Так бывает: родственники жены могут опозорить мужа — плохая кровь для его сыновей, препятствие для его собственных амбиций. Это может изменить человека.
Позор станет еще большим, когда весть о его собственных поступках перелетит через пролив. Обе его сестры могут поплатиться за то, что он натворил этой ночью. Он об этом не подумал. Он вообще не очень-то много думал. Просто встал с постели и увел коня до того, как взошла призрачная луна, словно во сне.
Дверь дома открылась.
Прихрамывающая женщина вышла и остановилась на свету. Поманила его рукой, и он подошел. Ему было страшно, но он не хотел этого показывать. Он подошел к ней, увидел, как она слегка отпрянула, и понял, что раньше, в темноте, она его не разглядела. Она так и не сняла капюшон, скрывающий лицо; он заметил желтые волосы, быстрые глаза. Женщина открыла рот, словно хотела что-то сказать, но не сказала. Просто жестом пригласила его войти. Берн вошел в дом. И она закрыла за ним дверь снаружи. Он не знал, куда она пойдет. Не знал, что она делала на улице так поздно.
Он и в самом деле знал очень мало. Иначе зачем бы пришел спрашивать женщин, как следует поступить мужчине? Сделав глубокий вдох, он огляделся при свете очага и ламп на обоих окнах и на длинном столе у дальней стены. Здесь было теплее, чем он ожидал. Он увидел свою куртку, лежащую на втором столе посредине комнаты, где были разбросаны и другие вещи: гадальные кости, каменный кинжал, маленький молоток, вырезанное изображение Тюнира, ветка дерева, сучки, горшки из мыльного камня разных размеров. Повсюду были травы, одни на столе, другие в горшках и мешочках на длинной полке у стены. На столе в глубине стоял стул, а перед ним вместо ступенек два куска дерева. Он понятия не имел, что это означает. На ближнем столе увидел череп. Но сохранил невозмутимое лицо.
— Зачем красть коня у покойника, Берн Торкельсон?
Берн подскочил, этого уже скрыть было невозможно. Его сердце стучало, как молот. Голос раздался из самого темного угла комнаты, справа в глубине. От свечи, недавно погашенной, поднимался дымок. Там стояла кровать, на ней сидела женщина. Говорили, что она пьет кровь, эта вёльва, что ее дух способен покидать тело и беседовать с другими духами. Что ее проклятие убивает. Что ей больше ста лет и она знает, где находится меч Вольгана.
— Откуда… откуда ты знаешь, что я?.. — заикаясь, спросил он. Глупый вопрос. Она даже знает его имя.
Она смеялась над ним. Леденящим смехом. Он мог бы сейчас лежать у себя на соломе, подумал Берн с легким отчаянием. Спать. Не здесь.
— Какой бы я обладала властью, Берн Торкельсон, если бы не знала хотя бы этого о человеке, пришедшем в ночи?
Он с трудом глотнул.
— Ты так сильно ненавидел Тонконогого? — спросила она.
Берн кивнул. Какой смысл отрицать?
— У меня была причина, — сказал он.
— Действительно, — согласилась ясновидящая. — У многих была причина. Он взял в жены твою мать, не так ли?
— Не поэтому, — возразил Берн.
Она снова рассмеялась.
— Нет? Ты и отца своего ненавидишь?
Он снова сглотнул. Он чувствовал, что начинает потеть.
— Умный человек этот Торкел Эйнарсон.
Берн с горечью фыркнул, не смог сдержаться.
— Еще какой! Отправился в ссылку, погубил свою семью, потерял землю.
— Горяч, когда выпьет. Но хитер, насколько я помню. А его сын?
Он по-прежнему не мог ее разглядеть, тень на кровати. Она спала перед его приходом? Говорят, она не спит.
— Тебя за это убьют, — сказала она. В ее голосе было больше холодной насмешки, чем других чувств. — Они будут бояться гнева призрака.
— Это я знаю, — ответил Берн. — Поэтому и пришел. Мне нужен… совет. — Он помолчал. — По крайней мере, это разумно?
