Все вокруг стало двигаться медленнее, словно пыл битвы готовился уступить место черной неотвратимости.
Джайал увидел свою смерть — булаву, занесенную над головой, и ее шипы навсегда запечатлелись у него в памяти.
За миг до того, как удар достиг цели, перед Джайалом прошла вся его жизнь, озаренная зеленым, как полярный закат, светом, пронеслась вихрем ярких красок. Потом зубчатая четырехгранная булава обрушилась сбоку на шлем, разодрав его, как бумагу, и размозжила Джайалу пол-лица от брови до подбородка. Он запомнил ее до мелочей — обагренную теперь его кровью, отведенную назад для нового удара. Но сознание уже покидало его, и он слышал, как воет пустота, да где-то вдали пропел рог: Братья Жертвенника трубили наступление.
Поздно, поздно придет подмога — он умрет в Огне... Сознание уходило, но второго удара булавой не последовало. Вместо этого в бок вонзилось копье — пчелиный укус по сравнению с зияющей раной в голове. И свет померк, как свеча, брошенная с ладьи в Астардинское море. Настала тьма, и поток понес Джайала в бездну, откуда нет возврата, где меняется все, кроме самой бездны.
ГЛАВА 19. ПРИЗРАКИ
Дрожащий огонь свечи, словно красный мотылек, трепетал за сомкнутыми веками приходящего в себя Джайала. Так он все-таки жив? Он зажмурил глаза еще крепче. Боль, от которой раскалывалась голова, свидетельствовала в пользу жизни. Мысли путались: видение битвы предстало перед ним так ярко... но ведь это всего лишь видение? Между тем полученная им рана все еще болит. Потом он вспомнил: Вибил ударил его головой о стену, ему связали руки и вынесли на холод.
Откуда тогда свет? Джайал чуть-чуть приоткрыл глаза. Свет не исчезал, упорно колеблясь перед склеенными кровью веками. Джайал разлепил их усилием вылетающей из кокона бабочки — и вновь стал зрячим.
Первое, что он увидел, был призрак.
Свеча была настоящая, и держала ее старческая сморщенная, чуть дрожащая рука. Другая рука заслоняла ковшиком только что, видимо, зажженный огонек. Дрожащий круг света падал снизу на лицо, столь же бурое и морщинистое, как держащая свечку узловатая рука. Во рту не хватало нескольких передних зубов. Только теплые карие глаза, глядящие сверху на Джайала, оживляли эти бесстрастные, словно из дерева выдолбленные черты.
Это было лицо из видения Джайала. Лицо сержанта Фуризеля, постаревшего на семь лет.
Джайал теперь понял, что лежит на полу левым боком вверх, с головой в тени. Руки, которые ему, согласно смутным воспоминаниям, связали в гостинице Вибила, были развязаны. Он разглядел утоптанный земляной пол, сваленную в углу старинную, обросшую паутиной мебель, высокое сводчатое окно, куда только что проник лунный свет: Эревон плыл, как фрегат, сквозь оставленные грозой тучи. Обойдя комнату, взгляд Джайала вернулся к пугающе знакомому лицу напротив. Молодой человек хотел заговорить, несмотря на запекшуюся во рту кровь, но не смог произнести ничего членораздельного. Старик знаком руки, заслонявшей свечу, призвал его к молчанию.
— Лежи тихо. Здесь ты в безопасности. На вот, попей. — Старик поднес к губам Джайала старую кожаную флягу. Джайалу казалось, что его рот забит песком со всей Страимской пустыни — сверхчеловеческим усилием он приподнялся на локте и приложил губы к горлышку. Старик запрокинул флягу, чтобы легче было пить.
Огонь. Огонь, ожегший легкие и кишки. Не холодная вода, которой он ожидал, а огненная вода, рака, крепкая водка из болотной ягоды. Недавнее прошлое немного прояснилось в памяти: гостиница Вибила, хмельной дурман, драка... Джайал поперхнулся и сплюнул, не в силах дохнуть, и Фуризель свободной рукой хватил его по спине, прочистив гортань.
