Но потом перед глазами друг за другом мелькнули Рогей, отец, Леонсо Фабриций (это было как ожог), и наконец, старый Рудр, вольный рыбак. И он не то что закрыл рот — даже закусил губы. Он сказал:
— Нет.
— Как нет, — начала было она, и тут вмешался Мелибоэ, сидевший с закрытыми глазами возле стены:
— Только философы способны понять, почему следует столь осмотрительно внушать детям идею патриотизма, хотя бы его и почитали за добродетель. На самом деле это вовсе не природное свойство, но лишь замещение той общей любви к людям, о которой нам твердят епископы. Эта разновидность любви признает лишь часть людей таковыми, смотря по тому, светлые ли у них волосы или же они говорят на диалекте Ласии…
— Нет, — повторил Эйрар. — Хоть вы герцогом меня сделайте, не соглашусь.
К его удивлению, на лице принцессы Аурии отобразился не столько гнев, сколько разочарование.
— Хорошо еще, — улыбнулась она, — что мы сделали вид, будто не поняли намека господина Эйрара насчет какого-нибудь города побольше, нежели Мариаполь. Так вы говорите — патриотизм, господин чародей? На мой взгляд, оно не стоит таких высоких названий, это мелкое и узколобое чувство, способное поставить интересы маленького кусочка Дейларны превыше интересов громадной и великой Империи…
— Любезная госпожа, — сказал Эйрар упрямо, — как может целое быть великим, если его части унижены?
Мелибоэ промолвил все тем же голосом, ровным и безучастным:
— Я же говорил вам, что он не согласится.
— Что? Ты действительно не согласен? — Аурия поднялась на ноги, одежды зашуршали: — Дозволяем удалиться… как, должно быть, опечалится наша сестра!
Эйрар прошел мимо Мелибоэ, застывшего у стены, точно пустоглазая статуя. Отчаяние и надежда сменяли друг друга, захлестывая сознание. «Наша сестра опечалится!» — не ослышался ли он, было ли это правдой? Она не вышла в прихожую, чтобы выпустить его наружу. Лишь выйдя за дверь, в темноту, расслышал он шорох шагов и скрип задвигаемого засова. Где-то с северной, глядевшей на море стороны двора послышались голоса и девичий смех: девушка взвизгнула и умолкла. Луна давно закатилась, цитадель неясной тенью вырисовывалась на фоне звездного неба. Какое-то время Эйрар стоял неподвижно, глядя в небо… Потом кто-то коснулся его руки и легонько стиснул ее, и он стремительно обернулся, хватая кинжал. И с головы до пят покрылся мурашками, осознав, что это была Она.
— Что вы… — начал было он, но мановение маленькой белой ладони заставило его замолчать.
— Господин Эйрар, — выговорила она торопливо. — Во имя справедливости я должна сказать тебе: это был замысел моей сестры, но не мой. Я уверяю тебя…
Настал его черед перебивать.
— Послушай, да никакой я не господин, — сказал он почти свирепо. — Я всего лишь простой крестьянин с нагорий Дейларны. И все-таки я люблю тебя
— как крот может любить звезду, которую ему не дано даже увидеть…
— Ты… руку мне сейчас оторвешь. Да, я знаю… они пользовались этим словом, чтобы расположить тебя к себе. Я больше не стану звать тебя господином… — Она повернулась и вновь протянула ладонь, и ладонь трепетала, и он разглядел в свете звезд, как она опустила голову, готовая немедля исчезнуть. — И я… я принимаю, Эйрар, твою верную службу.
Он никак не мог выпустить ее руку:
— Я обойду для тебя всю Землю, только скажи. Я остановлю Сатурн, стащу рог у Козерога и призову в союзники Меркурий, заклиная души умерших…
— Нет, нет, так ты, чего доброго, меня разубедишь. Если ты честен, к чему поэтические красоты? Язык поэзии — лживый язык!
— Но ведь… любовь, это же и есть поэзия, и…
Из-за цитадели донесся громовой удар, потом невнятные крики. Они испуганно оглянулись. Вновь раздался грохот; вдали, на стене, кто-то размахивал факелом. Боевая труба хрипло прокричала во тьме.
Вот теперь осада воистину началась.
28. ОС ЭРИГУ. КОШКА ПОКАЗЫВАЕТ КОГТИ
Оказывается, валькинги соорудили тяжелую катапульту и надежно укрыли ее на макушке деревянной башни, которую передвигали все время вперед, наращивая свой мост. Эйрар запнулся о небольшой валун, на боках которого еще держались кусочки спекшейся глины: валькинги облепляли камень слоем глины и обжигали, готовя снаряд. Перешагнув его, Эйрар подошел к Плейандеру, стоявшему у одной из замковых катапульт в стальном шлеме и с круглым щитом у плеча. В мечущемся факельном свете казалось, будто его лицо то и дело меняло выражение. Люди возились у ворота катапульты: ответный выстрел только что кончился недолетом.
