— Просто ответь на мой вопрос.
— Вообще-то, нет, не видел.
— В восприятии человека живопись в пятнах — просто большой холст, покрытый в случайном порядке пятнами краски. А Донади сидят и смотрят на такую картину от десяти минут и больше. Если смотреть достаточно долго, пятна начинают складываться в трехмерное изображение.
Хэммакс сказал:
— Я видел это. Очень странная штука. Донади смотрят на эти свои картины очень долго, пока не приходят в состояние экстаза от своих галлюцинаций.
Лобот возразил:
— Это не галлюцинации. Живопись Донади представляет собой не изображение, а стимул к восприятию изображения. Это фокус восприятия и, похоже, он работает только для этой расы.
— То есть, ты думаешь, что в этих пятнах содержится изображение?
— Я полагаю, что эти пятна сделаны здесь не просто для для глаз Квеллы, но для разума Квеллы.
Ландо нахмурился.
— Даже если ты прав, это нам не слишком поможет.
— R2 единственный из нас способен видеть все помещение сразу. Можно задать ему другие параметры восприятия. У меня есть подобные программы для дроидов из Института Исследований Ощущений на Барабуу. Это самое обширное собрание нейрокогнитивных моделей в Галактике. R2 обработает изображение с новыми параметрами и выдаст его на наш экран.
— Это похоже на попытку собрать сабакк на четырех картах.
Лобот сказал:
— Удача — это везение, дополненное умением. Ты сам так говорил.
— Я?!
— Да, ты. Жди.
Сказано было, что семена не знают цветка, который породил их. Эти слова применимы к цивилизациям и мирам, породившим их. В долгой истории Галактики многие родословные древа были слишком запутаны, чтобы в точности помнить всех предков и потомков.
На тысячах тысяч миров жизнь зарождалась из сплава энергии и времени — и погибала в одно мгновение.
На сотнях тысяч миров жизнь зарождалась и не сдавала своих позиций, противопоставив энтропии и переменам разум и плодовитость.
На десятках тысяч миров победившая жизнь превосходила их пределы, училась преодолевать непреодолимые расстояния, пролетая сквозь космос, исследуя, покоряя и населяя миры, далекие от того, что был ее колыбелью.
И некоторые из миров, благословленных даром жизни, передавали этот дар другим мирам. Цветки порождали семена, порождавшие цветки. Но ни одно из этих семян не знало всего своего наследия, ибо память живых существ коротка. И помнить рождение первых семян жизни могла лишь сама Сила.
Народ, который называл себя Квелла, не нес дар жизни в иные миры. У них не было инопланетных владений. Они имели силы и средства, чтобы покинуть родной мир, но не имели причины это делать.
Но народ Квелла имел родителей, предков, которых он едва помнил. Народ, породивший Квелла, называл себя Куонет и имел много потомков, но также имел и родителей, которые называли себя Ара Наффаи.
Так, хотя народ Квелла не имел детей, он имел множество родственников, ближних и дальних.
И в надежде найти родственников народа Квелла, Лобот изучал архивы Института Исследований Ощущений. Лобот знал о происхождении Квелла не больше, чем они сами знали о себе, но он знал по каким принципам надо вести поиск и очень хотел найти то, что ищет. Его надежда зависела не от удачи, а от четкого алгоритма поиска, тщательности архивистов и плодовитости и устойчивости генеалогической линии Ара Наффаи.
По крайней мере, Лобот сам так считал. Удача — любимая игра Ландо, а Лобот предпочитал надеяться на что-то не столь эфемерное и непредсказуемое.
Это было нечто вроде молчаливого соперничества, и Лобот был счастлив, когда подтверждалась правильность его пути и ненадежность пути Ландо. Лобот гордился, что компетенция обычно значила больше, чем везение, а усердие вознаграждалось чаще, чем смелость.
На этот раз наградой оказались записи восприятия расы Хотта с планеты Хо Наи.
Изображение, спроецированное R2, покрывало только часть стены, но по этому образцу могло быть установлено изображение всего помещения в восприятии представителя расы Хотта. Результат был очевиден. Обработанное и переведенное в человеческое восприятие, изображение имело только одну основную точку и единственно возможное значение.
Ландо сказал:
— Это там. В углу. Это и есть твоя большая красная кнопка.
3РО объявил:
— Я ничего не вижу. R2, ты, видимо, ошибся.
Ландо возразил:
— Ты и не можешь это видеть. Это можно видеть только настоящими глазами.
