Юноша, мечтательно улыбаясь, шел последним в тройке для того, чтобы, как считалось официально, в случае надобности поддержать падающего со сходней чароходца. — О, и госпожа Солган? Какая приятная неожиданность! Не пожелаете ли доставить нам еще большую радость, посетив повара на камбузе? Он будет доволен. — Адмирал осклабился и сделал полупоклон, но к берету не прикоснулся.
Дебрен понял, что за его вежливостью скрывается лишь вежливость и ничего более, — что удивляло, хоть и не очень. Стоящая рядом с рулевым женщина в костюме пажа — скорее полевом, нежели нарядном, хоть и чрезмерно усеянном драгоценностями, — . радовала глаз изящной фигурой. Лицо в ореоле светлых волос, собранных под шляпку, было всего лишь приятным. Что-то мешало назвать его милым, хотя Дебрен понимал, что ушло то время, когда он мог в таких вопросах быть объективным судьей. Ленда Брангго… Ну что ж, одетая в голубое и фиолетовое приветливо улыбающаяся блондиночка сильно напоминала Ленду. Однако же…
— Не сомневаюсь, — сказала блондинка, даже не пытаясь изображать любезность. — Я успела заметить, сколь близки ваши помыслы и деяния. Оба вы спешите протянуть руку, чтобы поддержать меня, когда я иду по трапу — при этом удивительно часто ваша рука помощи попадает мне по заду. Сладкими печеньями меня первым угощал ты, но выпекал-то их повар. С другой стороны, шутливая вначале и утомительная при частом повторении просьба позволить тебе макать свое перо в мою чернильницу родилась, пожалуй, в твоей голо…
— Госпожа Солган!
— Господин Венсуэлли! — Она сделала вид, будто возмущена, при этом ресницы ее призывно затрепетали.
— Настоятельно прошу тебя отправиться на камбуз. Либо куда-нибудь еще. Прогулка пойдет тебе на пользу. Человек, который много двигается, сбрасывает жир, а потому не столь часто подвергается опасности получить шлепок, кстати сказать, неумышленный, по чрезмерно разросшейся части тела.
Блондинка не побледнела, но и не залилась румянцем.
— Надеюсь, ты понимаешь, что говоришь, Венс. Видимо, тебе приходилось много двигаться, ибо, окидывая тебя своим острым женским взглядом, я знаешь что вижу? Ни одну часть тела — подчеркиваю: ни одну — у тебя нельзя считать чрезмерно разросшейся.
Венсуэлли, хоть и не был блондинкой, сначала побледнел, в основном вокруг яростно стиснутых губ, а потом потемнел — уже всем лицом.
— Гостя привел, адмирал? — выручил его некрупный, со вкусом одетый в черное мужчина, стоявший у кормовой шлюп-балки. Ему было лет под пятьдесят. Красный и как бы растоптанный нос, маленькие светлые, на первый взгляд сонные глазки. На груди, точнее, на полочке, образованной большим, гордо выпяченным животом, — огромный медальон с изображением Махруса Избавителя, распятого на колесе с пятью спицами. Дебрен давненько не видывал столько литого золота сразу. Золотой была и цепь, украшенная горным хрусталем, и перстень с подпачканной сургучом печаткой. — Рад познакомиться.
— Дебрен, забыл откуда, — представил магуна Венсуэлли, — борт-чародей сопровождающей нас галеры, названия которой я никогда не пробовал выговорить — опасаясь за свой несовершенный язык. Мэтр Дебрен привел галеру самолично, после того как офицеров и наиболее ценную часть экипажа, назовем это так, смыло в шторм. Он выразил желание честно сотрудничать и готов подчиняться приказам Его Императорской Милости. Мэтр Дебрен, приветствую тебя в нашем обществе. Позволь представить тебе мой… хм-м-м… штаб. Серьезный мужчина, телом напоминающий бочку пива, да и распространяющий вокруг себя благоухание, свойственное таковым бочкам, это его благородие ротмистр Збрхл. Ты должен был слышать, он — крупная звезда среди независимых войсковых экспертов.