Еще один глиняный снаряд со свистом пронесся над их головами и тяжело грянул о мостовую. Один из карренских воинов вскрикнул, хватаясь за руку у запястья. Плейандер зло выругался:
— На свет бьют, скоты! Эй, Дад, Гонатас! Свесьте-ка пару факелов вниз со стены — подставим им мишень! А вы, ребята, не ленитесь, тяните живее, хей, хей!.. У вас там мускулы или кисель?..
— Что я могу сделать? — спросил Эйрар.
— Для начала надень латы, если хочешь быть здесь, — ответил карренец. Подобравшийся, как пружина, он казался внимательным и злым. — Это тебе дело не на час — трах, бах и готово; здесь ум нужен. Не просто ударить, но так, чтобы самую душу поколебать… Готово? Отпускай!
За бойницей валькинговской башни горел огонек. На мгновение его скрыла тень — это вылетел очередной глиняный шар с камнем внутри. Мгновение, другое… и вот он с треском и грохотом разлетелся о стену чуть ниже, там, где болтались факелы. Карренцы закричали, принялись насмешничать, но Плейандер явно был недоволен:
— Ишь куда взгромоздились, то-то и бьют так далеко… Эй, погодите на вороте! Астианакс, живенько принеси мне три-четыре стрелы от арбалета: свяжем их вместе, подожжем и попробуем запустить с катапульты; может, долетят благодаря оперению?
Тут он снова заметил Эйрара:
— Как, ты еще здесь? Говорят же тебе — быстро вниз, и чтобы без доспехов не появлялся! Нынче всякая жизнь ценна, и даже твоя. Ибо я вижу, что у барона Катинэ есть мозги в голове. Чем без толку погибать, поберегись лучше до рукопашной!
Кто-то язвительно захохотал в темноте. Эйрар пошел прочь, задыхаясь от обиды. Почти бессознательно он перекрестил пальцы и начал было произносить первые слова заклинания, долженствующего причинить Звездному Воеводе чесотку, но, спохватившись, успел вовремя остановиться. Потом он вспомнил Аргиру, принцессу, выросшую в деревне, и душу вновь наполнило счастье. Она сказала, что принимает его верную службу. Что она имела в виду? Неужели действительно то же, что и он сам?.. Обратно на стену он не пошел, лег в постель и долго вертелся с боку на бок, не в силах заснуть. Лишь под утро, когда за окном посерело, а шум снаружи вроде примолк, Эйрар смежил наконец глаза и увидел сон — впервые с того самого дня, когда они разлучились с Гитоной.
Ему приснилась одинокая звезда, горевшая над сумрачным морем; где-то далеко медленно, мерно звонил колокол. Затем он ощутил как будто биение могучих невидимых крыл, и вот уже не море было вокруг, но лес, уходивший вдаль колоннадами громадных стволов, вечные сумерки царили у их подножий. Что-то белое мелькнуло неподалеку: это, высоко вскидывая точеные ноги, мчался галопом белоснежный единорог. «Только невинная девственница может его укротить…» — подумал Эйрар во сне. И все-таки не совладал с искушением и начал звать волшебного зверя, припоминая слова древних языков, магические слова: отец говорил ему, что для всех зачарованных созданий это было заклинание дружбы. Остановившись, единорог ласково фыркнул, а потом пошел навстречу, и тут Эйрар заметил, что во лбу у него вместо рога сверкал обнаженный меч, и…
Долговязый Эрб тряс его за плечо:
— Вставай, молодой хозяин, всех зовут на совет, только засонь не ведено приглашать.
Когда Эйрар явился, вожди уже собрались, но было похоже, что в его отсутствие особого единодушия среди них не возникло.
Плейандер стоял у окна, мурлыча какую-то карренскую песенку и держа руку на рукояти меча; Альсандер внимательно разглядывал носки своих башмаков, а Эвадне смотрела прямо перед собой, и на щеках ее горели красные пятна. Герцог, сидевший напротив, горстями заталкивал в рот свою черную бороду, жевал ее и снова выплевывал. Эйрар удивился столь странной привычке и подумал, что в подобном расположении духа Микалегон, пожалуй, мог бы закусать насмерть гадюку. Поэ не было среди окружавших герцога командиров, зато в сторонке переминался крестьянского вида парень со щегольской шапкой в руках.
— Ага, а вот и наш знаменитый полководец и судья, — съехидничала Эвадне. — Берегитесь его: кабы не продал он нас всех Стассии за поцелуй девочки-молочницы…
— Нехорошо ты сказал, брат, — покачал головой Альсандер. — Это ведь наше общее дело! — И повернулся к герцогу: — Разреши объяснить ему, государь?