— Отведи коня назад, — сказала она прямо, словно ударила молотом.
Он покачал головой.
— Для этого мне не нужно было бы колдовства. Мне нужен совет, как выжить. И не возвращаться.
Тут он увидел, как она зашевелилась. Встала. Прошла вперед. Наконец-то свет упал на нее. Ей было не сто лет.
Она была очень высокой, худой и костлявой, ровесница его матери, может быть, старше. Ее длинные волосы, заплетенные в косы, падали по обеим сторонам от ее головы, как у девушки, толькб были седыми. В глазах сверкал ледяной холод, а удлиненное лицо покрывали морщины, некрасивое лицо, твердое и властное. Жестокое. Лицо разбойника, если бы она была мужчиной. Она носила тяжелое одеяние, выкрашенное в цвет запекшейся крови. Дорогой краской. Он смотрел на нее и боялся. У нее были очень длинные пальцы.
— Ты думаешь, что медвежьей курткой, плохо сшитой, можно заплатить за сейт? — спросила она. Ее зовут Йорд, внезапно вспомнил он. Он уже забыл, кто ему назвал это имя, очень давно. При свете дня.
Берн прочистил горло.
— Она вовсе не плохо сшита, — возразил он.
Она не потрудилась ответить, просто стояла и ждала. Он сказал:
— У меня нет никаких других даров. Я теперь раб Арни Кьельсона. — Он посмотрел на нее, стараясь держаться как можно прямее. — Ты сказала… у многих есть причины ненавидеть Хальдра. Он был… щедр к тебе и к здешним женщинам?
Догадка, рискованный ход, бросок костей на стол в таверне среди кувшинов с вином. Он не знал заранее, что скажет это. Понятия не имел, откуда взялся этот вопрос.
Она снова рассмеялась. На этот раз другим смехом. Потом замолчала, глядя на него своими жесткими глазами. Берн ждал, сердце его продолжало сильно биться.
Йорд внезапно прошла вперед, мимо него, к столу на середине комнаты, шагая слишком широко для женщины. Он уловил ее запах, когда она прошла мимо: сосновая смола и что-то еще, запах животного. Она выбрала какие-то травы, бросила их в миску, взяла ее, вернулась к столу в задней части комнаты за чем-то, лежащим на нем рядом со стулом, и это тоже положила в миску. Он не видел, что именно. Стоя к Берну спиной, начала деревянным пестом бить и растирать содержимое миски.
Потом вдруг сказала:
— Ты не думал о том, что будешь делать, сын Торкела, сын Фригги? Ты просто украл коня. На острове. Так?
Уязвленный Берн ответил:
— Разве твое колдовство не должно открыть тебе мои мысли или их отсутствие?
Она снова рассмеялась. Потом бросила на него быстрый взгляд через плечо. Глаза ее ярко блестели.
— Если бы я умела читать мысли и знала будущее человека, который только что вошел ко мне в комнату, я бы не сидела в лесу на острове Рабади, в доме с протекающей крышей. Я бы жила в палатах Кьяртена Видурсона в Хлегесте, или в Фериересе, или даже у императора Сарантия.
— Джадиты? Они бы сожгли тебя за языческое колдовство.
Она продолжала забавляться и продолжала растирать травы в каменной миске.
— Не сожгли бы, если бы я правильно предсказывала им будущее. Правители хотят знать будущее, не важно, верят они в бога Солнца или нет. Даже Элдред с радостью принял бы меня, если бы я могла посмотреть на любого человека и узнать все о нем.
— Элдред? Нет, он бы этого не сделал.
Она снова бросила на него взгляд.
— Ты ошибаешься. Он жаждет знаний, как и всего остального. Твой отец, возможно, догадывался об этом, если отправился совершать набеги на англсинов.
— А он отправился туда? — спросил Берн, не успев сдержаться.
И услышал ее смех; на этот раз она даже не оглянулась на него.
