил, отворачиваясь: — Принц Ательберт, ты даешь мне разрешение воспользоваться мечом, который дал мне в лесу?
Ательберт кивнул головой молча. Алун спросил себя: неужели он сейчас выглядит таким же юным, как англсин? Он чувствовал себя ребенком, которого пустили в общество мужчин, как того десятилетнего мальчишку, который пришел к ним вместе с крестьянами с запада.
Торкел соскочил с коня.
— Не берешь молот? — спросил Брин коротко.
— Не на поединок. Это хороший клинок.
— Потерпишь шлем сингаэля?
— Если он не расколется из-за того, что сделан плохим мастером.
Брин ап Хиул не ответил на его улыбку.
— Это мой шлем. — Он снял его и передал эрлингу.
— Я польщен, — сказал тот. И надел шлем.
— Доспехи?
Торкел посмотрел вниз.
— Мы оба в коже. Пусть остается так. — Он повернулся к женщине, все еще стоящей на коленях в траве. — Благодарю тебя за то, что спасла мне жизнь, госпожа. Я прожил не такую жизнь, которая заслуживает подарков.
— После этого ты их заслужишь, — ворчливо сказал Брин. Его жена смотрела на рыжебородого эрлинга и не отвечала. Брин прибавил: — Видишь его глаз? Как это использовать? Убей его вместо меня.
Торкел посмотрел на него. Печально покачал головой.
— Этот мир делает с человеком странные вещи, если он живет достаточно долго.
— Наверное, — ответил Брин. — Потому что ты сражаешься за нас? За меня?
Торкел кивнул.
— Я его любил. Все стало другим после его смерти. — Алун взглянул на Ательберта, который тоже смотрел на него. Никто не сказал ни слова. Птицы пели вокруг.
— Кто сражается за вас? — крикнул великан-эрлинг снизу. Он слез с коня, поднялся наверх один и остановился на полпути до того места, где они находились. Он надел свой шлем.
— Я, — громко ответил Торкел и пошел вниз. Снизу раздался ропот, когда они увидели, что он — эрлинг.
Алун видел, что Энид вытирает слезы тыльной стороной руки. Рианнон подошла и остановилась рядом с матерью. Он все еще не мог справиться с биением своего сердца. “Подумай об отце”.
Как ему пришло в голову сказать это?
Берн смотрел, как спускается вниз его отец. Он в изумлении смотрел на него с того момента, как увидел сингаэлей. Торкела было легко заметить всегда, он был на полголовы выше большинства мужчин, и шевелюра его пылала рыжим пламенем.
Поэтому его сын знал, не слыша ни слова, а только следя за многозначительными жестами людей наверху, что именно Торкел заговорил о поединке, когда вот-вот должен был начаться бой. Так много легенд и песен сложено о поединках у них дома, в снегах Сиферта и Ингелда. Слава и смерть: есть ли более блестящий способ найти и то и другое?
Он слышал, как остальные рядом с ним быстро считали, пытаясь решить, прячутся ли еще сингаэли за склонами холма по обе стороны, и если да, то сколько. Берн не чувствовал таких вещей, он мог лишь воспринимать то, что слышал: они решили, что могут выиграть этот бой, но понесут потери, особенно если у тех, кто в резерве, есть луки.
И они не уйдут отсюда. Они это поняли с того момента, когда принц англсинов — его присутствие здесь, среди них, просто невероятно — рассказал, что он совершил.
Берна уже посещало это предчувствие катастрофы на корабле по дороге сюда и всю дорогу через черные холмы на восток. Кажется, у него больше способностей к предвидению, чем он думал. Не лучший момент для такого открытия.
Затем принц англсинов во второй раз вышел вперед и предложил поединок. Было бы легко ненавидеть этот голос, этого человека, подумал Берн. Опытные воины рядом с ним перешептывались о том, что, если они отдадут свое оружие, это все равно что остаться голыми, как кто-то выразился. Им предстояло возвращаться назад по враждебным местам, затем пытаться добраться домой, выгребая против ветра, и быть совершенно беззащитными перед любыми встречными, а их еще будут ждать корабли англсинов. Без оружия они и зазимовать здесь не смогут.
Этот поединок давал иллюзорную надежду выжить, если они проиграют; не более того. Но они погибнут, если все же вступят здесь в бой, победят они или нет.
— Бранд, ты можешь разрубить этого толстяка на куски, — услышал он хриплый шепот Гара Ходсона. — Сделай это, и мы вернемся домой. И ты убьешь Брина ап Хиула. Мы за этим и пришли!
Брин ап Хиул. Берн посмотрел на убийцу Вольгана.
На Губителя эрлингов. Он теперь старый человек. Бранд может это сделать, подумал он, вспомнив быстроту клинка Леофсона, глядя на его сильное, покрытое шрамами поджарое тело. Он их может спасти, вождь обязан их спасти. Перед ними приоткрылось окошко, подумал Берн.
Бранд крикнул: “Согласны!” — и обнажил меч.
Затем спросил:
— Кто сражается за вас?
И окошко закрылось.
Берн услышал, как его отец ответил: “Я”, и увидел, как он начал спускаться туда, где стоял и ждал Бранд.
Заходящее солнце превратило бороду и волосы Торкела в пылающий костер. Они находятся так далеко от Рабади, думал Бранд, глядя на него снизу. Но свет — свет сейчас такой же, как и в те вечера, которые он помнил.
Оба мужчины были не молоды. Оба делали это раньше. Этот поединок мог стать началом боя или помочь избежать его, и можно было прославиться, даже если это всего лишь стычка, набег, а не война.
Они приблизились друг к другу, глядя в землю, создавая видимость, что не торопятся начать. Бранд Леофсон слабо улыбнулся.
— Мы стоим на склоне. Хочешь перейти на более ровное место?
Противник — у Бранда было смутное ощущение, что он должен его знать, — пожал плечами.
— Мы оба в одинаковом положении. Пусть это будет здесь.
Их мечи имели одинаковую длину, хотя меч Бранда был тяжелее, чем англсинский меч его соперника. Они оба отличались мощной фигурой, высоким ростом. Бранд считал, что у него преимущество в несколько лет. И все же его смущало, что он будет драться с другим эрлингом. Это стало неожиданностью. Почти все в этом проклятом Ингавином походе было неожиданностью.
— Что они тебе обещали? Дать свободу, если ты победишь?
Его противник все еще осматривал траву вокруг себя, проверяя ее. Он опять пожал плечами, равнодушно.
— Наверное, они могли ее предложить, но этого не было. Собственно говоря, это было мое предложение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71