Казалось, звук шел отовсюду, и в какое-то мгновение Павел даже
подумал, что это галлюцинация и звенит у него в ушах, но тут же раздался
отрывистый хлопок, как будто порывом ветра внезапно наполнило парус.
Мелкий сланцевый щебень стал осыпаться со склона, и Павел неуклюже замахал
руками, стараясь сохранить равновесие.
"Неужели землетрясение?" - подумал он первое, что пришло на ум, с
удивлением заметив, как задрожал воздух между соснами, словно горячие
испарения поднимались там, искажая перспективу.
Его лицо и руки, не защищенные одеждой, почувствовали сухой
нестерпимый жар, и он, вскрикнув, выронил арбалет, а потом упал и сам, не
в силах противостоять напору горячего воздуха, который скатывался с горы и
ощутимо толкал его вниз.
"Никакое это не землетрясение! - Павел попытался закрыть лицо
рукавом. - И не дакини. Это что-то другое!".
Он еще продолжал лежать скорчившись, подтянув колени к подбородку,
когда ощутил, что жар ослабевает, спадает давящая тяжесть.
Вновь стали различимы крики птиц и шум ветра.
Павел встал, покачиваясь, попытался опереться о ствол сосны и с
криком отдернул руку. Обуглившаяся до черноты кора дымилась, и раскаленная
смола влипла в ладонь, как печать в сургуч.
Отыскивая взглядом арбалет, Павел увидел склон горы, по которому
словно прошелся гигантский каток, оставив после себя дымящуюся просеку.
Свернулась тонким серпантином трава, кое-где на концах ветвей еще
горела рождественскими свечками хвоя, а у самых его ног корчился, пытаясь
опереться на обугленные лапки, большой черный жук.
- Дунуло, как из ада, - Павел провел рукой по лицу и почувствовал,
как стираются в пыль сгоревшие брови и ресницы. Кожа на щеках вздулась,
прикосновение к ней вызывало сильную боль.
Свой арбалет Павел отыскал метрах в двадцати выше по склону.
Оружие совсем не пострадало и на удивление осталось холодным даже
среди превратившейся в пепел травы.
Шипя от боли, Павел обработал лицо и руки марлей, смоченной в спирте,
оглядел свой хэбэшный геологический костюм и обнаружил всего три
прожженные дырки на локтях и колене. Потери оказались не самыми страшными:
руки-ноги на месте, арбалет исправен. Настораживало одно - непонятность
происходящего, но и к этому Павел уже немного привык, поэтому не стал
дальше ломать голову над неразрешимыми вопросами и вновь осторожно пошел
вперед к плавной седловине, обозначавшей перевал.
Уклоняясь от гибких ветвей, - каждое прикосновение теперь к
обожженной и натянувшейся коже стало болезненным, - Павел вспомнил, как
ему на работе постоянно пеняли за его настырность. Там, где другой
повоевав безрезультатно, в конце концов отступал, смирившись с неизбежным,
Павел не успокаивался, и в результате нарывался-таки на неприятность. Так
и теперь, получив уже достаточно щелчков по носу, и весьма болезненных, он
продолжал делать то, что решил раньше, хотя самым благоразумным было
все-таки повернуть назад.
На седловине обнаружилась маленькая каменистая площадка, от которой
вниз тянулась узкая, хорошо обозначенная тропинка. Похоже, что с этой
стороны склон был более обжитым и чаще посещаемым.
Павел приободрился. Больше ничего опасного вокруг не замечалось, и
если бы не саднящие от ожогов лицо и руки, он, пожалуй, даже стал бы
насвистывать, так как впереди отчетливо слышался шум водопада. Выбранное
направление оказалось верным.
Перед тем, как резко повернуть налево, тропа снова упиралась в
небольшую площадку, на которой росла одинокая старая береза. Дойдя до
дерева, Павел в удивлении остановился.
- Ал лук мас, - прошептал он, глядя на разноцветные тряпочки,
привязанные к ветвям. - Жертвенная береза.
Название неожиданно всплыло из памяти, хотя Павел и не был уверен,
что произнес его правильно. Когда-то он читал о жертвенных деревьях у
народов востока, исповедующих буддизм, и, казалось, прочно забыл об этом,
но сейчас непроизвольно вспомнил, как будто утерянные знания только и
ждали того, чтобы вернуться к нему в нужную минуту.