Йорд снова подошла к ближнему столу и взяла какую-то бутылку. Налила густой, тягучей жидкости в миску, помешала, затем снова вылила все в бутылку. Берн все еще боялся, наблюдая за ней. Это была магия. Он впутался в магию. В колдовство. Сейт. Черный как ночь, как повадки женщин в темноте. Но ведь это его собственный выбор. Он за этим пришел сюда. И, кажется, она что-то делала.
У очага что-то шевельнулось. Он быстро взглянул туда. Невольно сделал шаг назад, у него вырвалось проклятие. Что-то длинное скользнуло по полу под ближайший стол. И исчезло за шкафом у стены.
Ясновидящая проследила за его взглядом, улыбнулась.
— А! Ты видел моего нового друга? Мне сегодня привезли змея, на корабле с юга. Говорят, у него пропал яд. Я дала ему укусить одну из девушек, чтобы убедиться. Мне нужен змей. Когда они меняют кожу, меняются миры, ты это знал?
Он не знал. Конечно, он этого не знал. Он не отрывал глаз от деревянного шкафа. Там ничего не шевелилось, но змей лежал там, свернувшись у стены. Теперь Берну стало слишком жарко, он чувствовал запах собственного пота.
— Пей, — приказала она.
Никто не заставлял его приходить сюда. Берн взял у ясновидящей бутылку. На трех пальцах Йорд были надеты кольца. Он выпил. Жидкость оказалась густой от трав, глотать было трудно.
— Только половину, — быстро предупредила вёльва. Берн остановился. Йорд взяла бутылку и осушила ее до дна. Поставила обратно на стол. Тихо что-то произнесла, он не расслышал. Снова повернулась к нему.
— Раздевайся. — Он уставился на нее. — Куртка не купит тебе будущее или подсказку от духов, но молодой мужчина всегда может предложить в жертву кое-что еще.
Он сначала не понял, потом понял.
Огонек в ее холодности. Она, должно быть, старше его матери, покрыта морщинами, с обвислой, плоской грудью под темно-красным одеянием. Берн зажмурился.
— Мне нужно получить твое семя, Берн Торкельсон, если ты хочешь получить силу сейта. Тебе требуется нечто большее, чем знание ясновидящей, и еще до рассвета, не то тебя найдут и разрубят на куски, прежде чем позволят тебе умереть. — Ее взгляд был безжалостным. — Ты знаешь, что это правда.
Он это знал. У него пересохло во рту. Он смотрел на нее.
— Ты его тоже ненавидела?
— Раздевайся, — повторила она.
Он стянул через голову рубаху.
Это, должно быть, сон, все это. Но это не было сном. Он снял сапоги, опираясь на стол. Она смотрела, не отрывая глаз, очень ярких, очень голубых. Его рука на столе задела череп. Он с опозданием понял, что череп не принадлежал человеку. Вероятнее всего — волку. Это его не утешило.
Она здесь не для того, чтобы утешать. Он находится в другом мире или на пороге другого мира — мира женщин, на пути к знанию женщин. Тени и кровь. Змей в комнате. На корабле с юга… Они совершили сделку в запрещенное время, до похоронных обрядов. Почему-то ему казалось, что здешних обитательниц это не волнует. “Говорят, у него пропал яд”. Он теперь чувствовал в своих жилах действие напитка.
— Продолжай, — сказала ясновидящая. Она смотрела на него. Женщина не должна так смотреть, подумал Берн, снова ощутив привкус страха. Он поколебался, потом снял штаны и остался перед ней голым. Расправил плечи. Увидел ее улыбку, тонкогубый рот. У него слегка кружилась голова. Что она дала ему выпить? Она махнула рукой; его ноги перенесли его через комнату, к ее кровати.
— Ложись, — велела она, наблюдая за ним. — На спину.
Он подчинился. Он уже покинул тот мир, где все было так, как должно быть. Он почувствовал это, когда украл коня покойника. Она прошлась по комнате, гася пальцами или задувая свечи и лампы, так что остался только красный свет от очага у дальней стены. Почти в полной темноте ему стало легче. Она вернулась, встала у кровати, где он лежал — темный силуэт на фоне огня, — глядя на него сверху. Медленно протянула руку — он увидел это движение — и прикоснулась к его мужской плоти.
