— Нет!
— С вашего позволения, государь, — поклонился рыцарь и объяснил: — Господа, принцесса Аргира выходит замуж за нашего государя и предводителя, герцога Эйрара, который поведет воинов Дейларны на бой, — это решение не может быть отменено… Так значит, вы отвергаете наше великодушное предложение? Это ваше последнее слово? Тогда считаю своим долгом предупредить вас со всей откровенностью: мы — дейлкарлы и верные сыны Империи, которая, в случае разрыва отношений, пойдет на союз даже с Вальком, однако не даст чужеземцам владеть какой-либо частью этой страны…
— Ну и скатертью дорога, — глядя мимо него, сказал Эвименес и повернулся к остальным: — Давайте-ка, братья, кончим этот пустой разговор! В гавани стоит пермандосский корабль: сядем на него да и вернемся домой!
Альсандер и Плейандер уже начали подниматься следом за ним из-за стола, но тут вмешалась Эвадне:
— Нет, братья.
Они замерли.
— Нет, братья! — повторила она. — Сдается мне, нынче вы заломили слишком высокую цену: эта сделка — с душком! Вы что, в своей жадности позабыли о нашем брате Альсиде, до сих пор не отомщенном? И о брате Эвиде, томящемся у Валька в застенке? Или мы собираемся до конца дней странствовать по белу свету, выигрывая битвы лишь затем, чтобы промотать плату в ближайшей таверне? Нет, братья. Я смотрю, уж очень вы дорожите свободой… а я… я готова отдать свою. Господин рыцарь и опекун! Распространяется ли ваше опекунство также и на принца?..
Господин Ладомир потянулся к пергаменту:
— Здесь говорится об «имперских наследниках», сударыня. Я полагаю, мне следует ответить вам утвердительно.
— А раз так, — продолжала Эвадне, — я в присутствии всех заявляю, что прошу руки принца Аурария. Мое приданое — приданое спадариона Каррены. Это отдельно от братьев. Но я думаю… я уверена, что братья присоединятся ко мне и во имя величия нашего города откажутся от своих притязаний… кроме права на военную добычу: этого права у нас никто не волен отнять.
Сперва Звездные Воеводы ошеломленно вытаращили глаза. Но потом согласно кивнули — сперва Альсандер, за ним остальные. Кулак герцога Микалегона с грохотом обрушился на стол:
— Полторы женщины и полумужчина!.. Во парочка будет!..
…А дальше все было просто. Позвали писца, и писец составил все необходимые бумаги. На корабль послали гонца с наказом спешить немедля в Каррену, собирать войска именем Звездных Воевод и по их поручению. Когда все начали расходиться, Эвадне протолкалась к Эйрару:
— Государь и возлюбленный, моя утраченная любовь! Прими искупительную жертву и мою последнюю службу. Будь счастлив и… не поминай лихом…
Он хотел поцеловать ее, но она выскользнула из его рук. Он успел заметить лишь слезы, блестевшие на ресницах. Тогда Эйрар направился было к Аргире, но господин Ладомир его не пустил. Время подгоняло их, спешное венчание должно было состояться назавтра, а Дейларна, как и Дзик, держалась обычая, согласно которому жених накануне свадьбы не должен видеть невесту. Зато нужно было позаботиться кое о каких мелочах, и вот из гильдии портных явился горбатый мастер с двумя подмастерьями — у одного бегали глаза, другой пускал слюни, — снимать мерку с трангстедца для свадебного одеяния. А пока они этим занимались, с севера прибыл скороход:
— Дорога на Ставорну перекрыта… похоже, граф Вальк двинулся наконец!
Эйрар беспокойно переминался, горбун-портной хлопотал, а с улицы доносился топот копыт: прибыл новый отряд всадников Хестинги. Потом в двери просунулась чья-то лохматая голова:
— Государь, что нам делать с изгнанниками Мариолы, которых привел Вардо? Отменные воины, все с пиками и на конях, только нипочем не желают служить под началом карренцев: они говорят, Звездные Воеводы виновны в поражении у Марскхаунской дамбы!
Но самое скверное началось вечером, после ужина, точно Эйрару не достаточно было целого дня переживаний. Началось с того, что Рогей и Оддель пригласили его хорошенько повеселиться в последнюю холостяцкую ночь. Он отказался, и у друзей обиженно вытянулись лица, даже послышалось что-то насчет того, что некоторые, дескать, уже начали зазнаваться. Но едва он успел задуматься о тяжком бремени вновь приобретенной власти — пожаловала депутация синдиков: Богатей с двумя новыми спутниками. Они желали бы знать, обдумал ли уже государь Эйрар высказанные ими соображения, и если да, то каков будет ответ?..