— Довелось, — солгал Дебрен. — Приветствую, ротмистр.
— Я о тебе не слыхал, — пробасил наемник, смахивая со светлых усов пивную пену и приподняв в знак приветствия оловянную кружку. Его голос — басовитый и гулкий — тоже вызывал ассоциации с бочкой. — Не беда, мэтр, — когда в бой пойдем, правда сама наверх всплывет. Скажем, как дерьмо в проруби.
— Не слишком точное сравнение, — заметила госпожа Солган. — Прорубь отличается тем особым свойством, что не все, плавучее по природе, будучи в нее брошено, непременно возвращается.
— Вам, мадамочка, когда-нибудь доводилось… хм… покакать в дыру, пробитую во льду? А мне — да, к тому же неоднократно. В то время, когда под командой великого князя Совро мы зимней порой Выдранку под Зберезиной осаждали. Город был славно укреплен, гарнизон крепкий и щедро оплачиваемый, короче говоря, не получалось у нас ничего, и тогда один академик ученый, князев советник, надумал испробовать необычное оружие. Жмутавильцы воду прямо из реки брали, опуская ведра со стен, — так мы немного выше в Зберезине лунок наделали, ну и под охраной щитоносцев одни во славу отчизны, а другие за серебряные грубли опоражнивали кишки так, что аж гул шел. Тяжелый это был бой, скажу я вам. Людей множество полегло. Потому как жмутавильцы плотно стреляли, да и не каждый щитоносец всегда внимательным был, ибо все время нос затыкал, ну и мороз жуткий стоял, да и с неконвенционным оружием тяжеловато — рацион скупой. На этот случай княжеский монетный двор специально Орден Подпаски или что-то вроде этого чеканить начал. И…
— Перестанете нас солдатскими байками потчевать, — прервал черный с цепью. — Они мало кого интересуют. Здесь собрались люди, которые ценят мир и диалог.
— И прекращайте «мадамочкать», — добавила Солган. — Злоупотребление словами повсеместно считается недостатком. Перед вами дамы. И дети.
Детей Дебрен насчитал троих. У бизань-мачты, укрепленной в надстройке ближе к ее передней стенке, стояли небольшие складные табуреточки, на которых с любезными улыбками благовоспитанно сидели два мальчика и девочка. Все в одинаковых розовых жакетиках с белыми жабо, белых мужских чулочках, заменяющих штаны, и бордовых туфельках. Все — со сшивными тетрадками на коленях, гусиными перьями в руках и чернильницами-непроливайками у поясков. Все — черноволосые, темноглазые, смуглые. На глаз — четырнадцатилетние. И пригожие.
— Ну, извольте, — ехидно усмехнулся Венсуэлли. — Сколько было обращений и просьб быть современными и женщину воспринимать наравне с мужчиной. Сколько недовольного фырканья, когда мы протягивали услужливую руку в совершенно инстинктивном движении, чтобы оказать помощь, или когда ради поддержания беседы просили дать кулинарный совет! И тут выясняется, что мы принимаем в гостях не равного себе человека, а даму! А также малолеток, не привыкших к грубому слову. К которым теперь вопреки торжественным декларациям следует относиться не как к слепым инструментам и живой мебели, не как к ходячей пишущей машине, а как к чувствительным и впечатлительным существам. Хорошо, что явились вы, господин Дебрен. Помощь медика нам не помешает, ибо кое у кого здесь чересчур уж разбухло самомнение.
— Если уж мы о твоих учениках заговорили, — загудел Збрхл, — то могла бы одного из них за пойлом послать. А то сидят без дела и в стулья попер…
— Ротмистр!
— …врастают. Что это вы такая нервная, мадамочка? Детишек криками пугаете.