Берн снова зажмурился. Он думал, что ее прикосновение будет холодным, как старость, как смерть, но это оказалось не так. Она сдвинула пальцы вниз, потом снова вверх, потом опять, медленно, вниз. Он почувствовал возбуждение, несмотря на страх, даже скорее ужас. Кровь шумела в ушах. Напиток? Это не было похоже на возню с Элли или Анридой на стерне в поле после уборки урожая, на соломе, в сарае при лунном свете.
Это не было похоже ни на что.
— Хорошо, — прошептала вёльва, потом повторила это слово еще раз. Ее рука продолжала двигаться. — Необходимо, чтобы ты отдал свое семя. У тебя есть для меня дар.
Ее голос снова изменился, стал более низким. Она убрала руку. Берн задрожал, продолжал лежать с плотно закрытыми глазами, услышал шорох — это она сбросила одежду. Он внезапно подумал о том, где сейчас змей; но прогнал от себя эту мысль. Кровать прогнулась, он почувствовал на плечах ее ладони, колено у одного бедра, потом у второго, ощутил ее запах — а затем она оседлала его сверху, без колебаний, и резко приняла его в свои ножны.
Берн ахнул, услышал, как у нее тоже вырвался стон. И при этом он понял, неожиданно, без предупреждения, что здесь он обладает властью. Даже в этом колдовском месте. Ей необходимо то, что он может дать. И это понимание, похожее на морской прилив, подхватило его сильнее, чем могло бы любое другое желание, когда эта женщина — колдунья, вёльва, ведунья, ясновидящая, как ее ни назови, — начала раскачиваться над ним, тяжело дыша. Потом она выкрикнула имя — не его имя, — ее бедра задергались спазматически. Он заставил себя открыть глаза, увидел ее запрокинутую голову, широко открытый рот. Теперь она тоже закрыла глаза и бурно скакала на нем верхом, подобно ночному коню из своих темных сновидений; и наступил момент, когда она забрала себе, после его резкого, мучительного спазма, то семя, которое, по ее словам, было ей необходимо, чтобы сотворить колдовство в ночи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
Позор станет еще большим, когда весть о его собственных поступках перелетит через пролив. Обе его сестры могут поплатиться за то, что он натворил этой ночью. Он об этом не подумал. Он вообще не очень-то много думал. Просто встал с постели и увел коня до того, как взошла призрачная луна, словно во сне.
Дверь дома открылась.
Прихрамывающая женщина вышла и остановилась на свету. Поманила его рукой, и он подошел. Ему было страшно, но он не хотел этого показывать. Он подошел к ней, увидел, как она слегка отпрянула, и понял, что раньше, в темноте, она его не разглядела. Она так и не сняла капюшон, скрывающий лицо; он заметил желтые волосы, быстрые глаза. Женщина открыла рот, словно хотела что-то сказать, но не сказала. Просто жестом пригласила его войти. Берн вошел в дом. И она закрыла за ним дверь снаружи. Он не знал, куда она пойдет. Не знал, что она делала на улице так поздно.
Он и в самом деле знал очень мало. Иначе зачем бы пришел спрашивать женщин, как следует поступить мужчине? Сделав глубокий вдох, он огляделся при свете очага и ламп на обоих окнах и на длинном столе у дальней стены. Здесь было теплее, чем он ожидал. Он увидел свою куртку, лежащую на втором столе посредине комнаты, где были разбросаны и другие вещи: гадальные кости, каменный кинжал, маленький молоток, вырезанное изображение Тюнира, ветка дерева, сучки, горшки из мыльного камня разных размеров. Повсюду были травы, одни на столе, другие в горшках и мешочках на длинной полке у стены. На столе в глубине стоял стул, а перед ним вместо ступенек два куска дерева. Он понятия не имел, что это означает. На ближнем столе увидел череп. Но сохранил невозмутимое лицо.
— Зачем красть коня у покойника, Берн Торкельсон?
