Полностью расслабиться он не мог, однако и краткий отдых, и это нежданное совместное купание, и дурманящая женская ласка словно пьянили его, заставляя не задумываться о том, что ждет впереди. Ладонь Лерии провела по его груди, задев шнурок с амулетом и перстнем. И Владий вдруг встрепенулся, изгоняя окутавший его дурман, резко отстранился от женщины.
— Нет, нет! — успокоила его Лерия. — Не тревожься, княжич, я знаю цену этим сокровищам и знаю их силу. Я не прикоснусь к ним. Во всяком случае, без твоего дозволения…
Она улыбнулась. Владий почему-то сразу поверил этой мягкой искренней улыбке и все-таки непроизвольно взглянул на аметист. Тот по-прежнему горел ровным голубым светом, не предвещая никаких опасностей.
Перехватив его взгляд на перстень, женщина поднялась и переступила через край котла.
— Ладно, княжич, тебе нужно еще немного понежиться в воде, восстановить силы для долгого пути.1 Отдыхай, а я пока накрою на стол.
Она вышла за дверь, которой Владий прежде не приметил, и вскоре вернулась, одетая в свободную полотняную рубаху до щиколоток, волосы ее были убраны под цветастый головной платок. На широкую лавку она положила чистую одежду для Владия, на стол поставила глиняные миски с нехитрой снедью и кувшин с питьем.
Пока она расставляла миски на столе, повернувшись к Владию спиной, он торопливо выбрался из котла и оделся.
— Ну вот, княжич, не обессудь за бедное угощение. Хоть и ждала тебя, да в наших местах особых яств отродясь не было, а нынче тем более. Присаживайся, окажи честь — отужинай вместе со мной.
— Ждала меня? — спросил Владий, не заставляя себя долго упрашивать и с жадностью набрасываясь на наваристую рыбную уху.
— Ты вновь говоришь загадками.Как узнала меня, почему здесь ждала, за что эти люди хотели с тобой расправиться?
— Ты ешь, ешь… А я расскажу. Виденье мне было, что скоро примчатся в деревню нашу всадники на вороных конях, начнут лютовать, народ избивать, именем князя Климоги допытываться о юноше, почти мальчике, который себя княжичем Владием называет. Пошла я к людям предупредить об этой беде, предложила им на время в лесу схорониться, одну меня для допросов оставить. Не сказала лишь, что княжич в мой дом явится. И правильно сделала, иначе не сидели бы мы сейчас за этим столом — спалили бы дом. Но соглядатаи княжеские — те двое, с которыми ты на берегу схватился, — пугливых и послушных баб деревенских против меня настроили. Не всех, конечно, а тех, что всегда ведовства моего боялись, считая, что я беду накликаю… Вот и набросились толпой, камнями забить хотели, как мою мать когда-то. Глупые, пусть им богиня Мокошь судьей будет…
— Но как ты смогла обо мне узнать? От кого?
— Из того же виденья, княжич. Придет юноша русоволосый и голубоглазый, будет меч в его руке и охотничий нож за поясом. И такая в нем тайная сила заключена, что сам Злыдень страшится его вокняжения в Синегорье. Юноша роду княжеского — сын Светозора, подло убитого братом, — дальний путь держит к Белому Замку. Так кто же помочь ему должен, если не я?
— Ты сказала — к Белому Замку?
Владий задумался. Об этом Замке, где живет могущественный чародей, слышать ему уже доводилось. Но никто из старых разбойников, кто о чародее в белой хламиде по вечерам у костра рассказывал, дороги к нему не знал. Говорили лишь, что старец справедлив и мудр, что сам Перун его в поднебесный мир к людям направил. Еще сказывали, что издавна чародей Светозору покровительствовал, да не уберег вот… Где здесь правда была, где вымысел? От отца Владий про покровителя такого никогда не слышал. И только вручая Владию перед последней своей битвой серебряный перстень с аметистом, отец сказал, что получен он им от чародея.
