Пилоты уже собирались связаться с турецкими пограничниками, чтобы запросить разрешение на пересечение границы, но тут случилось нечто непредвиденное.
Флайер начал совершать различные маневры — резко менять курс, высоту, скорость, — словно наконец заметил истребитель и пытался скрыться. Естественно, из этого ничего не вышло. И тогда на глазах у экипажа перехватчика флайер резко пошел вниз и на большой скорости врезался в воду.
Произошел взрыв установки, обломки разлетелись метров на 300 и вскоре затонули. Перехватчик несколько раз облетел это место, однако ни останков людей, ни обломков уже не было — ничего, кроме большого пятна, видимо, от горючего.
Можно предположить, что именно на этом флайере покинули поселок нападавшие. Хозяина судна они захватили с собой в качестве пилота — ведь у них не было времени, чтобы переналадить на себя управление. Дальнейшее можно объяснить по-разному. Возможно, Урбанович взбунтовался и на борту началась борьба, в результате которой флайер потерял управление. А возможно, участники ночного нападения, видя, что уйти от преследования не удается, предпочли уйти из жизни. Пусть так. Но флайер вмещает лишь троих, в крайнем случае, если использовать грузовой отсек, семерых. Как же покинули Китеж остальные нападавшие?
Ну и, наконец, последнее обстоятельство, которое не укладывается в «гипотезу Завадски — Реброва». Честно говоря, оно не укладывается ни в какое разумное объяснение.
Помните рассказ белогорских полицейских о чудовищах и странных звуках, которые они якобы слышали? Съемку никто не вел и визуальные сообщения проверить нельзя. Однако аудиозапись была включена, и я с ней ознакомился. Я не стану утомлять вас прослушиванием — я занимался этим несколько часов, прежде чем что-то разобрал, — но могу утверждать точно: ЗВУКИ, ТАК ПОРАЗИВШИЕ ПОЛИЦЕЙСКИХ, ДЕЙСТВИТЕЛЬНО СУЩЕСТВОВАЛИ. Записалось плохо, на фоне их довольно громких восклицаний, но тем не менее ЭТО слышно. Скрежет, вой, нет, не вой, а словно бы пение, и голоса — даже как бы можно разобрать слова… Я отдал пленку специалистам, они работают с ней уже давно, но пока не могут определить источник этих звуков.
— Вы понимаете, что говорите? — негромко произнес Риман. Мои последние слова заставили начальника Управления оторваться от вычислителя, из щели которого как раз в эту минуту поползли листки.
— Да, — обреченно кивнул я. — Если это признать, то надо признать, что все происходило НА САМОМ ДЕЛЕ: летали чудовища, бегали муравьи, и лава ползла, и дома горели… однако не сгорели, и вообще нигде нет следов пожара либо застывшей лавы… А главное, что существовал ночной гость Путинцева — могучий волшебник, маг и чародей. Возможно, выходец из космоса, а может, и из преисподней…
— Прекрасно! — воскликнул Риман. — Отличная гипотеза! «Я тот, кто вечно хочет зла…» И это ваше замечательное выражение — несвежая сила!
— Нечистая, Пауль Альбертович, — поправил я.
— Да, простите, так правильно: нечистая сила. Вот версия, которая объясняет все. Абсолютно все!
Он поднялся и зашагал по кабинету. Сделав круг и остановившись возле висевшего на стене полотна Брейгеля, он произнес:
— Однако оставим пока это. Я хотел бы услышать, что вы намерены предпринять.
— Прежде всего проверить всех парапсихологов, психотерапевтов, медиумов — всех, кто обладает необходимой силой внушения, кто МОГ это сделать. Далее — проверить прошлое Путинцева. Если верить рассказу Анны, ночной гость хорошо знал хозяина. Где они познакомились? Возможно, так удастся установить его личность. Ну, и следует проверить наставников общин, недоброжелательно настроенных по отношению к «Дому Гармонии»: не могли ли они кого-то нанять, привлечь…
— Так, — кивнул Риман. — Очень хорошо. Теперь о том, что удалось выяснить мне. Я просмотрел все выступления господина Путинцева за последние три месяца и вот что обнаружил.
