— Тогда они знали, что их ищут, и затаились. Возможно, теперь они утратили бдительность…
— Не думаю. Помните восточную мудрость: «Если хочешь понять, думай около»? Ищите около. Расширьте круг поисков. Скажем, проанализируйте все массовые психозы, фобии за последние 5 — 6 лет. Вы проделали эту работу относительно коллективных галлюцинаций — и вышли на Альтфурт. Теперь можно расширить сферу поисков и взять не только видения, но всю сферу необъясненного.
— Необъясненное может потребовать необъятного времени… — пробормотал я.
— Боюсь, что другого пути нет, — жестко отреагировал Риман. — Будем надеяться, что нам повезет. У вас все?
— Кажется… Да, вот что! — спохватился я. — Янина очень просила сказать: необходимо сделать все, чтобы остановить строительство. Что, если Лютов, загнанный в угол, использует методы Глечке? Или позовет на помощь? Это может быть пострашнее Китежа — там же волки, медведи…
Если я хотел поставить своего начальника в трудное положение, то я достиг цели. Теперь Риман выглядел растерянным.
— Это не так просто, вы же понимаете… — произнес он, глядя куда-то в стол. — У нас нет достаточных аргументов, чтобы просить правительство объявить этот район зоной бедствия или ввести там чрезвычайное положение. Я попробую убедить руководство консорциума, что в тайге скрывается опасный маньяк, и в случае продолжения работ их люди могут пострадать — а это компенсации, страховки, возможно, суды… Но я заранее предвижу их ответ: «Почему же вы его не поймаете, генерал? Чем занимаются ваши агенты?» Снайперам дадут приказ вести огонь, лишь только им почудится какая-то опасность, и в тайге поднимется такая пальба… Но я понимаю вашу тревогу, разделяю ее, — добавил он, увидев что-то на моем лице, — и буду этим заниматься.
Я откланялся и направился к выходу, однако возле дверей обернулся.
— Знаете, Пауль Альбертович, — произнес моими устами сидящий во мне демон обиды, — а ваше сравнение хромает. Разве Кандерс не знал, что делает, когда сеял свои «зубы дракона»?
На этот раз на лице генерала не дрогнул ни один мускул.
— Чего-то наверняка не знал, — ответил он. — Скажем, того, что его ученики будут убивать друг друга. Словно между ними кто-то бросил кусок золота.
— Приветствую всех собравшихся! Я, как всегда, последний ? Увы, прискорбная привычка. Все никак не найду времени от нее избавиться. Тема сегодняшней встречи уже оглашена ?
— Здравствуй, Патрик. Тема не оглашена, но, полагаю, она и так известна. Предлагаю каждому дать свою оценку случившегося и высказать соображения о наших возможных действиях.
— А они должны последовать ?
— Я вижу, Патрик, ты готов высказаться. Давай с тебя и начнем.
— С меня так с меня. По вашим лицам я вижу, что у всех на устах слово «трагедия», и оно, разумеется, прозвучит сегодня не раз. Рискну навлечь на себя упреки и даже чей-то гнев, но я бы поспорил о жанре. На мой взгляд, здесь более подходят такие термины, как драма или боевик, — поскольку речь идет о преступлении. Все мы знаем, чьих рук это дело, но лишь немногие, полагаю, догадываются о мотивах. Ведь мало кто из нас интересуется тем, что происходит в мире. А я вот иногда слежу. И могу сообщить, что наш погибший товарищ некоторое время назад выступил с рядом публичных заявлений, в которых выразил намерение «рассказать о великом Учителе, которому он всем обязан». Вы понимаете, к каким последствиям для нас это могло привести. Томас по понятным причинам воспринял эту угрозу крайне болезненно…
— Он просто струсил!
— Можно сказать и так. Трусость и еще, пожалуй, ревность: мол, кто дал Максиму такое право? Почему он, а не я? Таковы были мотивы. Действия как бы вытекали из них, а также из его представлений о должном и недолжном, из его гипертрофированного восприятия собственной персоны.
Такова оценка. Что касается наших действий, то, как я полагаю, их не может быть. Что, скажите на милость, мы должны сделать? Судить убийцу? Кто именно будет судить и согласно какому праву? И какой приговор мы можем ему вынести? «Око за око»? Эти вопросы неразрешимы, так что в этом смысле не следует предпринимать ничего. Другое дело — то, что делал Максим и что прекратилось с его смертью. Может быть, кто-то возьмет на себя его направление? Клавдий, например, или Эзра — хотя я его что-то не вижу…
— Эзра уже год не выходит на связь и не посещает наши собрания — ты не слишком наблюдателен, Патрик. Итак, одно мнение высказано. Кто следующий?