Берн подскочил, этого уже скрыть было невозможно. Его сердце стучало, как молот. Голос раздался из самого темного угла комнаты, справа в глубине. От свечи, недавно погашенной, поднимался дымок. Там стояла кровать, на ней сидела женщина. Говорили, что она пьет кровь, эта вёльва, что ее дух способен покидать тело и беседовать с другими духами. Что ее проклятие убивает. Что ей больше ста лет и она знает, где находится меч Вольгана.
— Откуда… откуда ты знаешь, что я?.. — заикаясь, спросил он. Глупый вопрос. Она даже знает его имя.
Она смеялась над ним. Леденящим смехом. Он мог бы сейчас лежать у себя на соломе, подумал Берн с легким отчаянием. Спать. Не здесь.
— Какой бы я обладала властью, Берн Торкельсон, если бы не знала хотя бы этого о человеке, пришедшем в ночи?
Он с трудом глотнул.
— Ты так сильно ненавидел Тонконогого? — спросила она.
Берн кивнул. Какой смысл отрицать?
— У меня была причина, — сказал он.
— Действительно, — согласилась ясновидящая. — У многих была причина. Он взял в жены твою мать, не так ли?
— Не поэтому, — возразил Берн.
Она снова рассмеялась.
— Нет? Ты и отца своего ненавидишь?
Он снова сглотнул. Он чувствовал, что начинает потеть.
— Умный человек этот Торкел Эйнарсон.
Берн с горечью фыркнул, не смог сдержаться.
— Еще какой! Отправился в ссылку, погубил свою семью, потерял землю.
— Горяч, когда выпьет. Но хитер, насколько я помню. А его сын?
Он по-прежнему не мог ее разглядеть, тень на кровати. Она спала перед его приходом? Говорят, она не спит.
— Тебя за это убьют, — сказала она. В ее голосе было больше холодной насмешки, чем других чувств. — Они будут бояться гнева призрака.
— Это я знаю, — ответил Берн. — Поэтому и пришел. Мне нужен… совет. — Он помолчал. — По крайней мере, это разумно?
— Отведи коня назад, — сказала она прямо, словно ударила молотом.
Он покачал головой.
— Для этого мне не нужно было бы колдовства. Мне нужен совет, как выжить. И не возвращаться.
Тут он увидел, как она зашевелилась. Встала. Прошла вперед. Наконец-то свет упал на нее. Ей было не сто лет.
Она была очень высокой, худой и костлявой, ровесница его матери, может быть, старше. Ее длинные волосы, заплетенные в косы, падали по обеим сторонам от ее головы, как у девушки, толькб были седыми. В глазах сверкал ледяной холод, а удлиненное лицо покрывали морщины, некрасивое лицо, твердое и властное. Жестокое. Лицо разбойника, если бы она была мужчиной. Она носила тяжелое одеяние, выкрашенное в цвет запекшейся крови. Дорогой краской. Он смотрел на нее и боялся. У нее были очень длинные пальцы.
— Ты думаешь, что медвежьей курткой, плохо сшитой, можно заплатить за сейт? — спросила она. Ее зовут Йорд, внезапно вспомнил он. Он уже забыл, кто ему назвал это имя, очень давно. При свете дня.
Берн прочистил горло.
— Она вовсе не плохо сшита, — возразил он.
Она не потрудилась ответить, просто стояла и ждала. Он сказал:
— У меня нет никаких других даров. Я теперь раб Арни Кьельсона. — Он посмотрел на нее, стараясь держаться как можно прямее. — Ты сказала… у многих есть причины ненавидеть Хальдра. Он был… щедр к тебе и к здешним женщинам?
Догадка, рискованный ход, бросок костей на стол в таверне среди кувшинов с вином. Он не знал заранее, что скажет это. Понятия не имел, откуда взялся этот вопрос.
Она снова рассмеялась. На этот раз другим смехом. Потом замолчала, глядя на него своими жесткими глазами. Берн ждал, сердце его продолжало сильно биться.