— Ничего, ничего, — произнес при этом старик, — зато ты живой, хотя заслуги Вибила с друзьями в этом нет.
— Что со мной случилось? — обретя дыхание, проскрипел Джайал.
— Что случилось, говоришь? Смотрю, значит, я — бежишь ты под дождем через храмовую площадь. Что, думаю, за притча? Джайал Иллгилл собственной персоной — и вдруг направляется к Шпилю?
— И ты так сразу меня узнал? — спросил Джайал. Старик ответил снисходительной усмешкой: что, мол, возьмешь с человека, который треснулся головой?
— Ясное дело — и шел ты прямо к гостинице Вибила. Я почуял, что дело неладно, и пошел следом. Залез в сточный канал и жду. Твое счастье, что я так сделал. Несколько минут спустя тебя выкинули оттуда — и уже без того чудного меча, что висел у тебя на боку.
Зуб Дракона пропал — эта мысль не сразу уложилась в разламывающейся голове Джайала.
— Где это мы? — спросил он, попытавшись сесть.
— Через улицу от Шпиля — как обычно.
— Как обычно?
— Да, видать, рука у Вибила все такая же тяжелая — здорово он повредил тебе мозги. Куда ты всегда посылаешь, когда тебе нужен человек для грязной работы?
— Посылаю? За тобой? Да я семь лет как тебя не видел!
— Вот и видно, что с головой у тебя неладно, — хмыкнул старик. — Может, с Вибилом ты и не виделся какое-то время, а уж со мной-то... Только вчера ко мне приходил один из твоих.
Джайалу показалось, что он медленно сходит с ума.
— Вчера? Меня вчера и в Тралле-то не было.
— Будь по-твоему — Город Мертвых все-таки не совсем Тралл.
— В Городе Мертвых меня тоже не было!
— Ладно, — вздохнул Фуризель, — давай я хоть домой тебя отведу — Казарис выплатит мне награду, хотя его хозяин не помнит, ни кто он такой, ни где он был.
— Казарис? Кто это?
— Птица под стать тебе. Колдун твой.
Но тут Джайал ухватил старика за руку и крепко стиснул — силы ему было не занимать. Железные пальцы и решительно сжатый рот отбили у старика охоту ухмыляться.
— Все это очень забавно, — процедил сквозь зубы Джайал, — твои россказни о Казарисе и прочем. А теперь скажи мне, почему ты думаешь, что вчера видел меня, хотя я еще ехал тогда через Огненные Горы, а в этом городе не бывал семь лет.
Когда Джайал подался вперед, сжимая руку старика, его лицо впервые попало в круг света. На Фуризеля это произвело поразительное впечатление: он с приглушенным криком отпрянул назад, пытаясь вырваться, но Джайал держал крепко.
— Твой шрам — куда он девался? — простонал старик.
— Какой еще шрам?
— Да тот, что ты получил в битве при Тралле!
Недавнее видение снова ожило в памяти Джайала: сокрушительный удар булавой... и чернота. Все это словно приснилось ему семь лет, а не пару минут назад.
— Отпусти меня, господин! — ныл Фуризель, мешая думать. Джайал, несмотря на боль в голове, свирепо тряхнул старика за ворот истрепанной рубахи:
— Говори, что тебя так испугало? — От ужаса, с которым глядел на него старик, по спине прошел холод. В этом взгляде Джайал видел свое отражение, отражение дьявольского лица, леденящее кровь до мозга костей. Джайал отпустил ворот Фуризеля и потер, морщась от боли, покрытый запекшейся кровью висок, — в это самое место пришелся удар булавы. Но был ли он, тот удар? За семь лет Джайал ни разу не вспомнил о нем. А вот теперь, когда он лишился сознания, память вернулась к нему с болезненной яркостью. Тот удар должен был убить его. Почему же он, Джайал, здесь? Почему он не воет среди навеки проклятых в бездне и не блуждает в Долине Теней? Почему его череп не лежит среди других в пирамиде, а его кости не истолчены на дороге в пыль ногами и копытами?
Вот и Фуризель смотрит на него, как на призрак.