Оттолкнувшись от переборки, он направился в угол.
— Генерал Калриссиан? Это Хэммакс. Предлагаю, чтобы первым это исследовал R2.
— Где полковник?
— Полковник Паккпекатт наблюдает.
— Ладно, R2, давай постучим в дверь.
R2 на своих двигателях подлетел к углу, из маленького люка на левом борту дроида выдвинулся телескопический манипулятор, и коснулся угла, где соединялись две переборки.
Ничего не произошло.
Ландо сказал:
— R2, нажми сильнее.
Маневровые двигатели дроида выбросили струи газа, его серебристый корпус завибрировал, когда он с силой нажал на ключевое место.
— Ладно, хватит, R2. Теперь я попробую.
Хэммакс обеспокоенно спросил:
— Что вы собираетесь делать, генерал?
— Все-таки этот корабль построен не дроидами и не для дроидов.
Ландо коснулся переборки. Снова никакого эффекта.
3РО сказал:
— Возможно, мы ошиблись в инструкциях. R2, ты, наверное, прочитал все наоборот.
Маленький дроид только презрительно пискнул в ответ.
Ландо сказал:
— Я не могу надавить как следует. Может быть, Квелла были сильнее, чем мы?
Лобот возразил:
— Мы еще не смогли открыть силой ни одну их дверь.
Ландо расстегнул застежку на правой перчатке скафандра. Хэммакс удивился:
— Что вы делаете?
— Может быть, скафандр и дроид регистрируются запирающим механизмом одинаково.
Резким рывком Ландо сдернул перчатку с руки.
В помещении было ужасно холодно, и руку сразу пронзила сильная боль. Зажав перчатку левым локтем, Ландо коснулся переборки. Поверхность разошлась от его прикосновения и свернулась по краям, пока в углу не образовалась дыра, достаточно широкая, чтобы Ландо мог в нее пролезть.
3РО воскликнул:
— У него получилось!
Ландо заглянул в отверстие.
— Тут нечто вроде дверной ручки. Это мне куда больше нравится. R2, иди сюда и покажи картинку ребятам на крейсере.
Хэммакс опять забеспокоился:
— Генерал, предлагаю вам снова надеть перчатку. Эта ручка может быть рассчитана на биологию Квеллы.
— Это мы сейчас выясним. R2, достаточно. Все готовы? Открываю!
Сделав глубокий вдох, Ландо схватился правой рукой за ручку в глубине отверстия.
Внезапно за внешней мембраной сверкнула вспышка ослепительного голубого света, а когда свет исчез, Ландо увидел, что исчез и туннель между Странником и «Леди Удачей». В следующий момент все, что находилось в помещении, начало высасывать в вакуум через открывшийся вход.
Ландо отчаянно вцепился в ручку, но R2 и Лобота, вырывающаяся атмосфера потянула к отверстию, маневровые двигатели дроида и скафандра Лобота не смогли противостоять внезапно возникшей буре. 3РО, не имея таких двигателей, вообще не мог сопротивляться. Но, к счастью, отверстие закрылось спустя момент после того, как Ландо дернул за ручку. R2, 3РО и Лобот ударились о полностью закрывшийся борт.
Ландо почувствовал, как пол под его ногами завибрировал.
— Корабль двигается! Хэммакс! Полковник! Что происходит?
Никто не отвечал. В комлинке не было слышно даже статических помех.
— «Славный», кто-нибудь! Ответьте!
Лобот отозвался:
— Ландо! Мы не просто двигаемся! Корабль прыгнул в гиперпространство!
Это произошло так быстро, что никто не мог сказать, что же случилось в точности. Какое-то энергетическое оружие Странника отрезало «Леди Удачу» от корпуса и ударило по кораблю-иммобилизатору «Каурианд», нанеся ему тяжелые повреждения. Когда гравитационное поле отключилось, Странник неожиданно прыгнул в гиперпространство. Командир «Мародера» не успел даже запросить разрешения открыть огонь.
Паккпекатт спросил:
— Вы засекли вектор прыжка?
— Да, сэр, он прыгнул в направлении Ядра.
Выражение лица Паккпекатта не изменилось.
— Подобрать яхту и пристыковать к внешнему стыковочному узлу «Славного». «Молнии» направиться к месту последней дислокации цели и совершить прыжок по ее вектору. Мы пойдем вторыми, «Мародер» третьим, и остальные корабли по группам с тем же интервалом. Выход из гиперпространства на границе Ядра. Странник должен быть где-то там.