Йорд внезапно прошла вперед, мимо него, к столу на середине комнаты, шагая слишком широко для женщины. Он уловил ее запах, когда она прошла мимо: сосновая смола и что-то еще, запах животного. Она выбрала какие-то травы, бросила их в миску, взяла ее, вернулась к столу в задней части комнаты за чем-то, лежащим на нем рядом со стулом, и это тоже положила в миску. Он не видел, что именно. Стоя к Берну спиной, начала деревянным пестом бить и растирать содержимое миски.
Потом вдруг сказала:
— Ты не думал о том, что будешь делать, сын Торкела, сын Фригги? Ты просто украл коня. На острове. Так?
Уязвленный Берн ответил:
— Разве твое колдовство не должно открыть тебе мои мысли или их отсутствие?
Она снова рассмеялась. Потом бросила на него быстрый взгляд через плечо. Глаза ее ярко блестели.
— Если бы я умела читать мысли и знала будущее человека, который только что вошел ко мне в комнату, я бы не сидела в лесу на острове Рабади, в доме с протекающей крышей. Я бы жила в палатах Кьяртена Видурсона в Хлегесте, или в Фериересе, или даже у императора Сарантия.
— Джадиты? Они бы сожгли тебя за языческое колдовство.
Она продолжала забавляться и продолжала растирать травы в каменной миске.
— Не сожгли бы, если бы я правильно предсказывала им будущее. Правители хотят знать будущее, не важно, верят они в бога Солнца или нет. Даже Элдред с радостью принял бы меня, если бы я могла посмотреть на любого человека и узнать все о нем.
— Элдред? Нет, он бы этого не сделал.
Она снова бросила на него взгляд.
— Ты ошибаешься. Он жаждет знаний, как и всего остального. Твой отец, возможно, догадывался об этом, если отправился совершать набеги на англсинов.
— А он отправился туда? — спросил Берн, не успев сдержаться.
И услышал ее смех; на этот раз она даже не оглянулась на него.
Йорд снова подошла к ближнему столу и взяла какую-то бутылку. Налила густой, тягучей жидкости в миску, помешала, затем снова вылила все в бутылку. Берн все еще боялся, наблюдая за ней. Это была магия. Он впутался в магию. В колдовство. Сейт. Черный как ночь, как повадки женщин в темноте. Но ведь это его собственный выбор. Он за этим пришел сюда. И, кажется, она что-то делала.
У очага что-то шевельнулось. Он быстро взглянул туда. Невольно сделал шаг назад, у него вырвалось проклятие. Что-то длинное скользнуло по полу под ближайший стол. И исчезло за шкафом у стены.
Ясновидящая проследила за его взглядом, улыбнулась.
— А! Ты видел моего нового друга? Мне сегодня привезли змея, на корабле с юга. Говорят, у него пропал яд. Я дала ему укусить одну из девушек, чтобы убедиться. Мне нужен змей. Когда они меняют кожу, меняются миры, ты это знал?
Он не знал. Конечно, он этого не знал. Он не отрывал глаз от деревянного шкафа. Там ничего не шевелилось, но змей лежал там, свернувшись у стены. Теперь Берну стало слишком жарко, он чувствовал запах собственного пота.
— Пей, — приказала она.
Никто не заставлял его приходить сюда. Берн взял у ясновидящей бутылку. На трех пальцах Йорд были надеты кольца. Он выпил. Жидкость оказалась густой от трав, глотать было трудно.
— Только половину, — быстро предупредила вёльва. Берн остановился. Йорд взяла бутылку и осушила ее до дна. Поставила обратно на стол. Тихо что-то произнесла, он не расслышал. Снова повернулась к нему.
— Раздевайся. — Он уставился на нее. — Куртка не купит тебе будущее или подсказку от духов, но молодой мужчина всегда может предложить в жертву кое-что еще.
Он сначала не понял, потом понял.
Огонек в ее холодности. Она, должно быть, старше его матери, покрыта морщинами, с обвислой, плоской грудью под темно-красным одеянием. Берн зажмурился.
— Мне нужно получить твое семя, Берн Торкельсон, если ты хочешь получить силу сейта. Тебе требуется нечто большее, чем знание ясновидящей, и еще до рассвета, не то тебя найдут и разрубят на куски, прежде чем позволят тебе умереть. — Ее взгляд был безжалостным. — Ты знаешь, что это правда.