Он протянул мне листок. Дойдя до слов «пришло время его нарушить», я сказал «ага».
— То же самое сказал и я, — заметил Риман. — Он и до этого делал какие-то намеки, но в этой передаче впервые высказался столь откровенно. Как видите, она состоялась на прошлой неделе. Таким образом, рассказ госпожи Путинцевой получает еще одно подтверждение — в той части, которая касается беседы между ее супругом и незнакомцем. Мы можем с достаточной уверенностью предположить, с какой целью было совершено нападение: чтобы заставить Путинцева замолчать. Видимо, в первоначальные планы нападавших не входило его убийство: его хотели или запугать, или дискредитировать, погубить его репутацию, чтобы к его словам уже никто не прислушался; он погиб, пытаясь их остановить. Можно сказать, что мы знаем ЗАЧЕМ, но не знаем КАК. Как они это сделали? И кто они? И что собираются делать дальше? Вы можете сказать, что последний вопрос как бы лишний — если иметь в виду случившееся с флайером. Что ж, поговорим о флайере. Скажите, вам ничто не показалось странным в сообщении экипажа перехватчика?
Я начал лихорадочно вспоминать. Полет без оповещения, преследование, попытка уйти, взрыв… обломки на триста метров, тела не найдены…
— Видите ли, Александр, — продолжил Риман с видом учителя, наводящего ученика на нужный ответ, — человек, летевший на этом флайере, очень хотел, чтобы мы считали его погибшим и больше не искали. Он сделал для этого все. Картина гибели получилась очень впечатляющей и натуральной. Даже слишком натуральной. Он перестарался.
Внезапно я догадался:
— Обломки! Разве они должны были затонуть?
— Правильно! Конечно, не должны. Корпус флайера сделан из легкого пластика, он не тонет в воде. Но главное, что мне сразу показалось подозрительным, — это пятно. Ведь флайер работает на водороде, там нет никаких жидкостей, масел тоже практически нет — откуда же пятно? Картина должна быть прямо противоположной: множество обломков и никакого пятна. Когда я пришел к этой мысли, я связался с СВК и попросил проверить записи радаров перехватчика. Знаете, что на них обнаружили?
— Никакого взрыва?
— Совершенно верно! Человеку можно внушить что угодно, но прибор фиксирует лишь то, что происходит на самом деле. Флайер и не думал взрываться: снизившись, он над самой водой пошел на юг. Я попросил турецкую СВК дать мне данные о его дальнейшем продвижении. Я боялся, правда, что он и с турками проделает ту же штуку, но он, видно, решил, что он нас хорошо обманул и не стал больше устраивать фокусов. Флайер с бортовым номером РК1477 пересек границу в 4.23. Вот что он сообщил о себе. — Генерал перебросил мне листок. — Большая часть здесь, как ни странно, правда.
Начальник Управления вновь прошелся по кабинету и, миновав Брейгеля, остановился перед большим экраном, с которого на нас смотрело лицо незнакомца, — то, что с таким отвращением рисовала по моей просьбе Анна.
— Ночной гость господина Путинцева не погиб, Александр, — не будем заблуждаться на этот счет. Кто он? Где сейчас находится? И — повторюсь — что намеревается делать дальше? На все эти вопросы вам предстоит ответить. Оставьте пока в покое известных нам гипнологов и конкурирующие общины — мне кажется, здесь поиск нам ничего не даст. Сосредоточьтесь на прошлом Путинцева, ищите там. Далее: способ воздействия. Поднимите все дела за последние 15 лет — может, отыщется что-то похожее. Вот, кажется, все. Послезавтра жду вас с очередным рапортом.