— А это Вендерк опп Гремк, — предотвратил назревающий конфликт Венсуэлли, указывая на плосконосого в черном и золоте. — Юрист с мировой известностью, невероятно глубоко разбирается в вопросах международного права, да и в других… правах тоже. Сейчас, как и все мы, находится на императорской службе. Хоть, как и все мы, не бикопулиссец.
— Очень приятно познакомиться, — еще раз солгал Дебрен, изобразив небрежный светский поклон. — Простите, не спрашиваю об общих знакомых. Но как-то…
— А я, представь себе, о тебе слышал! — Юрист еще выше задрал нос, одновременно еще больше выпятив живот. — И даже лицо твое мне вроде бы знакомо. Хотя в Малой Лелонии держат скверных резчиков, ты у них на объявлениях о розыске здорово удался. Впрочем, возможно, аббат из Ганца деньжат для гравировщика пожалел. Говорят, ты монастырь с сумой по миру пустил?
— Я не взял ни одного динария сверх того, что было записано в договоре, — холодно ответил Дебрен. — Совсем напротив. Это аббат мне здорово недоплатил. Даже удивительно, что ему на приличную печатню не хватило. Но не будем об этом. Дамы ждут.
Госпожа Солган изящно кивнула и улыбнулась. Встала, приняв очень грациозную позу, ожидая, что теперь внимание собравшихся обратится на нее.
Она поспешила.
— Как имя того вон рыцаря, — указал пальцем Венсуэлли, — не скажу, поскольку не знаю. Мы именуем его господином Голубым. Не по цвету глаз, которых он нам узреть не дозволил, а по цвету шарфа на латах. Господин Голубой дал обет, связанный с особой княжны Помпадрины, владычицы Дракии, поэтому простим ему упорное молчание.
Дебрен неуверенно поклонился чему-то, что стояло у правого борта и что до сих пор он принимал за набор доспехов, выставленных на палубу для проветривания. Доспехи, почерневшие и местами тронутые ржавчиной, заскрежетали и на полдюйма наклонили древний шлем, украшенный мордой зубастой лягушки. А может, дракона — выковали его давно, когда художественное кузнечное ремесло в здешних местах только еще выбиралось из пеленок.
— Того храбреца за рулем ты знаешь, — продолжал адмирал. — Это Люванец, моя левая рука, та, что щит держит, соображаешь? Командует на «Ласточке» кнехтами, когда мы их в рейс берем. Сейчас, поскольку миссия у нас строго научная, я перевел его в секретари экспедиции. А на руле он стоит, потому что секретные вопросы мы будем обговаривать в таком, как ты сейчас видишь, обществе. Не шире. Простые матросы, да и рубаки господина Збрхла знать обо всем не должны. Малолеток, обучающихся у госпожи Солган, тоже, кстати, лучше бы…
— Запомните наконец, — прервала Солган, — что это мои рабочие инструменты, как Люванец — твой. За их лояльность ручаюсь. Покончим с этой темой и представь наконец меня.
— Я насколько мог оттягивал лучшие мгновения вашей жизни, господин Дебрен, надеюсь, вы и сами это понимаете. Но всему приходит конец. Позвольте вам представить госпожу Лелицию Солган, хронистку. Она — военный корреспондент и политический обозреватель, аккредитованный при двух-трех дворах…
— Десятках дворов!
— …в основном второстепенных. А детишки — ее писари. Хм-м-м…
— Прекратите хмыкать, Венс. Мэтр Дебрен, приятно с вами познакомиться. Вы расскажете мне о страшной буре, которая поглотила офицеров? Может быть, за обедом? Пожалуй, пора и пообедать, адмирал? Бедолаги на галере так тяжко веслами работают, что я даже проголодалась. Прояви малость махрусианского милосердия и подгони повара. Пойдемте, мэтр, я проведу вас по каравелле, поболтаем и вместе немного жирка сбросим с не в меру разросшихся частей тела. Надеюсь, у вас таковые имеются? Хотя бы одна, а, Дебрен?