Сам не свой от усталости и раздражения, Эйрар ответил:
— Да, обдумал! Но заключить мир сегодня — значит предать всех, кто избрал меня военным вождем, да и саму Империю, под чьим знаменем я выйду на бой! А вы, небось, уже раструбили по городу, что я готов все и вся по дешевке продать прихлебателям Валька?
Синдик шерстяной гильдии пропустил это обвинение мимо ушей. Он спросил:
— Почему вы, государь, так боитесь мира, которого, во имя Колодца, жаждет народ? А что до Империи и ее знамени… не обольщайтесь. Старый император выжил из ума: завтра ему еще что-нибудь присоветуют, и он снова послушается. Подумайте: ведь до сего дня граф был женихом его дочки!..
…И разговор стал походить на шахматный поединок, бесплодный и бесконечный. Но тут вошел господин Ладомир и весьма выразительно глядел на синдиков, пока они не откланялись — пообещав, впрочем, еще вернуться к этой беседе.
— Ни за что! — проводил их Эйрар. — Или, во всяком случае, не со мной!
Богатей вновь улыбнулся своей рыбьей улыбкой… Когда же за ним закрылась дверь, старый рыцарь вновь подступил к Эйрару все с тем же мучительным вопросом:
— Все-таки вы обязаны ответить мне, государь: с кем вы? Что вам дороже? И чем скорей вы ответите, тем лучше. Выбирайте — и придерживайтесь своего выбора. Интрига — привилегия и развлечение правителей. Но совершаться она должна руками их слуг!
И снова две воли столкнулись в безысходном, затяжном поединке, похожем на первый. С той только разницей, что имперский советник удалился в конце концов со словами:
— Я должен по крайней мере заручиться неопровержимыми доказательствами, что ваша привязанность к родственникам, государь, не повлечет за собой измены нашему делу.
…Оставшись один, Эйрар забрался в постель и стал ждать рассвета, чувствуя себя в свой предсвадебный день несчастнейшим из людей. Все тело мучительно ныло, он уже знал, что поспать навряд ли удастся, разве только урывками. Он попробовал думать о красоте и очаровании Аргиры — самая мысль о том, чтобы обладать ею, доставляла блаженство…
Но как только его голова коснулась подушки, он перенесся в какой-то иной мир и понял: ему предстояла вещая ночь из тех, что, казалось, всегда предшествовали крутым изломам его судьбы.
…Безумные всадники мчались сквозь его сон; золотая корона манила издалека. Потом зажглись холодные зимние звезды — восходило созвездие Единорога, и он изо всех сил устремился к нему, но гнусный червь, виденный когда-то в хижине Мелибоэ, растерзал его крылья, и он, упав, покатился куда-то в бездну по нескончаемому крутому откосу, и вдруг все кончилось, и его обняли белые руки, принесшие покой, и он спросил: «Это смерть?» — в то же время сознавая, что спит, — и откуда-то явилась песня:
Ночь под безлунными небесами, где плещут сполохи — бледные отраженья огней городов, полоненных тенями, а вдалеке — бессильных ратей движенье…
…И тут Поэ Глупец осторожно коснулся его шеи под ухом, без шума, по-походному разбудив. Поэ держал в руке свечу, а за окном разливался металлически-синий предутренний свет.
— Что случилось, друг? — спросил Эйрар.
— Плохо дело, боюсь! — ответил Поэ. — В доме, где ты посадил под стражу двоих старых «союзников», твою родню, ночью слышался топот и какое-то мяуканье. Там вспыхивали синие огни и кто-то страшно кричал!
Эйрар мигом оказался на ногах:
— Идем!
Улицы были еще по-ночному пустынны, лишь изредка попадались вышедшие на прогулку коты, да еще реже — пьянчужки, храпящие у порогов. Поэ шепотом обратился к стражнику, застывшему у дверей маленького каменного дома в квартале ювелиров. Стражник сжимал побелевшими пальцами древко копья и клялся Богами и грифонами — никто и ничто не проникало внутрь дома сквозь эту единственную дверь; но этак с час тому назад они с напарником в самом деле услыхали тяжелый топот наверху, а потом вспыхнули колдовские огни и раздались кошмарные крики…
…Нижний этаж, где прежде была лавочка, теперь пустовал. Эйрар взлетел наверх по ступеням, но дверь оказалась заперта изнутри. На стук никто не откликнулся, и он уже примеривался ударить плечом, но Поэ отсоветовал:
— Это очень крепкий дуб, государь герцог… позволь лучше мне! — и, вынув короткий меч, принялся умело и ловко рубить дверь. С каждым ударом на пол опадали длинные завитые стружки.