— Продолжить начатое Максимом, конечно, нужно. Но разве дело в этом? Патрик приложил большие усилия, чтобы внутренне понять убийцу. Должен признать, у него это хорошо получилось. Понять — значит простить, не так ли ?
— Не совсем.
— В нашем случае это одно и то же. Оставить его безнаказанным. Ничего не делать. Такая позиция просто не умещается в моем сознании!
— Может, она слишком широка для этого?
— Твое умение зло острить всем известно — может, не стоит так стараться? Она не широка — она цинична. Случилось нечто чудовищное — один из нас убил другого. Наши отношения всегда были далеки от идиллии, что только что убедительно продемонстрировал Патрик, однако никто из нас не мог представить ничего подобного. Глечке оскорбил память Учителя, отравил ядом все наше дело, и мы должны отреагировать.
— Отомстить?
— Я так не сказал. Не отомстить, а наказать.
— Можно мне? Меня поражает не только твоя позиция, Патрик, но и твоя, Яков, тоже. Вы почему-то говорите только о Максиме, как будто погиб он один. Погибли десятки людей! Я провел некоторые изыскания и пришел к выводу, что Томас и раньше занимался подобными вещами, но в меньших масштабах. Теперь он чувствует себя достаточно сильным для таких вот… акций. Кто его должен остановить?
— Я хочу сказать. Из твоей тирады, Питер, я заключаю, что остановить должны мы. Но с какой стати? Подожди, Гуннар, я хочу договорить, это важно. Мы вновь наталкиваемся на главный вопрос, о котором уже не раз спорили: должны ли мы заботиться о виде homo sapiens , должны ли мы считать себя его частью?Да, все мы родились как представители этого вида и внешне почти неотличимы от него. Но весь метаболизм, вся психика, весь образ жизни, возможности — все другое. Мы — не люди, Питер. Мы, конечно, можем их жалеть, помогать, но считать себя обязанными это делать — это совсем другое.
— Знаете, коллеги, позиция Ричарда, конечно, отталкивает, как любая крайность, но ведь в чем-то он прав. Безусловно, мы — не люди в обычном смысле слова, и прежде всего мы должны заботиться о сохранении и развитии того нового вида, представителями которого мы являемся. И еще хочу обратить внимание Питера на одну деталь. Кто эти «мы», которые должны что-то сделать? Гуннар напомнил сегодня, что Эзра уже год не выходит на связь. И он не один такой. Уже два года мы не видим Федора…
— Я здесь.
— Прости, я тебя не заметил — кстати, рад тебя видеть. Но моя оговорка ничего не меняет. Дело в том, что многим из нас не слишком требуется общество даже подобных себе — что уж говорить о людях!
— Хочу обратить твое внимание, Антонио, на то обстоятельство, что в ходе этих событий погиб один из представителей того нового вида, о сохранении которого мы — и в этом я с тобой согласен — должны заботиться.
— На правах ведущего позволю себе маленькую реплику. Как вы помните, эти споры начались очень давно. Однажды, слушая один из них — помимо меня и Партика в нем участвовали Томас и кто-то еще…
— А, припоминаю! Это был я.
— Да, верно — Ян. Так вот, слушая нас, Учитель сказал: ничто так не доказывает нашу человеческую природу, как эти перепалки. Если бы кто-то нас слышал, ему бы хватило нескольких минут, чтобы понять, что перед ним отнюдь не небожители.
— Мало ли какое острое словцо можно сказать! Учитель рассыпал их горстями. Но когда вопрос ставился всерьез, он высказывал сомнения. Он сомневался до самого конца — ты же знаешь!
— Да, знаю. Хорошо, кто еще хочет ?
— Позвольте мне.
— О, и скалы заговорили! Джон, ты ли это?
— Сначала о том, что говорил Ричард, — извини, Гуннар, что отвлекаюсь от темы, но мне надо сказать. В последнее время я размышлял об этом и понял: хотя меня редко тянет к людям, но не будь их, жизнь стала бы совершенно бесцветной и бессмысленной. И еще я думал о своей матери. Я знаю, она еще жива и думает обо мне — но как об умершем.
Теперь о происшедшей трагедии. Почему-то никто — даже Патрик с его практическим умом — не обратил внимания на одно обстоятельство. Человечество не оставит случившееся без внимания, не надо его недооценивать. Будет проведено расследование. Скорее всего, оно уже идет. И в ходе его обязательно вспомнят и заявления Максима, о которых говорил Партик, обратят внимание и на использование фантомов. Конечно, мы хорошо затворились в своих убежищах и стерли все следы, но кто упорно ищет, тот найдет. А искать нас будут отнюдь не как учителей, хранителей истины, а как вероятных сообщников опасного маньяка. В первую очередь опасность нависает над теми, кто ведет открытую деятельность и потому наиболее уязвим — я имею в виду Гуннара и Яна. Хотя бы поэтому мы должны что-то предпринять.