— Адмирал просят, — тряхнул гамак кнехт. Он был без доспехов, как и остальные двадцать четыре подчиненных ротмистра Збрхла, и потому чувствовал себя неловко. Вся команда, запертая в трюме вместе с верховой лошадью рыцаря Голубого, резалась в карты, ругалась и высматривала через люки, кому бы дать в лоб, чтобы разнообразить рейс. На палубу им выходить запретили. Несмотря на многоцветье цивильных одежд и пустые ножны на поясах, они выглядели теми, кем и были: солдатами, позволяющими возить себя по морю только ради того, чтобы как можно скорее перепрыгнуть через борт при абордаже или десантировании.
Дебрен зевнул, выбрался из-под пледа, залез в башмаки. Сходни, отделявшие его от капитанской каюты — так ее здесь называли, — он преодолел быстро. Лекарство от морской болезни, запитое пивом из личного запаса ротмистра, подействовало великолепно. Обед был вкусный, обмен любезностями с госпожой Солган малоутомителен, а дремка — в самый раз, не слишком коротка, не чересчур долга. Давно он не чувствовал себя так хорошо.
В тесной, но со вкусом обставленной каюте его ждали несколько человек. Збрхл в углу у стойки с оружием и пивной кружкой при бедре. Вендерк опп Гремк, гордо, с достоинством развалившийся в командирском кресле, а также Солган и Венсуэлли, сидевшие на краю койки, опершись руками о стол с картами.
— Скверно, Дебрен. У нас проблемы, — указал ему на табурет адмирал. — Ветер сменился, дует с востока. Брехта нас не прикроет, качать будет и дальше. Не знаю, управимся ли с перегрузкой на открытом море.
— А обязательно надо в открытом? — Дебрен присел, глянул на карту.
— Господин Гремк утверждает, что обязательно.
— Воинское имущество, пребывая под опечатанным прикрытием, является просто грузом, — с ученым видом пояснил юрист. — Но, будучи освобождено от прикрытия, становится оружием, независимо от степени готовности. Правда, Каникус в своих «Интерпретациях и полемиках» ссылается на прецедент князя Бульбы Ирбийского, который снаряды для своих орудий обычно возил на купеческих кораблях вслед за флотом, ловко обходя запреты, но нас это не оправдает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
Дебрен понял, что за его вежливостью скрывается лишь вежливость и ничего более, — что удивляло, хоть и не очень. Стоящая рядом с рулевым женщина в костюме пажа — скорее полевом, нежели нарядном, хоть и чрезмерно усеянном драгоценностями, — . радовала глаз изящной фигурой. Лицо в ореоле светлых волос, собранных под шляпку, было всего лишь приятным. Что-то мешало назвать его милым, хотя Дебрен понимал, что ушло то время, когда он мог в таких вопросах быть объективным судьей. Ленда Брангго… Ну что ж, одетая в голубое и фиолетовое приветливо улыбающаяся блондиночка сильно напоминала Ленду. Однако же…
— Не сомневаюсь, — сказала блондинка, даже не пытаясь изображать любезность. — Я успела заметить, сколь близки ваши помыслы и деяния. Оба вы спешите протянуть руку, чтобы поддержать меня, когда я иду по трапу — при этом удивительно часто ваша рука помощи попадает мне по заду. Сладкими печеньями меня первым угощал ты, но выпекал-то их повар. С другой стороны, шутливая вначале и утомительная при частом повторении просьба позволить тебе макать свое перо в мою чернильницу родилась, пожалуй, в твоей голо…
— Госпожа Солган!
— Господин Венсуэлли! — Она сделала вид, будто возмущена, при этом ресницы ее призывно затрепетали.
— Настоятельно прошу тебя отправиться на камбуз. Либо куда-нибудь еще. Прогулка пойдет тебе на пользу. Человек, который много двигается, сбрасывает жир, а потому не столь часто подвергается опасности получить шлепок, кстати сказать, неумышленный, по чрезмерно разросшейся части тела.
Блондинка не побледнела, но и не залилась румянцем.