Я взял со стола листочки с данными о разбившемся и воскресшем флайере и с текстом выступления Путинцева и направился к двери. Когда я уже взялся за ручку, Риман окликнул меня:
— Александр Федорович! Я бы хотел, чтобы вы помнили, что наш подопечный умеет не только скрываться, но и нападать в самый неожиданный момент.
Я принял предупреждение к сведению и молча вышел. Фраза «будьте осторожны» никогда не употреблялась в нашем Управлении.
Рединг умер вчера вечером: Он до последнего часа находился в сознании и все просил меня быть ближе к нему и возложить на него руки — видимо, это несколько ослабляло боль. Большего мне, к сожалению, сделать не удалось. Все попытки оживить разрушенные нервные центры приводили только к новым мучениям.
Ни в чем так не выражается бессмысленность жалкого человеческого существования, как в хлопотах, которыми живые окружают мертвое тело, — эту пустую оболочку, вмиг ставшую досадной обузой, отвратительным грузом, лишь только отлетело слабое, никчемное, но все же дорогое кому-то «я». Никто из нас не знал, как похоронить Виктора, никто не мог изготовить гроб — и в то же время никто бы не понял меня, если бы я предложил просто сбросить тело в одну из шахт. Неттлингер отыскал где-то сравнительно целый ящик, достаточно длинный, но узкий, так что покойника пришлось класть боком. К счастью, окрестности изобилуют глубокими ямами. Нам оставалось лишь опустить наш груз в одну из них и забросать камнями. Всем хотелось чем-то увенчать эту маленькую пирамиду, как-то выделить ее. Крест? Это было бы нелепо. Тот же Неттлингер вдвоем с Фабером приволокли здоровенный камень (который, кстати, отчаянно фонил) и водрузили его наверху.
Все ходили потерянные, и чтобы встряхнуть их, я провел занятие, настоящее, в ходе которого каждый должен был показать все, на что способен. Начали неохотно, вяло, но постепенно втянулись. Кажется, мне удалось внушить им, что их дальнейшее совершенствование станет лучшей памятью о Викторе.
Как всегда, упражнения с полями лучше всего удались Скиннеру, а фантомы — Бейме. Фантазия есть у всех — иначе бы я не выбрал их, и у всех (пожалуй, кроме Марио) образы получаются достаточно яркими и впечатляющими. Но лишь Гюнтеру удается добиться не только полной их управляемости, но и высокой сопротивляемости внешним воздействиям. Зато его слабым местом остаются те же поля, а особенно — самовоздействие. Я вижу, что это его бесит. И чем сильнее он переживает свои неудачи, тем лучше я его понимаю и тем ближе он мне становится. Сентиментальное признание, которое я доверю лишь этой бумаге: я словно бы чувствую в нем своего сына. Я не знал отцовства (какой-то ребенок родился у Марии, кажется, девочка, но это не в счет, она никогда меня не интересовала), и вот теперь ощущаю его радостные и грустные стороны. Да, грустные тоже: ведь Гюнтер повторяет мой путь, мои мучения и неудачи. Я тоже, достигнув предельного совершенства в феноменальном мире, ничего не могу поделать с собственным бренным телом: быстро устаю, мешает одышка, болит покалеченная нога. В этом таланте, которым Творец столь щедро наделил других — хотя бы слащавого Чекеде, — мне отказано. Почему? Пусть это остается на Его совести — если у Него она есть.
Шутка, конечно. Я не восстаю против Творца, не пытаюсь Его низвергнуть, напротив, я стремлюсь как можно более полно реализовать Его замысел.
После занятия беседовал с новичком. Конечно же, он ошеломлен, растерян — странно, если бы обстояло иначе! — но воспринимает окружающее достаточно адекватно. Кажется, наше занятие произвело на него большое впечатление. Я немного позанимался с ним. Пока трудно судить, что из него получится в дальнейшем, но задатки несомненно есть. А уж насколько удастся из развить, зависит от меня.