— Скажи мне, что тебя пугает! — взмолился Джайал, снова хватаясь за ворот старика, как утопающий за соломинку.
— Твой глаз!
— Что с ним не так?
— Глаз! — жалобно взвыл Фуризель.
— Который? У меня два глаза, как у всех. — Старик тупо качал головой. — Ну, говори! Язык у тебя, что ли, отсох?
— Правый глаз ты потерял в битве — а он опять вырос. И шрам пропал.
Недавнее видение вернулось к Джайалу во всей своей остроте — кровь отхлынула от головы, и он снова стал падать во мрак. Смертельный удар, копье, пронзившее бок, тьма, пустота впереди... Он — блуждающий по свету призрак, который теперь, как это у призраков заведено, вернулся в дорогие ему места. Неужто вся жизнь — только сон, населенный такими же призраками? И эта комната, и полная будто бы луна — неужто все это иллюзия, отраженная бесконечными зеркальными стенами Хеля, где все не то, каким кажется, даже муки, которым подвергаются грешники? Джайал поморгал, стараясь снова вызвать перед собой картину водоворота и летящих в бездну душ. Но свеча все так же горела, и Эревон светил в высокое окно, и Фуризель — не могло быть сомнений, что это он, — все так же ежился от страха.
Однако ведь пережил же Фуризель эту кровавую баню, и Вибил тоже? Разве рог отца не трубил атаку, когда Джайал упал? Их всех могли спасти — просто у него, Джайала, выпало из памяти нечто такое, что разъяснило бы все.
Старик обрел голос и произнес, словно в трансе:
— Ты демон — демон из бездны. Ну, скажи мне, что это не так, что это Казарис своим чародейством сумел убрать твою рану. Никто не обрадуется этому так, как старый Фуризель...
— Я не демон, — сказал Джайал, хорошенько тряхнув старика для пущей убедительности. — Разве ты не видишь, что я из такой же плоти и крови, как и ты?
Фуризель, не слушая его, ежился, стараясь стать как можно меньше.
— Твое лицо было в крови, да еще темнота... Я не заметил сразу, что шрама нет...
Джайал думал о своем. Если булава все-таки обрушилась на него, шрам непременно должен был остаться.
Он снова потрогал висок, но нащупал под волосами только рану, нанесенную Вибилом.
Нет, он не призрак — ведь призраки не чувствуют боли. А его рана жжет зверски, да еще рака подбавляет изнутри. Призраки — они не ощущают ни жары, ни холода, их не беспокоят ни седельные потертости, ни укусы насекомых. А он за семь лет достаточно настрадался от всего этого. Он живой человек: это ясно. В этом месте своих рассуждений Джайал заметил, что Фуризель высвободился и успел извлечь из-под плаща кривой кинжал зловещего вида. Клинок, мерцающий в пламени свечи, мстил Джайалу в грудь.
Джайал встал, пошатываясь, но пристально глядя в глаза Фуризелю.
— Ни шагу дальше, или я убью тебя, демон! — с дрожью в голосе сказал старик.
Это показалось Джайалу крайне нелепым: кто же угрожает смертью демону или призраку? Ведь они бессмертны. Откинув голову, он залился сухим, лающим смехом, сотрясшим все его тело. Тут и до истерики недалеко — так все перевернулось в этом мире. И подумать только — когда-то он приказал этому человеку обречь на смерть лучшего друга, и тот подчинился! А теперь он угрожает своему командиру. Чего только Джайал не лишился за эти семь лет: и священного гнева, который придавал ему сил, и власти, которой так широко пользовался, и женщины, которую любил, и дома — а теперь вот еще и Зуба Дракона, в поисках которого объехал полмира. И в довершение всех зол его бывший сержант принимает его за призрак из бездны! От смеха Джайала старому ветерану стало совсем не по себе, и кинжал затрясся в его руке. Джайал отнял у него оружие без труда, как игрушку у ребенка, и охота драться покинула старика столь же быстро, как овладела им. Фуризель понурил голову, глядя в пол.