— Надеюсь, ты понимаешь, что говоришь, Венс. Видимо, тебе приходилось много двигаться, ибо, окидывая тебя своим острым женским взглядом, я знаешь что вижу? Ни одну часть тела — подчеркиваю: ни одну — у тебя нельзя считать чрезмерно разросшейся.
Венсуэлли, хоть и не был блондинкой, сначала побледнел, в основном вокруг яростно стиснутых губ, а потом потемнел — уже всем лицом.
— Гостя привел, адмирал? — выручил его некрупный, со вкусом одетый в черное мужчина, стоявший у кормовой шлюп-балки. Ему было лет под пятьдесят. Красный и как бы растоптанный нос, маленькие светлые, на первый взгляд сонные глазки. На груди, точнее, на полочке, образованной большим, гордо выпяченным животом, — огромный медальон с изображением Махруса Избавителя, распятого на колесе с пятью спицами. Дебрен давненько не видывал столько литого золота сразу. Золотой была и цепь, украшенная горным хрусталем, и перстень с подпачканной сургучом печаткой. — Рад познакомиться.
— Дебрен, забыл откуда, — представил магуна Венсуэлли, — борт-чародей сопровождающей нас галеры, названия которой я никогда не пробовал выговорить — опасаясь за свой несовершенный язык. Мэтр Дебрен привел галеру самолично, после того как офицеров и наиболее ценную часть экипажа, назовем это так, смыло в шторм. Он выразил желание честно сотрудничать и готов подчиняться приказам Его Императорской Милости. Мэтр Дебрен, приветствую тебя в нашем обществе. Позволь представить тебе мой… хм-м-м… штаб. Серьезный мужчина, телом напоминающий бочку пива, да и распространяющий вокруг себя благоухание, свойственное таковым бочкам, это его благородие ротмистр Збрхл. Ты должен был слышать, он — крупная звезда среди независимых войсковых экспертов.
— Довелось, — солгал Дебрен. — Приветствую, ротмистр.
— Я о тебе не слыхал, — пробасил наемник, смахивая со светлых усов пивную пену и приподняв в знак приветствия оловянную кружку. Его голос — басовитый и гулкий — тоже вызывал ассоциации с бочкой. — Не беда, мэтр, — когда в бой пойдем, правда сама наверх всплывет. Скажем, как дерьмо в проруби.
— Не слишком точное сравнение, — заметила госпожа Солган. — Прорубь отличается тем особым свойством, что не все, плавучее по природе, будучи в нее брошено, непременно возвращается.
— Вам, мадамочка, когда-нибудь доводилось… хм… покакать в дыру, пробитую во льду? А мне — да, к тому же неоднократно. В то время, когда под командой великого князя Совро мы зимней порой Выдранку под Зберезиной осаждали. Город был славно укреплен, гарнизон крепкий и щедро оплачиваемый, короче говоря, не получалось у нас ничего, и тогда один академик ученый, князев советник, надумал испробовать необычное оружие. Жмутавильцы воду прямо из реки брали, опуская ведра со стен, — так мы немного выше в Зберезине лунок наделали, ну и под охраной щитоносцев одни во славу отчизны, а другие за серебряные грубли опоражнивали кишки так, что аж гул шел. Тяжелый это был бой, скажу я вам. Людей множество полегло. Потому как жмутавильцы плотно стреляли, да и не каждый щитоносец всегда внимательным был, ибо все время нос затыкал, ну и мороз жуткий стоял, да и с неконвенционным оружием тяжеловато — рацион скупой. На этот случай княжеский монетный двор специально Орден Подпаски или что-то вроде этого чеканить начал. И…
— Перестанете нас солдатскими байками потчевать, — прервал черный с цепью. — Они мало кого интересуют. Здесь собрались люди, которые ценят мир и диалог.
— И прекращайте «мадамочкать», — добавила Солган. — Злоупотребление словами повсеместно считается недостатком. Перед вами дамы. И дети.