Разумеется, он задал, вопрос о событиях, свидетелем которых он стал накануне и которые привели его в наш лагерь. Я объяснил причины, заставившие меня прибыть в поселок, и смысл того, что за этим последовало, — естественно, не раскрывая всего, в пределах, достаточных для понимания. Труднее всего ему было свыкнуться с новым отношением к досточтимому господину Путинцеву — хотя то, что я рассказал, безусловно, поколебало пьедестал, на котором до того возвышалась сверкающая статуя Учителя Максима; на ангельском венце вокруг его чела вдруг появились весьма заметные пятна. Впрочем, я не ставил своей целью чернить покойного и оправдывать свои действия. Я не нуждаюсь ни в оправдании, ни в защите. Я хочу лишь, чтобы меня правильно понимали. Кажется, он понял.
Глава 5
ТЯЖКИЙ ГРЕХ ДИЗАЙНА
Несмотря на постоянную работу кондиционеров, в рабочем зале Управления витал легкий табачный запах. Хотя человечество в целом вот уже полстолетия как рассталось с вредной привычкой древних индейцев, она все же сохранилась, став привилегией отсталых народов, обитателей городских трущоб и сотрудников секретных служб. Забытый в обычном быту и исчезнувший из продажи предмет — пепельница скромно прижилась в кабинетах, охраняемых лазерной сигнализацией. В конце рабочего дня механические уборщики деловито выметали из углов вороха пустых сигаретных пачек, а также пластиковые бутылки из-под спиртного. Начальство сквозь пальцы смотрело на то, как сотрудники наносят ущерб своему высокооплачиваемому здоровью. Иначе трудно было выдержать, находясь в обстановке умело нагнетаемого психоза и теоретически обоснованной истерии. Начальство не пыталось искоренять порок — оно его регулировало, время от времени проводя беседы с теми, кто находился на грани срыва, а иногда отстраняя их от работы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Флайер начал совершать различные маневры — резко менять курс, высоту, скорость, — словно наконец заметил истребитель и пытался скрыться. Естественно, из этого ничего не вышло. И тогда на глазах у экипажа перехватчика флайер резко пошел вниз и на большой скорости врезался в воду.
Произошел взрыв установки, обломки разлетелись метров на 300 и вскоре затонули. Перехватчик несколько раз облетел это место, однако ни останков людей, ни обломков уже не было — ничего, кроме большого пятна, видимо, от горючего.
Можно предположить, что именно на этом флайере покинули поселок нападавшие. Хозяина судна они захватили с собой в качестве пилота — ведь у них не было времени, чтобы переналадить на себя управление. Дальнейшее можно объяснить по-разному. Возможно, Урбанович взбунтовался и на борту началась борьба, в результате которой флайер потерял управление. А возможно, участники ночного нападения, видя, что уйти от преследования не удается, предпочли уйти из жизни. Пусть так. Но флайер вмещает лишь троих, в крайнем случае, если использовать грузовой отсек, семерых. Как же покинули Китеж остальные нападавшие?
Ну и, наконец, последнее обстоятельство, которое не укладывается в «гипотезу Завадски — Реброва». Честно говоря, оно не укладывается ни в какое разумное объяснение.
Помните рассказ белогорских полицейских о чудовищах и странных звуках, которые они якобы слышали? Съемку никто не вел и визуальные сообщения проверить нельзя. Однако аудиозапись была включена, и я с ней ознакомился. Я не стану утомлять вас прослушиванием — я занимался этим несколько часов, прежде чем что-то разобрал, — но могу утверждать точно: ЗВУКИ, ТАК ПОРАЗИВШИЕ ПОЛИЦЕЙСКИХ, ДЕЙСТВИТЕЛЬНО СУЩЕСТВОВАЛИ. Записалось плохо, на фоне их довольно громких восклицаний, но тем не менее ЭТО слышно. Скрежет, вой, нет, не вой, а словно бы пение, и голоса — даже как бы можно разобрать слова… Я отдал пленку специалистам, они работают с ней уже давно, но пока не могут определить источник этих звуков.