В чудодейственных возможностях перстня Владий не раз имел возможность убедиться. Но следует ли из этого, что нужно изменить свой первоначальный план и отправиться не к воеводе Фотию, а на поиски неведомого хозяина Белого Замка?
Словно прочитав его мысли, Лерия ответила:
— Знаю, что пробирался ты в иные места. Сейчас пути туда нет. Всюду заставы, конные разъезды, соглядатаи и наушники. Редко кому удается пройти к наделу Фотия.
— Про это я слышал, — кивнул Владий. — Но к воеводе хотя бы дорога известна, а где Белый Замок искать? Может, ты скажешь? Да и что проку мне в чародее, у которого ни войска нет, ни оружия, одни заклинания.
— В тех заклинаниях, княжич, силы поболее, чем в ином войске. Однако же не в них главное. Всего важнее духовная мощь и великие знания, которыми он владеет. Малую толику их познав, ты многого достигнешь. Тогда и яснее станет, куда путь держать, кого в союзники звать, а кого остерегаться. К себе зовет тебя чародей. Прислушайся к этому зову — он не обманет.
Владий промолчал. Ничуть не сомневался он в искреннем желании ведуньи помочь ему (разве столь прекрасные глаза могут соврать?!), да вот так, с одного разговора, с того, что привиделось ей, бросаться в противоположную сторону он не хотел. Нужно время — обдумать, разузнать побольше о Белом Замке, к сердцу своему прислушаться…
— Дорогу к Белому Замку никто не скажет, — продолжала Лерия. — Говорят старики, что и в былые времена туда лишь те попадали, кого сам чародей звал. А нынче, сам понимаешь, даже чародеям с незнакомыми людьми встречаться опасно. Всякие люди бывают… Я тоже не знаю, где Замок стоит. Но есть у меня тот, кто тебя к нему выведет. Будет он тебе и проводником, и товарищем верным, при случае и защитником.
— Кто ж такой?
— Жеребец-трехлетка, Лиходеем кличут. Только он тебя к чародею доставить может. И не спеши возражать, любезный княжич! Завтра с ним познакомишься, сразу друг другу понравитесь, сердцем чувствую.
Она улыбнулась, и Владий вновь ощутил какую-то удивительную волну тепла и доверия, соединяющую их. Это, как ни странно, его напугало. Он поспешно спросил:
— Где ты его прячешь? Ни конюшни, ни сарайчика не приметил… И что за имя для коня выбрала — почти бандитское.
Лерия рассмеялась и, заметив смятение Владия, быстрым движением руки взъерошила его недавно причесанную шевелюру.
— Ни к чему ему конюшня. Он у меня, как и ты, вольный! Пасется где хочет. Иногда привязываю, дабы не набедокурил лишнего, к березе на полянке неподалеку. Сегодня вот тоже — знала, что на крик мой прискачет, дурные головы, как орехи, колоть копытами станет, — потому с рассвета на крепкий повод Лишеньку своего посадила. Имя ему не я дала — люди. Жеребенком еще носился где вздумает, никому чужому в руки не давался. Одному мужику ребра сломал, из другого вообще дух вышиб, За то Лиходеем его и прозвали.
— Н-да, хорош приятель…
— Если полюбит тебя, вернее друга не сыщешь. Впрочем, разве можно не полюбить такого доброго и пригожего?..
На сей раз, не удержав сорвавшиеся с губ слова, засмущалась сама ведунья. Чтобы преодолеть неловкость, стала рассказывать о Лиходее:
— Не простой это конь. Свой род ведет от кобылиц из упряжки Перуна, потому и своенравен, силен и разумен необычайно. Ко мне попал стригунком-жеребенком, но уже тогда очень смышленым был. Слышал небось, чародеи иной раз всякую живность ворожеям, ведуньям и знахарям на воспитание подбрасывают. То птенца соколиного, то щеночка или медвежонка, а то и человеческого детеныша. Вот и мне выпало взрастить Лишеньку, чтобы к лесу привык и к речке, чтобы ничего не боялся и ко всему готов был. В должный срок он к родному порогу вернется не сосунком уже, а конем — лихим и надежным. Похоже, настал сей срок…
Владий больше не перебивал ее вопросами, сидел устало облокотившись на стол, и дивился — не словам а мелодии женского голоса, такой напевной, тихой.