— Сядь, — велел ему Джайал, и старик неловко присел на корточки. Джайал сделал то же самое, чтобы видеть его лицо.
— Ну а теперь рассказывай. Рассказывай о том, другом, что так похож на меня.
— Он — твое зеркальное отражение, — отведя глаза, сказал Фуризель, — Если бы не шрам...
— Значит, он самозванец.
— Нет! Я вынес его, его самого, с поля битвы при Тралле. Он вылитый ты, если не считать раны на голове.
— И он пользуется моим именем?
— Нет, имя он изменил — Джайала Иллгилла Червь мигом бы сцапал.
— Как же он называет себя?
— Сеттен — он взял это имя вскоре после битвы, полагая, что перемена имени и шрам собьют врагов со следа.
Джайал вспомнил сплетню, которую передал ему хозяин «Костяной Головы»: что Джайал Иллгилл будто бы жив и прячется в городе с самой битвы. Этот Сеттен, должно быть, самозванец: он одурачил старого сержанта, который его спас, а потом воспользовался именем Иллгилла, чтобы приобрести власть над шайкой головорезов.
— Кем бы этот человек ни был, он только выдает себя за меня, — со всей доступной ему твердостью заявил Джайал. — Я все эти семь лет странствовал в южных краях. И нынче впервые со дня битвы увидел наш старый дом на Серебряной Дороге — пустой, заброшенный... — Фуризель, услышав это, замотал головой. — В чем дело?
— Но ведь это там ты — то есть тот другой — и жил все эти годы!
— В этой развалине? Фуризель кивнул.
— Но дом показался мне пустым, когда я был там!
— А ты входил в него?
Джайал отрицательно качнул головой,
— Там он и живет со своей шайкой.
— Так у него есть шайка?
— Да, у него двадцать ребят, включая колдуна Казариса, — все отпетые негодяи, за один дуркал могут убить.
— И ты им служишь?
— Я не убиваю — на то есть другие. Просто помогаю им — жить ведь как-то надо.
— Ах ты, мерзавец, — ухмыльнулся Джайал, — ты выдумал все это потому, что я очнулся раньше, чем ты успел меня ограбить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
Джайал увидел свою смерть — булаву, занесенную над головой, и ее шипы навсегда запечатлелись у него в памяти.
За миг до того, как удар достиг цели, перед Джайалом прошла вся его жизнь, озаренная зеленым, как полярный закат, светом, пронеслась вихрем ярких красок. Потом зубчатая четырехгранная булава обрушилась сбоку на шлем, разодрав его, как бумагу, и размозжила Джайалу пол-лица от брови до подбородка. Он запомнил ее до мелочей — обагренную теперь его кровью, отведенную назад для нового удара. Но сознание уже покидало его, и он слышал, как воет пустота, да где-то вдали пропел рог: Братья Жертвенника трубили наступление.
Поздно, поздно придет подмога — он умрет в Огне... Сознание уходило, но второго удара булавой не последовало. Вместо этого в бок вонзилось копье — пчелиный укус по сравнению с зияющей раной в голове. И свет померк, как свеча, брошенная с ладьи в Астардинское море. Настала тьма, и поток понес Джайала в бездну, откуда нет возврата, где меняется все, кроме самой бездны.
ГЛАВА 19. ПРИЗРАКИ
Дрожащий огонь свечи, словно красный мотылек, трепетал за сомкнутыми веками приходящего в себя Джайала. Так он все-таки жив? Он зажмурил глаза еще крепче. Боль, от которой раскалывалась голова, свидетельствовала в пользу жизни. Мысли путались: видение битвы предстало перед ним так ярко... но ведь это всего лишь видение? Между тем полученная им рана все еще болит. Потом он вспомнил: Вибил ударил его головой о стену, ему связали руки и вынесли на холод.
Откуда тогда свет? Джайал чуть-чуть приоткрыл глаза. Свет не исчезал, упорно колеблясь перед склеенными кровью веками. Джайал разлепил их усилием вылетающей из кокона бабочки — и вновь стал зрячим.
Первое, что он увидел, был призрак.