— Вы понимаете, что говорите? — негромко произнес Риман. Мои последние слова заставили начальника Управления оторваться от вычислителя, из щели которого как раз в эту минуту поползли листки.
— Да, — обреченно кивнул я. — Если это признать, то надо признать, что все происходило НА САМОМ ДЕЛЕ: летали чудовища, бегали муравьи, и лава ползла, и дома горели… однако не сгорели, и вообще нигде нет следов пожара либо застывшей лавы… А главное, что существовал ночной гость Путинцева — могучий волшебник, маг и чародей. Возможно, выходец из космоса, а может, и из преисподней…
— Прекрасно! — воскликнул Риман. — Отличная гипотеза! «Я тот, кто вечно хочет зла…» И это ваше замечательное выражение — несвежая сила!
— Нечистая, Пауль Альбертович, — поправил я.
— Да, простите, так правильно: нечистая сила. Вот версия, которая объясняет все. Абсолютно все!
Он поднялся и зашагал по кабинету. Сделав круг и остановившись возле висевшего на стене полотна Брейгеля, он произнес:
— Однако оставим пока это. Я хотел бы услышать, что вы намерены предпринять.
— Прежде всего проверить всех парапсихологов, психотерапевтов, медиумов — всех, кто обладает необходимой силой внушения, кто МОГ это сделать. Далее — проверить прошлое Путинцева. Если верить рассказу Анны, ночной гость хорошо знал хозяина. Где они познакомились? Возможно, так удастся установить его личность. Ну, и следует проверить наставников общин, недоброжелательно настроенных по отношению к «Дому Гармонии»: не могли ли они кого-то нанять, привлечь…
— Так, — кивнул Риман. — Очень хорошо. Теперь о том, что удалось выяснить мне. Я просмотрел все выступления господина Путинцева за последние три месяца и вот что обнаружил.
Он протянул мне листок. Дойдя до слов «пришло время его нарушить», я сказал «ага».
— То же самое сказал и я, — заметил Риман. — Он и до этого делал какие-то намеки, но в этой передаче впервые высказался столь откровенно. Как видите, она состоялась на прошлой неделе. Таким образом, рассказ госпожи Путинцевой получает еще одно подтверждение — в той части, которая касается беседы между ее супругом и незнакомцем. Мы можем с достаточной уверенностью предположить, с какой целью было совершено нападение: чтобы заставить Путинцева замолчать. Видимо, в первоначальные планы нападавших не входило его убийство: его хотели или запугать, или дискредитировать, погубить его репутацию, чтобы к его словам уже никто не прислушался; он погиб, пытаясь их остановить. Можно сказать, что мы знаем ЗАЧЕМ, но не знаем КАК. Как они это сделали? И кто они? И что собираются делать дальше? Вы можете сказать, что последний вопрос как бы лишний — если иметь в виду случившееся с флайером. Что ж, поговорим о флайере. Скажите, вам ничто не показалось странным в сообщении экипажа перехватчика?
Я начал лихорадочно вспоминать. Полет без оповещения, преследование, попытка уйти, взрыв… обломки на триста метров, тела не найдены…
— Видите ли, Александр, — продолжил Риман с видом учителя, наводящего ученика на нужный ответ, — человек, летевший на этом флайере, очень хотел, чтобы мы считали его погибшим и больше не искали. Он сделал для этого все. Картина гибели получилась очень впечатляющей и натуральной. Даже слишком натуральной. Он перестарался.
Внезапно я догадался:
— Обломки! Разве они должны были затонуть?