— Да, сэр, но почему он должен быть там? Ведь он может долететь до самого Бисса.
Упоминание о мире, бывшем резиденцией возрожденного Императора, усугубило и без того подавленное настроение на мостике. Паккпекатт тихо сказал:
— Будем надеяться, что нет…
Глава 12
Еще задолго до того, как они достигли Лукейзика Люк Скайуокер мысленно закрепил за ранее безымянным «Верпином» Акейны имя «Грязный Ленивец».
Сам он долгие годы летал только на высококачественных военных машинах, действовавших в военное время, без тех ограничений, которые обычно сопровождали полеты гражданских кораблей. После этого было очень трудно привыкнуть к тихоходному гражданскому кораблю и навигационным ограничениям мирного времени. «Ленивец» был не только медлителен в реальном пространстве, но ему нельзя было выходить из гиперпространства в планетарной зоне управления полетами.
Люк понимал, что навигационные правила необходимы. Они помогали менее опытным пилотам на сильно нагруженных космических линиях вблизи густонаселенных планет. Но лететь четыре дня в реальном пространстве, просто чтобы покинуть Корускант! Люк привык включать гиперпривод сразу после того, как корабль выйдет из атмосферы. «Грязный Ленивец» упорно отказывался выходить в гиперпространство до выхода из системы. И нельзя было даже переконфигурировать бортовой компьютер, такой опции просто не было. Возможно, удалось бы что-то сделать с этим аппаратным путем, но Люк сразу отказался от мысли покопаться в двигателе. Космический корабль, даже такой простой, несравненно сложнее хопперов и спидеров, с которыми Люку так часто приходилось иметь дело на Татуине. Настраивая двигатель вручную, слишком легко допустить ошибку, которая может стать фатальной. Каждый пилот слышал массу жутких историй о подобных случаях. В частности, таким кошмаром был «прыжок в один конец» — невозможность корабля выйти из гиперпространства. Даже Хэн и Чуи не связывались со столь сложным делом, как перенастройка гиперпривода, доверяя это профессионалам и не скупясь на вознаграждение.
Из-за всего этого Люку пришлось оставаться в сжатом пространстве вместе с Акейной целых одиннадцать дней на пути к Лукейзику. После месяцев отшельничества Люк не был готов к столь тесному контакту с кем-либо. К счастью, Акейна это понимала.
Она видела, что ему трудно после долгой изоляции переносить чье-то общество и старалась не мешать ему. Она предоставила Люку единственно возможное в таких условиях уединение — уединение разума и сердца.
По ее предложению они организовали расписание вахт таким образом, что спать им приходилось в противоположное время суток. Казалось, Акейна рада, что кто-то теперь следит за кораблем, когда она спит, и не возражала, что такое расписание сократило их время общения лишь до пары часов дважды в день.
Люк думал, что Акейна тоже привыкла к одиночеству, наблюдая, как она, казалось, владеет искусством выдерживать ритм. Она читала на своем старом ноутбуке, медитировала в кресле второго пилота, и постоянно проверяла функциональность систем корабля.
Казалось, она ищет одиночества для себя.
Акейна выполняла упражнения фалланасси за задернутой занавеской спального места, снимая верхнюю одежду для упражнений только, когда Люк спал в закрытом спальном мешке. Когда он как-то заметил это, она вежливо это проигнорировала, избавив его от извинений, а себя — от объяснений.
Дважды в день они вместе готовили еду из скромных продовольственных запасов Акейны, большую часть которых составляли просроченные имперские пайки — явный знак отчаянной нехватки средств. Но даже еда не становилась причиной для разговора. Они не разговаривали почти весь путь до Лукейзика, пока, наконец, цель их путешествия не стала видна из окна кабины.
Люк, раскрывая упаковку с нарватскими хлебцами, сказал:
— Еще шестнадцать часов. Ненавижу так долго ждать. Я хотел бы залезть обратно на койку и спать, пока автопилот не спросит, желаем ли мы приземлиться.
Акейна глотнула из своей фляжки кислого сока паваи.
— Если бы я думала, что это не начало, а конец нашего путешествия, я бы сделала то же самое.
— Как ты думаешь, могли фалланасси вернуться сюда после войны?
Акейна покачала головой.
— Нет. Империя боялась нас не меньше, чем хотела завладеть нашей силой. Имперцы не стали бы высаживаться и требовать от нас сдаться, как они обычно поступают в таких случаях…
— Да уж, я знаю, как они работают.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32