Свеча была настоящая, и держала ее старческая сморщенная, чуть дрожащая рука. Другая рука заслоняла ковшиком только что, видимо, зажженный огонек. Дрожащий круг света падал снизу на лицо, столь же бурое и морщинистое, как держащая свечку узловатая рука. Во рту не хватало нескольких передних зубов. Только теплые карие глаза, глядящие сверху на Джайала, оживляли эти бесстрастные, словно из дерева выдолбленные черты.
Это было лицо из видения Джайала. Лицо сержанта Фуризеля, постаревшего на семь лет.
Джайал теперь понял, что лежит на полу левым боком вверх, с головой в тени. Руки, которые ему, согласно смутным воспоминаниям, связали в гостинице Вибила, были развязаны. Он разглядел утоптанный земляной пол, сваленную в углу старинную, обросшую паутиной мебель, высокое сводчатое окно, куда только что проник лунный свет: Эревон плыл, как фрегат, сквозь оставленные грозой тучи. Обойдя комнату, взгляд Джайала вернулся к пугающе знакомому лицу напротив. Молодой человек хотел заговорить, несмотря на запекшуюся во рту кровь, но не смог произнести ничего членораздельного. Старик знаком руки, заслонявшей свечу, призвал его к молчанию.
— Лежи тихо. Здесь ты в безопасности. На вот, попей. — Старик поднес к губам Джайала старую кожаную флягу. Джайалу казалось, что его рот забит песком со всей Страимской пустыни — сверхчеловеческим усилием он приподнялся на локте и приложил губы к горлышку. Старик запрокинул флягу, чтобы легче было пить.
Огонь. Огонь, ожегший легкие и кишки. Не холодная вода, которой он ожидал, а огненная вода, рака, крепкая водка из болотной ягоды. Недавнее прошлое немного прояснилось в памяти: гостиница Вибила, хмельной дурман, драка... Джайал поперхнулся и сплюнул, не в силах дохнуть, и Фуризель свободной рукой хватил его по спине, прочистив гортань.
— Ничего, ничего, — произнес при этом старик, — зато ты живой, хотя заслуги Вибила с друзьями в этом нет.
— Что со мной случилось? — обретя дыхание, проскрипел Джайал.
— Что случилось, говоришь? Смотрю, значит, я — бежишь ты под дождем через храмовую площадь. Что, думаю, за притча? Джайал Иллгилл собственной персоной — и вдруг направляется к Шпилю?
— И ты так сразу меня узнал? — спросил Джайал. Старик ответил снисходительной усмешкой: что, мол, возьмешь с человека, который треснулся головой?
— Ясное дело — и шел ты прямо к гостинице Вибила. Я почуял, что дело неладно, и пошел следом. Залез в сточный канал и жду. Твое счастье, что я так сделал. Несколько минут спустя тебя выкинули оттуда — и уже без того чудного меча, что висел у тебя на боку.
Зуб Дракона пропал — эта мысль не сразу уложилась в разламывающейся голове Джайала.
— Где это мы? — спросил он, попытавшись сесть.
— Через улицу от Шпиля — как обычно.
— Как обычно?
— Да, видать, рука у Вибила все такая же тяжелая — здорово он повредил тебе мозги. Куда ты всегда посылаешь, когда тебе нужен человек для грязной работы?
— Посылаю? За тобой? Да я семь лет как тебя не видел!
— Вот и видно, что с головой у тебя неладно, — хмыкнул старик. — Может, с Вибилом ты и не виделся какое-то время, а уж со мной-то... Только вчера ко мне приходил один из твоих.
Джайалу показалось, что он медленно сходит с ума.
— Вчера? Меня вчера и в Тралле-то не было.
— Будь по-твоему — Город Мертвых все-таки не совсем Тралл.
— В Городе Мертвых меня тоже не было!
— Ладно, — вздохнул Фуризель, — давай я хоть домой тебя отведу — Казарис выплатит мне награду, хотя его хозяин не помнит, ни кто он такой, ни где он был.
— Казарис? Кто это?
— Птица под стать тебе. Колдун твой.