Там, где провел он последний год своей юной жизни подобные речи никогда не звучали. Из женщин в разбойном становище княжич только с одной знаком был — с дряхлой бабкой-кашеваркой, из которой двух слов не вытянешь, а если все же рот открывала, то лишь для ругани.
Молодая ведунья вроде бы и не замечала того впечатления, которое произвела она на юношу. Или старалась не замечать? Голос ее иногда отдалялся, звучал едва слышно, как пастуший рожок на деревенской окраине, и Владию приходилось делать над собой усилие, чтобы понять смысл ее напевных фраз. Что же творилось с ним?
За окном давно наступила ночь. Слушая рассказ Лерии, вглядываясь в тонкие черты ее лица, едва различимые уже в полумраке комнаты, он постепенно погружался в сладкую, непривычную дрему. Большие агатовые глаза женщины оказались вдруг совсем близко, заслонив своим дивным сиянием весь окружающий мир.
— Измучился, бедный… Приляг, здесь тебе будет покойнее…
Он почувствовал, как женские руки помогают ему снять одежду и улечься возле окошка на широкую лавку, застеленную овчиной. В памяти всплыли детские воспоминания: столь же нежной и ласковой была сестрица Любава. Но ведь он давно не ребенок, вполне может сам о себе позаботиться! Эта мысль заставила его на миг очнуться, и он понял, что лежит не один, что жарко ласкают его чуткие и умелые руки Лерии, и какие-то особые потаенные слова шепчут ее губы, покрывая поцелуями его лицо, шею, плечи… Теплая волна любви обволокла Владия.
И больше он уже ничего не осознавал, полностью отдавшись неведомым прежде чувствам, подчиняясь им и откликаясь на каждое движение страстного женского тела…
На заре его разбудил встревоженный голос Лерии:
— Проснись, княжич, беда близко! Уходить тебе надо как можно скорее.
Он мгновенно вскинулся со своего ложа, без лишних вопросов оделся, ополоснул лицо водой из ведра. Лерия, вставшая гораздо раньше княжича, объяснила ему свою поспешность:
— Черные всадники мчатся во весь опор, вот-вот ворвутся в деревню. Там про тебя и меня расскажут, сюда направят. Я уже привела Лиходея, еды тебе собрала на дорогу. Беги, княжич, не медли!
— А ты как же? Они ведь тебя схватят, обо мне выпытывать станут, замучают до смерти!
— Руки коротки меня поймать, — усмехнулась ведунья. — В лес уйду, мне там каждое деревцо, каждый кустик знакомы, от чужого глаза всегда укроют.
Владий вышел на крыльцо и застыл пораженный. Жеребца такой дивной красоты и могучей стати ему даже в отцовской конюшне видеть не приходилось. Белоснежный, с отливающей золотом густой гривой, с широкой грудью и крепкими длинными ногами, с бугрящимися и нетерпеливо подрагивающими мускулами под холеной шкурой. Лиходей без сомнения, вел свой род от лошадей самого Перуна.
Гордо выгнув шею, он повернул голову и пытливо посмотрел на Владия, словно прикидывая — достоин ли тот быть его новым хозяином. Светло-карие, почти янтарные глаза поразили княжича светящимся в них человеческим разумением. Голубая звездочка посреди широкого лба очень напоминала драгоценный аметист чародейского перстня. Было это простым совпадением или свидетельством того, что жеребец и перстень первоначально принадлежали одному владельцу — чародею из Белого Замка?