Тем временем шум привлек внимание горожан. На другой стороне улицы распахнулось окно, высунулась голова любопытного, потом еще и еще. Кто-то закричал:
— Стража!..
Парень, карауливший дверь, вышел наружу и попытался успокоить людей. По знаку Морского Орла на шлеме в нем признали воина Ос Эригу; собравшаяся толпа зашумела громче, люди явно решили, что за изменниками явился палач, а они заперлись и не даются. Эйрар услышал крики:
— Несите веревку!
— Огня!.. Зажгите огонь!
Дыра в двери была шириной всего в несколько дюймов, и Эйрар знал, что надо спешить, спешить изо всех сил — и все-таки ему пришлось спуститься вниз, вновь выйти наружу и предъявить себя горожанам. Те узнали его и разразились восторженным ревом, и Поэ Глупец со всех ног помчался за стражей, а молодой герцог напутствовал его:
— Да пусть прихватят топоры…
Но люди услышали, как Эйрар отдавал приказание, и откуда-то вмиг появился добрый топор и широкоплечий малый при нем. Ему потребовалось всего несколько ударов, — посыпались щепки, и вот уже можно было просунуть руку вовнутрь и откинуть засов.
Дверь то ли отворилась, то ли попросту рухнула… Толпа любопытных почти втолкнула Эйрара через порог, и он тотчас понял: здесь поработал Мелибоэ. В комнате витал не только запах смерти — был еще и другой, настолько жуткий, что простодушного силача, рубившего дверь, немедленно вырвало. И воздух был до того напоен магией, что глаза лезли из орбит.
— Назад! — крикнул Эйрар. — Назад, если вам дорога жизнь и душа!
И сам не посмел сделать дальше ни шагу, пока по его просьбе ему не передали мешочек зерна. Выложив вокруг себя пентаграмму, он начал произносить самое страшное отвращающее заклятие из всех, какие знал… Но вот знакомая слабость отозвалась дрожью в коленках, и страх исчез с лиц зевак, заглядывавших с лестницы, а потом исчезли и сами зеваки, потому что прибежал Поэ и привел с собой стражников.
Поздно!.. Слишком поздно…
За маленькой прихожей виднелась комната побольше. Окно в комнате было слегка приоткрыто, а с подоконника на пол тянулась длинная полоса зеленой, гнусно пахнущей слизи, а справа и слева — отметины грязных когтей… След вел в спальню, и Эйрар понял, почему ему снился червь, ноющий за прутьями клетки. Ночной ужас обрел плоть: на полу спальни лежал отец — его родитель, его учитель и друг — лежал, уставив седую бороду в потолок — неподвижный, иссохший, бескровный, точно вырезанный из мрамора — и рядом с ним дядя Толо, лицом вниз, с прокушенным затылком… развороченная плоть была бледна и лишена даже капельки крови…
Эйрар отчаянно закричал и рухнул на пол, проваливаясь во тьму…
Он не знал, сколько минуло времени. Но вот в храмах и на улицах зазвонили колокола, и кто-то подошел к нему со словами:
— Сегодня твоя свадьба, государь. Пора наряжаться!
Ему помогли подняться и под руки проводили по ступенькам на улицу, и люди обнажали перед ним головы, бормоча что-то сочувственное. Никто больше не требовал вздернуть предателей: горожане искренне соболезновали его горю. Но за пределами квартала ювелиров, там, куда не дошли скорбные вести, шапки летели в небо, а со всех сторон слышалось:
— Да здравствует Хозяин Дейларны!
— Счастливой свадьбы тебе, государь!
Его уже поджидал господин Ладомир, а с ним Рогей и Микалегон — два шафера.
— Мой отец умер, — простонал Эйрар, и тут горе и слабость, причиненная страшным заклятием, совсем скосили его, он подломился в коленях и упал на застланную коврами скамью. Рыдания душили его. Старый рыцарь коснулся его плеча, произнося добрые и достойные слова утешения. Но они не облегчили душу, как не облегчила ее и совсем уже дикая мысль, что по-настоящему сейчас мог бы помочь лишь один человек — Мелибоэ-чернокнижник, Мелибоэ-философ — Мелибоэ, который и послужил причиной всему. Эйрару показалось, что измученный мозг стянуло узлами… и, как ни странно, именно это ощущение все-таки придало ему сил и помогло справиться со слезами.
— Я должен идти, — сказал рыцарь, обрадованный тем, сколь действенны оказались его увещевания. — Мне следует побеседовать с невестой, ибо я, как опекун, замещаю ее отца.
И он удалился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59