Но тут Джайал ухватил старика за руку и крепко стиснул — силы ему было не занимать. Железные пальцы и решительно сжатый рот отбили у старика охоту ухмыляться.
— Все это очень забавно, — процедил сквозь зубы Джайал, — твои россказни о Казарисе и прочем. А теперь скажи мне, почему ты думаешь, что вчера видел меня, хотя я еще ехал тогда через Огненные Горы, а в этом городе не бывал семь лет.
Когда Джайал подался вперед, сжимая руку старика, его лицо впервые попало в круг света. На Фуризеля это произвело поразительное впечатление: он с приглушенным криком отпрянул назад, пытаясь вырваться, но Джайал держал крепко.
— Твой шрам — куда он девался? — простонал старик.
— Какой еще шрам?
— Да тот, что ты получил в битве при Тралле!
Недавнее видение снова ожило в памяти Джайала: сокрушительный удар булавой... и чернота. Все это словно приснилось ему семь лет, а не пару минут назад.
— Отпусти меня, господин! — ныл Фуризель, мешая думать. Джайал, несмотря на боль в голове, свирепо тряхнул старика за ворот истрепанной рубахи:
— Говори, что тебя так испугало? — От ужаса, с которым глядел на него старик, по спине прошел холод. В этом взгляде Джайал видел свое отражение, отражение дьявольского лица, леденящее кровь до мозга костей. Джайал отпустил ворот Фуризеля и потер, морщась от боли, покрытый запекшейся кровью висок, — в это самое место пришелся удар булавы. Но был ли он, тот удар? За семь лет Джайал ни разу не вспомнил о нем. А вот теперь, когда он лишился сознания, память вернулась к нему с болезненной яркостью. Тот удар должен был убить его. Почему же он, Джайал, здесь? Почему он не воет среди навеки проклятых в бездне и не блуждает в Долине Теней? Почему его череп не лежит среди других в пирамиде, а его кости не истолчены на дороге в пыль ногами и копытами?
Вот и Фуризель смотрит на него, как на призрак.
— Скажи мне, что тебя пугает! — взмолился Джайал, снова хватаясь за ворот старика, как утопающий за соломинку.
— Твой глаз!
— Что с ним не так?
— Глаз! — жалобно взвыл Фуризель.
— Который? У меня два глаза, как у всех. — Старик тупо качал головой. — Ну, говори! Язык у тебя, что ли, отсох?
— Правый глаз ты потерял в битве — а он опять вырос. И шрам пропал.
Недавнее видение вернулось к Джайалу во всей своей остроте — кровь отхлынула от головы, и он снова стал падать во мрак. Смертельный удар, копье, пронзившее бок, тьма, пустота впереди... Он — блуждающий по свету призрак, который теперь, как это у призраков заведено, вернулся в дорогие ему места. Неужто вся жизнь — только сон, населенный такими же призраками? И эта комната, и полная будто бы луна — неужто все это иллюзия, отраженная бесконечными зеркальными стенами Хеля, где все не то, каким кажется, даже муки, которым подвергаются грешники? Джайал поморгал, стараясь снова вызвать перед собой картину водоворота и летящих в бездну душ. Но свеча все так же горела, и Эревон светил в высокое окно, и Фуризель — не могло быть сомнений, что это он, — все так же ежился от страха.
Однако ведь пережил же Фуризель эту кровавую баню, и Вибил тоже? Разве рог отца не трубил атаку, когда Джайал упал? Их всех могли спасти — просто у него, Джайала, выпало из памяти нечто такое, что разъяснило бы все.
Старик обрел голос и произнес, словно в трансе:
— Ты демон — демон из бездны. Ну, скажи мне, что это не так, что это Казарис своим чародейством сумел убрать твою рану. Никто не обрадуется этому так, как старый Фуризель...
— Я не демон, — сказал Джайал, хорошенько тряхнув старика для пущей убедительности. — Разве ты не видишь, что я из такой же плоти и крови, как и ты?
Фуризель, не слушая его, ежился, стараясь стать как можно меньше.
— Твое лицо было в крови, да еще темнота... Я не заметил сразу, что шрама нет...