Впрочем, сейчас это не имело значения. Лерия подошла к Лиходею, обняла за шею и что-то прошептала ему на ухо. В ответ конь осторожно коснулся ее плеча мягкими губами, словно благодаря за все, что она для него сделала. Лерия обернулась к юноше, передала плетеную уздечку ему в руки:
— Спеши, княжич, время не терпит.
Но Владий почему-то медлил. Он проверил подпругу и надежно ли приторочены к седлу переметные сумки, ласково провел ладонью по конской гриве. Затем неожиданно спросил:
— Ты наверняка знаешь мое имя, а называешь только княжичем. Почему?
— Я знаю только имя, данное тебе при рождении. Но скоро ты сменишь его. Боги дадут тебе новое имя — великое, гордое, которое ты покроешь славой и подвигами. Придет срок — и я с радостью буду повторять его вместе с тысячами других людей, воздавая хвалу освободителю Синегорья. А имя юного княжича, которого на одну ночь привела судьба под мой кров, пусть хранится в моем сердце, оставаясь тайной для всех: и для людей, и для солнца и ветра, и для звезд ночных, и для птиц предрассветных…
Она порывисто шагнула к Владию, прильнула к его груди и поцеловала в губы. На мгновение княжича вновь обдало жаркой волной страсти и нежности. Но Лерия тут же мягко высвободилась из его рук, отступила назад:
— Некогда ласкаться, милый. Прощай!
— До свидания, Лерия. Обязательно отыщу тебя, когда избавлю вотчину от тирана. Я всегда буду помнить эту ночь…
— Не давай зароков женщинам, княжич, — грустно . улыбнулась Лерия. — У тебя еще много будет таких ночей, а подруги будут куда красивее, нежнее и искуснее меня в любовных утехах.
Владий не знал, что ответить на это. Он вставил ногу в стремя и вскочил в седло.
— Вперед, Лишенька! — воскликнула Лерия, подхлестнув легонько коня своим узорным платком. — Доброго вам пути!
Лиходей, отозвавшись негромким ржанием, с места рванул в карьер, унося седока по едва приметной тропинке, вьющейся среди деревьев.
8. Охота на человека
Лиходей нес его размеренной рысью по берегу Чурань-реки, не зная усталости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
— Нет, нет! — успокоила его Лерия. — Не тревожься, княжич, я знаю цену этим сокровищам и знаю их силу. Я не прикоснусь к ним. Во всяком случае, без твоего дозволения…
Она улыбнулась. Владий почему-то сразу поверил этой мягкой искренней улыбке и все-таки непроизвольно взглянул на аметист. Тот по-прежнему горел ровным голубым светом, не предвещая никаких опасностей.
Перехватив его взгляд на перстень, женщина поднялась и переступила через край котла.
— Ладно, княжич, тебе нужно еще немного понежиться в воде, восстановить силы для долгого пути.1 Отдыхай, а я пока накрою на стол.
Она вышла за дверь, которой Владий прежде не приметил, и вскоре вернулась, одетая в свободную полотняную рубаху до щиколоток, волосы ее были убраны под цветастый головной платок. На широкую лавку она положила чистую одежду для Владия, на стол поставила глиняные миски с нехитрой снедью и кувшин с питьем.
Пока она расставляла миски на столе, повернувшись к Владию спиной, он торопливо выбрался из котла и оделся.
— Ну вот, княжич, не обессудь за бедное угощение. Хоть и ждала тебя, да в наших местах особых яств отродясь не было, а нынче тем более. Присаживайся, окажи честь — отужинай вместе со мной.
— Ждала меня? — спросил Владий, не заставляя себя долго упрашивать и с жадностью набрасываясь на наваристую рыбную уху.
— Ты вновь говоришь загадками.Как узнала меня, почему здесь ждала, за что эти люди хотели с тобой расправиться?