— Правильно! Конечно, не должны. Корпус флайера сделан из легкого пластика, он не тонет в воде. Но главное, что мне сразу показалось подозрительным, — это пятно. Ведь флайер работает на водороде, там нет никаких жидкостей, масел тоже практически нет — откуда же пятно? Картина должна быть прямо противоположной: множество обломков и никакого пятна. Когда я пришел к этой мысли, я связался с СВК и попросил проверить записи радаров перехватчика. Знаете, что на них обнаружили?
— Никакого взрыва?
— Совершенно верно! Человеку можно внушить что угодно, но прибор фиксирует лишь то, что происходит на самом деле. Флайер и не думал взрываться: снизившись, он над самой водой пошел на юг. Я попросил турецкую СВК дать мне данные о его дальнейшем продвижении. Я боялся, правда, что он и с турками проделает ту же штуку, но он, видно, решил, что он нас хорошо обманул и не стал больше устраивать фокусов. Флайер с бортовым номером РК1477 пересек границу в 4.23. Вот что он сообщил о себе. — Генерал перебросил мне листок. — Большая часть здесь, как ни странно, правда.
Начальник Управления вновь прошелся по кабинету и, миновав Брейгеля, остановился перед большим экраном, с которого на нас смотрело лицо незнакомца, — то, что с таким отвращением рисовала по моей просьбе Анна.
— Ночной гость господина Путинцева не погиб, Александр, — не будем заблуждаться на этот счет. Кто он? Где сейчас находится? И — повторюсь — что намеревается делать дальше? На все эти вопросы вам предстоит ответить. Оставьте пока в покое известных нам гипнологов и конкурирующие общины — мне кажется, здесь поиск нам ничего не даст. Сосредоточьтесь на прошлом Путинцева, ищите там. Далее: способ воздействия. Поднимите все дела за последние 15 лет — может, отыщется что-то похожее. Вот, кажется, все. Послезавтра жду вас с очередным рапортом.
Я взял со стола листочки с данными о разбившемся и воскресшем флайере и с текстом выступления Путинцева и направился к двери. Когда я уже взялся за ручку, Риман окликнул меня:
— Александр Федорович! Я бы хотел, чтобы вы помнили, что наш подопечный умеет не только скрываться, но и нападать в самый неожиданный момент.
Я принял предупреждение к сведению и молча вышел. Фраза «будьте осторожны» никогда не употреблялась в нашем Управлении.
Рединг умер вчера вечером: Он до последнего часа находился в сознании и все просил меня быть ближе к нему и возложить на него руки — видимо, это несколько ослабляло боль. Большего мне, к сожалению, сделать не удалось. Все попытки оживить разрушенные нервные центры приводили только к новым мучениям.
Ни в чем так не выражается бессмысленность жалкого человеческого существования, как в хлопотах, которыми живые окружают мертвое тело, — эту пустую оболочку, вмиг ставшую досадной обузой, отвратительным грузом, лишь только отлетело слабое, никчемное, но все же дорогое кому-то «я». Никто из нас не знал, как похоронить Виктора, никто не мог изготовить гроб — и в то же время никто бы не понял меня, если бы я предложил просто сбросить тело в одну из шахт. Неттлингер отыскал где-то сравнительно целый ящик, достаточно длинный, но узкий, так что покойника пришлось класть боком. К счастью, окрестности изобилуют глубокими ямами. Нам оставалось лишь опустить наш груз в одну из них и забросать камнями. Всем хотелось чем-то увенчать эту маленькую пирамиду, как-то выделить ее. Крест? Это было бы нелепо. Тот же Неттлингер вдвоем с Фабером приволокли здоровенный камень (который, кстати, отчаянно фонил) и водрузили его наверху.
Все ходили потерянные, и чтобы встряхнуть их, я провел занятие, настоящее, в ходе которого каждый должен был показать все, на что способен. Начали неохотно, вяло, но постепенно втянулись. Кажется, мне удалось внушить им, что их дальнейшее совершенствование станет лучшей памятью о Викторе.