Детей Дебрен насчитал троих. У бизань-мачты, укрепленной в надстройке ближе к ее передней стенке, стояли небольшие складные табуреточки, на которых с любезными улыбками благовоспитанно сидели два мальчика и девочка. Все в одинаковых розовых жакетиках с белыми жабо, белых мужских чулочках, заменяющих штаны, и бордовых туфельках. Все — со сшивными тетрадками на коленях, гусиными перьями в руках и чернильницами-непроливайками у поясков. Все — черноволосые, темноглазые, смуглые. На глаз — четырнадцатилетние. И пригожие.
— Ну, извольте, — ехидно усмехнулся Венсуэлли. — Сколько было обращений и просьб быть современными и женщину воспринимать наравне с мужчиной. Сколько недовольного фырканья, когда мы протягивали услужливую руку в совершенно инстинктивном движении, чтобы оказать помощь, или когда ради поддержания беседы просили дать кулинарный совет! И тут выясняется, что мы принимаем в гостях не равного себе человека, а даму! А также малолеток, не привыкших к грубому слову. К которым теперь вопреки торжественным декларациям следует относиться не как к слепым инструментам и живой мебели, не как к ходячей пишущей машине, а как к чувствительным и впечатлительным существам. Хорошо, что явились вы, господин Дебрен. Помощь медика нам не помешает, ибо кое у кого здесь чересчур уж разбухло самомнение.
— Если уж мы о твоих учениках заговорили, — загудел Збрхл, — то могла бы одного из них за пойлом послать. А то сидят без дела и в стулья попер…
— Ротмистр!
— …врастают. Что это вы такая нервная, мадамочка? Детишек криками пугаете.
— А это Вендерк опп Гремк, — предотвратил назревающий конфликт Венсуэлли, указывая на плосконосого в черном и золоте. — Юрист с мировой известностью, невероятно глубоко разбирается в вопросах международного права, да и в других… правах тоже. Сейчас, как и все мы, находится на императорской службе. Хоть, как и все мы, не бикопулиссец.
— Очень приятно познакомиться, — еще раз солгал Дебрен, изобразив небрежный светский поклон. — Простите, не спрашиваю об общих знакомых. Но как-то…
— А я, представь себе, о тебе слышал! — Юрист еще выше задрал нос, одновременно еще больше выпятив живот. — И даже лицо твое мне вроде бы знакомо. Хотя в Малой Лелонии держат скверных резчиков, ты у них на объявлениях о розыске здорово удался. Впрочем, возможно, аббат из Ганца деньжат для гравировщика пожалел. Говорят, ты монастырь с сумой по миру пустил?
— Я не взял ни одного динария сверх того, что было записано в договоре, — холодно ответил Дебрен. — Совсем напротив. Это аббат мне здорово недоплатил. Даже удивительно, что ему на приличную печатню не хватило. Но не будем об этом. Дамы ждут.
Госпожа Солган изящно кивнула и улыбнулась. Встала, приняв очень грациозную позу, ожидая, что теперь внимание собравшихся обратится на нее.
Она поспешила.
— Как имя того вон рыцаря, — указал пальцем Венсуэлли, — не скажу, поскольку не знаю. Мы именуем его господином Голубым. Не по цвету глаз, которых он нам узреть не дозволил, а по цвету шарфа на латах. Господин Голубой дал обет, связанный с особой княжны Помпадрины, владычицы Дракии, поэтому простим ему упорное молчание.
Дебрен неуверенно поклонился чему-то, что стояло у правого борта и что до сих пор он принимал за набор доспехов, выставленных на палубу для проветривания. Доспехи, почерневшие и местами тронутые ржавчиной, заскрежетали и на полдюйма наклонили древний шлем, украшенный мордой зубастой лягушки. А может, дракона — выковали его давно, когда художественное кузнечное ремесло в здешних местах только еще выбиралось из пеленок.