— Ты ешь, ешь… А я расскажу. Виденье мне было, что скоро примчатся в деревню нашу всадники на вороных конях, начнут лютовать, народ избивать, именем князя Климоги допытываться о юноше, почти мальчике, который себя княжичем Владием называет. Пошла я к людям предупредить об этой беде, предложила им на время в лесу схорониться, одну меня для допросов оставить. Не сказала лишь, что княжич в мой дом явится. И правильно сделала, иначе не сидели бы мы сейчас за этим столом — спалили бы дом. Но соглядатаи княжеские — те двое, с которыми ты на берегу схватился, — пугливых и послушных баб деревенских против меня настроили. Не всех, конечно, а тех, что всегда ведовства моего боялись, считая, что я беду накликаю… Вот и набросились толпой, камнями забить хотели, как мою мать когда-то. Глупые, пусть им богиня Мокошь судьей будет…
— Но как ты смогла обо мне узнать? От кого?
— Из того же виденья, княжич. Придет юноша русоволосый и голубоглазый, будет меч в его руке и охотничий нож за поясом. И такая в нем тайная сила заключена, что сам Злыдень страшится его вокняжения в Синегорье. Юноша роду княжеского — сын Светозора, подло убитого братом, — дальний путь держит к Белому Замку. Так кто же помочь ему должен, если не я?
— Ты сказала — к Белому Замку?
Владий задумался. Об этом Замке, где живет могущественный чародей, слышать ему уже доводилось. Но никто из старых разбойников, кто о чародее в белой хламиде по вечерам у костра рассказывал, дороги к нему не знал. Говорили лишь, что старец справедлив и мудр, что сам Перун его в поднебесный мир к людям направил. Еще сказывали, что издавна чародей Светозору покровительствовал, да не уберег вот… Где здесь правда была, где вымысел? От отца Владий про покровителя такого никогда не слышал. И только вручая Владию перед последней своей битвой серебряный перстень с аметистом, отец сказал, что получен он им от чародея.
В чудодейственных возможностях перстня Владий не раз имел возможность убедиться. Но следует ли из этого, что нужно изменить свой первоначальный план и отправиться не к воеводе Фотию, а на поиски неведомого хозяина Белого Замка?
Словно прочитав его мысли, Лерия ответила:
— Знаю, что пробирался ты в иные места. Сейчас пути туда нет. Всюду заставы, конные разъезды, соглядатаи и наушники. Редко кому удается пройти к наделу Фотия.
— Про это я слышал, — кивнул Владий. — Но к воеводе хотя бы дорога известна, а где Белый Замок искать? Может, ты скажешь? Да и что проку мне в чародее, у которого ни войска нет, ни оружия, одни заклинания.
— В тех заклинаниях, княжич, силы поболее, чем в ином войске. Однако же не в них главное. Всего важнее духовная мощь и великие знания, которыми он владеет. Малую толику их познав, ты многого достигнешь. Тогда и яснее станет, куда путь держать, кого в союзники звать, а кого остерегаться. К себе зовет тебя чародей. Прислушайся к этому зову — он не обманет.
Владий промолчал. Ничуть не сомневался он в искреннем желании ведуньи помочь ему (разве столь прекрасные глаза могут соврать?!), да вот так, с одного разговора, с того, что привиделось ей, бросаться в противоположную сторону он не хотел. Нужно время — обдумать, разузнать побольше о Белом Замке, к сердцу своему прислушаться…
— Дорогу к Белому Замку никто не скажет, — продолжала Лерия. — Говорят старики, что и в былые времена туда лишь те попадали, кого сам чародей звал. А нынче, сам понимаешь, даже чародеям с незнакомыми людьми встречаться опасно. Всякие люди бывают… Я тоже не знаю, где Замок стоит. Но есть у меня тот, кто тебя к нему выведет. Будет он тебе и проводником, и товарищем верным, при случае и защитником.
— Кто ж такой?
— Жеребец-трехлетка, Лиходеем кличут. Только он тебя к чародею доставить может. И не спеши возражать, любезный княжич! Завтра с ним познакомишься, сразу друг другу понравитесь, сердцем чувствую.