Многие пестрые лоскутки выцвели, первоначальный цвет угадывался с
трудом, но были среди них и абсолютно новые. Самую нижнюю ветку украшал
салатно-зеленый шнурок с колокольчиком. Колокольчик чуть раскачивался и
мелодично звенел.
От водопада тянуло свежестью. Здесь, на площадке, его рев усилился,
и, хотя падающая вниз мощная струя была еще не видна, воздух над
расщелиной с ручьем искрился мелкой водяной пылью, образуя короткую
радугу.
Павел постоял у священной березы, глядя на пеструю бахрому
колышущихся вместе с листвой лоскутков, потом решительно вытащил из
рюкзака аптечку и, разорвав длинную ленту бинта, привязал и свой дар на
нижнюю ветку рядом с колокольчиком.

Место для ночевки Павел выбрал около тихого родничка в низине,
защищенной со всех сторон от ветра большими базальтовыми валунами. Родник
выбивался из-под серого булыжника вялыми пульсирующими толчками, образуя
вначале неглубокий прозрачный бочажок, из которого потом спокойно вытекал
узкий ручей.
Миновав в полдень водопад Три Ступени, и вправду напоминавший
короткую крутую лестницу, Павел не задержался у ревущего каскада ни на
минуту, стремясь как можно ближе подойти к Сухому хребту. Это ему почти
удалось, но выбирать место для стоянки пришлось все же раньше, чем он
рассчитывал, - сильно болело обожженное лицо, под прогоревшей тканью на
локтях и колене тоже вздулись волдыри, идти стало трудно.
- Что же все-таки это была за пакость? - бормотал вслух Павел,
стараясь бинтами осторожно обмотать саднящие участки кожи. - Так ведь и
вовсе сгореть можно.
Но, бормоча все это вслух, про себя он тихо радовался, что не
пришлось встретиться с испытаниями похуже. Что ни говори, а кроме птиц да
пары бурундуков никто ему на пути не попался, не пришлось пускать в ход
арбалет, в надежности которого он сильно сомневался, и значит, несмотря на
боль, дела обстояли не так уж плохо.
Бросив в кипящую воду пачку гречневого концентрата, Павел взялся за
нож, чтобы открыть банку тушенки. Есть хотелось смертельно.
После долгого дня ходьбы следует основательно подкрепиться, потом
попить крепкого чаю, а после этого сразу завалиться на боковую, - завтра
надо выйти пораньше, чтобы найти пещеру Алабеллы, а то как бы
действительно путешествие не оказалось напрасным.
От мирных приготовлений к ужину Павла отвлекла внезапная, какая-то
вакуумная тишина. Еще секунду назад в сонном вечернем воздухе раздавались
слабые трески и шорохи, которые всегда слышны в лесу даже в очень тихую
погоду, но сейчас все убаюкивающие сознание звуки исчезли, словно все
онемело кругом, и это было настолько странным, что Павел, боясь лишний раз
звякнуть, осторожно протянул руку, чтобы поставить банку на траву.
Он не успел закончить это простое движение. Уже знакомая сухость
разлилась вокруг, ярче вспыхнул костер, и тут же, как будто горящая марля
коснулась и так обожженного лица. Павел вскрикнул и выронил ставшую
нестерпимо горячей банку. В следующее мгновение раздался мягкий, но
ощутимо толкнувший в грудь взрыв, и Павел упал навзничь, инстинктивно
пытаясь опереться на широко раскинутые руки, чтобы не удариться о землю
затылком.
На этот раз жар не был столь силен, как днем. Не загорелась хвоя на
ветках, не обуглилась трава, но все же Павел почувствовал, как на лице
лопнули волдыри и по щекам потекли горячие струйки.
Приподнявшись на локтях, он не сразу понял, что температура воздуха
вновь стала нормальной и кроме того, что он сейчас у костра не один.
Больше всего появившееся существо напоминало классический призрак,
каким его принято описывать или показывать в кино.
Бесплотная, словно сотканная из пара, человекоподобная фигура.
Широкий плащ и лишь угадывающиеся просторные рукава; остроконечный капюшон
и полное отсутствие лица: то ли магистр тайного общества, то ли балаганный
волшебник, но ростом не менее пяти метров. Выглядел новый незнакомец
достаточно угрожающе и непонятно.
- Боишься? - удовлетворенным басом констатировал пришелец и
презрительно хмыкнул, когда Павел попытался ответить, но вместо слов лишь
несколько раз судорожно кивнул. - Тебя ведь предупреждали, что со мной
лучше не встречаться.