— А что объяснять? — зарычал тот. — Все равно ничего сделать нельзя! Клянусь пламенем преисподней…
— С твоего позволения, государь… — сказал Альсандер и повернулся к Эйрару: — Его милость — хозяин Ос Эригу и наш предводитель, никто с этим не спорит. Однако, согласно его же собственным правилам, все мы — вольные члены Вольного Братства. И вот теперь мы — и, кажется, непоправимо, — разошлись во мнениях относительно того, как же спастись от валькингов и устроить так, чтобы не пришлось наслаждаться вольностью где-нибудь в Миктонских горах. Сам же его милость говорит, что обязательства надо исполнять до конца, ибо даже вольные люди зависят один от другого, пока не истечет договор. А ты как считаешь?
Эйрар дорого дал бы за то, чтобы оказаться где угодно, только не здесь. Он спросил:
— Вы хотите, чтобы я вас рассудил?
— Только не на таких условиях, как тогда в Хестинге, — бросил Эвименес.
— Это было бы слишком!..
— Судить? — рявкнул герцог, выплевывая спутанный клок бороды. — Меня? В моем собственном замке?
Эйрар сказал ему:
— Немного же стоит вольность твоего Вольного Братства, если она того и гляди рассыплется от первого же испытания!
— Насчет этого не знаю, — проворчал Микалегон, — но вот когда некоторые бегут с воплями: «Спасите! Помогите!» и чего только не обещают, а как спасешь, не хотят делать ни бельмеса — вот это уж точно клятвопреступники!
— Клятвопреступники! — взвился Плейандер, и его меч голубой молнией вылетел из ножен. Воины Ос Эригу мгновенно вскочили на ноги, лязгая оружием — но Эйрар успел опередить и тех и других и встал между ними, раскидывая руки.
— Слушайте! — сказал он. — Пока вы тут хватаете друг друга за глотки, по стенам лупят из катапульт. Неужели не ясно, что все наши свары, я не говорю уж о драках, только на руку валькингам?
Наступила тишина. Напряжение почти осязаемо уходило из подобравшихся, готовых к прыжку тел. Наконец Плейандер опустил меч, а Альсандер проговорил:
— Так вот, ближе к делу. Наш брат Плейандер — а он, как известно, больше всех прочих здесь понимает в осадах и крепостях — утверждает, что без удачно проведенной морской вылазки замок неминуемо падет. А герцог Микалегон не желает рисковать кораблями.
— Без кораблей мы пропали, — сказал Микалегон.
— Как только их башня приблизится вплотную к стене — мы пропали, — одновременно с ним сказал Плейандер.
— Просветите меня, — попросил Эйрар. — Кажется, предполагалось, что метание огня с катапульт должно их задержать…
— Не выходит: они обвешали башню сыромятными кожами, чтобы не загоралась.
— А что же Рогей в Короше, в их тылу?..
— Ох-хо-хо-хо! — загромыхал Микалегон, не выпуская из рук бороды. — Вот, парень, перед тобой человек из Короша! Расспроси его, если охота… а впрочем, что зря тратить время. Ну да, ваш Рогей поднял горцев чин чином, но перед нами стоят две с половиной терции и еще половина подходит. А обозы у них такие, что не больно-то выпотрошишь. Едут из самой Бриеллы с полной охраной и притом под защитой таких заклятий, что у корошских ребят от страха кишки к спине прилипают. В общем, толку, что с козла молока.
— Валькинги строят свой мост из дерева и валунов, — добавил Плейандер,
— он растет куда быстрее, чем наша дополнительная стена. Они очистят бастионы Ос Эригу из катапульт и займут их без большого труда. И потом, таран…
— И что же предлагается делать? — спросил Эйрар.
Тут все заговорили разом, но вскоре кое-что прояснилось. Герцог Микалегон настаивал на том, чтобы бросить замок, уйти в море и отправиться на поиски нового дома — где-нибудь в Ураведу или на Островах Пряностей, где можно будет без труда покорить синекожих людей, — или даже в языческом Дзике.
— Умереть здесь, если потребуется, но не уходить, — стояла на своем Эвадне. — Иначе Каррена нам этого никогда не простит!
— А также и Дейларна, — сказал Эйрар. — За что вообще мы деремся? За свою корысть или за освобождение страны?.. — Он помолчал, ожидая ответа или возражения, но даже если Микалегон думал иначе, он постыдился сказать об этом при всех, и Эйрар добавил: — Тем не менее, Плейандер, я не особенно понимаю, каким образом нам должна помочь вылазка с моря.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59