Она улыбнулась, и Владий вновь ощутил какую-то удивительную волну тепла и доверия, соединяющую их. Это, как ни странно, его напугало. Он поспешно спросил:
— Где ты его прячешь? Ни конюшни, ни сарайчика не приметил… И что за имя для коня выбрала — почти бандитское.
Лерия рассмеялась и, заметив смятение Владия, быстрым движением руки взъерошила его недавно причесанную шевелюру.
— Ни к чему ему конюшня. Он у меня, как и ты, вольный! Пасется где хочет. Иногда привязываю, дабы не набедокурил лишнего, к березе на полянке неподалеку. Сегодня вот тоже — знала, что на крик мой прискачет, дурные головы, как орехи, колоть копытами станет, — потому с рассвета на крепкий повод Лишеньку своего посадила. Имя ему не я дала — люди. Жеребенком еще носился где вздумает, никому чужому в руки не давался. Одному мужику ребра сломал, из другого вообще дух вышиб, За то Лиходеем его и прозвали.
— Н-да, хорош приятель…
— Если полюбит тебя, вернее друга не сыщешь. Впрочем, разве можно не полюбить такого доброго и пригожего?..
На сей раз, не удержав сорвавшиеся с губ слова, засмущалась сама ведунья. Чтобы преодолеть неловкость, стала рассказывать о Лиходее:
— Не простой это конь. Свой род ведет от кобылиц из упряжки Перуна, потому и своенравен, силен и разумен необычайно. Ко мне попал стригунком-жеребенком, но уже тогда очень смышленым был. Слышал небось, чародеи иной раз всякую живность ворожеям, ведуньям и знахарям на воспитание подбрасывают. То птенца соколиного, то щеночка или медвежонка, а то и человеческого детеныша. Вот и мне выпало взрастить Лишеньку, чтобы к лесу привык и к речке, чтобы ничего не боялся и ко всему готов был. В должный срок он к родному порогу вернется не сосунком уже, а конем — лихим и надежным. Похоже, настал сей срок…
Владий больше не перебивал ее вопросами, сидел устало облокотившись на стол, и дивился — не словам а мелодии женского голоса, такой напевной, тихой.
Там, где провел он последний год своей юной жизни подобные речи никогда не звучали. Из женщин в разбойном становище княжич только с одной знаком был — с дряхлой бабкой-кашеваркой, из которой двух слов не вытянешь, а если все же рот открывала, то лишь для ругани.
Молодая ведунья вроде бы и не замечала того впечатления, которое произвела она на юношу. Или старалась не замечать? Голос ее иногда отдалялся, звучал едва слышно, как пастуший рожок на деревенской окраине, и Владию приходилось делать над собой усилие, чтобы понять смысл ее напевных фраз. Что же творилось с ним?
За окном давно наступила ночь. Слушая рассказ Лерии, вглядываясь в тонкие черты ее лица, едва различимые уже в полумраке комнаты, он постепенно погружался в сладкую, непривычную дрему. Большие агатовые глаза женщины оказались вдруг совсем близко, заслонив своим дивным сиянием весь окружающий мир.
— Измучился, бедный… Приляг, здесь тебе будет покойнее…
Он почувствовал, как женские руки помогают ему снять одежду и улечься возле окошка на широкую лавку, застеленную овчиной. В памяти всплыли детские воспоминания: столь же нежной и ласковой была сестрица Любава. Но ведь он давно не ребенок, вполне может сам о себе позаботиться! Эта мысль заставила его на миг очнуться, и он понял, что лежит не один, что жарко ласкают его чуткие и умелые руки Лерии, и какие-то особые потаенные слова шепчут ее губы, покрывая поцелуями его лицо, шею, плечи… Теплая волна любви обволокла Владия.
И больше он уже ничего не осознавал, полностью отдавшись неведомым прежде чувствам, подчиняясь им и откликаясь на каждое движение страстного женского тела…
На заре его разбудил встревоженный голос Лерии:
— Проснись, княжич, беда близко! Уходить тебе надо как можно скорее.
