Вы смеетесь, а потом
оглядываетесь через плечо, чтобы посмотреть, не слышит ли кто вас.
Внутренняя противоречивость этого рассказа буквально потрясла меня. Чем
больше вы смеялись, тем сильнее вы нервничали. А чем больше нервничали,
тем сильнее вы смеялись... вплоть до того места, где герой возвращается с
вечеринки, данной в его честь, и убивает свою жену и маленькую дочку".
"Каков же сюжет?" - спросил агент. "Сюжет не имеет значения", -
сказал редактор. "Это просто рассказ о молодом человеке, который не может
справиться с последствиями своего успеха. Лучше не пересказывать его.
Подробный пересказ сюжета всегда скучен и утомителен. Так всегда бывает".
"Как бы то ни было, я написал ему письмо. Там говорилось: "Дорогой
Рэг Торп. Я только что прочитал "Балладу о блуждающей пуле", и, по-моему,
это великолепная вещь. Я хотел бы опубликовать ее в "Логане" в начале
следующего года, если это вам подходит. Как вы отнесетесь к гонорару в
восемьсот долларов? Оплата по принятию рукописи". Следующий абзац".
Редактор прочертил сигаретой зигзаг в вечернем воздухе.
"Рассказ немного длинноват, и я попросил бы вас сократить его на
пятьсот слов, если это возможно. Я бы удовлетворился и двумястами словами,
если нет другого выхода. Мы всегда можем выбросить карикатуры. Вы можете
позвонить мне". Внизу я поставил подпись и письмо отправилось в Омаху".
"Вы что, дословно помните его?" - спросила жена писателя.
"Я хранил всю корреспонденцию в отдельной папке. Его письма и копии
своих. К концу набралась солидная стопка, в том числе там было три или
четыре письма от Джейн Торп, его жены. Я часто перечитывал эту папку.
Безрезультатно, разумеется. Пытаться понять, что такое блуждающая пуля,
это примерно то же самое, что и пытаться разобраться, как у ленты Мебиуса
может быть только одна сторона. Вот как обстоят дела в лучшем из всех
возможных миров. Да, я помню почти все эти письма слово в слово. Ну что ж,
есть люди, которые помнят наизусть Декларацию независимости".
"И он позвонил вам на следующий день", - сказал агент, улыбаясь.
"Нет, не позвонил. Некоторое время спустя после "Антиподов" Торп
вообще перестал пользоваться телефоном. Его жена сказала мне об этом.
Когда они переехали в Омаху из Нью-Йорка, они даже не поставили телефон в
своем новом жилище. Видите ли, ему пришло в голову, что телефонная связь
работает не на электричестве, а на радии. Он полагал, что это одна из двух
или трех очень тщательно сохраняемых мировых тайн. Он заявил своей жене,
что именно из-за радия растет число раковых заболеваний, а не из-за
сигарет, автомобильных выхлопов или промышленного загрязнения. В трубку
каждого телефона вставлен маленький радиевый кристалл, и каждый раз, когда
вы говорите по телефону, вы получаете большую дозу радиации".
"Да он совсем помешался", - вырвалось у писателя, и все засмеялись.
"Он написал мне", - сказал редактор, отбрасывая окурок в направлении
озера. "Вот что было в его письме: "Дорогой Хенри Уилсон (или просто
Хенри, если вы не против)! Ваше письмо приятно взволновало меня, и еще
большее удовольствие доставило моей жене. Деньги - это прекрасно... хотя,
если честно, сам факт публикации в "Логане" кажется мне более чем
достаточным вознаграждением (но я возьму их, возьму). Я просмотрел ваши
предложения по сокращениям, и согласен с ними. Они улучшат рассказ и
позволят освободить место для этих ваших карикатур. С наилучшими
пожеланиями, Рэг Торп".
"Под его подписью был маленький забавный рисунок. Скорее даже
машинально нацарапанный набросок. Глаз в пирамиде, как на долларовых
банкнотах. Но вместо "Novus Ordo Seclorum" на знамени внизу было написано
"Fornit Some Fornus".
"Что-то по латыни или из Гручо Маркса", - сказала жена агента.
"Просто одно из проявлений возрастающей эксцентричности Рэга Торпа",
- сказал редактор. "Жена сказала мне, что он начал верить в "маленький
народец", нечто вроде эльфов или фей. Они были добрыми духами, и он думал,
что один из них живет в его пишущей машинке". "О Боже мой", - сказала жена
писателя.