Джайал думал о своем. Если булава все-таки обрушилась на него, шрам непременно должен был остаться.
Он снова потрогал висок, но нащупал под волосами только рану, нанесенную Вибилом.
Нет, он не призрак — ведь призраки не чувствуют боли. А его рана жжет зверски, да еще рака подбавляет изнутри. Призраки — они не ощущают ни жары, ни холода, их не беспокоят ни седельные потертости, ни укусы насекомых. А он за семь лет достаточно настрадался от всего этого. Он живой человек: это ясно. В этом месте своих рассуждений Джайал заметил, что Фуризель высвободился и успел извлечь из-под плаща кривой кинжал зловещего вида. Клинок, мерцающий в пламени свечи, мстил Джайалу в грудь.
Джайал встал, пошатываясь, но пристально глядя в глаза Фуризелю.
— Ни шагу дальше, или я убью тебя, демон! — с дрожью в голосе сказал старик.
Это показалось Джайалу крайне нелепым: кто же угрожает смертью демону или призраку? Ведь они бессмертны. Откинув голову, он залился сухим, лающим смехом, сотрясшим все его тело. Тут и до истерики недалеко — так все перевернулось в этом мире. И подумать только — когда-то он приказал этому человеку обречь на смерть лучшего друга, и тот подчинился! А теперь он угрожает своему командиру. Чего только Джайал не лишился за эти семь лет: и священного гнева, который придавал ему сил, и власти, которой так широко пользовался, и женщины, которую любил, и дома — а теперь вот еще и Зуба Дракона, в поисках которого объехал полмира. И в довершение всех зол его бывший сержант принимает его за призрак из бездны! От смеха Джайала старому ветерану стало совсем не по себе, и кинжал затрясся в его руке. Джайал отнял у него оружие без труда, как игрушку у ребенка, и охота драться покинула старика столь же быстро, как овладела им. Фуризель понурил голову, глядя в пол.
— Сядь, — велел ему Джайал, и старик неловко присел на корточки. Джайал сделал то же самое, чтобы видеть его лицо.
— Ну а теперь рассказывай. Рассказывай о том, другом, что так похож на меня.
— Он — твое зеркальное отражение, — отведя глаза, сказал Фуризель, — Если бы не шрам...
— Значит, он самозванец.
— Нет! Я вынес его, его самого, с поля битвы при Тралле. Он вылитый ты, если не считать раны на голове.
— И он пользуется моим именем?
— Нет, имя он изменил — Джайала Иллгилла Червь мигом бы сцапал.
— Как же он называет себя?
— Сеттен — он взял это имя вскоре после битвы, полагая, что перемена имени и шрам собьют врагов со следа.
Джайал вспомнил сплетню, которую передал ему хозяин «Костяной Головы»: что Джайал Иллгилл будто бы жив и прячется в городе с самой битвы. Этот Сеттен, должно быть, самозванец: он одурачил старого сержанта, который его спас, а потом воспользовался именем Иллгилла, чтобы приобрести власть над шайкой головорезов.
— Кем бы этот человек ни был, он только выдает себя за меня, — со всей доступной ему твердостью заявил Джайал. — Я все эти семь лет странствовал в южных краях. И нынче впервые со дня битвы увидел наш старый дом на Серебряной Дороге — пустой, заброшенный... — Фуризель, услышав это, замотал головой. — В чем дело?
— Но ведь это там ты — то есть тот другой — и жил все эти годы!
— В этой развалине? Фуризель кивнул.
— Но дом показался мне пустым, когда я был там!
— А ты входил в него?
Джайал отрицательно качнул головой,
— Там он и живет со своей шайкой.
— Так у него есть шайка?
— Да, у него двадцать ребят, включая колдуна Казариса, — все отпетые негодяи, за один дуркал могут убить.
— И ты им служишь?
— Я не убиваю — на то есть другие. Просто помогаю им — жить ведь как-то надо.
— Ах ты, мерзавец, — ухмыльнулся Джайал, — ты выдумал все это потому, что я очнулся раньше, чем ты успел меня ограбить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71