Он мгновенно вскинулся со своего ложа, без лишних вопросов оделся, ополоснул лицо водой из ведра. Лерия, вставшая гораздо раньше княжича, объяснила ему свою поспешность:
— Черные всадники мчатся во весь опор, вот-вот ворвутся в деревню. Там про тебя и меня расскажут, сюда направят. Я уже привела Лиходея, еды тебе собрала на дорогу. Беги, княжич, не медли!
— А ты как же? Они ведь тебя схватят, обо мне выпытывать станут, замучают до смерти!
— Руки коротки меня поймать, — усмехнулась ведунья. — В лес уйду, мне там каждое деревцо, каждый кустик знакомы, от чужого глаза всегда укроют.
Владий вышел на крыльцо и застыл пораженный. Жеребца такой дивной красоты и могучей стати ему даже в отцовской конюшне видеть не приходилось. Белоснежный, с отливающей золотом густой гривой, с широкой грудью и крепкими длинными ногами, с бугрящимися и нетерпеливо подрагивающими мускулами под холеной шкурой. Лиходей без сомнения, вел свой род от лошадей самого Перуна.
Гордо выгнув шею, он повернул голову и пытливо посмотрел на Владия, словно прикидывая — достоин ли тот быть его новым хозяином. Светло-карие, почти янтарные глаза поразили княжича светящимся в них человеческим разумением. Голубая звездочка посреди широкого лба очень напоминала драгоценный аметист чародейского перстня. Было это простым совпадением или свидетельством того, что жеребец и перстень первоначально принадлежали одному владельцу — чародею из Белого Замка?
Впрочем, сейчас это не имело значения. Лерия подошла к Лиходею, обняла за шею и что-то прошептала ему на ухо. В ответ конь осторожно коснулся ее плеча мягкими губами, словно благодаря за все, что она для него сделала. Лерия обернулась к юноше, передала плетеную уздечку ему в руки:
— Спеши, княжич, время не терпит.
Но Владий почему-то медлил. Он проверил подпругу и надежно ли приторочены к седлу переметные сумки, ласково провел ладонью по конской гриве. Затем неожиданно спросил:
— Ты наверняка знаешь мое имя, а называешь только княжичем. Почему?
— Я знаю только имя, данное тебе при рождении. Но скоро ты сменишь его. Боги дадут тебе новое имя — великое, гордое, которое ты покроешь славой и подвигами. Придет срок — и я с радостью буду повторять его вместе с тысячами других людей, воздавая хвалу освободителю Синегорья. А имя юного княжича, которого на одну ночь привела судьба под мой кров, пусть хранится в моем сердце, оставаясь тайной для всех: и для людей, и для солнца и ветра, и для звезд ночных, и для птиц предрассветных…
Она порывисто шагнула к Владию, прильнула к его груди и поцеловала в губы. На мгновение княжича вновь обдало жаркой волной страсти и нежности. Но Лерия тут же мягко высвободилась из его рук, отступила назад:
— Некогда ласкаться, милый. Прощай!
— До свидания, Лерия. Обязательно отыщу тебя, когда избавлю вотчину от тирана. Я всегда буду помнить эту ночь…
— Не давай зароков женщинам, княжич, — грустно . улыбнулась Лерия. — У тебя еще много будет таких ночей, а подруги будут куда красивее, нежнее и искуснее меня в любовных утехах.
Владий не знал, что ответить на это. Он вставил ногу в стремя и вскочил в седло.
— Вперед, Лишенька! — воскликнула Лерия, подхлестнув легонько коня своим узорным платком. — Доброго вам пути!
Лиходей, отозвавшись негромким ржанием, с места рванул в карьер, унося седока по едва приметной тропинке, вьющейся среди деревьев.
8. Охота на человека
Лиходей нес его размеренной рысью по берегу Чурань-реки, не зная усталости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57