— Того храбреца за рулем ты знаешь, — продолжал адмирал. — Это Люванец, моя левая рука, та, что щит держит, соображаешь? Командует на «Ласточке» кнехтами, когда мы их в рейс берем. Сейчас, поскольку миссия у нас строго научная, я перевел его в секретари экспедиции. А на руле он стоит, потому что секретные вопросы мы будем обговаривать в таком, как ты сейчас видишь, обществе. Не шире. Простые матросы, да и рубаки господина Збрхла знать обо всем не должны. Малолеток, обучающихся у госпожи Солган, тоже, кстати, лучше бы…
— Запомните наконец, — прервала Солган, — что это мои рабочие инструменты, как Люванец — твой. За их лояльность ручаюсь. Покончим с этой темой и представь наконец меня.
— Я насколько мог оттягивал лучшие мгновения вашей жизни, господин Дебрен, надеюсь, вы и сами это понимаете. Но всему приходит конец. Позвольте вам представить госпожу Лелицию Солган, хронистку. Она — военный корреспондент и политический обозреватель, аккредитованный при двух-трех дворах…
— Десятках дворов!
— …в основном второстепенных. А детишки — ее писари. Хм-м-м…
— Прекратите хмыкать, Венс. Мэтр Дебрен, приятно с вами познакомиться. Вы расскажете мне о страшной буре, которая поглотила офицеров? Может быть, за обедом? Пожалуй, пора и пообедать, адмирал? Бедолаги на галере так тяжко веслами работают, что я даже проголодалась. Прояви малость махрусианского милосердия и подгони повара. Пойдемте, мэтр, я проведу вас по каравелле, поболтаем и вместе немного жирка сбросим с не в меру разросшихся частей тела. Надеюсь, у вас таковые имеются? Хотя бы одна, а, Дебрен?
— Адмирал просят, — тряхнул гамак кнехт. Он был без доспехов, как и остальные двадцать четыре подчиненных ротмистра Збрхла, и потому чувствовал себя неловко. Вся команда, запертая в трюме вместе с верховой лошадью рыцаря Голубого, резалась в карты, ругалась и высматривала через люки, кому бы дать в лоб, чтобы разнообразить рейс. На палубу им выходить запретили. Несмотря на многоцветье цивильных одежд и пустые ножны на поясах, они выглядели теми, кем и были: солдатами, позволяющими возить себя по морю только ради того, чтобы как можно скорее перепрыгнуть через борт при абордаже или десантировании.
Дебрен зевнул, выбрался из-под пледа, залез в башмаки. Сходни, отделявшие его от капитанской каюты — так ее здесь называли, — он преодолел быстро. Лекарство от морской болезни, запитое пивом из личного запаса ротмистра, подействовало великолепно. Обед был вкусный, обмен любезностями с госпожой Солган малоутомителен, а дремка — в самый раз, не слишком коротка, не чересчур долга. Давно он не чувствовал себя так хорошо.
В тесной, но со вкусом обставленной каюте его ждали несколько человек. Збрхл в углу у стойки с оружием и пивной кружкой при бедре. Вендерк опп Гремк, гордо, с достоинством развалившийся в командирском кресле, а также Солган и Венсуэлли, сидевшие на краю койки, опершись руками о стол с картами.
— Скверно, Дебрен. У нас проблемы, — указал ему на табурет адмирал. — Ветер сменился, дует с востока. Брехта нас не прикроет, качать будет и дальше. Не знаю, управимся ли с перегрузкой на открытом море.
— А обязательно надо в открытом? — Дебрен присел, глянул на карту.
— Господин Гремк утверждает, что обязательно.
— Воинское имущество, пребывая под опечатанным прикрытием, является просто грузом, — с ученым видом пояснил юрист. — Но, будучи освобождено от прикрытия, становится оружием, независимо от степени готовности. Правда, Каникус в своих «Интерпретациях и полемиках» ссылается на прецедент князя Бульбы Ирбийского, который снаряды для своих орудий обычно возил на купеческих кораблях вслед за флотом, ловко обходя запреты, но нас это не оправдает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51