Как всегда, упражнения с полями лучше всего удались Скиннеру, а фантомы — Бейме. Фантазия есть у всех — иначе бы я не выбрал их, и у всех (пожалуй, кроме Марио) образы получаются достаточно яркими и впечатляющими. Но лишь Гюнтеру удается добиться не только полной их управляемости, но и высокой сопротивляемости внешним воздействиям. Зато его слабым местом остаются те же поля, а особенно — самовоздействие. Я вижу, что это его бесит. И чем сильнее он переживает свои неудачи, тем лучше я его понимаю и тем ближе он мне становится. Сентиментальное признание, которое я доверю лишь этой бумаге: я словно бы чувствую в нем своего сына. Я не знал отцовства (какой-то ребенок родился у Марии, кажется, девочка, но это не в счет, она никогда меня не интересовала), и вот теперь ощущаю его радостные и грустные стороны. Да, грустные тоже: ведь Гюнтер повторяет мой путь, мои мучения и неудачи. Я тоже, достигнув предельного совершенства в феноменальном мире, ничего не могу поделать с собственным бренным телом: быстро устаю, мешает одышка, болит покалеченная нога. В этом таланте, которым Творец столь щедро наделил других — хотя бы слащавого Чекеде, — мне отказано. Почему? Пусть это остается на Его совести — если у Него она есть.
Шутка, конечно. Я не восстаю против Творца, не пытаюсь Его низвергнуть, напротив, я стремлюсь как можно более полно реализовать Его замысел.
После занятия беседовал с новичком. Конечно же, он ошеломлен, растерян — странно, если бы обстояло иначе! — но воспринимает окружающее достаточно адекватно. Кажется, наше занятие произвело на него большое впечатление. Я немного позанимался с ним. Пока трудно судить, что из него получится в дальнейшем, но задатки несомненно есть. А уж насколько удастся из развить, зависит от меня.
Разумеется, он задал, вопрос о событиях, свидетелем которых он стал накануне и которые привели его в наш лагерь. Я объяснил причины, заставившие меня прибыть в поселок, и смысл того, что за этим последовало, — естественно, не раскрывая всего, в пределах, достаточных для понимания. Труднее всего ему было свыкнуться с новым отношением к досточтимому господину Путинцеву — хотя то, что я рассказал, безусловно, поколебало пьедестал, на котором до того возвышалась сверкающая статуя Учителя Максима; на ангельском венце вокруг его чела вдруг появились весьма заметные пятна. Впрочем, я не ставил своей целью чернить покойного и оправдывать свои действия. Я не нуждаюсь ни в оправдании, ни в защите. Я хочу лишь, чтобы меня правильно понимали. Кажется, он понял.
Глава 5
ТЯЖКИЙ ГРЕХ ДИЗАЙНА
Несмотря на постоянную работу кондиционеров, в рабочем зале Управления витал легкий табачный запах. Хотя человечество в целом вот уже полстолетия как рассталось с вредной привычкой древних индейцев, она все же сохранилась, став привилегией отсталых народов, обитателей городских трущоб и сотрудников секретных служб. Забытый в обычном быту и исчезнувший из продажи предмет — пепельница скромно прижилась в кабинетах, охраняемых лазерной сигнализацией. В конце рабочего дня механические уборщики деловито выметали из углов вороха пустых сигаретных пачек, а также пластиковые бутылки из-под спиртного. Начальство сквозь пальцы смотрело на то, как сотрудники наносят ущерб своему высокооплачиваемому здоровью. Иначе трудно было выдержать, находясь в обстановке умело нагнетаемого психоза и теоретически обоснованной истерии. Начальство не пыталось искоренять порок — оно его регулировало, время от времени проводя беседы с теми, кто находился на грани срыва, а иногда отстраняя их от работы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37