Он это знал. У него пересохло во рту. Он смотрел на нее.
— Ты его тоже ненавидела?
— Раздевайся, — повторила она.
Он стянул через голову рубаху.
Это, должно быть, сон, все это. Но это не было сном. Он снял сапоги, опираясь на стол. Она смотрела, не отрывая глаз, очень ярких, очень голубых. Его рука на столе задела череп. Он с опозданием понял, что череп не принадлежал человеку. Вероятнее всего — волку. Это его не утешило.
Она здесь не для того, чтобы утешать. Он находится в другом мире или на пороге другого мира — мира женщин, на пути к знанию женщин. Тени и кровь. Змей в комнате. На корабле с юга… Они совершили сделку в запрещенное время, до похоронных обрядов. Почему-то ему казалось, что здешних обитательниц это не волнует. “Говорят, у него пропал яд”. Он теперь чувствовал в своих жилах действие напитка.
— Продолжай, — сказала ясновидящая. Она смотрела на него. Женщина не должна так смотреть, подумал Берн, снова ощутив привкус страха. Он поколебался, потом снял штаны и остался перед ней голым. Расправил плечи. Увидел ее улыбку, тонкогубый рот. У него слегка кружилась голова. Что она дала ему выпить? Она махнула рукой; его ноги перенесли его через комнату, к ее кровати.
— Ложись, — велела она, наблюдая за ним. — На спину.
Он подчинился. Он уже покинул тот мир, где все было так, как должно быть. Он почувствовал это, когда украл коня покойника. Она прошлась по комнате, гася пальцами или задувая свечи и лампы, так что остался только красный свет от очага у дальней стены. Почти в полной темноте ему стало легче. Она вернулась, встала у кровати, где он лежал — темный силуэт на фоне огня, — глядя на него сверху. Медленно протянула руку — он увидел это движение — и прикоснулась к его мужской плоти.
Берн снова зажмурился. Он думал, что ее прикосновение будет холодным, как старость, как смерть, но это оказалось не так. Она сдвинула пальцы вниз, потом снова вверх, потом опять, медленно, вниз. Он почувствовал возбуждение, несмотря на страх, даже скорее ужас. Кровь шумела в ушах. Напиток? Это не было похоже на возню с Элли или Анридой на стерне в поле после уборки урожая, на соломе, в сарае при лунном свете.
Это не было похоже ни на что.
— Хорошо, — прошептала вёльва, потом повторила это слово еще раз. Ее рука продолжала двигаться. — Необходимо, чтобы ты отдал свое семя. У тебя есть для меня дар.
Ее голос снова изменился, стал более низким. Она убрала руку. Берн задрожал, продолжал лежать с плотно закрытыми глазами, услышал шорох — это она сбросила одежду. Он внезапно подумал о том, где сейчас змей; но прогнал от себя эту мысль. Кровать прогнулась, он почувствовал на плечах ее ладони, колено у одного бедра, потом у второго, ощутил ее запах — а затем она оседлала его сверху, без колебаний, и резко приняла его в свои ножны.
Берн ахнул, услышал, как у нее тоже вырвался стон. И при этом он понял, неожиданно, без предупреждения, что здесь он обладает властью. Даже в этом колдовском месте. Ей необходимо то, что он может дать. И это понимание, похожее на морской прилив, подхватило его сильнее, чем могло бы любое другое желание, когда эта женщина — колдунья, вёльва, ведунья, ясновидящая, как ее ни назови, — начала раскачиваться над ним, тяжело дыша. Потом она выкрикнула имя — не его имя, — ее бедра задергались спазматически. Он заставил себя открыть глаза, увидел ее запрокинутую голову, широко открытый рот. Теперь она тоже закрыла глаза и бурно скакала на нем верхом, подобно ночному коню из своих темных сновидений; и наступил момент, когда она забрала себе, после его резкого, мучительного спазма, то семя, которое, по ее словам, было ей необходимо, чтобы сотворить колдовство в ночи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71