"Торп считал, что у каждого форнита есть небольшое устройство, нечто
вроде бесшумного ружья, заряженного... порошком счастья - я думаю, так это
следует назвать. А порошок счастья..."
"... назывался форнус", - закончил писатель, широко улыбнувшись.
"Да. И его жене это тоже казалось очень забавным. Поначалу. Она ведь
думала сначала - Торп выдумал форнитов за два года до того, еще когда
только задумывал "Антиподов" - что Рэг просто подшучивает над ней. И,
возможно, так оно сначала и было. Сначала это было выдумкой, потом
суеверием, а потом непоколебимой верой. Это была... блуждающая фантазия.
Но кончилось все это плохо. Очень плохо".
Все сидели в молчании. Улыбки исчезли с лиц. "У форнитов была своя
смешная сторона", - сказал редактор. "Машинка Торпа стала очень часто
ломаться в конце их пребывания в Нью-Йорке и на новом месте в Омахе. Он
взял машинку напрокат, когда отдал свою в починку после первой поломки в
Омахе. После того, как Рэг получил свою машинку обратно, через несколько
дней ему позвонил менеджер и сказал, что пришлет счет за чистку обеих
машинок".
"В чем там с ними было дело?" - спросила жена агента. "Мне кажется, я
догадываюсь", - сказала жена писателя.
"Они были набиты едой", - пояснил редактор. "Крошечными кусочками
пирожных и печенья. А клавиатура была вся вымазана арахисовым маслом. Рэг
кормил форнита в своей машинке. Он также совал еду во взятую напрокат
машинку на тот случай, если форнит переселился в нее".
"Как маленький ребенок", - сказал писатель. "Вы понимаете, что тогда
я ни о чем об этом не подозревал. Я написал ему ответ, чтобы сообщить, как
я рад. Секретарша напечатала письмо и принесла мне его на подпись, а сама
куда-то вышла. Я подписал его, но она не возвращалась. И тогда - сам не
знаю зачем - я нацарапал такой же рисунок под подписью. Пирамида. Глаз. И
"Fornit Some Fornus". Безумие. Секретарша увидела рисунок и спросила,
отсылать ли письмо в таком виде. Я пожал плечами и сказал, чтоб отсылала".
"Через два дня мне позвонила Джейн Торп. Она сказала мне, что письмо
очень взволновало Рэга. Рэг подумал, что он нашел родственную душу... еще
одного человека, который знает о существовании форнитов. Видите, какое
сложилось идиотское положение? Форнит в то время мог оказаться для меня
чем угодно, от искалеченной обезьянки, потерявшей правую руку, до
польского ножа для мясных блюд. Как впрочем и форнус. Я объяснил Джейн,
что я просто скопировал собственный рисунок Рэга. Она захотела узнать,
почему. Я замял вопрос, хотя настоящим ответом на него было бы признание,
что я был очень пьян, когда подписывал письмо".
Он сделал паузу, и неприятное молчание воцарилось на лужайке. Все
стали смотреть на небо, на озеро, на деревья, хотя за последние одну-две
минуты в них не произошло никаких интересных изменений.
"Я пил в течение всей моей взрослой жизни, и я не могу установить,
когда это начало выходить из-под контроля. В первый раз я обычно выпивал
за ланчем и возвращался в редакцию слегка навеселе. Работе это, однако, не
мешало. И только когда я выпивал после работы, сначала в поезде, а потом и
дома, я уже был не в состоянии соображать".
"У меня и у моей жены были проблемы, никак не связанные с тем, что
пью, но мое пьянство делало эти проблемы неразрешимыми. Она долго
собиралась от меня уйти, и за неделю до того, как пришел рассказ Торпа,
она привела свое намерение в исполнение".
"Я как раз пытался примириться с этим, когда получил рассказ Торпа. Я
пил слишком много. И к тому же у меня был - я думаю, сейчас это принято
называть кризисом в середине жизненного пути. В то время я просто
чувствовал, что моя профессиональная жизнь так же угнетает меня, как и
личная. Я боролся - или, по крайней мере, пытался бороться со все
возрастающим чувством, что редактирование массовой литературы, которую
будут читать нервничающие пациенты зубного врача, домохозяйки во время
ланча и заскучавший студент колледжа, это не вполне достойное занятие. Я,
и не только я один, боролся с мыслью о том, что через шесть, или десять,
или четырнадцать месяцев вообще никакого "Логана" не будет существовать".