— Спасибо, Джон. Я надеялся, что кто-то об этом скажет, но не думал, что это будешь ты.
— Если позволите, теперь я возьму слово. Есть еще одна вещь, о которой не говорили. Одно дело, если найдут кого-то из нас. Это станет лишь помехой в наших занятиях, досадной задержкой: придется менять место, создавать новое убежище, легенду… И совсем другое — если найдут самого Томаса. Можно представить, что произойдет, когда они попытаются его схватить. Как я понял, он не один, он успел окружить себя учениками. Вы понимаете, какие будут жертвы? Кем бы мы себя ни считали, мы не можем этого допустить. Мы-то с вами знаем: справиться с Глечке можем только мы.
— Я все слушаю, слушаю и с каждым выступлением все больше убеждаюсь: мы существа или очень гордые, или беспечные.
— Что ты имеешь в виду?
— Никто не упомянул самый простой, самый очевидный мотив, который должен подтолкнуть нас к элементарной самозащите. Это забота о собственной безопасности.
— Но Джон…
— Джон говорил не о том. Кто сказал, что Максим — последняя жертва нашего бывшего товарища ? Ты, Патрик, слишком рационализировал его. «Возникла угроза — он оценил — и ликвидировал». Присущими методами. Это получается не Томас, а какая-то вычислительная машина. Нет, наш Томас не таков! Опасность разоблачения была лишь поводом. Он должен был проверить свою возросшую силу на ком-то, кто сильнее всех людей, на равном. И еще он, возможно, хотел переступить какую-то черту в себе самом, черту, проведенную еще Учителем, — чтобы ощутить себя уж точно вне всяких норм и запретов, над всеми. Он проверил, переступил, все прошло хорошо. Теперь он не остановится. Патрик говорил о ревности. Но такую ревность, вернее зависть, он испытывает ко всем нам. Он не владеет своим мозгом так, как Эзра, и телом — как Патрик или Такэо, он не обладает теми чувствами, что Питер, не умеет блуждать в иных мирах… Он может только одно: лепить своих чудовищных тараканов, все больше, все страшнее, все реальнее. Он не остановится, пока не убьет нас всех, одного за другим.
— Так… Кто еще хочет? Некоторые еще не высказались. Ты, Федор? Нет? А ты? В таком случае подведем некоторые итоги. Были высказаны две позиции: условно говоря, «недеяния» и «деяния». Я хочу обратиться к Патрику: настаивает ли он по-прежнему на своем?
— Нет, не настаиваю. Должен признать: то, что сказали Джон, Такэо и ты, Уго, — это серьезно. Что же вы предлагаете предпринять? Самим напасть на Томаса ? Реализовать столь милую сердцу Якова идею воздаяния ? Уничтожить ?
— Никто не говорит об уничтожении. Решением стала бы изоляция его и его учеников. Пожалуй, я мог бы в этом помочь. А, понимаю… Изоляция… Да, это мысль. Но ее реализация связана с одним обязательным условием: чтобы изолировать, надо сначала найти. Кто-нибудь знает, где он ? Кто-то его чувствует ?
— Я пытался прощупать пространство и обнаружил множество силовых пятен. С трудом раскрыл два из них — там пустота.
— Видимо, это тоже своего рода фантомы, которые он специально поставил, чтобы спрятаться от людей.
— Скорее от нас.
— Я хочу сказать. Я могу попросить моих друзей поискать его.
— Твоих друзей?
— Ну да. Чему ты так удивился? Они и так многое знают, что происходит далеко от нашего района. Я попрошу расширить их маршруты.
— Да, это, пожалуй, идея…
— Пусть Федор попросит своих друзей, это хорошо. Но я хочу предложить еще один способ. Что, если…
Глава 13
ОЗАРЕНИЯ И СТРАХИ
В сентябре 70-го года в полицейский комиссариат города Сибиу, что в Южных Карпатах, явилась группа итальянцев. Нарядная, а у дам и достаточно легкомысленная одежда посетителей резко контрастировала с их подавленным видом. Дежурный офицер, владевший иностранными языками в пределах фраз «туалет через два квартала, мадам» и «на Бухарест ехать прямо», с трудом понимал их взволнованный рассказ, однако слово «мертвый» он понял и отвел визитеров к начальнику.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37