Пока фигура в балахоне, подобно отражению в воде, колебалась на
противоположном конце поляны, Павел лихорадочно вспоминал, о чем же или,
вернее, о ком предупреждал его Китоврас, а, вспомнив, попытался отползти
подальше.
- Я вижу, что ты понял, с кем имеешь дело, - голос Кэшота загромыхал
на немыслимо низких регистрах. - Почему ты молчишь?
- О чем говорить, - с усилием выдавил из себя Павел. - Ты - Кэшот,
сеющий смерть. Но ведь ты пришел не за мной, а за драконом.
- Вот уж глупости! - Кэшот умерил тембр и стал как будто меньше.
Очертания его фигуры приобрели большую отчетливость. - Сейчас настроюсь, -
пообещал он.
На том месте, где только что колебался полупрозрачный призрак,
вспыхнуло голубоватое пламя, и вместо силуэта в балахоне Павел увидел
вполне обыкновенного смуглолицего молодого человека в шортах и рубашке с
короткими рукавами.
- Так лучше? - спросил он.
- Вы - дьявол? - неуверенно поинтересовался Павел, продолжая лежать
на земле.
- Дьявол, демон... воскликнул Кэшот и сел прямо на траву, скрестив
ноги. - Можно сказать так. Правда, эти глупости говорят люди, а они сами
не знают, что говорят.
Ничего особенно страшного пока не происходило, и Павел осмелел
настолько, что тоже сел напротив Кэшота. Собеседников разделял лишь
костер.
- Значит вы - демон, - Павел испытующе посмотрел на Кэшота, - пришли
сюда затем...
- Если под "демоном" ты понимаешь злобное, сверхъестественное
существо, обладающее огромной силой и способностью временно принимать
любые формы, то ты не прав. Всего лишь в одном, но не прав.
- И в чем же я ошибаюсь?
- В моей сверхъестественности.
- Но все остальное верно?
- Да.
- Тогда я не вижу разницы, коли вы обладаете остальными качествами.
- Разница есть и большая. Это разница между непознанным и
непознаваемым, между наукой и фантазией - это вопрос самой сути, которую
люди пока понять не могут. Четыре полюса компаса - это логика, знание,
мудрость и непознанное, оно же неведомое.
- Значит вы...
- Познаваем. Я и мне подобные - порождение скорее энергии, чем
материи. И у нас когда-то были тела, но в поисках личного бессмертия мы
вступили на другой путь, нежели человек. Нам удалось найти способ
увековечить себя в виде стабильных энергетических полей. При этом, правда,
была допущена одна, но существенная ошибка - мы вечно будем тосковать по
покинутым телам.
- И что, обратного пути нет?
- Есть временный выход - завладеть любым другим материальным телом. Я
бы мог сейчас это сделать запросто.
- Моим телом? - Павел почувствовал, как похолодела его спина. В
отчаянье он поискал глазами арбалет.
- Без глупостей, - предупредил Кэшот. - Это тебе все равно не
поможет. Да и не собираюсь я делать ничего плохого. Скажи честно - это
Китоврас так тебя напугал?
В ответ Павел смог лишь утвердительно кивнуть.
- Еще один из распространенных предрассудков, - замешательство Павла
немного развлекло его собеседника. - Дух смерти, да? Ужасный Кэшот,
противник всего живого? Глупости. Я бы, конечно, мог уничтожить здесь все.
Понимаешь - все, а не тебя одного, дурачок. Это такая ерунда, что не стоит
даже тратить усилий. Зачем уничтожать то, что и так обречено.
Увидев, что Павел постоянно дотрагивается до обожженной кожи, Кэшот
пояснил:
- Когда ты днем шел к водопаду, то встретился со мной. Я спешил к
Алабелле.
- Как, и вы? Разве может Алабелла сказать вам то, что вы не знаете
сами?
- Конечно. Но то, что он сказал мне, не может интересовать тебя. Я
узнал, что хотел, и теперь удаляюсь. Это Путешествие предотвратить не
удастся.
- Но что же плохого в том, что где-то во Вселенной зародится новая
жизнь. Зачем вам препятствовать этому?
- Ты - человек. Тебе непонятно многое. Даже этот наш разговор, я
уверен, опередил события. Но и здесь, на Земле, вы обеспокоены тем, что
вас становится слишком много. В космосе достаточно различных форм жизни.
Зачем множить сущности?
- Сущности? Разве вы только что не говорили, что формы жизни
различны. Значит и задачи у этих жизней разные.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12