"И вот в этот скучный, тоскливый, осенний пейзаж, в котором я
оказался пройдя свою жизнь до половины, попал очень хороший рассказ очень
хорошего писателя, забавный, энергичный взгляд на механизм сумасшествия.
Словно сквозь тучи прорвался луч солнечного света. Я знаю, это звучит
довольно странно применительно к истории, главный герой которой в конце
концов убивает свою жену и дочку, но если вы спросите у редактора, в чем
заключается наивысшее наслаждение, он ответит вам, что оно - в том
моменте, когда к вам на стол, как роскошный рождественский подарок,
неожиданно ложится великий рассказ или роман. Помните рассказ Ширли
Джэксон "Лотерея"? Он заканчивается на самой трагической ноте, которую
только можно себе представить. Помните, как они выводят эту милую женщину
и забивают ее камнями до смерти. И сын, и дочь ее участвуют в этом
убийстве, убийстве во имя Христа. Но это был великий рассказ... и я готов
держать пари, что тот редактор "Нью-Йоркера", который первым прочитал его,
возвращался в тот день домой насвистывая.
"Я хочу сказать, что именно в тот момент рассказ Торпа оказался самым
радостным событием в моей жизни. Единственным светлым пятном. И как я
понял из разговора с его женой в тот день, мое письмо по поводу скорого
напечатания его рассказа было единственным светлым пятном в его жизни в то
время. Отношения редактора и автора всегда являются чем-то вроде взаимного
паразити-рования, но в случае со мной и Рэгом это паразитирование зашло
слишком далеко".
"Давайте вернемся к Джейн Торп", - сказала жена писателя.
"Да, я как-то забыл о ней, не правда ли? Она очень сердилась на меня
за рисунок. Сначала. Я сказал ей, что нацарапал этот рисунок, понятия не
имея о его значении, и извинился за свою возможную, но неизвестную мне
вину".
"Она поборола свой гнев и выложила мне все. Она беспокоилась все
больше и больше, и ни с кем не могла это обсудить. Ее родители умерли, а
все друзья остались в Нью-Йорке. Рэг никого не впускал в дом. Это
налоговая служба, - говорил он, - или ФБР, или ЦРУ. Через некоторое время
после приезда в Омаху к двери дома подошла девочка, продающая печенье. Рэг
завопил на нее, велел ей убираться, сказал, что знает, зачем она сюда
пришла... Она указала ему на то, что девочке только десять лет. Рэг
ответил ей, что у налоговых инспекторов нет ни совести, ни сердца. И кроме
того, - добавил он, может быть, это не девочка, а андроид. Андроиды не
подчиняются законам о детском труде. Он вполне может себе представить, как
шпионы засылают к нему андроида с кристаллами радия, чтобы выяснить, не
скрывает ли он от них какие-нибудь секреты... и чтобы нашпиговать его
раковыми лучами".
"Боже мой", - вздохнула жена агента. "Она ждала дружеского участия, и
я был первым человеком, от которого она получила его. Я выслушал историю
об андроиде, выяснил все о кормлении форнитов и об уходе за ними, о
форнусе, о том, как Рэг отказывается пользоваться телефоном. Она
разговаривала со мной из телефона-автомата, расположенного в пяти
кварталах от дома в аптеке. Она сказала мне, что боится, что на самом деле
Рэг опасается не налоговой службы, не ФБР и не ЦРУ. Ей казалось, что в
действительности он боится Их, некоей расплывчатой, анонимной группы,
которая ненавидит его, ни перед чем не остановится, чтобы достать его,
знает о его форните и стремится убить его. Если форнита убьют, то не будет
больше романов, не будет больше рассказов, ничего больше не будет.
Понимаете? Вот в чем сущность безумия. Они стремятся достать его. Ни ФБР,
ни ЦРУ, просто Они. Идеальная параноидальная идея. Они хотят убить его
форнита". "Боже мой, и что же вы сказали ей?" - спросил агент.
"Я попытался успокоить ее", - ответил редактор. "И вот я, только что
вернувшись с ланча, сопровождавшегося пятью мартини, говорил с этой
испуганной женщиной, забившейся в аптечную телефонную будку в Омахе, и
пытался объяснить ей, что все в порядке, что не стоит беспокоиться о том,
что ее муж верит в существование кристаллов радия в телефонных трубках и в
банду незнакомцев, подсылающих к нему шпиона - андроида, и не надо
обращать внимание на то, что ее муж настолько отделил свой дар от своего
сознания, что верит в существование какого-то эльфа в своей пишущей
машинке".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10